Александр очнулся и понял, что находится уже не в баркасе. Рыбой не воняло, пол под ним не колыхался и лежал он на чем-то, относительно мягком и ровном. Но пахло всё равно мерзко. Лёжа с закрытыми глазами, Александр прислушался, но ничего не расслышал, ни чьего-то дыхания, ни шевеления. Руки свободно лежали вдоль тела, — уже хорошо. Ракшай напряг обоняние, но кроме еле заметного запаха мочевины, ничего не почувствовал.
Сквозь веки свет не поступал. Значит, одно из двух, либо ночь, либо темница.
«В любом случае, если открыть глаза, никто этого не заметит», — подумал Санька, открыл глаза и ничего, кроме абсолютного мрака, не увидел.
Это его смутило и расстроило. Он не хотел очутиться в темнице. Санька ощупал лежанку, покрытую холстом, и его правая рука спустилась до относительно чистого на ощупь пола. Он сел и зашарил перед собой руками. Ничего не найдя, Санька опустился на колени и, ощупывая пол руками, пополз вдоль лежанки налево.
— Правило «буравчика», млять, — сказал он.
Вскоре он уже полз вдоль каменной стены, исследуя помещение по часовой стрелке. Через пять шагов от лежанки в стене была дверь. Александр встал и, ощупав её, понял, что она большая и деревянная с врезным замком. Далее стояли стол и табурет, а за поворотом он почувствовал тепло и нащупал камин. Из камина жарило немилосердно.
— Стоп! — сказал сам себе Александр. — Что с моими глазами? Если жар, значит — огонь! А может это не камин, а колонка, а печь внизу? Как у меня во дворце?
Александр лапнул рукой чуть дальше и взревел от боли, провалившись в жерло топки.
— Бля-я-я! — Заблеял он, мотая обожжённой рукой.
Левой рукой он потрогал глаза и понял, что ослеп. Заодно он понял, что его голова забинтована и слева в районе виска тряпка засохла от крови.
— Вот и приплыли… Здравствуйте, девушки! — сказал он, вспомнив старый анекдот.
В расстроенных чувствах он вернулся к лежанке и снова лёг на неё, уткнувшись лицом.
«Хреново!» — подумал он. — «Видно здорово меня по башке шарахнуло!»
Скорее всего он уснул, потому, что проснулся уже тогда, когда его тронули за плечо.
Санька дёрнулся, пытаясь встать, но коснувшаяся его рука мягко прижала тело к постели.
— Лежите, — сказал мужской голос. — Вам пока лучше лежать, Александр.
— Вы знаете моё имя?
— Мы умеем читать по-русски. Это не сложно. Как вы себя чувствуете?
— Хреново, — буркнул Ракшай. — Я ничего не вижу.
— Вам выстрелом из пищали прострелили голову.
— Почему на нас напали?
— Вы пытались обманом проникнуть на территорию Швеции.
— Но зачем же сразу стрелять? — возмутился Санька.
— Не мы первые начали. Ваши матросы открыли стрельбу первыми и убили нескольких наших солдат. Это грозит вам, как капитану, виселицей. После судебных разбирательств, конечно.
— Мы случайно заплыли к вам и сели на мель…
— Не мелите чушь, — скаламбурил собеседник. — Ваш корабль промерял глубины и стоял на якоре. И повод для пополнения пресной водой, вами был придуман обманно. Пресная вода у вас имелась. И очень неплохого, скажу я вам, качества. Так, что умысел очевиден — разведка.
— Я долго у вас? — спросил Александр вдруг пересохшими губами.
— Три дня.
— А экипаж?
— Все убиты!
— Чёрт! — проговорил Санька. — А купец, что с нами шёл?
— На судне кроме вас, Александр, купцов не было.
— Да как же так?! — Возмутился Ракшай. — Он спал в своей каюте.
— В каютах никого не было.
— Чёрт! Чёрт! Чёрт!
— Зря вы поминаете нечистого так часто.
— Вам-то какое дело?! — грубо спросил Санька. — Вы священник, что ли?
— Я рыцарь и магистр ордена Серафимов, а это сродни архиепископству.
— Я не разбираюсь в вашей иерархии. И… Пошли вы к чёрту!
Его собеседник засмеялся.
— Сегодня, кстати, день рождения нашего ордена, и я должен быть в Стокгольме на праздновании. Но я здесь с вами.
— Что же вы не оставили меня?! Или я для вас «жирная птица»? Поймали лазутчика?! Ха-ха-ха! Знали бы вы, кого вы поймали?!
— Кого мы поймали? — Спросил магистр спокойно.
— Я сам хотел идти в Стокгольм. Сначала я думал дойти до Выборга и тамнанять шкипера. Потом понял, что и до Выборга без лоцмана я не дойду. Вот и зашёл в бухту, надеясь, что тут будут рыбаки. Хотел уговорить кого-нибудь довести меня до Стокгольма.
— Зачем вам в Стокгольм?
— Хотел встретиться с вашим королём Густавом Вазой.
— Для чего? — удивился магистр. — Вы уведомили его о своём посольстве?
— Тот купец, что плыл с нами, имел посольскую грамоту и уведомление короля. А я… Я хотел попасть к вашему королю так…
— Просто так? К королю? Он бы вас не принял!
— Думаю, он бы меня принял, когда бы узнал, кто я такой.
— Кто вы такой?
Санька помолчал.
— Это я скажу только вашему королю. А сейчас прошу оставить меня. Я сильно устал и у меня раскалывается голова.
— Да-да, конечно… Вам надо выздоравливать.
Магистр вышел. Ключ в замке провернулся. Замок, запираясь, щёлкнул. Санька остался в темноте.
— Надо же, какое блядство! — Вырвалось у него. — И что теперь делать? Кому я, нахрен, такой нужен?! Что-то связать или сплести, ещё смогу, а больше ничего. У-у-у…
Санька тихонько завыл. Он сидел на лежанке, раскачивался телом взад и вперёд и тихо подвывал. Все его помыслы, мечты и грёзы разрушились вдруг. Только он почувствовал себя моряком, как вынужден перемещаться ползком, как таракан. Санька представил себя ползающим по палубе и заплакал. Не построить ему, как он мечтал, самый большой корабль и не стоять ему на бушприте этого корабля и не смотреть вдаль с высоты десятиэтажного дома.
К замку Оскар подъехали верхом несколько вооружённых и экипированных в доспехи всадников. Они были забрызганы грязью и едва держались в сёдлах. Несмотря на поздний вечер, гвардейцы опустили мост и подняли решётку ворот не произнеся ни звука.
Замок был невелик. Его почти квадратные формы замыкали маленький дворик, где всадники спешились, разоблачились, оставшись в цивильной одежде и умылись.
— Магистр ждёт вас, мессир, — с поклоном приветствовал придворный самого старшего по возрасту рыцаря.
— Пусть будут прокляты, эти ваши чёртовы ступени, — проворчал Микаэль Агрикола, епископ финляндской лютеранской церкви. — Я старый больной человек…
— Магистр просил провести вас на первый этаж, мессир.
— Хвала богам, — сказал епископ и осёкся.
— Гхы-гхы, — кашлянул он неуверенно, но, подумав немного, махнул рукой. — Ведите, кавалер.
Они поднялись всего лишь на десять ступеней и вошли в небольшую, пустую каморку с лежанкой и двумя табуретами.
— Присаживайтесь, мессир. Мастер сейчас спустится.
Епископ, тяжело переставляя ноги, прошел к лежанке и лёг с блаженным стоном. Он прикрыл глаза и мгновенно провалился в сон. Через мгновение он уже храпел и пришедший через полчаса несколько заспанный Ганс Ольденбург, вероятно, его только что подняли с постели, искренне ему позавидовал.
— Просыпайтесь же, Микаэль! Нам надо всё обсудить до завтрашнего утра. Вернее, уже до сегодняшнего. Время за полночь. Мы ждали вас вчера.
Кряхтя и стеная, епископ сел на узкой лежанке.
— Мой бедный зад, — он опёрся на стену, — и спина.
Несмотря на стоны, на лице пожилого епископа растекалось блаженство.
— Гонец прибыл два дня назад. Мы неслись как птицы.
— Почему вы не приплыли кораблём?
— Я терпеть не могу море и наши шхеры.
А из-за вас я не попал на годовщину основания нашего ордена.
— Ну, так и плыли бы сразу в Або. Вам же по пути!
— Наш принц только очнулся.
Епископ подался вперёд.
— Он всё-таки принц?!
— Да. Это подтвердил его попутчик, купеческий гость Пётр Никляев сын Никифоров.
— Где он сейчас? Никляев…
— В башне.
— Нельзя, чтобы он сбежал.
— Это невозможно, — спокойно проговорил Ольденбург.
Оба собеседника наконец-то проснулись. Худощавое лицо магистра плотно сжатыми губами выражало решительность, а чуть прищуренные глаза напряжение ума. Он тоже был не молод, и в отличие от епископа, поджар. Его длинные волосы ниспадали на гладкое смуглое лицо чёрными прядями.
Епископ же не был ни худ, ни толст, носил и усы, и короткую русую бороду. Он был сед, но его седина не бросалась в глаза.
— Что с вашим русским принцем?
— Он ослеп и это его огорчает.
— Ничего себе! Всего лишь огорчает?! — Удивился епископ. — А вообще, как он воспринял сообщение о том, что он официальный наследник Московского престола?
— Они вышли в плавание из нового русского порта до получения сообщения о гибели царя Ивана.
— То есть, он не сбежал от слуг Андрея Старицкого?
— Не понятно. По словам купца, они шли в Выборг, а капитан решил зайти в нашу бухту по своей воле. Никляев отговаривал капитана, но тот проигнорировал его предостережения. Похоже, он знал, что здесь стоит наш замок.
— Но тогда зачем они начали стрелять?
— Первым начал стрелять Никляев. Он сам сознался. Рассказывает, что вышел на палубу и увидел наш баркас и наших рыцарей, обезоруживших корабельных сторожей. Вот и начал стрелять. Если бы не этот купец, мы бы взяли их очень тихо.
— Принц знал, а купец не знал? Думаете, он хотел просто сбежать и это совпадение, что погиб русский царь?
— Похоже, что так.
— И зачем вы вызвали меня?
Магистр помолчал.
— Мы специально беседуем здесь, потому, что это единственное место в замке, где нас никто не подслушает. Я подумал, что это может быть наш с вами шанс. Шанс освободить Финляндию.
— От кого?
— От Швеции, от Дании, от Германии… От всех! Ты же сам говорил про независимую Финляндию!
— Ты думаешь, новый русский царь даст нам независимость? Думаешь, он победит Швецию? Эти бородатые скоморохи в рясах? У них нет ни оружия, ни армии!
Магистр посмотрел на епископа снисходительно и тот насторожился.
— Что?
— Завтра ты увидишь корабль, на котором приплыл новый царь, и винторезные казнозарядные пищали.
— Винторезные казнозарядные пищали? Это как?
— А вот так!
Магистр сделал кольцо из большого и указательного пальцев левой руки и хлопнул по нему ладонью правой.
— Это, скажу я вам, совершенно новое оружие. Мы отстреляли ружья. И знаете, что? У них пули не круглые, а удлинённые. Вот такие. Как полпальца.
Он показал указательный палец и снова сунул его в «кольцо» левой ладони. Епископ рассмеялся.
— Не очень прилично смотрится!
— Зато практично. Завтра увидите. Это совершенно новое оружие и я, более чем уверен, что принц привёз его с собой специально, чтобы показать шведскому королю.
— Для чего? — удивился епископ.
— Не знаю.
— Что вы конкретно предлагаете?
Саньку разбудил стук в дверь и её открывание. Он долго не мог уснуть, потом бредил и, в конце концов, отключился и провалялся некоторое время в забытьи. И вот его разбудили.
— Кого черти принесли! Дайте поспать! — крикнул он и отвернулся лицом к стене, которую он не видел. — К чёрту всех!
— Вы бы, Александр, поели.
— Пошли к чёрту! Никого видеть… — он хотел сказать «не хочу», но поняв, что эти слова не уместны в данной ситуации, оборвал фразу и застонал.
— Вы, Александр, зря так убиваетесь, — сказал магистр. — В Московии уже был слепой царь Василий Тёмный. Ваш прадед. И довольно неплохо царствовал. И главное, долго.
Санька отметил про себя, что его приравняли к царям, но отнёс это к высокой информированности иезуита. По мнению Саньки все рыцарские ордена к шестнадцатому веку преобразовались в иезуитские филиалы.
— То царь, а то я, — произнёс он. — Что вам надо, магистр? Зачем вам меня лечить? В петлю, так в петлю, коли нарушил ваш закон. К королю уже не хочу!
— Я предложу вам другой вариант развития вашей судьбы.
— Какой?
— Мы перевезём вас на ваш берег.
Санька перевернулся на другой бок и сел на лежанке.
— Мне нельзя в Усть-Лугу.
— Почему? — удивился магистр.
— Документ, разрешающий выход за рубеж, подложный. Я его сам изготовил.
— Вот как?! — по-настоящему удивился Ганс Ольденбург. — Презабавно.
Он подумал, что наличие такого документа в его коллекции, послужит ему в дальнейшем хорошим аргументом в беседах с будущим российским царём.
— Тогда мы высадим вас на берег тайно. Вы же сказали, что вышли в море с Новгородским купцом. Вот и скажете, тому, кто спросит, что отправились в устье Невы. Попали в шторм и потерпели кораблекрушение, разбившись о скалы.
— Вы с ума сошли? На какой берег вы меня высадите? Я слеп, как крот! Куда я пойду?
— На берегу… На вашем берегу есть рыбацкое селение… Там есть наши люди… Они «спасут» вас в море и переправят в вашу Усть-Лугу. Только… Для того, чтобы вас отпустить, мне от вас нужно письменное заверение, что вы ничего не замышляли и не замышляете против Швеции и Финляндии. И вообще… являетесь нашим вечным другом.
— Всего лишь? И вы точно переправите меня на нашу землю?
— Конечно.
Санька уже никуда не хотел, только вернуться в Коломенское к Мокше и Лёксе. Уж они-то точно его не оставят. Да и работу он себе там найдёт.
— И писать надо быстро, пока о вас не узнали королевские наместники.
— На чём писать?
— Вот на столе уже лежит бумага, перо чернила и решётка для слепых писарей, чтобы писать ровно.
— У вас есть и такие? Слепые писари?
— Есть и такие. Слепота — это ещё не приговор! У вас всё ещё образуется, поверьте мне, Александр. Многие слепцы начинают видеть душой.
Санька как то странно «посмотрел» на магистра.
— А ведь верно, — сказал он, несколько растягивая слова. — Это единственный выход.