Бедовая ведьмица, или приключения на мой хвост

ГЛАВА 4. Расплата.

Когда-то я проходила практику в отцовской фирме. И теперь, когда я собиралась устроиться на работу в Магический Трибунал, у меня поинтересовались характеристикой.

«Придется напрячь вдовца. Создать ему беспокойство, не дожидаясь сороковин», - думала я. Машины у меня не было, и я добралась на такси.

На правах дочери, я не записалась на прием и не предупредила о приходе. В его просторной приемной сидела женщина с низкой социальной ответственностью – Лена. Я себя со стороны тогда не видела, но, не удивлюсь, если у меня глаз задергался или завращался со страшной скоростью. Гадюка свила себе здесь гнездо, не иначе. Зря я отложила все-таки действие порчи.

Ой, как дорого мне моя доброта обходится – потерей нервных клеток и всплеском ненависти.

- Я к отцу, - шла я, не сбавляя темпа.

- Серё… Сергея Владимировича сейчас нет. Ты можешь подождать здесь, - пропищала наглая девка.

Она чуть не сказала «Серёжи»! Ну почему, почему таких мерзавок земля носит. Угробили мамочку! Наверное, в мечтах платье свадебное примеряет и в наш дом въезжает. Ах да, он же теткин по документам.

- Ага, обязательно, - ответила я, - здесь на диване и сяду. Я дочь генерального директора, у меня право заходить без стука и доклада по родству, а не по праву ночного обслуживания. Поняла?

Вслед я услышала: «Ночная кукушка всегда дневную перекукует».

Она еще и рот свой открывает! Эх! Навести бы заклятье немоты, сколько бы ушей от произносимых ею тупостей уберегла!

- Смотри, чтобы я тебе перья не ощипала, кукушка! Кстати, где соболезнования? А?

Я обернулась и поймала ее взгляд. Лена смотрела на меня с ненавистью. Конечно, она не соболезновала. Стерва не могла открыто ликовать из-за вдовства любовника, но перспектива «окольцевать» моего папочку манила и волновала.

Я закрыла за собой дверь и привычно расположилась на отцовском диване. На столе у генерального директора всегда порядок. Папа очень дисциплинированный и аккуратный. Иногда мне кажется, что он жалеет, что после армии не продолжил службу. Зря, может, там бы ему внушили, что бить женщину нельзя. Даже, чтобы остановить истерику. Но в стране ситуация была сложная, и мой дедушка настаивал на передаче ему своих дел. Да, у нас семейное дело.

Через пять минут мне стало скучновато. Я подошла к столу, где стояла фотография. Какими мы здесь выглядим счастливыми: мама, папа и я между ними. Она обнимают меня, а я держу в руках воздушные шарики. Мне здесь пятнадцать лет. Мама сияет счастьем, а папа непривычно расслаблен и добродушен. Как это забыть?

Дверь открылась и с какой-то папкой, ухмыляясь, вошла Лена.

- Я думала, ты мне кофе принесла, - я просто выплевывала ей слова.

Она положила папку на стол, а потом с обращенной ко мне улыбкой сбросила нашу семейную фотографию со стола.

- Упс! – развела руками мерзавка, - Какая беда. Семейка разбилась. Правда, недавно мамочка Богу душу отдала, а дочурочка понапрасну папочке жизнь отравляет. Не знаешь, как дочке доступно объяснить, что она лишняя в его планах на будущее?

- Гадина! – закричала я.

- Я избавила тебя от иллюзий, - тоненьким голоском сообщила Лена. – Ты никто и звать тебя никак.

Осколки от стеклянной рамы лежали на полу, а ранили меня в сердце. Разве не этого добивалась Лена? Я что-то думала про недопустимость рукоприкладства? Забудьте. Она разбудила во мне такой гнев, что, не помня себя, я подскочила к ней и двумя руками схватила за волосы. Я воспользовалась преимуществом своего роста, коротышка Лена не могла дотянуться до меня. Она верещала, пыталась устоять на каблуках, но я повалила ее на пол и, удерживая одной рукой за волосы, ударила по щеке. Лена жутко выла, кричала: «Помогите!» Мое гневное помутнение не рассеялось, я распалялась больше и больше. Мне удалось перевернуть Лену на живот, и я провезла ее лицом по полу несколько раз.

Я действовала четко и осознанно – расправлялась с врагом.

Потом меня кто-то легко поднял и как собачонку кинул на диван. Я вскочила и уже бросилась на отца, который поднимал Лену. Папа снова отшвырнул меня, а подоспевшие охранники не дали подняться с дивана.

Его секретарша ревела и выла, на лице были красные полосы, одежда была не просто в беспорядке, а местами разорвана и смята.

Лену увели. Я слышала, как папа велел меня отвезти домой, а Лену доставить к врачу.

Уходя, я сказала ему: «Она разбила нашу фотографию». А отец молчал. Он провел рукой по лицу, как будто стирал усталость и злость, и с презрением посмотрел на меня.

- Уведите ее, - бросил охране и отвернулся.

Вспоминая эти насыщенные событиями дни, я удивляюсь, как не потеряла рассудок. Я ведь все время была одна. Мои подруги, поддержавшие меня после похорон мамы, разъехались либо на отдых, либо были заняты хлопотами выпускниц ВУЗов – искали работу. Тетушка будто испарилась, друзья семьи как будто вычеркнули меня из памяти.

После той драки отец перестал ночевать дома, он позвонил мне и сказал, что мое прощение будет зависеть от его секретаря. «За все нужно платить, Даша», - твердо сказал он и бросил трубку.

И вот через несколько дней, когда я пришла в себя, раздался звонок. Из полиции. Отцовская любовница написала заявление, указав, что я побила ее.

- Ознакомьтесь, - в полиции сказал мне молодой лейтенант. Я прочла ее заявление. Она написала, что я беспричинно избила, когда предложила мне выпить кофе. Я ударила ее, и она, пытаясь удержаться за стол, смахнула фотографию со стола. По версии Лены после этого я окончательно «озверела».

Там же был протокол допроса моего папули. Он сухо написал, что видел, как дочь избивала его секретаря, и о причинах моего поведения ничего сказать не может. Возможно, дочь все еще находится в угнетенном состоянии после смерти матери.

Я прочитала заключение эксперта, согласно которому у Малиной Е.В. выявлены телесные повреждения и множественные кровоподтеки в области головы, туловища и конечностей. Канцелярским языком было указано, что повреждения могли образоваться от воздействия тупого твердого предмета (предметов) с приложением действующей силы в зону локализации телесных повреждений и не повлекли вреда здоровью.

- Это квалифицируется как побои. Административное правонарушение,- объяснил лейтенант и стал меня допрашивать.

Я честно рассказала, как все было.

- Наверное, сожалеете, что так произошло?

- Неа, - засмеялась я, - если только о том, что не выбила ей зубы.

Парень не ожидал от меня такой наглости. Что же поделать, если я не раскаивалась? Со всей горячностью и ведьминским темпераментом, я воспринимала случившееся как мою месть за предательство мамы. Прости меня Боже, я и сейчас не жалею! Что это была за драка… Ммм… Но повторять такое на четвертом десятке лет – моветон. Зарекаюсь.

- Вас ждет суд. Поскольку дело не касается применения вами магических способностей, а только физических сил как человека, в Магический Трибунал дело не направляем.

Наивный лейтенант, обнаружил удивительную деликатность при прощании со мной, осторожно намекнув, что советует поговорить с отцом.

Не удивительно, почему полиция так оперативно сработала: папочка вступился за честь любовницы, желая поскорее поквитаться со мной.

Пару месяцев назад я и представить себе не могла, что моя жизнь так стремительно пойдет под откос. Я мечтала устроиться на работу в Магический Трибунал, перед этим съездить на отдых за границу. Влюбиться, в конце концов! Моей единственной досадой было отсутствие в моей жизни постоянного кавалера.

Будто попав в королевство кривых зеркал, я видел изъяны и измененное состояние той реальности, в которой я жила. У меня образное мышление, я вижу и чувствую силуэтами, фигурами, запахами, вкусами. Кроме страны с кривым отображением жизни я вспоминала еще и Алису в стране чудес. Сюрреализм, сумасшествие и боль. Горечь и снова боль.

В суде Лена плакала, просила наказать меня строже, показывала фотографии после избиения. Фотографии были отличные - синюшное лицо с красными пятнами. Я мысленно похвалила себя – от души эту дрянь разукрасила.

С Леной был адвокат. Он никак себя не демонстрировал, поддерживал во всем Лену и коротко говорил об очевидности моих действий.

Свидетель Колесников Сергей Владимирович, несмотря на разъяснение, что он может не свидетельствовать против меня, объяснил, что желает дать показания. Судья оказалась чрезвычайно чуткой женщиной. «Дочь все-таки», - сказала она.

Ах, папа-папа! Мой любимый папа, наш семейный оплот и наша гордость! Когда ты определил меня в стан неприятелей? Ведь так ты расправлялся только с конкурентами? А я твоя дочь. За что?

Судья выслушала всех, старалась подвести меня под раскаяние, но даже ее опыт не переломил мое упрямство и уверенность в собственной правоте.

Она прямо спросил Лену, какие отношения связывают ее и отца. Адвокат резво вскочил, возмутился и сказал, что секретарь – это как доверенное лицо. Он начал так вдохновенно врать о том, что они с моей мамой были чуть ли не подругами, что я фыркнула от смеха. В этом перфомансе, вообще, дно можно найти? Есть еще, куда падать?

- Может на вас повлияла смерть мамы? – участливо и осторожно спросила судья.

- Скоро сорок дней, - ответила я.

Все закончилось быстро, мне назначили штраф, и мы стали расходиться.

- Пап, за что? – спросила я его на пороге суда. – Хорошо, я согласна, не нужно было бить ее. Я не права. Но, папа, она свалила на моих глазах нашу семейную фотографию. Господи, какие слова она говорила! Я не могла сдержаться. Ты же понимаешь меня? Но ты же мог не доводить все до суда?

- За все, Даша, нужно платить. Жизнь всегда выставляет счет, – ответил он.

Папа закурил и в абсолютном спокойствии продолжил:

-Тебе нужно освободить дом и переехать в квартиру, которую мы покупали. На время.

- А что потом? Из моей квартиры ты меня тоже выставишь?

- Она не твоя, а Вадима. Не думаю, что твоему двоюродному брату понравится долгое проживание постороннего человека.

Так я узнала, что жилья у меня тоже нет. После назначения штрафа за административный поступок я распрощалась с мечтой о работе в Трибунале.

Смерч сметал мою жизнь, бил наотмашь и не останавливался. Я позвонила тете Юле накануне сороковин. Тетка сказала, что она полностью их организует, а отец берет на себя все материальные расходы.

- Тетя Юля, давайте встретимся, поговорите со мной. Я словно в страшный сон попала. Что вообще происходит? Мне кажется, что я изгой, что меня просто выкинули из семьи?

- С отцом разговаривай, Даша. Ко мне это никакого отношения не имеет. За все свои поступки надо отвечать, ты уже давно взрослая.

- Господи, да за что? Штраф я оплатила. Или вы не про Лену?

- Даша, через месяц нужно освободить квартиру, Вадим будет там жить со своей девушкой.

Вот и поговорили.

Точка была поставлена в тот момент, когда Лена подала иск о взыскании с меня морального вреда. Отец сопровождал ее в суде с адвокатом.

Я была измотана физически и моральна. Я молилась у фотографии мамы и просила дать мне сил. Меня уничтожали как человека, не как ведьму. Использовать свои магические силы я могла, но считала неправильным. Суд присудил любовнице отца компенсацию не очень большую, но для меня существенную.

- За свои поступки, Даша, нужно уметь нести ответственность, - снова сказал отец.

Было нужно где-то взять деньги, и я позвонила маминой подруге. Анна Николаевна дала мне денег, даже больше, чем требовалось.

- Не возвращай мне их, Даша. Пусть это будет моей помощью тебе в память о Верочке.

Я рассказала ей все, как есть. Плакала и искала понимания. Анна Николаевна была потрясена тем, что я осталась без средств к существованию и в буквальном смысле на улице.

- Если они переписали имущество на родственников, значит, чего-то опасались? Что-то с бизнесом? Но Вера никогда не рассказывала об этом. Я в растерянности. Сергей как с ума сошел. Он так любил твою маму, что я слов не нахожу, чтобы объяснить все произошедшее.

- Вы знали, что он изменял маме?

Она стушевалась, и отвечать не стала. «Знала. В дурах были только мы с мамой», - поняла я.

Анна Николаевна посоветовала мне уехать из города.

- Начни все сначала. Знаешь, как бывает? Нет старых знакомых, неприятных тебе людей, и есть только новые события. Дождись получения наследства и бросай здесь все.

Через полгода я уехала в Лесовск, который дал мне дом, работу, друзей. Я распрощалась со Староградом без сожаления. Простившись с мамой, прямо с кладбища я поехала на вокзал с одним небольшим чемоданом. Моя юность была убита самым близким мне человеком. Я стала взрослой.