Аватар Х. Часть 2

Глава 6

— Товарищ оснаб! Товарищ оснаб! — сквозь шум в голове услышал Александр Дмитриевич. — Очнись! Да что же это твориться-то⁈

Голос, который настойчиво его звал, казался каким-то далеким, гулким, идущим, словно из металлической бочки. Но, несомненно, знакомым. Головин явно знал, кому он принадлежит, но припомнить, отчего-то не мог. Чувствовал товарищ оснаб себя отвратительно: голова пульсировала острой болью, а в ушах, кроме неясного шума, еще и основательно звенело. И ко всему прочему, Александр Дмитриевич никак не мог понять, что же с ним произошло.

— Товарищ оснаб, держись! Помощь скоро будет! — От громкого голоса, продолжающего терзать слух Головина, голова просто разламывалась на части. — За медиком я уже послал…

— Что… со мной… случилось… — с трудом разомкнув спекшиеся губы, прошептал Головин и попытался разлепить глаза. Но с первой попытки ему это сделать не удалось.

— Фух! Очнулся! — с облегчением выдохнул знакомый незнакомец. — Ты в обморок упал, товарищ оснаб! Там, в тюремном каземате…

Наконец глаза удалось открыть. Но понять, что же с ним происходит, Александр Дмитриевич не сумел — все двоилось и расплывалось перед его взором, а стены и потолок принялись захороводить вокруг него свои «веселые танцы». Так что глаза пришлось срочно закрыть — во рту неожиданно стало «кисло», а желудок выдал несколько рвотных судорог.

«Словно с жутчайшего перепоя, — пришло на ум Головину отличное сравнение. — Еще блевануть не хватало! Вот только не пил я сегодня…» — припомнил он.

— В каком каземате? — Нашел он в себе силы, чтобы переспросить.

— Ну, как же? — продолжал теребить Головина тот же несносный голос, хозяина которого он все никак не мог вспомнить. — Вы же с товарищем полковником за Мамонтом Быстровым в наше отделение приехали, Петр Петрович! А он у нас в подвале, в стационарном Блокираторе… Неужели забыли, товарищ оснаб?

— Вот оно что⁈ — В голове Александра Дмитриевича наконец-то все встало на свои места, и звучавший голос обрел свою «фактуру». — Потехин, ты, что ли? — И оснаб аккуратно приоткрыл один глаз.

На этот раз ничего не раздваивалось, хотя стены и потолок ощутимо двигались по кругу. Но терпеть было можно, без опасности опустошить желудок на пол кабинета начальника Джержинского Силового отделения НКГБ. Именно там он и находился. В горизонтальном положении. Расплывшись желеобразной амебой на кожаном диване с высокой «каретной» спинкой. А под головой у товарища оснаба обнаружился твердый валик подлокотника дивана.

— Я-я, товарищ оснаб! — обрадовано завопил майор. — Ну и напугал ты нас, Петр Петрович, когда рухнул в камере без единой кровинки в лице!

— Не кричи, Игнатий Савельевич… — вяло произнес Головин, скрипя от боли зубами. — Голова раскалывается, да и сил нет никаких…

— Эко он тебя приложил, товарищ оснаб, — снизив «на пол-тона», почти прошептал Потехин. — Если этот Мамонт такое во сне отчебучить могёт, чего же от него в полном сознании ожидать, если вдруг вздумает взбрыкнуть? Вовремя я его в каземат-Блокиратор запихнул…

— Ой, да не истери, Игнатий Савельевич, — со стоном усевшись на диване, произнес Головин. — Ничего он мне не сделал… Тут, похоже, проблема совсем в другом… Сейчас боль притушу и будем разбираться…

Головин осторожно огляделся, в поисках своего спутника. Легион обнаружился в самом темном углу кабинета, умостившись на одном из стульев. Он неподвижно и невозмутимо восседал, не подавая признаков жизни. Только встретившись глазами с оснабом, едва заметно кивнул — дескать, все в порядке. А форс-мажор, случившийся с Головиным, не в счет.

Неожиданно скрипнула входная дверь и в кабинет Потехина ворвался пожилой сухощавый мужчина с белоснежными усами и аккуратной бородкой клинышком, словного у «всесоюзного старосты» дедушки Калинина. Темное драповое пальто на нем было расстегнуто, а мутоновая шапка-пирожок в виде пилотки с глубоким продольным замином, что были популярны в среде русской интеллигенции с начала 20-го века, лихо сбита на затылок. В руках старичок сжимал большой кожаный саквояж, крепкий, проклепанный металлом на углах, но основательно потертый.

— Лазарь Елизарович! — стремглав бросился к старику Потехин. — Как хорошо, что вы так быстро приехали…

— Еще бы! — добродушно усмехнулся благообразный старичок, на ходу сбросив с плеч пальто на руки Игнатия Савельевича. — Вы же меня, как какого-то, прости Господи, опасного преступника на «черном воронке» вмиг до сюда домчали! И где наш больной? — по-деловому осведомился Лазарь Елизарович, сдвигая в сторону ворох бумаг и выставив на столешницу саквояж.

— Вот, Лазарь Елизарович, — поспешно указал на Головина Потехин, — товарищу оснабу госбезопасности неожиданно стало худо. Он даже сознание потерял!

— Товарищу оснабу? — Удивленно приподнял брови старичок, проницательно окинув взглядом Александра Дмитриевича. — И когда это, интересно, в ЧК вернули звание «оснаб»?

— Не вернули, — морщась от головной боли, ответил Головин. — Это персональное звание — такого больше ни у кого нет!

— Очень интересно… Персональное… — произнес Лазарь Елизарович, раскрывая саквояж и натягивая на руки хирургические перчатки. — Никогда о таких не слышал. Давайте-ка, любезный товарищ с индивидуальным званием, — ехидно сказал он, подходя к Головину, — я вас для начала осмотрю…

— Вы доктор? — обессилено откинувшись на спинку дивана, поинтересовался Александр Дмитриевич.

— Лазарь Елизарович — Силовик-Целитель! — прояснил ситуацию Потехин. — Главврач нашего военного госпиталя. Единственный практикующий Медик на всю Марьину рощу.

— Не нужно вам было отрывать Лазаря Елизаровича от дел, — попытался отнекаться от осмотра Головин. — Не больной я… Сейчас сам боль уйму… Делов-то…

— А вот этого не нужно, милейший! — строго произнес Медик, подтянув вплотную к дивану стул и усевшись напротив Головина. — Вы, хоть и опытный Силовик, но ведь не Целитель, товарищ оснаб?

— Не Целитель… — согласился Головин.

— Давайте, я попробую угадать вашу специализацию, — между делом произнес дедок, заглядывая Головину в глаза. — Мозголом? Не так ли? Простите, не имею чести знать ваше имя-отчество.

— Петр Петрович, — ответил Головин. — А угадали верно, Лазарь Елизарович — Мозголом. Откуда такие познания?

— У-у-у! — деловито протянул старичок, оттягивая веко на правом глазу оснаба и оценивая полопавшиеся сосудики «белка». — У меня обширнейшая практика, да и опыт Целительства полувековой, дорогой мой Петр Петрович, — продолжая осмотр, ворковал старичок, изучая симптомы «болезни». — Приходилось мне и Мозголомов пользовать… Откройте рот, скажите «а»… Ага, — довольно продолжил Целитель, заглянув в рот пациента, — просто замечательно! И таких Мозголов лечил, скажу я вам, каких и в вашем наркомате днем с огнем не сыскать… — Целитель что-то такое сделал, Головин лишь почувствовал Силовой импульс, который заставил боль в голове мгновенно потерять свою остроту. — Так лучше?

— Лазарь Елизарович, попросил бы… — подал голос Потехин, предупреждая главврача, чтобы не болтал лишнего.

— Постойте, уж не вы ли Вячеслава Вячеславовича Райнгольда лечите? — догадался Головин.

— А что, если и так? — с неким вызовом произнес «доктор Айболит». — Я, знаете ли, Магическую Клятву Гиппократа давал! А это, на минуточку, обязывает…

— Лазарь Елизарович, да я вам в ноги поклониться должен, — неожиданно для Целителя заявил Головин, — что не дали такому человеку от болезни сгинуть!

— Да уж, — повеселел Рыжов, — язва у профессора преизряднейшая была! Но до конца её побороть у меня так и не вышло… А вы что же, знакомы с Вячеславом Вячеславовочем? Постойте-постойте! Вы — Мозголом, и он — Мозголом… Если прикинуть по возрасту, то начинать осваивать Силовую специализацию вы должны были еще до Империалистической. Он ваш учитель? Не правда ли? — На раз выкупил Головина главврач. — Он ведь наставник от Бога! Один из лучших Мозгокрутов Российской Империи. До сих пор не понимаю, отчего профессор забросил научную деятельность? Такие специалисты всегда на вес золота!

— Так он же князь! — Вновь не смог спокойно усидеть на месте Потехин. — Контрик недобитый… Простите, товарищ оснаб, но все, что вы мне рассказали не перечеркивает его родословную!

— А при чем тут происхождение⁈ — разгорячился Целитель. — Да чтоб вы знали, уважаемый Игнатий Савельевич, — слово «уважаемый» доктор произнес таким тоном, что Головину стало ясно, это уже не первый (да и не последний, наверное) яростный спор на заданную тему, — ваше заблуждение, это один из главных мифов советской действительности, что после Вооруженного восстания в стране осталась лишь чернь, да подлый люд! А все потомственные дворяне либо эмигрировали, либо попали в лагеря, либо уничтожены во время Гражданской…

— Все правильно сказали, Лазарь Елизарович, — примирительно ответил Потехин. — Ни разу это и не миф!

— Да не так это! Совсем не так! — Горячился Рыжов. — Фактически СССР, как величайший и передовой оплот науки, появился во многом благодаря именно дворянам!

— Ну, скажете тоже! — презрительно фыркнул Игнатий Савельевич. — Кто там, в советской науке, из дворян-то будет?

— Вы хотите фамилий? — Доктор аж на дыбки встал. — Их есть у меня! Сколько угодно! Только пальцы успевайте загибать: Климент Аркадьевич Тимирязев — происхождением из старинного дворянского рода Тимирязевых, находившегося на службе у московских царей задолго до петровского времени! Русский естествоиспытатель, специалист по физиологии растений, крупный исследователь фотосинтеза, один из первых в России пропагандистов идей Дарвина об эволюции… А ведь это — центральный тезис о ведущей роли естественного отбора в эволюции, а не Божественного происхождения человечества! Вот вы, Игнатий Савельевич, согласны с материалистическим происхождением человечества?

— Конечно! Ведь я — коммунист, а, следовательно — атеист! Нету на небе никакого Бога!

— Вот! — победно воскликнул Рыжов. — А вы говорите контра недобитая! Наш человек…

— Живой? — неожиданно выдал Потехин.

— Кто живой? — не понял Целитель.

— Ну, этот, Тимирязев ваш?

— К сожалению Климент Аркадьевич умер в двадцатом году в преклонном возрасте…

— Ну и чего вы тогда мне голову морочите, Лазарь Елизарович? — возмутился майор. — Назовите, хотя бы одного, кто тридцать седьмой пережил. Вот когда основных недобитков в Союзе повычистили!

— Помолчите, пожалуйста, Игнатий Савельевич! — не сдерживая чувств, воскликнул Целитель. — Сколько достойных людей сгинуло! Академик Николай Иванович Вавилов, умер в прошлом году в заключении от упадка сердечной деятельности! Учёный был арестован по ложному доносу и незаконно обвинён во вредительстве и связях с оппозиционными политическими группами! Да к нему даже Целителя не пустили, а ведь можно было спасти такого человека!

— Осудили, значит, враг народа! Нечего больше сказать, Лазарь Елизарович? — торжествовал Игнатий Савельевич.

— Отнюдь! Владимир Иванович Вернадский — здравствует и по сей день! Дворянин и действительный статский советник, но лауреат сталинской премии, между прочим! Академик! Да вы хоть знаете, что слова гимна СССР написал потомственный дворянин Сергей Михалков? Да что там говорить, Вождь Мирового пролетариата Владимир Ильич Ульянов-Ленин — тоже из дворян! — решил добить Потехина Лазарь Елизарович.

— Ты, гад, товарища Ленина мне не замай! — заревел майор, налившись дурной кровью. По его подрагивающим рукам пробегали небольшие электрические всполохи. Волосы, наэлектризовавшись, встали дыбом, а из ушей едва дым не валил. — Какой он тебе дворянин?

«Громовержец, — понял Головин. — Главное, чтобы не шарахнул Целителя своим Талантом! — Мелькнула мысль в его голове. — Ведь Потехин нормальный мужик, даром, что темноват…»

Успев заметить краем глаза, как подобрался тихо сидящий в уголке Легион, Александр Дмитриевич слегка расслабился, зная об отменной реакции Лича на опасность. То, что Высший Некрот успеет вырубить раздухарившегося майора, до того, как тот попотчует врача своим Даром, оснаб ни капельки не сомневался.

— Потомственный дворянин, вот какой! — Целителя, похоже, тоже понесло во все тяжкие — запугать майору его не удалось, даже такой вот визуальной демонстрацией своего весьма боевого Дара.

Товарищ оснаб прекрасно знал, что опытный Медик не только способен легко исцелять людей с помощью своего Таланта, но он еще и способен их так же легко убивать. Ведь Жизнь и Смерть всегда рука об руку ходят, являясь противоположными гранями одного и того же искусства, одной Силой, только с разным направлением векторов.

Так что постоять за себя Лазарь Елизарович вполне способен. И неясно еще, кто выйдет победителем из этого противостояния. А может статься и так, что победителя вообще не будет. Поэтому Головин решил дать Силовикам еще немного времени, чтобы они выпустили пар, а потом погасить этот, всё набирающий обороты конфликт, пока чего плохого не случилось. А способов это сделать у одного из сильнейших Мозголома страны советов тоже хватало.

— И не только Владимир Ильич был выходцем из дворян! — продолжал долбить Потехина Лазарь Елизарович. Видимо, накипело — слишком долго терпел Целитель, не имея возможности высказать вслух свое мнение. — Из членов политбюро, кроме Ленина: Жданов, Куйбышев, Крестинский и Орджоникидзе — дворяне! — сыпал известными фамилиями Рыжов. И некоторые обладатели этих фамилий все еще были живы и находились у самого кормила Советской власти.

Потехин, лицо которого стало напоминать цветом вареную свеклу, молчал набычившись, и искрил, словно неисправная электропроводка, а Лазарь Елизарович продолжал рубить правду-матку, совсем потеряв тормоза:

— Из руководства ВЧК-ГПУ-НКВД-НКГБ: Феликс Эдмундович…

— Дзержинский? Не верю! — рявкнул Игнатий Савельевич, засверкав, как новогодняя елочная иллюминация.

— А меж тем, Глава ряда народных комиссариатов, основатель и руководитель ВЧК Железный Феликс — происходит из польского католического шляхетского рода! Менжинский — тоже польский дворянин, только православного толка! Меркулов — отец русский дворянин, мать — дворянка из грузинского княжеского рода! И так я могу еще долго продолжать…

— Ложь! Убью, контра! — разгневано завопил Игнатий Савельевич, «вооружившись» толстой изломанной молнией, что, извиваясь, словно змея, билась в его руках.

— Сам дурак! Дубина стоеросовая! А дураки — они хуже врагов! — выплюнул в ответ старичок, и неожиданно лицо майора побурело еще больше, а под глазами образовались темные синяки. Похоже, что Лазарь Елизарович в сердцах тоже воспользовался своим Даром. Только его «темной» стороной.