Бедовая ведьмица, или приключения на мой хвост

ГЛАВА 21. Купальская ночь.

Зато я уговорила Дольского составить мне компанию слетать со мной в староградский лес на озеро.

- Ты полетишь обнаженной, надеюсь? Как Маргарита?

- Не о том думаешь, Дольский. В лесу клещей – пруд пруди! Одеваемся по-походному, но на белой одежде этих вредителей заметить легче. Учти!

Мы условились, что он приедет ко мне к десяти часам вечера.

Я попросила девочку-администратора пропустить ко мне давнего знакомого, предупредив, что в номере мы с ним не останемся, потому что с полетной площадки мы отбываем на празднование Ивана-Купала.

Милая девушка Екатерина улыбнулась и сказала, что находит очень романтичным совместный полет в такой замечательный праздник. Не понимаю, как раньше я не замечала, что ее нос слегка длинноват и мешает добропорядочным ведьмам вести свои дела без учета ее мнения.

- Откуда у вас столько мух? – раздраженно сказала я.

- У нас их не может быть, - вежливо сказала девушка, - кругом москитные сетки.

- А это что такое? – я пальцем показала на ее нос, на котором сидела жирненькая такая муха.

Катя смешно скосила глаза и попыталась ее скинуть с носа. Ага, сейчас - не для того я ее туда посадила. Минуты три ей для лечения излишнего любопытства вполне хватит. С лихвой, то есть с носом.

В отличнейшем настроении я пришла в номер, где голодный Егор очень злился и пыхтел. Пришлось ему объяснить, что такое холодильник. Но прежде я подсунула расческу Дольского.

- Не он это, - буркнул «злыдень», понюхав, - Есть хочу!

Кажется, он обживался и в той же степени наглел. Наевшись сосисок и булок, он развалился на кресле и начал икать. Я кинула в него тапки.

Странным образом, на Дольского кот и «злыдень» отреагировали буднично, как будто он всегда околачивался где-то рядом.

Мы с Дольским оба надели белые джинсы и белые рубахи. Только кроссовки у меня были серые, а у моего компаньона – черные. Я сняла с него темные очки, объяснив, что в полете на скорости они с него слетят. Пусть радуется, что я не надела на него шлем.

На летной площадке он усмехнулся, увидев подаренную мне метлу. Я свистнула ей, и метла покорно легла в воздухе. Я перекинула через метлу ногу, а Дольский, усевшись сзади, обхватил меня под грудью, слегка пройдясь руками по доступной части тела.

- Эй, скину! – предупредила я его.

Так мы и полетели к лесному озеру. Мы летели над вечерним городом, над таинственным лесом, рассекая воздушную гладь. Дольский, поначалу напряженный и с непривычки тяжело дышащий, оставил волнение и полностью доверился мне и моему внутреннему чувству неба и воздуха.

Мы спустились прямо на лесной опушке, от которой шла тропинка к озеру.

- Поздоровайся, - подсказала я, как только мы оказались на земле. Дольский оглянулся – никого, посмотрел по сторонам – никого.

- Здравствуйте, молодой человек, - торжественно произнес спустившийся с дуба леший, по случаю торжественной ночи, надевший новую косоворотку и красные (ни в коем случае не революционные) шаровары. На голове его красовался сползший на одно ухо венок.

- Леший, - представился он, и протянул руку Дольскому. – А вы кем нашей Дарьюшке приходитесь?

- Жених! – громко, не моргнув глазом, ответил Дольский, - Дмитрий. Очень, очень приятно.

Леший обнял меня, пустив слезу, вспомнил, как встретил меня еще девочкой среди учениц школы молодых ведьм.

Он выдал мне пропуск на Купальскую ночь – берестяной кусочек с нацарапанным красным карандашом цветком папоротника.

- На двух лиц, - подмигнул он мне.

Позади нас прибывали ведьмы, колдуны и их спутники. Кто-то, как мы с Дольским, был в светлых джинсах или брюках, а кто-то подготовился продуманно и традиционно - белые длинные платья на женщинах с цветастой вышивкой и стилизованные под народный стиль рубашки и штаны на мужчинах дополнялись векам из трав и цветов.

Вся лесная нечисть собралась на праздник – полупрозрачные лесавки пели песни, сторонясь без меры кокетливых русалок, снующие туда-сюда моховики, ростом не выше моей щиколотки, собирали мелкие цветки для украшения венков. Полевики и пущевики пришли из полей и дальних чащоб и, оставив хмурость и уныние, выдавали довольно фривольные, но очень смешные частушки.

Кто-то подольстился к лешему:

- Леший в гусельки играет,

- Ни фига себе! – сказал впечатленный Дольский, - Как тут все официально в лесу! Но только одеты все как-то…просто.

- Это встреча без галстуков, дорогой жених!

- Просто я всегда думал, что и до таких празднеств дошли отголоски современности. Я на сто процентов был уверен, что на Ивана-Купала сейчас уже не надевают длинные вышитые платья и рубахи. А тут… да еще кругом костры.

- Только не думай, что это костюмированное мероприятие. Это тебе не новомодное понятие «дресс-код». Здесь все по-настоящему – праздник, ритуалы и традиции.

Мы пошли к озеру, и тут малявки-русалки, увидев моего Дольского, с синяками на лице, такого брутального и обаятельного, запищали от восторга. Некоторые из них сидели на ветках деревьев, распустив роскошные волосы на обнаженную грудь, и в прямом смысле слова крутили своими длинными рыбьими хвостами. Другие - в обычном девичьих платьях по колено – плясали в хороводе.

Две русалки, очевидно, не отличающиеся тяжелым поведением, подскочив к моему кавалеру, и подхватив под руки, потащили в хоровод.

- Брысь отсюда, пока в уху не отправила! – гаркнула я.

- Стерва! – в один голос пропищали они, но Дольского, отпустили.

- Кажется, ты был не прочь пойти с ними в пляс.

- Да я их в первый раз вижу! – возмутился Дольский, - Я даже слова им сказать не успел, когда они налетели.

- Какой молоденький! – мстительно заметила русалка, намекая, что я-то постарше буду.

- В уху! – прошипела я и бросила в нее парочку огненных искр. Молоденький – ему тридцатник, между прочим!

Но вдруг одна из них – в платье, открывающем лечи и ложбинку на груди – схватила почти Донского за руку и с визгом потащила к озеру. Растерявшийся на мгновение Дольский, пытался вырвать руку и объяснить, что на торжестве он не одинок.

- Девушка тут! Невеста, - старался он выйти из некрасивой ситуации приличным человеком.

Нахалка-русалка смеялась и упорно тащила его к воде. Дольский криво улыбался, дергал рукой и, наконец, поймав устойчивое положение, сказал ей, что с места не сдвинется.

Ну что ж, опыт ставить на место зарвавшихся девиц у меня имеется. В Старограде легенды ходят, судимость мне "шьют".

Я подошла к русалке и ласково ей сказала:

- Ты не в то озеро невод закинула, красавица. Этот парень давно мне сосватан, вот как родился, так сразу - для меня. А не веришь – погляди.

Я дотронулась до щеки Дольского – на ней вспыхнул образ папоротника с бутоном. Он сощурился. «Больно, милый, знаю, больно. Но как еще ее отвадить? Ведь защекочет, зараза, и головушку твою закружит», - мысленно утешала я его.

- Да уж прям! – передразнила меня русалка, - Ты, ведьма, наговоришь сейчас с три короба, а парню, может, попробовать русалочьей любви надо. Она жаркая бывает…

Бессовестная девица «включила» чары и потянулась губами к Дольскому.

Вот хотела я по-хорошему. Не судьба. Собрала я в руки лесной ветерок, да и послала ее… в озеро. Русалку сдуло, а Дольского я удержала рукой. А потом как хлопнула его по щеке, что он чуть не свалился.

- Это я тебя от чар русальских избавила, милый! - улыбнулась я, - Ну и для профилактики неплохо помнить – кто для тебя главная женщина.

В лесу уже были разожжены костры, и началось настоящее купальское веселье. Мы посмотрели на прыгающих через костер ведьм и колдунов, послушали песни от вредных русалок, а потом, дожидаясь полночи, сидели спина к спине и слушали праздничный шум, который не сравним ни с одним городским торжеством.

Я посмотрела на небо. Звезды мигали ночным зрителям с высоты и начали кувыркаться, вступая в игру с любующимися на них магами и чародейками. Пора, скоро полночь.

Я взяла Дольского за руку и повела его дальше от костров и озера. Пришлось объяснить ему, что мы идем за цветком папоротника. Пока с него хватит этой информации, потом расскажу – зачем.

Среди уханья сов, пения лесных птиц и тихого шепота деревьев, в нескольких шагах от нас из резного длинного листа, прямо в глаза смотрел алый бутон. Он дрожал и раскачивался, отдавая этой ночи чудо - свой волшебный цветок. Вдруг он вытянулся и раскрыл бутон, озарив своими мерцающими семью лепестками лесную поляну.

- Иди ко мне, - протянула к нему руку.

«Помоги мне, - думала я, - помоги освободиться от пут прошлого и узнать тайных и явных врагов. Пусть твой свет станет помощником в моих делах».

Осторожно, приговаривая «гори, да не обожги», я поместила драгоценный цветок в чистый белый платок. Мы замерли от этой красоты с Дольским. Горящий, как пламя, нежный как шелк, цветок папоротника, освещал наши лица. В эту минуту мы были счастливы просто так. Слова были лишними, мы жили и чувствовали сейчас в унисон. Нас согревали тепло земли и неба, музыка звучала в наших сердцах, нам не было темно, мы сами был как свет.

Дольский притянул меня к себе и поцеловал. Купальская ночь, цветок и мы. Больше никого.