Архонт Варанги

Эпилог

— Не устаю удивляться тому, сколь разной бывает эта земля!

Князь Святослав, княгиня Предслава и патрикий Калокир стояли возле огромной ямы, до краев наполненной темно-синей жидкой грязью. Время от времени она вздувалась огромными пузырями, что, лопаясь, выпускали облачка теплого пара. Вокруг же простиралась поросшая скудной растительностью равнина, на которой, словно прыщи на коже, вздымались редкие курганы. Еще дальше голубела гладь Сурожского моря и ветер доносил негромкий шум разбивающихся о берег волн.

— Я уже говорил твоему сыну, — ответил Калокир, — богатства Тмутаракани неистощимы. В Сурожском море и здешних реках изобилие рыбы и дичи, здесь же, если поискать, можно найти черную кровь земли, из которой мастера басилевса делают «греческий огонь». Но главное богатство этих краев — сама земля!

— Да, — Святослав кивнул, вспоминая недавний объезд своих тмутараканских владений. Кочевые орды, что проносились над кубанскими равнинами, подобно степному ветру, сменяя друг друга, не могли оценить всего богатства здешних черноземов. Что же, их оценят поселенцы из темных дебрей Северщины и Древлянщины, из топких болот Дрегвы, которых Великий Князь Киевский собирался расселить по благодатной Кубанской земле. Будет на кого опереться Звенко, из кого набрать воев, когда с восточных степей нагрянет очередной враг, жадный до чужого добра.

— Я смотрю, древние тоже любили эти места, — заметила Предслава, указывая на смутно белевшие на противоположном краю ямы, почти заросшие травой, развалины, — это ведь чей-то храм, верно?

— У княгини, как всегда острый глаз, — поклонился Калокир, — здесь стояло святилище Афродиты Апатур — из всех богов ее больше всех почитали на Азиатском Боспоре. Странно, в Греции Афродиту считали радостной богиней Олимпа, далекой от царства мрачного Аида, а здесь ее святилище стоит мало ли не у входа в Ад...то есть Пекло.

— Боги ли то разные или люди, что не могут осознать всей их полноты, — улыбнулась Предслава, — богиня, которой я служу, носит разные имена и обличья — всех их не знают и мудрейшие из волхвов. Так и богиня, которую ныне отринули греки, могла здесь им открыться с самых разных сторон — в том числе и стороны мрака и подземного огня.

— Может и так, мудрая, — сказал Калокир, — и целебные силы, что дарует этот вулкан, возможно, тоже идут от всемогущего Хтоноса.

Святослав бросил быстрый взгляд на помрачневшую супругу и, положив руку на женское плечо, слегка сжал его, подбадривая княгиню. С тех пор как он вернулся из восточного похода, принесшего Киеву небывалую славу во всех концах земли и добычу, сделавшую его богатейшим из владык Европы, одно лишь омрачало думы великого князя. Любимая жена, Предслава, до сих пор не могла понести от него, словно жертва, принесенная ею на берегах Дуная, навсегда отвратила от нее милость Живы. За этим они и прибыли сюда, в последней надежде, что целебная грязь вернет чадородие чреву княгини.

— Здрав будь, Калокир, — сказал Святослав и патрикий, понятливо кивнув, удалился прочь. Когда он исчез за ближайшим курганом, Святослав посмотрел на супругу.

— Уверена, что это правильно?

— Больше чем в чем бы то ни было, — убежденно сказала Предслава, — все гадания, все сны и приметы, предвещают, что этот день будет особенным.

Святослав молча кивнул, отходя в сторону, пока княгиня, начала стягивать тяжелое платье — одно из тех, что киевские рукодельницы сшили из тканей, привезенных из дальнего похода, украсив наряд золотом и драгоценными камнями. Рядом с платьем легло ожерелье из алых рубинов, большой кокошник с жемчугом из Гурмыжского залива и прочие украшения. Оставшись голой Предслава шагнула вперед и, осторожно коснувшись ногой горячей грязи, начала медленно заходить в нее. Чувствуя, что надо оставить жену наедине с тайными силами, князь развернулся и зашагал в сторону моря. На миг он остановился возле храма, пытаясь что-то разглядеть на стертых от времени барельефах.

«Надо будет тоже возвести здесь капище, — подумал Святослав, — посоветуюсь с волхвами, кому из Богов больше угодно это место».

С этими думами он начал спускаться к морю по узкой тропке, петлявшей по отрывистому берегу. Сейчас, когда жены не было с ним рядом, он мог думать уже и о других делах. Слава Велесу, Ярополк вроде бы взялся за ум — и обе его жены, Рогнеда и Предслава-младшая, как могут, укрепляют княжича в вере предков. В остальных краях необъятной державы, пока тоже все спокойно — только безумец нынче осмелится восстать против князя, чья слава Перуновым Громом прогремела по всему Востоку. Сейчас же, когда великий поход завершен, настало время подумать и о...

— Время получить свое, воин.

Святослав резко обернулся — никого. Послышалось ли ему эти слова в шуме ветра, негромком рокоте набегавших волн или это наваждение, насланное этой древней землей? Взгляд его упал на что-то белое меж обвалов камней и глины, осыпавшихся с обрывистого берега, подточенного волнами и ветром. Приглядевшись, князь понял, что видит прекрасную мраморную статую, изображавшую древнюю богиню. Но прежде чем с губ князя сорвалось, наконец, имя до его слуха донесся еще один звук — из тех, что никак не ожидаешь услышать в таком месте.

Где-то совсем рядом громко плакал младенец.

Быстрым шагом, только что не переходя на бег, Святослав обогнул выступавший в море мыс, из-за которого доносился плач и увидел на песке, на самой кромке земли и моря, красивую розовую раковину — столь огромную, что во всем мире не нашлось бы моллюска, что оказалась бы ему впору. И в этой раковине, словно в диковинной люльке, дрыгал ножками и орал младенец. Завидев Святослава, он вдруг перестал плакать, уставившись на князя серьезными голубыми глазами.

За спиной Святослава послышались легкие шаги и, обернувшись, он увидел рядом с собой Предславу. Обнаженное тело покрывала засохшая грязь, волосы слиплись в некрасивые темные сосульки, но зеленые глаза светились от величайшей гордости.

— Это...- начал было Святослав, но Предслава прижала палец к его губам.

— Молчи, — шепнула она, — я все знаю.

Она подошла к раковине и, наклонившись, взяла на руки младенца, тут же потянувшегося губами к ее обнаженной груди.

— Я воспитаю его как своего, — сияющий взгляд Предславы был устремлен куда-то вдаль, — это честь, о которой я не смела и мечтать. А когда он вырастет — весь мир содрогнется от великих свершений твоего сына и падет к его ногам!