Архонт Варанги

У стен Града-Багдада

— Люди или боги возвели это чудо?!

Стоявший на большом плоту молодой кривич не смог скрыть своего удивления, когда маячившие на горизонте башни и шпили превратились в величественные здания великолепного города. Золотые купола мечетей сияли на солнце так, что было больно глазам, а одни только бесчисленные предместья, жавшиеся к высоким стенам, казалось могли вместить в себя целый Киев.

— Ты, Кромегость, как будто Царьграда не видал, — хохотнул за его спиной высокий варяг с кудлатой рыжей бородой, — или греки тоже боги? Так может, ты им требу возложишь?

— Греки обойдутся, а вот Перуну бы варяжской кровью так с радостью, — сходу завелся Кромегость, хватаясь за рукоять меча, — или тебе, Фарлаф, лишь бы языком...

— Так, заткнулись, оба, — рявкнул Свенельд, тяжело пройдясь по плоту, — гонор прибережете для сорочинов. Люди это, Кромегость, люди — сам убедишься, когда кровь им пустишь. Вот только до их глоток еще добраться надо.

Он замолчал, созерцая великолепный город вместе с притихшими молодыми воинами. Багдад приближался — и теперь ясно были видны и два кольца стен, окруживших столицу халифата и блестевшие на солнце возле башен, охранявших врата, шлемы и кольчуги вражеских воинов, внимательно наблюдавших за шедшим по реке флотом. Чтобы его построить, князь Святослав согнал на работы тысячи пленников, действуя пинками и плетью, что не хуже ассирийских и армянских переводчиков, помогало довести до невольников, что от них требуется. Вскоре на рейде Тигра появились большие добротные плоты, изготовленные из срубленных в горах Загроса деревьев. Сейчас эти плоты неспешно двигались вниз по Тигру, тогда как по левому берегу шли орды угров и печенегов, а также союзная армянская конница и сам Святослав со своей дружиной. Великий князь тоже хмуро рассматривал город, над которым веяли черные и зеленые знамена, исписанные арабской вязью. Судя по всему, даже после разгрома Себук-Тегина и Бахтиар Изз ад-Даулы под стенами Мосула, у города уже нашелся новый хозяин, а значит взять город будет не так-то просто.

Означенный хозяин как раз смотрел на приближающееся войско со сторожевой башни Хорасанских ворот, прикрывавших город с северо-востока, и на его лице читалось немалое беспокойство. До недавних пор Фанна Хосров Азуд ад-Даула был вполне доволен собой: не дожидаясь итога битвы при Мосуле он выступил на запад, подоспев к Багдаду аккурат, когда туда пришли вести о катастрофе на севере. Командующий тюркским гарнизоном, Алп-Тегин без боя сдал город новому захватчику и Фанна Хосров вступил во владение Багдадом, получив на это благословение от бессильного халифа Абассидов. Однако теперь его власть над священным городом требовалось подкрепить — и Фанна Хосров, мрачно глядя на багряные знамена с пугающим трезубым символом, вовсе не был уверен в своих силах сделать это.

— Стены города, скорей всего, выдержат натиск ал-русов, — говорил меж тем стоявший рядом Алп-Текин, — но в Багдад со всей округи стекаются беженцы — и рассказывают страшные вещи о зверствах язычников, что усиливает панику. А город не рассчитан на такое множество народу — и очень скоро начнется голод.

— Я это понимаю не хуже тебя, — огрызнулся Фанна Хосров.

— Может, попробуем откупиться? — спросил Алп-Текин.

— У меня не так много золота, чтобы хватило на всю эту ораву, — Буид дернул щекой, — да и сомневаюсь я, что эти язычники сейчас согласятся на меньшее, чем разграбление всего города. Главное — отбить первый штурм, а там посмотрим.

— Посмотрим, — угрюмо кивнул тюрок, — уже совсем скоро.

Все же хозяева города попытались решить делом миром: как только русы подошли к городу на расстояние броска копья, на стенах Багдада у Шамских врат появился толмач. Хоть он и носил арабские одежды, но из-под прикрывшего лицо платка смотрели голубые глаза, да и обратился он к русам на чистейшей славянской речи.

— Царь царей, Фанна Хосров, Длань державы, именем повелителя правоверных Ат-Таи Лиллаха, приветствует вождя русов и не ищет с ним ссор. Если эмир Сват-Саклаб, согласится взять подарки от повелителя правоверных...

— Мне не нужны сорочинские подачки, если я могу взять все, — перебил его Святослав, трогая поводья коня и выезжая вперед, — и мне незачем слушать лай пса, забывшего свой род и Богов, когда его хозяин прячется за стенами. Если твой Хосров хочет мира — пусть сам выйдет и говорит — или вступит со мной в единоборство. Я, Святослав, Князь Киевский, вызываю его на поединок — и пусть эта битва решит судьбу Багдада.

Вместо ответа со стен послышалась короткая команда- и Святослав едва успел подставить щит, в который вонзилось сразу две стрелы. Еще одна воткнулась в землю прямо перед ногами его коня. Князь, угрюмо усмехнувшись, вскинул руку, подавая знак — и небо потемнело от стрел, когда в битву вступили печенежские и угорские лучники. Со стен Багдада также началась стрельба, но быстро захлебнулась — жившие войной и охотой, чуть ли не рождавшиеся с луком в руке, кочевники явно превосходили мастерством вражеских стрелков. Проклятия и крики доносились с городских стен и один за другим те, кто не успел укрыться за зубцами, падали в стремительно растущую у города гору мертвых тел. Нападавшие тоже несли немалые потери, однако пока это никак не влияло на густоту смертоносного дождя обрушившегося на Багдад.

Одновременно началось наступление и со стороны Тигра: одна за другой тыкались в берег огромные плоты и, пока одни воины пускали стрелы в засевших на берегу арабских лучников, другие же с воинственным рыком сходили на берег. Прибрежные предместья Багдада были сметены сокрушительным наступлением русов: ни возведенные наспех укрепления, за которыми прятались воины-дейлемиты; ни запутанная сеть каналов, — слишком узких и мелких для плотов, но достаточно глубоких, чтобы мешать пройти пешцам, — не смогла остановить неистовых северян. Славяне и урмане, чудь и корсь — все варвары, рубясь мечами и топорами, на ходу прикрываясь щитами от сыпавшегося на них дождя из стрел, упрямо рвались вперед. Свенельд, окруженный лучшими из своих бойцов, ревел как медведь, размахивая секирой и прорубая дорогу к стенам Багдада. Вскоре мечи и копья русов ударили в Хорасанские ворота — и вот тут закипела особенно жестокая сеча. В лучшие времена, когда Багдад был в полной силе и славе, осада оказалась бы куда труднее, но сейчас после многих вторжений и упадка, многие укрепления обветшали и стены города оказались не столь уж неприступными, как сначала показалось русам. И вот уже молотил в в Хорасанские ворота таран, наспех сделанный из найденного у причалов увесистого бревна, пока другие воины приставляли к стенам заранее сооруженные лестницы, забрасывали веревки с крюками. Лишь когда сверху полился кипяток, расплавленная смола и свинец, посыпались камни и балки, обожженные и ошпаренные варвары, с неохотой отхлынули от стен Багдада.

— Боитесь честной схватки, проклятые трусы?! — в ярости рычал Свенельд, грозя воротам окровавленным кулаком, — будьте вы все прокляты, отродья женовидного Локи! Клянусь Одином, сотни сорочин повиснет во славу его с выпущенными кишками, пока я буду пить кровь и вино из черепа вашего халифа!

К тому времени спешилась и часть всадников осаждавших город с северо-востока: пусть у них и не было в достатке осадных орудий, они, неся с собой веревки с разлапистыми крюками и наспех сколоченные лестницы, упорно пытались вскарабкаться на стены. Над их головами свистели печенежские и угорские стрелы, прикрывая идущих на приступ русов от атак сверху. Вскоре первые из северных варваров, преодолевая бешеное сопротивление, поднялись на стену, где тут же закипел жестокий бой. Меж тем защитники города уже поспешно оставляли внешнюю стену, сжигая за собой мосты, перекинутые через ров между внутренней и внешней стенами Багдада . Узнав об этом отступили и защитники Хорасанских врат, дав варварам, наконец-таки, захватить внешнее кольцо укреплений — но с внутренней, более высокой стены продолжали летели стрелы и копья, мешая нападавшим прорываться дальше.

Однако вскоре выяснилось, что не это самая серьезная угроза для русов: сквозь свист стрел, предсмертные вопли и воинственные крики вдруг прорвался мерный гул, становящийся все громче и сильнее. В следующий миг в ров с шумом ворвалась пенящаяся вода, уровень которой начал стремительно расти. Также быстро заполнялись водой, выходя из берегов, и окружившие город каналы: мутный поток затапливал дома, смывая в реку торговые ряды бесчисленных рынков, сбивая с ног, накрывая с головой людей и лошадей.

— Что это?! — крикнул Свенельд и в тот же миг почувствовал, как кто-то вцепился в его руку. Обернувшись он увидел бледное лицо цесаревича Василия.

— Это дамбы!- крикнул он, — я читал об этом! Нужно уходить, пока они нас всех не перетопили здесь как крыс.

Свенельд неохотно отдал приказ — и варанга, рыча как оторванный от добычи зверь, отхлынула назад. Погибло, впрочем, не так уж и много — большинство северных воинов умели плавать, да и вода подступала не так уж быстро, чтобы варвары не успели отойти к своим плотам. Также быстро отступили и воины Святослава, вместе с кочевыми ордами, уходя на равнину от неумолимого потока. Но, отступив от Круглого Города, варанга, вместе с уграми и печенегами, отыгралась на Восточном Городе, Муаскер аль-Махди, что стоял на противоположном берегу Тигра, защищенный намного хуже. Всю ночь над рекой разносились вопли арабов приносимых в жертву языческим богам, им вторили плач и крики насилуемых женщин, пока раздосадованные неудачей варвары грабили город. Увязавшиеся за ними армяне и ассирийцы охотно присоединялись в бесчинствах к своим языческим союзникам, мстя за все притеснения, что им довелось испытать от мусульман. Эти крики, как и пламя пожаров, хорошо видных и с внутренних стен Багдада, служили зловещим напоминанием, что все еще совсем не кончилось.