Архонт Варанги

Страна Совета

— Пусть Фенрир сожрет это проклятое солнце! Клянусь молотом Тора, мне обещали славную битву и богатую добычу, а не болтание в этой проклятой луже.

Воевода Свенельд, сбросив все одежды, кроме закатанных до колен шаровар и обмотанной вокруг головы мокрой тряпки, сидел на корме головной лодьи, угрюмо разглядывая блестевшую на солнце голубую гладь. Казалось, за время в похода он должен был привыкнуть к здешней жаре, уже изрядно пропекшей его кожу южным загаром, но солнце Персидского залива оказалось уж слишком жарким для уроженца холодного севера. Время от времени Свенельд склонялся с борта, чтобы зачерпнуть теплой, почти не охлаждавшей воды, плеская себе в лицо и на грудь.

— Считай, что это испытание посланное тебе Богами, — насмешливо ответил Святослав, — или ты думаешь, что сотня- другая мертвых сорочинов, достаточная плата за богатства, которые мы получим, — и уже получили, — в этой земле?

Сам князь стоял, сложив мускулистые руки на обнаженной груди, внимательно созерцая простиравшееся вокруг Гурмыжское море. Как и его воевода, Святослав носил одни лишь шаровары, а его голову покрывали свежие шрамы — следы недавнего бритья острым сорочинским клинком. Однако и здесь, несмотря на жару, он оставил нетронутой прядь светлых волос — даже в этой земле, вдали от родины, Святослав не собирался отказываться от признака знатности рода.

Особенно готовясь воевать с теми, кто не признавал никакой знати.

Если не считать палящего солнца, то у предводителей русов не было причин жаловаться на судьбу. Фанна Хосров и вправду дал своим союзникам огромный выкуп за то, что они отступились от Багдада. Сейчас большие лодьи, которые по указаниям русов, соорудили сорочинские мастера и рабы, полнились золотыми и серебряными украшениями, усыпанными драгоценными камнями; разнообразным оружием, с рукоятями покрытыми причудливыми узорами и затейливой арабской вязью на лезвии. Здесь же лежали тюки шелка и иных тканей, расписанных редкими красками, мешки с изысканными пряностями, сушеными фруктами и много чем еще. Даже сейчас, когда из-за жары многие русы были вынуждены раздеться едва ли не догола, то немногое чем они прикрывали свои мускулистые, загорелые до красноты тела, было взято из той же добычи. Многие вешали на себя золотые серьги, ожерелья и браслеты, а за поясом у каждого торчала усыпанная драгоценными камнями рукоять трофейного клинка. А впереди их ждала новая битва и новые богатства в жемчужных сокровищницах карматов.

Немалую часть полученной добычи пришлось отдать печенегам и уграм — их конница оказалась бы бесполезной на воде, так что Святослав позволил им уйти на север, вместе с айсорами, язди и армянами, чтобы в Сирии объединиться с ромейскими войсками. Князь Млех пообещал встретиться с Иоанном Цимисхием и рассказать ему о плане подсказанном хитроумным Буидом. Русы же, отдохнув как следует, уже на полноценных судах продолжили свой путь вниз по реке. Они миновали болотистые низовья Тигра и Евфрата, где лодьи с трудом преодолевали заросли высокого тростника, вспугивая при своем приближении бесчисленные стаи птиц. Вода вокруг кишела рыбой и водяными змеями, уродливые болотные крокодилы тяжело хлопались в воду, уходя с пути лодей, тогда как из обступивших болота зарослей то и дело слышался рев огромных кошек. Сам Святослав, вооруженный одним лишь мечом, сошелся в жестокой схватке с огромным львом — и теперь он спал на желто-серой шкуре, брошенной на носу корабля. Временами средь зарослей проступали занесенные песком и илом, наполовину затонувшие руины — немые свидетели невыразимо далекого прошлого, когда давно сгинувшие народы возводили богатые города и в храмах, похожих на ступенчатые пирамиды, возносили молитвы и приносили требы давно забытым богам.

Имелись тут и собственные обитатели, — смуглые, почти черные люди, в обычных арабских одеяниях, но отличающихся от прочих сорочинов внешностью, языком и обычаем. Данные русам проводники объяснили, что эти люди зовутся Зутии и они ведут свой род из далеких индийских земель, откуда еще с доарабских времен их переселили в эти края шахи Сасанидов. Эти люди, выращивавшие странное белое зерно, и разводившие огромных, свирепого вида быков, настороженно смотрели на светловолосых и голубоглазых чужаков, но помех им не чинили: властитель здешней земли, именуемой Батиха, Имран ибн Шахин, после нескольких лет соперничества с Буидами, признал власть Фанны Хосрова и беспрепятственно дал его союзникам пройти к Персидскому заливу. Однако, как предупредил глава Буидов, в здешних краях, известных как прибежище всяких мятежников, разбойников и беглых рабов, хватает и сторонников карматов, одно время владевших этим болотистым краем, так что кто-то наверняка предупредит мятежников-еретиков о приближении русов. Святослава это не особо беспокоило — пусть здешние беглые холопы сами известят о нем будущих врагов, избавив князя от надобности слать знаменитое «Иду на вы»!

Так или иначе, варанга Святослава беспрепятственно спустилась по реке. Сейчас вокруг них простиралось незнакомое голубое море, — теплое, словно парное молоко, — полное рыб, дельфинов и множества иных диковинных тварей. Проводники, данные Святославу Фанной Хосровом, объяснили своим спутникам как правильно готовить огромных раков с голубым панцирем и мерзкого вида тварей, с восемью гибкими лапами, оказавшихся на удивление вкусными — особенно если подавать их со специями подаренными русам в счет откупа. Однако не все здешние обитатели оказались столь уж безобидными.

— Ах ты нечестивое отродье Локи!!!

Свенельд, в очередной раз наклонившийся, чтобы плеснуть воды на обгорелую шею, вдруг отпрянул, как ужаленный и ухватив лежавшую на палубе секиру, что есть силы рубанул ею по воде. За кормой взбурлила кровавая пена, мелькнул разрубленный надвое высокий плавник и огромная рыба, щелкая зубастыми челюстями, кинулась прочь от лодьи. Далеко уйти ей, впрочем, не удалось: откуда-то из глубины вдруг вынырнуло еще несколько акул, тут же накинулись на раненного собрата. Взбурлил кровавый водоворот из лязгающих зубов и мелькающих в воде темных, полных некоего злого изящества тел, пока морские хищники пожирали раненую рыбу.

— Совсем как сорочины, — ухмыльнулся Свенельд, поворачиваясь к Святославу. Но тот уже не смотрел на своего воеводу: взгляд князя был прикован к окоему, на котором одна за другой появлялись темные точки, стремительно приближавшиеся к флоту русов.

— Вот и карматы, — пробормотал Святослав и, обернувшись к воинам, рявкнул во все горло, — надеть быстро кольчуги и шлемы и пусть хоть кто-то мне заикнется, что ему слишком жарко. Вот он — бой который нам был обещан!

Одобрительный гул, словно ворчание охотящейся своры, разнесся по лодьям, когда воины Варанги лязгали сталью оружия и доспехов, готовясь встретить долгожданного врага. Тот, тем временем приближался — и темные пятна превратились в изящные корабли, с одним или несколькими косыми парусами, изогнутым носом и боковыми галереями, покрытыми причудливой резьбой. С бортов, свесившись над водой, злобно кричали смуглые моряки, вооруженные саблями, луками и копьями.

— Бисмилляхи Аллаху Акбар!

Ливень стрел и копий обрушился на прикрывшихся щитами русов, когда вражеские суда, выстроившиеся исполинским полумесяцем, неумолимо надвигались на русские лодьи. Оба крыла вражеского флота, словно обхватили Варангу, пытаясь окружить русов — и на первый взгляд карматам это удалось. Однако даже сыпавшиеся с обоих сторон стрелы и пики, не смогли нанести русским воинам столь уж большой урон — тем более, что и сами русы огрызались такими же залпами стрел и копий. Когда же вражеские суда сблизились достаточно, врукопашную более рослые и сильные русы, защищенные к тому же доспехами, казались почти неуязвимыми для относительно легковооруженных карматов. Численное преимущество им не помогло: словно острый клинок свиную тушу, строй русских лодей разбил на части карматский «полумесяц», пока рычащие от ярости северяне, врывались на вражеские корабли, сея вокруг себя смерть и разрушение.

— Рррусь! Рррусь!!! Слава Перуну! Слава Стрибогу! — кричал Святослав, отбиваясь сразу от трех врагов. Первый, с отчаянным воплем «Оллааа!!!» прыгнул на князя, прямо в прыжке, метя клинком в глаза русу. Святослав, отразив этот удар щитом, одновременно не глядя вогнал меч под ребра второму кармату, подбиравшимся к нему сбоку. Не прекращая движения меча, князь сделал им широкий полукруг, рассекая мясо и кости врага и тут же подрубил ноги сорочину, что бросался на него спереди. Третий же кармат попытался ударить князя кинжалом в спину, но из-за резкого поворота сорочинский клинок лишь скользнул по звеньям кольчуги, а в следующий миг Святослав, развернувшись, вогнал чекан меж злобных черных зенок, вышибая арабу мозги.

— Один! Один и Тор! — ревел Свенельд, поднимая и опуская окровавленную секиру, словно бешеный дровосек, снося головы и одним ударом разрубая карматов от плеча до поясницы. И также рядом с ним, громко призывая своих воинственных богов, рубились и его соплеменники. Однако княжеского воеводу не мог превзойти никто — и в какой-то миг Свенельд, разрубив очередного араба на две уродливые, брызжущие кровью и внутренностями половины, вдруг понял, что ему больше не с кем скрестить клинки: перепуганные насмерть карматы опасались приближаться к свирепому белокурому великану, с ног до головы залитому кровью. Воспользовавшись этой краткой передышкой Свенельд окинул беглым взглядом поле боя — и вдруг увидел Василия. Ромейский цесаревич, с искаженным в свирепой радости лицом, ожесточенно рубился с карматами — и суровый лик свея смягчился от неподдельной гордости, когда он узнал в молодом воителе начало собственного кровавого пути. Но в тот же миг его сердце пронзило и внезапной тревогой, когда позади цесаревича с борта соседнего судна. свесился тощий окровавленный араб. В руках он держал тяжелое копье, готовясь метнуть его в спину Василию. Свенельд, с диким рыком, в котором уже не было ничего человеческого, метнулся вперед, прикрывая собой Василия. Тяжелое копье ударило его в шею, пробив кольчужный воротник, но и тяжело раненный свей успел метнуть секиру с такой силой, что араба отбросило к мачте, когда клинок секиры пробил ему грудь и хребет, вонзившись глубоко в дерево . Василий, сразив очередного врага, почувствовав, что за его спиной что-то происходит обернулся, но увидел лишь залитого кровью Свенельда, что, величаво, словно подрубленный дуб, опускался на залитую кровью палубу. Губы свея раздвинулись в слабой улыбке, когда он увидел вмиг побелевшее лицо цесаревича.

...Мать...не забывай....помоги ей...сы....

Изо рта его хлынул поток крови, ноги Свенельда подкосились и он тяжело рухнул, уставившись мертвыми глазами в чужое небо чужой страны. Вокруг него продолжала кипеть сеча — воины Варанги, увидев гибель воеводы, с удвоенной силой обрушились на карматов, пройдясь по их кораблям всесокрушающим кровавым смерчем . Не выдержав, арабы в панике разворачивали свои корабли, стремясь уйти к родным островам. Однако для Василия это все уже не имело значения: он сидел рядом с погибшим воином, опустив голову, пока его плечи содрогались от неслышных в сече рыданий.

Карматы не ушли далеко: разъяренный смертью Свенельда Святослав приказал преследовать их до самого логова. Сорочины надеялись на подступавшие сумерки, на коралловые рифы, что окружали остров; где легкие дау арабов, знавших надежные проходы, рассчитывали проскользнуть там, где тяжелые лодьи русов неизбежно разбивались или застревали на подводных камнях. Но Святослав, одержимый боевым безумием, уже не видел ничего перед собой: не желая и дальше губить свой флот, он приказал воинам спешиться и продолжил наступать по скользким, поросшим водорослями и кораллами камням, иногда по пояс, а порой и по грудь в воде; под градом вражеских стрел и копий. Когда же воины Варанги, наконец, ворвались на остров мечи и секиры русов работали без остановки, истребляя всех и каждого, поджигая каждое встреченное ими здание, пока на залитом кровью острове не осталось ни одного живого кармата. Лишь пару десятков пленников удалось захватить в плен, чтобы использовать их для поминального жертвоприношения духу Свенельда.

— Пусть Мара-Смерть примет его душу и сопроводит прямо в Вальхаллу, где Один примет как лучшего из эйнхериев, того, кто всегда достойно служил Дому Рюрика. Гибнут стада и мужи умирают и сам мир обречен на погибель, но смерти не ведает великая слава деяний достойных.

Святослав говорил это стоя на берегу ночного моря, где в черной воде отражался свет погребального костра, в который превратился Дом Совета карматов. Здесь же покачивалась и одна из лодей, в которой, скрестив руки на груди, лежал Свенельд облаченный в свои доспехи, с мечом и секирой на груди. У его ног лежали трупы карматов, которым перерезали горло, залив кровью все судно и окрасив красным воды Бахрейна. Рядом со Свенельдом находилась и его доля добычи, в том числе и разноцветный жемчуг, которым Святослав собственноручно усыпал тело старого воеводы

Святослав сделал шаг назад, освобождая место для Василия. Тот принял факел из рук князя и поднес его к лодье. Яркое пламя охватило паруса, а потом и ткани, что лежали вокруг тела Свенельда. Вскоре вся лодья полыхала как огромный костер. Вот перегорели канаты, удерживавшие судно, и объятый пламенем корабль, подхваченный внезапно поднявшимися волнами, заскользил по черной глади, постепенно погружаясь под воду. Когда погас последний огонек, колебавшийся на верхушке мачты, небо на востоке осветилось алым предвестием утренней зари.