Глава 4

Выйдя из кабинета начальника райотдела НКГБ, чекисты направились прямиком в подвал, где и располагались тюремные камеры для содержания особо опасных преступников-Силовиков. По уже давно заведенной традиции, районные (как, впрочем, и все остальные) Силовые отделения наркомата госбезопасности старались размещать в особняках, ранее принадлежащих Сенькам-аристократам.

Ведь каждое, уважающее себя древнее семейство, имело в «своих закромах» этакие потайные казематы, напрочь блокирующие у заключенного бедолаги любые проявления Таланта. Вот и пользовались товарищи чекисты этим империалистическим наследием, оставленным бегущими за границу от Вооруженного восстания аристократишками.

«Используй то, что под рукою и не ищи себе другое», — вспомнил Головин, как, бывало, говаривал Хоттабыч.

Оно и правильно — ведь в эти Защищенные от Магии помещения вбухано столько Сил и средств на Знаки, Руны и Символы, что мама не горюй! Они ведь не только в металле, камне, да дереве воплощены, но еще и натурально в Эфир «врезаны». А о стоимости энергоемких Кристаллов-Накопителей, что подпитывают всю эту сложнейшую Артефактную Защиту, лучше просто промолчать — нет у молодого советского государства таких средств, чтобы в каждом Силовом райотделе подобное чудо сотворить.

Спустившись по узкой винтовой лестнице, камни которой были сплошь усыпаны кристалликами льда, Силовики добрались до низенькой металлической дверки, сплошь покрытой бахромой ржи и наплывами грязного рыжего льда.

Однако, из под ледяной шубы четко просвечивали переливающие заковыристые знаки, складывающиеся в замысловатые формулы Магической Защиты.

Товарищ оснаб прошелся наметанным взглядом по обледенелой дверке, выхватывая знакомые светящиеся Руны. Судя по их качественной проработке, не утратившей своих свойств за длительное время, изготавливались они настоящими специалистами своего дела.

— Солидная Блокировка, — произнес Головин, потирая пальцами замерзающий кончик носа — температура возле двери в каземат была чрезмерно низкой. Даже на улице мороз так не давил, как в этом древнем подвале.

— Так Дом Кюри перед самой Империалистической все здесь обновил, — выдыхая облака пара, сообщил Потехин. — Едва ли не на каждом Символе их Магическое клеймо присутствует, — похвалился майор госбезопасности, пристукивая ногу об ногу — его хромовые сапоги тоже не держали мороза.

Лишь один Легион никак не реагировал на низкую температуру — его мертвое тело холода не ощущало. Это только на примитивных Ходячих низкие температуры могут хоть как-то влиять, промораживая мертвые ткани и замедляя ихдвижения. Высшие же Умертвия функционировали на совершенно иных принципах жизнедеятельности, пребывая порой и в абсолютно невещественном состоянии. Поэтому даже большие перепады температур не могли им причинить какого-либо ущерба.

— Слушай, Игнатий Савельевич, — произнес Головин, — у тебя в подвале всегда такой холод стоит? Неужели вся эта Защита настолько энергоемка, что жрёт тепло, как бык помои? Тут как на северном полюсе! Ты бы хоть предупредил… — И оснаб зябко передернул плечами.

— Так нет же, товарищ оснаб, не в Защите дело! — Мотнул головой Потехин, дыша теплым парящим воздухом в кулаки, чтобы немного согреть руки. — Это все чертов Мамонт, будь он неладен! Сначала, вроде, никаких проблем с ним не возникало.

— А теперь, значит, возникли? — усмехнулся Александр Дмитриевич.

— Аккурат со вчерашнего дня такая оказия творится, — подтвердил майор. — Я ведь поначалу, когда его сюда определил, как рассуждал: посидит немного под стационарным Блокиратором — большой беды с ним не приключится… Сами же представляете, товарищи, что будет, если его редкий Дар Потрясателя «вразнос» пойдет? Я-то помню секретную разнарядку сорок третьего года, когда несколько серьезных «толчков» во время Инициации генерала Абдурахманова таких бед в Подмосковье наделали… Меня, как раз за неделю до этого, на должность начальника Дзержинского Силового отдела госбезопасности назначили — и такого я геморроя хлебнул…

— Погоди, Игнатий Савельевич, — перебил Потехина оснаб, — а с чего ты взял, что это Инициация Абдурахманова была? Такого в разнарядке не было — сам её сочинял.

— Ого! — Признание такого факта моментально прояснило степень высоты неизвестного майору звания «оснаб». — Так это, Петр Петрович, догадаться-то не сложно… — пожал плечами Игнатий Савельевич. — Правда, только после Победы осознание пришло, — признался он. — Как только вместо Рейха одна лужа осталась, так и пришло. О других Силовиках-Потрясателях на советской земле мне не известно. Ну, кроме, вот, Мамонта…

— Ну, что же, в логике тебе не откажешь, Игнатий Савельевич. Молодца! — похвалил Головин майора. — Не буду скрывать — все правильно рассчитал. Думаю, стоит тебя на повышение отправить… — задумчиво произнес оснаб. — Переговорю насчет тебя, майор, с Лаврентием Павловичем — сейчас вменяемые кадры, как воздух нужны!

— Ы-ы-ы! — только и смог выдавить из себя Потехин, не ожидавший подобного заявления. — С Генеральным комиссаром государственной безопасности? Обо мне?

— Не ссы в трусы, Игнатий Савельевич! — Вновь вспомнив шутки-прибаутки Хоттабыча, по-свойски хлопнул майора по плечу Александр Дмитриевич. — Быть тебе со временем генералом, майор, если не дурак, конечно! Но я-то знаю, что не дурак, — произнес оснаб, пристально взглянув в глаза Потехину.

Майор почувствовал, как в его сознание что-то осторожно ввинчивается, невзирая на установленную Ментальную Защиту, что в штатном порядке устанавливалась каждому сотруднику НКГБ. А для руководящего состава она снабжалась еще и своеобразной сигнализацией.

Не будь её, Игнатий Савельевич даже и не заметил бы умелых действий «кремлевского» Мозголома. «Районные коновалы» действовали настолько грубо и болезненно, воздействуя на мозг, что после их ежегодных вмешательств по обновлению Магической Защиты, у сотрудников Потехина (да и у него самого) головы трещали минимум неделю, словно с жутчайшего перепоя.

Легко считывая мысли майора, Александр Дмитриевич с трудом удерживал невозмутимое выражение лица. Ведь Головин специально активировал «сигнализацию» Ментальной Защиты, чтобы обозначить свое присутствие в сознании Игнатия Савельевича. Он легко бы мог распотрошить всю его, так называемую Защиту, совершенно себя не выдав.

А вот с работой «местечковых» специалистов-Психокинетиков, нужно было срочно что-то делать. Ибо их выучка и умения, действительно находились где-то на уровне плинтуса, а то и еще ниже. Мало того, что при работе с «объектами воздействия» (которые, вот ведь какая незадача, являлись живыми людьми) они причиняли последним невыносимые страдания и боль, так еще и качество их Защиты оставляло желать лучшего.

На этот счет у товарища оснаба после неожиданной встречи со своим старым наставником, появились определенные мысли. Мозголомов, свободных от несения службы, в стране постоянно не хватало. Да что там говорить — их было крайне мало. А уж опытных учителей — и подавно.

Так что оставить и дальше старика Райнгольда влачить жалкое существование затворника, Головин попросту не мог. Не имел права. Осталось лишь договориться с руководителями страны и устроить престарелого князя на должность «воспитателя» юных Мозголомов. Опыта ему не занимать, а качество обучения — на уровне лучших мировых университетов! А то, что обличенные властью товарищи не откажут Райнгольду, а вообще схватятся за это предложение обеими руками, Александр Дмитриевич даже не сомневался.

— Это, м-майор, ты д-двери-то отопри, а то з-замерзнем мы здесь к е. ене-фене! — Головина от мороза уже начало основательно подтряхивать. — Ты з-задержанного не заморозил часом в этом гребаном к-каземате? — поинтересовался он, когда Потехин принялся деактивировать Магическую Защиту, навешанную на дверь.

— Да ч-чего ему сделается, то-товарищ оснаб? — произнес Игнатий Савельевич, которого тоже ощутимо била морозная дрожь. — Это в-ведь он здесь свободной Силой истекает… Мне над этим казематом пришлось пятерых Силовиков усадить, чтобы Энергию аккумулировали в Накопители.

Светящиеся Формулы, наконец, потухли, вот открыть примерзшую к косяку дверь у майора никак не получалось.

— Черт! — выругался Игнатий Савельевич, саданув несколько раз каблуками сапог в ледяной нарост. — Заиндевела совсем… Отогревать придется… Комаров! — громко заорал он дежурному, чей пост находился этажом выше, у самого входа в подвал.

— Что случилось, товарищ майор госбезопасности? — В «предбаннике» пред дверью в каземат нарисовался напряженный молоденький сотрудник ГБ с «пустыми погонами» и мягким пушком под верхней губой, нервно сжимающий в руках потертый ППШ.

— Ты автомат-то опусти, Комаров! — прикрикнул на подчиненного Потехин. — А то не дай Бог, попотчуешь нас свинцом! Найди мне лейтенанта Звеняцкого, быстро!

— Так точно, товарищ майор госбезопасности! — Неуклюже закинув автомат на плечо, Комаров умчался выполнять распоряжение начальства, громко топая не по размеру великими сапогами по каменным ступеням.

— Не убейся тут мне! — крикнул ему в спину Игнатий Савельевич. — Скользко!

— Есть, не убиться тут вам! — донеслось до чекистов откуда-то сверху.

— Набрали неумех, — чертыхнулся Потехин, когда гулкие шаги рядового затихли. — Приходится нянчиться, как с дитями, товарищ оснаб. Всех остальных война вычерпала… А у этих слабенький Дар едва-едва прорезался, а в голове… А! — Нервно махнул рукой майор. — Пока уму-разуму научишь…

— А как ты хотел, Игнатий Савельевич? — слегка подковырнул Потехина оснаб. — Как говорится, сам себе накопай… — вспомнил Александр Дмитриевич очередную шуточку Хоттабыча, обращенную в свое время Легиону в ипостаси Хозяина Кладбища.

— Что вы сказали, товарищ оснаб? Как это, сам себе накопай? — Выпучил глаза майор госбезопасности, шутки, естественно, не понявший.

Зато Легион довольно улыбнулся, во все тридцать два — он-то этот посыл прекрасно понял.

— Воспитай, конечно же, — «поправился» товарищ оснаб, незаметно подмигнув Личу, — оговорился я, майор.

«Хорошо еще, что Потехин не обратил внимания, что у товарища полковника пар на холоде от дыхания не идет, — подумалось Александру Дмитриевичу. — Вот этот странный парадокс я, как раз, объяснить и не сумею. Хорошо еще, что Лич рот понапрасну лишний раз не разевает».

— Фух! — облегченно выдохнул Потехин. — А я подумал, что у меня от постоянного недосыпа, совсем фляга свистнула… Как этого Мамонта приняли, так одни проблемы у меня. Я уже дома неделю не был — все здесь в отделе, на диванчике приходится…

— Не переживай, Игнатий Савельевич, — постарался успокоить майора оснаб, — все у тебя с флягой в порядке. Это я тебе, как специалист в области психиатрии и нормального функционирования головного мозга говорю. А вот отдохнуть и выспаться тебе необходимо!

— Да я бы рад, но сам понимаешь, товарищ оснаб — служба…

— Скоро мы с товарищем полковником твою головную боль у тебя заберем, — пообещал Александр Дмитриевич. — И ты, наконец, выспишься, как следует! В отпуске. Думаю, что пары недель будет достаточно…

— Какой отпуск? — Вновь выпучил глаза Потехин. — Да кто же меня отпустит, товарищ оснаб?

— Вот товарищ Берия тебя и отпустит, — усмехнулся Головин, — ввиду полного истощения моральных и физических сил.

— Так… как я? — опешил Потехин. — Кого я вместо себя на своем посту оставлю? Ответственный же пост!

— А скажи мне, Игнатий Савельевич, — Головин подошел к майору вплотную, взял его пальцами за пуговицу на кителе и проникновенно заглянул в глаза, — кому будет лучше, если ты такими темпами через пару месяцев на своем очень ответственном посту в ящик сыграешь от какого-нибудь кровоизлияния в мозг?

— В какой ящик, товарищ оснаб? — От холода, нервов и постоянного недосыпа Потехин в последнее время действительно стал плохо соображать. Да и голова у него непрестанно болела, мешая как следует сосредоточиться.

— Не знаю, — пожал плечами Александр Дмитриевич. — А в каком ты больше предпочитаешь? Хошь — в сосновом, хошь — в березовом. Хотя, это тебе лучше в ритуально-мемориальной конторе уточнить, в каких гробах у нас нынче чекистов хоронят…

— Чё так прям сразу и хоронить? — неожиданно возмутился Потехин. — Я на тот свет пока не собираюсь!

— Хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах! — Рубанул с плеча Головин мудрой цитатой, что тоже слышал когда-то от Хоттабыча. И её формулировка нравилась ему больше расхожей русской мудрости: человек предполагает, а Бог располагает. — Ты уже на грани, Савельич! Понимаешь, о чем я?

— А я по-другому и не умею, — немного пафосно, но честно ответил Потехин. — Помру если, найдется, кем заменить. Незаменимых у нас нет.

— Вот, вроде бы, и умный человек ты, Игнатий Савельевич. И образование имеется, а рассуждаешь, как темный крестьянин с двумя классами церковно-приходской школы! Ты хоть представляешь себе, сколько ресурсов наше социалистическое государство тратит, чтобы воспитать хоть одного грамотного специалиста? Да еще и Одаренного? А? Чего молчишь, товарищ майор госбезопасности, как рыба об лед? — продолжал распекать Потехина товарищ оснаб. Он даже согрелся слегка, а вылетающий из его рта горячий пар тут же осыпался на пол каземата мелкими кристалликами льда — мороз в подвале становился все крепче.

— Я как-то не подумал… — попробовал «отбояриться» от Головина Игнатий Савельевич.

— А должен был! — Словно хлыстом стеганул словом Александр Дмитриевич. — Ты думаешь, что твое здоровье, это только твое личное дело? А вот накося-выкуси, Игнатий Савельевич! — сунул ему головин в нос фигуру из трех пальцев. — Оно не твое, и даже не моё! Оно — общественное! Ты — представитель закона! Сотрудник государственной безопасности! Твоя задача — защищать простых советских граждан, от всякой расплодившейся мрази, паразитирующей на теле нашего социалистического общества! — словно на митинге рубил правду-матку Головин. — А если ты просто сдохнешь на своем посту, кто этим будет заниматься? Кто-то другой? А если такого не найдется? Сколько у нас ребят на фронте полегло? А? Миллионы! Так вот ты, Игнатий Савельевич, должен жить и служить Родине за себя и за того парня, который до этого дня не дожил! Да, живота своего не жалея, но и не дохнуть так тупо от какого-нибудь сердечного приступа! Поскольку твой приступ — настоящее преступление! А дохнут пусть наши враги!

— Ох, ну и макнул ты меня, товарищ оснаб, прямо рожей, да в собственное дерьмо… Я аж вспотел… — Потехин вытер выступившие на лбу капли пота.

— Отдых тебе нужен, Игнатий Савельевич, — уже вполне спокойно продолжил Головин. — У тебя голова уже сколько дней болит?

— А откуда… — заикнулся, было, майор, но вовремя вспомнил, с кем разговаривает. Этому Мозголому, похоже, ничего и пояснять не надо было — он «читал» у Потехина в голове, словно в открытой книге, невзирая на установленную Защиту.

— И ведь лекарства никакие от головной боли не спасают, — продолжил выговаривать районному начальству Александр Дмитриевич. — Только Медик ваш из госпиталя — Рыжов Лазарь Елизарович, эту боль унять на время мог. Но просить его каждый раз о помощи — зазорно тебе. Сила нынче дорога…

— Пощади ты меня уже, Петр Петрович! — взмолился наконец Потехин. — Понял я, что дурак! Понял!

— Вот и ладушки, — довольно потер озябшие руки Александр Дмитриевич, после чего прикоснулся пальцами ко лбу Потехина. — Боль я тебе снял — хоть выдохнешь немного.

— Ух, — счастливо мотнул головой майор, просияв от облегчения, — и вправду отпустило! Спасибо, Петр Петрович! — сердечно поблагодарил он товарища оснаба.

— Боль-то я тебе снял, — отмахнулся от благодарностей Головин, — но не вылечил. Просто отключил на время…

— На сколько? — тут же поинтересовался Потехин.

— Сутки, не больше. Ведь боль — это сигнал о том, что с организмом что-то не в порядке. И сигнал этот надо воспринимать серьёзно! Как мы уедем — сразу пиши раппорт на имя вышестоящего начальства, а я прослежу, чтобы не затеряли! И это — приказ, товарищ Потехин! Я тебе еще и письменно его продублирую.

— Спасибо, товарищ оснаб!

— Слушай, ты своего солдатика за смертью моей послал? — опомнился оснаб, которого вновь начал пробирать нешуточный морозец. — Где этот твой спец по открыванию замороженных дверей?

— Звеняцкий-то? — переспросил майор. — Так он простой Огневик…

— Так давай же его быстрее сюда, а то мы здесь сейчас дуба дадим! У меня уже и без Звеняцкого причиндалы звенят!

Загрузка...