Толстый (Эркин Флед), Везунчик (Боб Керри) и ещё пятеро каторжан что-то увлечённо обсуждали. При этом, одна половина барака дрыхла без задних ног, а другая, наоборот, не смыкала глаз — понимая, что происходит что-то неординарное. Подтверждением неординарности служила чёрная крылатая тень, заслонившая собой лунный свет в окне барака. Большая семёрка шушукалась долго — не менее получаса. Затем, когда высокие договаривающиеся стороны пришли к консенсусу, мистер Толстый покинул переговорную платформу и направился к окну.
— Коготь-108, передай Хитрому — мы готовы. Можно начинать.
— Отлично. Готовьтесь. И запомни, Энкин, их глаза — добыча чёррного племени, — взмахнув большими крыльями, ворон исчез в ночном небе.
— Везунчик, поднимай народ! — широкая харя Фледа расплылась в улыбке…
А теперь, дружище, немного поменяем локацию и переместимся за стены каторжного острога.
Лассо взлетело вверх. Петля обхватила остриё бревна и тут же затянулась. Первым на стену взобрался сам Драная Рожа (Хитрый). Оседлав частокол, командир ОГДР злыми, внимательными глазами оглядел периметр и спрыгнул вниз. Вслед за командиром через стену перебрались все шестеро обвешанных ветками коряг.
Внутри каторжного острога группа действовала бесшумно, поскольку все манипуляции были обговорены заранее. Сам сержант Драная Рожа направился в сторону барака заключённых, а остальная группа под командованием ефрейтора Сучковатого двинула к казарме стражников.
До смены караула было ещё далеко, и часовой, облокотившись на стену барака, сладко кимарил в обнимку с копьём. Проснутся бедолаге было не суждено — Драная Рожа перерубил ему горло большим тяжёлым ножом Людоеда. Выдернув штырь, фиксирующий засов, предводитель коряг отворил дверь барака.
— Кожаные ублюдки, которые здесь за Урфина — выходи строиться! Остальным — брысь под лавку!
— Слышь, древесина, не быкуй — здесь все за Урфина! — отвечал сержанту отчаянно храбрый громила Везунчик.
— Шевелись, шевелись, убогие, — подгонял Драная Рожа покидающих барак каторжан. Узнав Энкина Фледа, он аккуратно подвинул его рукой в сторону, — наместник, прошу вас.
Не прошло и минуты, как две сотни каторжан вывалили наружу. Все с нетерпением и волнением смотрели на страшного деревянного человека, затянутого в ремни и обвешанного ветками. На голове деревянного восседал огромный ворон, в чьих глазах отражался кровавый свет луны.
— Так, джентльмены, сейчас направляетесь в сторону казарм и там поступаете в распоряжение ефрейтора Сучковатого. Наместник, кого можно поставить над ними старшим?
— Везунчика, конечно же, — отвечал сержанту Энкин Флед.
Назначив старшего над каторжанами, Драная Рожа отправил последних в распоряжение Сучковатого. После чего сержант произнёс не требующим возражений тоном:
— Следуйте за мной, наместник.
Тяжело дыша, Толстый засеменил за быстро идущим деревянным воином. Вскоре со стороны казармы послышались крики, услышав которые, находящийся возле дома коменданта часовой покинул свой пост и побежал узнать причину внезапной ночной суеты. Прекрасно видящий в темноте деревянный сержант выхватил из-за пояса страшный нож и двинулся наперерез бегущему часовому. Стражник даже не успел испугаться, когда перед ним возникла страшная чёрная фигура. Сержант отточенным движением вонзил нож в горло солдату и как ни в чём не бывало последовал дальше. Обернувшись, Драная Рожа увидел, как бывший наместник поднимает копьё убитого. Деревянный сержант одобрительно кивнул и, довольно хмыкнув, перешёл на бег.
В доме коменданта уже проснулись, и первой на крыльцо выбежала толстая повариха, с которой первый сожительствовал. Драная Рожа ударил тяжёлым ножом наотмашь, и конопатая башка поварихи покатилась по ступенькам крыльца. Ворвавшись в дом, предводитель дальнеразведочных коряг напоролся на коменданта. Последний был в исподнем, но с обнажённой саблей. Деревянный сержант сразу же ударил ножом в брюхо коменданта, пробив последнего насквозь.
Когда в дом вбежал Энкин Флед, то увидел катающегося по полу и жутко воющего коменданта.
— Наместник, возьмите его саблю и отрубите ему голову. Это вы должны сделать сами.
— Давай, паррень, рруби уже, — прокаркал ворон.
— Думаете я зассу? — произнёс Эркин Флед, поднимая саблю, — да я жалею только об одном, что могу сделать это только один раз.
Однако, сразу добивать раненого бывший наместник не стал. Вместо этого, теперь уже бывший каторжанин, страшно матерясь, стал пинать со всей силы по лицу и голове и без того жутко визжащего надзирателя. Вдоль натешившись, Энкин Флед приступил к казни, ну, а поскольку профессиональным палачом он не был, то смог отрубить голову коменданту только с пятого удара.
— Наместник, облачайтесь в доспехи коменданта. Вам необходимо предстать перед людьми в надлежащем виде.
После того, как весь заляпанный кровищей Энкин Флед напялил на себе шмотки, доспехи (в виде кольчуги и шлема-шишака) и саблю коменданта, деревянный сержант повёл его к казарме, где шла настоящая бойня. Можно даже сказать — забой. Только забивали там не скот, а людей, выбравших профессию надзирателя.
Изначально большую часть кровавой работы пытались выполнить коряги, однако никакие ходячие брёвна не смогли сдержать жаждущих мести каторжан.
Большая часть стражников погибала, так ничего и не поняв. Остальные пытались оказать сопротивление, но поскольку каторжане первым делом захватили оружейку, то шансов у надзирателей не было.
Энкин Флед и Драная Рожа прибыли к самой кульминации творящийся в казарме бойни. И их появление выглядело очень эффектно, особенно это касалось бывшего наместника, облачённого в доспехи и подпоясанного саблей. В таком облачении каторжане не сразу и узнали своего товарища Толстого. А увидев в руке у Энкина голову коменданта — арестантский люд взревел от восторга.
Надо сказать, что кое-какое сопротивление стражники всё-таки оказали, и даже убили четырёх каторжан. Однако, сопротивление было быстро сломлено, и к моменту прибытия Фледа и главкоряги восставшие занимались умерщвлением последних захваченных надзирателей. Руководил казнью (если это можно так назвать) Везунчик.
Извини, дружище, но нет у меня ни малейшего желания описывать все те ужасы, что вытворяли повстанцы над захваченными стражниками. Поэтому додумай происходящее сам. Я конечно же понимаю священный гнев каторжан к работникам пенитенциарной системы, однако и резню одобрить не могу. Всё-таки совсем не те парни, которых сейчас добивали, отправили арестантов на каторгу. Оно конечно же, гуманизмом по отношению к заключённым стражники не страдали, однако и какого-то особого садизма последние не проявляли. И наверняка среди стражников нашлись бы те, кто присоединился бы к восстанию. Почему наверняка? Да потому, что далеко не всем нравилось происходящее в стране. И особенно хорошо это было видно по каторге и её спецконтингенту. Если раньше, при Бастинде, количество заключённых еле-еле дотягивало до сотни, то с приходом новой власти количество каторжан увеличилось вдвое. И если ты думаешь, что количество преступлений увеличилось вдвое, то ты глубоко заблуждаешся. Практически, в Фиолетовой стране повторилась та же ситуация, что и в Голубой — преступников больше не стало — стало больше тех, кого стали считать преступниками. А всему виной (точно также, как и в Голубой стране) новые налоги и поборы, которые население встречало без особого энтузиазма, и это очень мягко выражаясь. Раньше мигуны платили налог на содержание двора Бастинды и госаппарата. А сейчас пришлось содержать ещё и армию, которая к тому же постоянно увеличивалась. Естественно, что далеко не все были согласны платить новые налоги, однако наибольшее сопротивление среди мигунов встретило введение поборов за лесную добычу. Исторически, большинство местного населения считало лес своей родной стихией, и всё, что там находилось — своей законной добычей. И надо сказать, что мигуны эксплуатировали лес довольно-таки бережно — охота велась по древним устоявшимся правилам, которые позволяли избежать истребление видов зверей и птиц. Взамен вырубленных деревьев — сажались новые. А теперь выводились налоги на каждое срубленное дерево, на каждую корзину грибов или ягод, на каждую тушу дичи. Естественно, что многие мигуны встретили нововведения в штыки. Вот так и появились на каторге злостные неплательщики налогов и браконьеры. Причём, появились в количестве равному количеству уголовников и хулиганов. Ну и естественно, что все эти парни, объявленные государством преступниками и брошенные в каторжный острог, не имели в данный момент возможности дотянуться до правительства, вот поэтому невинноосужденные и отыгрывались сейчас на стражниках, олицетворявших собой госаппарат в данной конкретной локации.
Едва прибыв к казарме, Драная Рожа сразу же отрядил четырёх коряг (и в два раза больше воронов) в погоню за сбежавшими с вышек часовыми. Ну, а по завершению кровавой мести деревянный сержант осуществил построение каторжан, где представил восставшим их предводителя — Энкина Фледа. Соответственно, заместителем командира стал громила Везунчик.
* * *
Новоиспечённый полковник Кагель схватился за голову. Причиной тому были новости из Нигада — город был на грани восстания, и причиной тому был Штальхолцфаллер.
Всё дело в том, что полк майора Фандола категорически отказывался идти в Лес Смилодонов, тоже самое касалось и местных ополченцев. Ну и естественно, что местные жители в данной ситуации были полностью на стороне военных.
Железный Дровосек орал, угрожал, запугивал, истерил, но всё-таки никак не мог заставить военных идти в Лес Смилодонов, да ещё и на Замок Людоеда. От угроз Штальхолцфаллер перешёл к уговорам — он убеждал военных, что под его защитой они будут в полной безопасности, однако выглядело это не очень убедительно. Оно конечно же, каждый понимал, что против стального монстра не устоит никакой саблезуб. Однако, все понимали, что к каждому солдату Железного Дровосека не приставишь, а саблезубы — твари очень хитрые и умные, и свою добычу они возьмут в любом случае. Таким образом, никто из военных не хотел стать такой неизбежной добычей.
Всё, что оставалось в данной ситуации Штальхолцфаллеру — это перейти к прямому террору — убить нескольких солдат, а остальных заставить подчиниться под страхом немедленной смерти. Но вот пойти именно на такой шаг Железному Дровосеку было тяжело, ведь эти солдаты и офицеры были его братья живуны. Всё-таки стальной монстр ещё не утратил последние остатки человечности, и особенно это сказалось здесь, на его родине. По возвращении в Блюланд на бывшего Гуда Керли накатила мощная волна ностальгии. Ну и плюс, будучи бывшим живуном, он прекрасно понимал тот ужас, что испытывали его соотечественники перед саблезубами, их лесом, и Людоедом. Но тем не менее, приказ Страшилы Мудрого (а главное — Элли) Штальхолцфаллер не выполнить не мог.
Раздираемый этими противоречиями, Железный Дровосек был на грани нервного истощения, а учитывая его не совсем здоровую психику — это было чревато последствиями, в том числе и кровавыми.
В общем, ситуация в Нигаде накалилась до предела, и до социального взрыва оставался лишь один неосторожный шаг.
А вот тут и пришли страшные новости о разгроме Звериной дивизии и вторжении прыгунов в Пёплланд. Таким образом, пришлось полковнику Кагелю в срочном порядке сворачивать операцию по вторжению в Лес Смилодонов.
Каким-то чудесным образом, приказ полковника Кагеля об отмене операции пришёл не намного позже, чем новости о катастрофе на Большой и начавшейся прыгуно-мигунской войне. Естественно, в таких условиях Штальхолцфаллер уже не требовал от военных выполнения самоубийственного приказа, что разрядило обстановку и спасло город от бунта. Что же касается самого Железного Дровосека, то ему в стальную башку втемяшилась совершенно идиотская идея — идти на Замок Людоеда в одиночку.
В общем, взвалив на плечо свой страшный топор, грозный Штальхолцфаллер направился в Лес Смилодонов…
* * *
А вот тут и ударил «Набат»! Ударил массированно, мощно, зло, аргументированно. Злые листки, разбросанные крылатыми наудовцами, кричали о том, как оккупанты и коллаборационисты готовили утилизацию лучших сынов отечества в Лесу Смилодонов. Листовки поведали, как коварные планы завоевателей были сорваны Непобедимой Армией Урфина Джюса, которая наголову разгромила оккупационные войска на переправе через Большую. Также, в «Набате» сообщалось о кровавой бойне между мигунами и прыгунами, развязанной кровавым режимом Изумрудного Города. А также, сообщалось о восстании мигунов на севере Пёплланда, которые свергли тиранию и объявили независимость от Изумрудного Города. Ну и конечно же, там говорилось о том, что теперь жевунам придётся посылать своих сыновей умирать за Соломенное Чучело в Фиолетовой стране, а также в Подземелье Рудокопов.
Пять групп пластунов под разными легендами отправились в города Блюланда. Задачей этих диверсантов было разжигание антиправительственных настроений и организация массовых беспорядков.
В оккупированных мигунами Сосенках миссия пластунов была провалена. Конечно же, местные без особого восторга смотрели на прибывший в город полк мигунов, однако вместе с иноземцами вернулся уроженец этих мест — Железный Дровосек. Правда, сейчас Штальхолцфаллер покинул город, но тем не менее, местные жители были в большинстве своём лояльны своему бывшему земляку, который пользовался в Сосенках большой популярностью. Что же касается пластунов, то они, оценив обстановку, пришли к выводу, что самым лучшим вариантом будет покинуть город и направиться в Когиду — помочь отправленной туда группе.
Совершенно неожиданным оказался результат операции в Тарвилле — втором по величине городе Блюланда. В городе находилась всего одна рота солдат, и по замыслу Урфина пластуны там должны были легко взбаламутить местное население на антиправительственные выступления. Однако, миссия пластунов в Тарвилле закончилась катастрофой. Всё дело в том, что инспектор Карфрэ отправил в этот город оперативную группу из четырех жандармов 2-го Управления Внутреннего Сыска и отделения копейщиков из гарнизона Когиды. Возглавлял опергруппу детектив Уэсбер. В общем, опытнейший сыщик очень быстро вышел на подозрительных граждан, которые долгое время отсутствовали в городе, а сейчас каким-то чудесным образом внезапно вернулись словно из ниоткуда. Также, оперативные мероприятия позволили вскрыть прямую связь долго отсутствующих местных с прибывшими в город торговцами. Наружное наблюдение позволило выявить всю группу подозрительных лиц. После чего детектив Уэсбер принял решение — брать всю подозрительную банду. Для осуществления захвата инспектор усилил свою опергруппу взводом солдат местного гарнизона. В итоге, удалось схватить пятерых диверсантов, а оставшиеся двое умчались на запряжённом мулами фургоне. Естественно, будучи конным, и к тому же вооружённым двумя кольтами, детектив Уэсбер бросился в погоню. Вот только погоня ничего не дала — детектив почти сутки носился по пригородам Тарвилля, однако проклятый фургон слово испарился. Когда же Уэсбер вернулся в город, то пришёл в ужас от увиденного — все пятеро подозрительных лиц были повешены на центральной площади по приказу бургомистра Ида Тулона. Такое решение бургомистр принял из-за того, что во время операции по задержанию погибло двое солдат, один из которых был местным. Инспектор Уэсбер рвал и метал — захваченные лица были нужны ему для допроса, однако поделать уже ничего было нельзя — осталось только признать себе самому тот факт, что он облажался. Правда, учитывая, что организация массовых беспорядков в городе была сорвана, то всё-таки облажался не на все 100%.
Что же касается Когиды, Нигада и Дарума, то там листки «Набата» легли на вполне благодатную почву. Ну и группы пластунов сработали на отлично. И как итог — в этих городах вспыхнуло восстание.