Апостол Папуа и другие гуманисты. I. Мидгардсорм

*64. Особенности постмодернистской экономики

Тремя днями позже. 8 августа. Восточные Каролинские острова.

Остров Косраэ. Юго-Восточный берег. Маленький лиман речки Йесенг.

Ландшафт тут был не лучшим для таунхауса. Узкое извилистое мелководное немного соленое озеро, частично заросшее манграми. Строить тут, как на суше, было бы вовсе невозможно: грунт нестабильный, ползущий, в общем: болото. Поэтому новый жилой комплекс (блок из двадцати домиков-секций в полтора этажа, плюс парковка) стоял на понтонах. Раньше здесь летали тучи москитов, но (как пояснил парень — представитель застройщика) год назад мэрия Тофола сговорилась с военными биологами, и те извели кровососов неким вирусом (безвредным для других существ). А главное (добавил тот парень) место рядом с главной островной дорогой, и зверски дешево. Даже для такой скромной площади домика — зверски. Плюс, вся сантехника и стационарная электрика смонтирована. Кроме того, дается рассрочка. В общем он убедил. Сделка состоялась 5 августа, и Норберт Ладерн, прибывший 27 июля из Германии, к финалу первой декады жизни в Меганезии, стал хаусхолдером (громко сказано для домика-секции). С другой стороны, что-либо более просторное — ни к чему, лишние хлопоты по хозяйству. А так обустройство жилья заняло один (!) вечер после работы. Ловкие ребята-филиппинцы притащили все по списку, расставили, и подключили то, что требовало подключения.

Вчера вечером Норберт наслаждался одиночеством и ретро-фильмами (после декады в молодежном общежитии, новое жилище казалось идеалом тишины и уюта). Сегодня, возвращаясь из офиса Эллинга Брейвик-Крюгер (с работы, проще говоря) он думал о проведении второго такого вечера. Через пару дней надоест, и можно продолжить свое знакомство с окрестными пабами и дансингами, но пока — то, что надо. Ретро-фильмы, кстати, были в сети OYO бесплатные и в высоком качестве (хотя, конечно пиратские).

Короче говоря, на закате 8 августа бакалавр-экономист Локстер на своем мотороллере съехал с главной дороги на понтонный проселок, вкатился на парковочную площадку новенького таунхауса, и… Услышал родное германское сочное: «Ficken Scheissdreck» (гребаное сраное говно), произнесенное сердитым, чуть хрипловатым, но мелодичным голосом. Обладательница голоса: очень молодая женщина (может, даже тинэйджерка). Хорошо сложенная, хотя невысокая. С первого взгляда ясно, что европейка-северянка: волосы (подстриженные под ежик) — будто седые, а глаза — как серое осеннее небо над Балтикой (резкий контраст с экваториальным морским загаром кофейного цвета). Она довольно типично одета: в свободные шорты и майку. Плюс эластичный пояс с двумя чехлами: слева — трубка-коммуникатор, справа — какой-то компактный пистолет.

Обрисованная персона старалась извлечь из своего транспорта (легкого экраноплана «морской конек», пришвартованного к пирсу парковки) некий пестро-зеленый объект (оказавшийся, при ближайшем рассмотрении, огромным 150-литровым рюкзаком). По представлению Норберта Ладерна (увлекавшегося туризмом в недавнем студенчестве) рюкзаки емкостью более ста литров были вообще нонсенсом, а уж для такой довольно некрупной девушки — подавно. Между тем, девушка, совершив бешеный рывок, все же выдернула рюкзак-монстр из багажного люка на пирс, затем прижала ладонь к своему левому боку, и с какой-то преувеличенной осторожностью уселась на бетон.

«Кажется, девчонка растянула связки», — вполне разумно предположил Норберт и, под влиянием психологически естественного порыва, двинулся на помощь.

— Kann ich helfen?

— Du bist verdammt gutig! — обрадовалась она (не преминув расцветить радость довольно грубым словечком verdammt)…

…150-литровый рюкзак-монстр весил верных полцентнера, но тащить было недалеко. Только до домика-секции в том же таунхаусе. Валле Хааст (так звали новую знакомую Норберта) оказалась его соседкой: она купила это жилье позавчера через сеть OYO, по случаю своей демилитаризации из патрульного дивизиона Центрального Запада. В ее жилище (понятно) не было ничего, кроме сантехники и электрики предустановленной застройщиком, но резерв-капрала Хааст это не смущало. Ее рюкзак-монстр был набит полезными штучками патрульно-морского быта. Там нашелся электро-котелок, набор кружек, мисок, и ложек, складной столик, надувной спальный мешок, и тактический ноутбук с огромным экраном-рулоном… Долго перечислять.

— Вот так, бро, — сказала Валле, — все свое ношу с собой. Осмотрюсь немного, и начну обставляться цивильно. Где тут годная барахолка? Покажешь, когда будет время?

— Aita pe-a, гло, — ответил Норберт (уже освоивший эти обращения: «бро» — «гло»).

— Ну, классно, — резюмировала она, и вытащила из рюкзака бутылку тосканского вина «Sassicaia», — давай, Норберт, выпьем за новоселье и знакомство.

Бакалавр экономики удивился. Появление элитного вина (долларов 300 за бутылку) не соответствовало характеру kanaka-foa. В обстановке здешнего спонтанного новоселья вероятным был бы какой-нибудь народный напиток. Нези не любили элитарность…

— Гадаешь: на кой хрен такая бутиковая штука? — отреагировала Валле на его мимику.

— В общем, да, — подтвердил он.

— Это, — сообщила она, — бутылка с мотояхты, откуда мне пришло полдюйма в бок. Кэп сказал: бери с собой, выпьешь за экипаж, и за наши новые бронежилеты. Там в трюме нашлось несколько ящиков дорогого алкоголя. Лунгтоу Анкйинг был сибаритом.

— Так, минутку, гло! Твой жест, когда ты схватилась за левый бок…

— Ну, а я о чем? У китайского гангстерфюрера на мотояхте стоял GAU-19. Прикинь?

— Валле, я слабо разбираюсь в оружии. Я экономист по профессии.

Девушка была изумлена, будто он назвал профессию вроде охотника на привидений.

— Экономист? Офигеть! Что, реальный экономист, без прикола?

— Без прикола. Реальный экономист, — подтвердил Норберт.

— Офигеть, — повторила Валле, — так вот: GAU-19, это американский пулемет калибром полдюйма, скорострельный трехствольный по схеме Гатлинга.

— О. черт! Тебе повезло, что бронежилет выдержал.

— Ну, от прямого попадания из GAU-19, бронежилет не спасает. Даже этот новый типа «композитная кольчуга». Но пуля пробила мультиплекс иллюминатора, потеряла три четверти импульса. Дальше мне в бок. Кольчуга выдержала, хотя два ребра треснули.

Неопасно, в общем. Но я решила: это знак — пора цивилизоваться. У меня продвинутое средне-специальное образование: Бременский радиоэлектронный техникум, и военно-инженерная практика полтора года. Так что, я из клиники настрочила рапорт в штаб о переводе в резерв, получила ОК, и связалась с фирмой на Косраэ. Ну, пить будем?

— Будем. Только знаешь: наливать такое вино в алюминиевые кружки, это как-то…

— …Незачетно, — договорила она, — может, у тебя цивильная посуда есть?

— Да. В моей секции. Я купил коробку: дюжина стаканов, но еще не распаковывал.

— Так, ты тоже недавно тут?

— Я прилетел из Европы две недели назад. А в этом таунхаусе угнездился позавчера.

— Классно! Тогда идем, распакуем твои стаканы!

…

Настоящий эксперт по хорошему вину сказал бы, что граненые стаканы Хабаровского Стеклотарного завода не годятся для элитного тосканского «Sassicaia». Хотя, в случае дилеммы: филиппинские алюминиевые кружки или хабаровские стеклянные стаканы, эксперт (сжав зубы) сделал бы выбор в пользу стеклотары. И еще он рекомендовал бы закуску к этому вину: салат из свежих белых грибов с твердым сыром. Увы: подобные деликатесы не водились в почти необитаемом холодильнике у Норберта Ладерна.

— Как насчет буррито с овцекрольчатиной и авокадо? — спросил он, окидывая взглядом наличествующий продовольственный ресурс.

— Годно! — объявила Валле Хааст, глянув в холодильник через его плечо, — Только надо разогреть, иначе в горло не пролезет.

— Да, конечно, — сказал Норберт, и запихнул бурритос в микроволновку.

Простое и скоротечное действие «выпить за знакомство» перешло в тоже простое, но значительно более длительное мероприятие «полноценный ужин с выпивкой». Когда первичное насыщение было достигнуто, Валле поинтересовалась:

— А чем может заниматься экономист тут, на Косраэ?

— Чем и везде, — ответил он, — поиском эффективных путей ведения хозяйства с целью рационального использования ограниченных ресурсов для удовлетворения постоянно растущих, и потенциально безграничных потребностей людей.

— Гребануться и не встать! — изумилась резерв-капрал, — Что это было?

— Просто, одно из определений экономики, как прикладной науки. Мое любимое.

— Гребануться… — повторила она, — …И как конкретно ты это делаешь?

— Конкретно, моя работа: продукционно-торговое планирование на фактории-эллинге недалеко отсюда. Наш сегмент: скоростные крейсерско-грузовые цикло-парусники.

— Хэх! Цикло-парусники, это у которых парус, как огромный ротор автожира. E-oe?

— E-o, — подтвердил Норберт.

— У нас такие были на фронтовой логистике, — сказала Валле, и предположила, — такие корабли должны хорошо продаваться. Быстрые, вместительные, не особо дорогие.

Бакалавр-экономист посмотрел на свет лампочки сквозь вино в стакане, и сообщил.

— Никакой товар сам не будет хорошо продаваться. Его надо показать целевой группе покупателей с правильной стороны: как средство удовлетворения их потребностей за адекватную цену. Требуется анализ интересов покупателей, и оптимизация ценовой политики, включая программы скидок и рассрочек. На производстве требуется схема управления запасами, издержками, инвестициями, информацией, и еще много всего.

— Во как! А я думала, эти фокусы только для больших фирм.

— Для средних тоже, — сказал он, — экономику малой фирмы еще можно построить по интуиции, но средней фирме нужен профи-подход, иначе мельница будет буксовать.

— Мельница? — переспросила Валле.

— Фирма, — пояснил Норберт, — это мельница, перерабатывающая ресурсы в доходы.

Резерв-капрал сделала глоток вина, и высказалась:

— Толково! Но тебе, с такой профи-позицией, наверное, нелегко тут адаптироваться. В Меганези нет ни банков, ни кредитов, а ведь в бизнесе у нас на родине все через это.

— Я за два дня адаптировался, — ответил он, — здешняя платежная система «Ауробиндо» удобнее, чем банки. В «Ауробиндо» нет кредитов, но есть контракты с общей кассой, и немонетарные инвестиционные партнерства. И вся экономическая математика для них разработана: бери инструмент, и пользуйся. Между прочим, теоретически я знал, что кредитные банки в информационную эру — лишняя сущность, но практически, только в Меганезии понял, насколько они лишние. Полезно взглянуть на объект снаружи.

— Объект, это, в смысле, наш родной Западный мир? — спросила она.

Норберт Ладерн кивнул.

— Да. И знаешь, самое смешное: я понял, что в Западном мире тоже нет банков.

— Что?! — от удивления, Валле Хааст чуть не подавилась кусочком буррито.

— В Западном мире тоже нет банков, — повторил бакалавр-экономист.

— Что, и Балт-Ландесбанка нет? Ха-ха! Кому же я осталась должна денег на родине?

— Денег в Западном мире, опять-таки, нет, — сказал он.

— Хэх… — резерв-капрал оценила взглядом уровень оставшегося вина в бутылке, — …А знаешь, бро, без обид, но, может тебе хватит? Прикинь: у нас на патрульном пингвине случай был: мичман после горячей вахты выпил полстакана рома, и ему вот так мозги заклинило, как тебе сейчас. Он такой говорит: «что, если реально ничего нет, а только Безначальная Виртуальность, в которой цветет Мировая иллюзия?». Мы такие: «Упс, приплыли нах, вот тебе, бро, котелок горячего какао с красным перцем». Помогло.

— Можно перейти с вина на кофе, если хочешь, — предложил Норберт, — но это никак не отменит экономического факта: банков и денег в Западном мире уже нет.

— Послушаем тебя через четверть часа, — ответила она, вскакивая из-за стола, где в твоей берлоге водится кофе? Ткни пальцем, а я сама сварю, по нашему патрульному методу.

…

Кофе в стиле патруля Народного флота, напоминал по консистенции и вкусу сахарный сироп, сваренный пополам с корой хинного дерева (рецепт XIX века от малярии). Этот хинный сироп принимают чайными ложечками, а «патрульный нези-кофе» принимают чашечками по 1/12 литра (если сердце позволяет, и желудок не протестует). В данном случае условия были выполнены, и экзотический военно-морской напиток проглочен.

— Ну, как, бро? — спросила Валле.

— Фантастика! На вкус, как отработанное машинное масло, горячее, прямо из мотора.

— Я рада, что ты оценил! Ну, а как насчет банков и денег в Западном мире?

— Их нет, гло. Хочешь знать, почему?

— Еще бы! — она энергично кивнула.

— Тогда поехали, — сказал он.

*** Экспромт-лекция Норберта Ладерна: гибель НТР и рождение конфеттилизма ***

Деньги — товар, который свободно обращается и обменивается на любые иные товары.

Такие деньги были убиты 15 августа 1971-го, когда ФРС прекратила обмен доллара на золото по Бреттон-Вудской системе. После четверти века параноидных кейнсианских фокусов с ростом денежной массой ради стимулирования спроса, убийство денег было вынужденным: иначе США потеряли бы весь золотой запас. Мир перешел от денег — к нетоварным конфетти. Но в эру НТР это не стало катастрофой. У людей была инерция доверия к конфетти, похожим на деньги, а НТР кружил голову темпами роста качества жизни. Новые возможности для быта и для бизнеса были доступны в кредит под очень низкий банковский процент. Точнее, под процент того, что раньше было банками.

Банк — фирма, которая хранит, транслирует, и временно инвестирует деньги клиентов.

Такие банки погибли вслед за деньгами. Их место заняли квази-банки, чьим бизнесом является перепродажа цифровых конфетти, выпускаемых государствами по доктрине кейнсианства и более позднего монетаризма. Но людям все равно, откуда появляются доступные кредиты. Людям нравился прогресс, электронные карты, платежи прямо с телефона, умные дома, web-камеры, компьютерный контроль. Труд становится легче и интереснее, социальный пакет — весомее, жизнь — свободнее. Высокие налоги кажутся досадными, но нужными, чтобы завтра наука подняла качество жизни еще на ступень.

Наука могла, но это не устраивало истеблишмент. Марксистский закон соответствия производственных отношений — производительным силам действует. Развитые страны подошли к барьеру Винджа, за которым смена социально-экономической формации. И напуганный истеблишмент остановил НТР, не видя всех последствий этого шага. Ведь только НТР обеспечивала доходность инвестиций при накачке экономики денежными конфетти. Едва прогресс застыл, избыток этих конфетти отравил экономику. Можно привести аналогию: марафонец тренируется на высококалорийной диете, и прекрасно чувствует себя, но если на этой диете отменить тренировки, то калории отравят его.

Тут надо сказать: монетаризм фетишизирует конфетти. Будто количество конфетти, накачанных в экономику, стимулирует спрос, а спрос сам вызывает рост производства продукции. Без учета потребностей общества, без технического прогресса, и без роста продуктивности труда. Такая стратегия привела к перепроизводству некачественных товаров, массовому краху инвестфондов, и Великой рецессии. Процентные ставки на многих финансовых рынках становятся отрицательными. Вопреки ключевому закону капитализма, вложенные средства приносят не прибыль, а убыток. Будь эти средства деньгами, или хотя бы физическими конфетти-билетиками — случился бы коллапс, но электронные конфетти не спрячешь в сундук. Они просто цифры в квази-банковских компьютерах, и государство может делать с ними, что угодно. Например, регулярно списывать конфетти со счетов тех, кто хочет сберечь, не инвестируя себе в убыток.

Капитализм деградировал в конфеттилизм, при котором финансовый цикл уже лишен прямого предпринимательского смысла, но продолжается по произволу властей. Такая модель похожа на социализм, который полвека служил основой Красного блока, куда входила Восточная Германия (ГДР). По экономике и качеству жизни ГДР не слишком уступала буржуазному Западу. Значит, частное предпринимательство можно заменить командно-административной системой, и это будет эффективно работать десятки лет.

Глобальный конфеттилизм не идентичен социализму ГДР, но схема такая же. В обоих случаях вся политическая и экономическая власть принадлежит номенклатуре, которая опирается на большинство, оболваненное пропагандой. Идеология конфетти по сути не отличается от идеологии централизованного социалистического распределения благ. В основе схемы: административный контроль над трудом и потреблением. Потребление, кстати, тоже труд, замыкающий экономический цикл, без выхода из системы. Система остается устойчивой, пока власти контролируют экономику домохозяйств. Она может политически выдержать даже сильное снижение качества жизни населения. Особенно устойчив конфеттилизм, при котором информационно-сетевые технологии, впервые в истории, обеспечивают почти тотальный контроль над домохозяйствами, и…

Норберт Ладерн разрубил воздух ладонью, не стал договаривать эту фразу, и прикурил сигарету. Валле Хааст тоже закурила, и с дружеским уважением произнесла:

— У тебя получается объяснять. Быстро так, и понятно сразу.

— Опыт сетевых форумов, — ответил он, — за это меня и объявили врагом государства.

— Ха! Так сразу и врагом государства?

— Не сразу, — он качнул головой, — только начали. Но я не стал ждать продолжения.

— Правильно! — одобрила она, — При нынешнем режиме на родине, людям типа тебя не светит ничего, кроме дырки от жопы.

— Не так все плохо, можно приспособиться при желании, — возразил Норберт, и после короткой паузы, добавил, — но у меня было мало желания к этому приспосабливаться.

— Ясно, — сказала Валле, — а что там дальше будет? В смысле, на родине.

- Сложный вопрос, — сказал он, — теоретически, будь финансовый мир действительно глобальным, или будь Запад изолированным, как Северная Корея, что равнозначно…

— Почему равнозначно?

— Потому, — пояснил бакалавр-экономист, — что глобальный мир это мир, не имеющий экономических контактов с другими мирами. Все равно, что изолированный. Если финансовый мир был бы действительно глобальным, то режим конфеттилизма был бы долгосрочно-устойчивым. Но на планете есть страны с иным режимом. У мечтателей глобального официоза был утопический план обклеить всю планету своими конфетти, только вот планета большая, а руки коротки. В каждом труднодоступном тропическом регионе начали спонтанно рождаться режимные альтернативы.

— Почему только в тропическом? — спросила она.

— Потому, что в тропическом климате можно построить эффективное производство без развитой инфраструктуры. В других климатических поясах бывает холодная зима.

Валле Хааст кивнула в знак понимания, и Норберт продолжил:

… - Глобальный ковер из конфетти рвался то в Африке, то в Латинской Америке, и в позапрошлом году не удалось быстро залатать дыру тут, в Океании. Как только дыра разрослась, в нее, по закону конкурентного перетока, хлынул производящий капитал.

— Типа, туда, где прибыль выше? — уточнила Валле.

— Да. Хотя, сказав «хлынул», я ошибся. Капитал не хлынул, а начал тихо перетекать, фильтруясь через барьеры с той и этой стороны. С той стороны барьер против вывоза стратегических ресурсов и технологий. С этой стороны барьер против ввоза кредитно-финансовых предприятий. Еще, с той стороны барьер против ввоза товаров с этой.

— Ты про эмбарго на товары, произведенные в Меганезии? — снова уточнила Валле.

— Да. Это создает сильное вязкое трение при перетоке капитала. Так что, вероятно, нам предстоит переходная эра, как между убийством Бреттон-Вудской системы и началом Великой рецессии.

— У-упс… Долгая история. А переходная эра к чему? Ну, что будет после?

— Что после? — откликнулся бакалавр-экономист, — Об этом можно пофантазировать…

Но, от продолжения лекции Норберта оторвал звонок телефона.

… - Извини, Валле, — сказал он, и взял со стола трубку, — я слушаю.

«Aloha! — раздался голос Рикса Крюгера, директора Эллинга Брейвик-Крюгер, — Жутко неудобно беспокоить тебя после работы, но срочно необходимо твое мнение».

— Мое мнение о чем, босс?

«О протоколе намерений с японцами, заказывающими ролкер-сэйлор. Помнишь?».

— Помню. «Jokenkai Ltd». Позавчера я дал заключение по интервалу цен, а что?

«У Jokenkai новая идея. Они предлагают, чтобы мы не строили корпус этого корабля, а купили готовый у верфи «Namikata-fukko». Там не срослось с банком и с заказчиком, и контракт был отменен на стадии готовности корпуса. Фирма-коллектор получила этот корпус в счет возврата кредита банку, и теперь продает срочно и дешево».

— Знаешь, босс, в математике есть цифры от нуля до девяти, но нет цифры «дешево».

— Не отключайся, я сейчас пришлю тебе info на e-mail, — сказал Рикс Крюгер…

…Бакалавр-экономист, удерживая трубку, включил ноутбук. Валле, поняв, что сеанс надолго, подошла к раритетной грифельной доске на стене, взяла мел, и черкнула:

*Я переночую у тебя?*

Норберт энергично кивнул, и показал пальцами ОК.

«Ты получил e-mail?» — спросил голос Рикса из трубки.

— Да, я получил таблицу-карту сделки. Тема понятна. Jokenkai хочет сэкономить. Наш корпус обойдется в 700 кило-баксов, а этот — в 400. Непонятно другое…

В этот момент Валле черкнула на доске следующий вопрос.

*Найдется зубная щетка и полотенце?*

Норберт кивнул и сказал в трубку:

— Подожди полминуты, босс, — встал из-за стола, выдал гостье запрошенные предметы гигиены, снова взял телефон, и продолжил:

… - Непонятно другое. Новый корпус продается дешевле металлопроката, из которого сделан. Это уже странно. И почему Jokenkai сами не купят? Почему они хотят, чтобы сначала купили мы, а они компенсируют нам по графику оплаты за ролкер — сэйлор?

Рикс Крюгер ответил после короткой паузы:

«С их слов: потому, что выкупить корпус надо завтра до полудня по Токио, а у них нет свободных денег к этому времени. Типа, японский обычай: все только по графику».

— У них нет 400 тысяч долларов? — спросил Норберт, — И что? При их оборотах, банк, с которым они работают, не разрешит им овердрафт на такую сумму? Непонятно.

«У меня тоже подозрения, — сказал Рикс, — А как, по-твоему, они хотят кинуть нас?».

— Просто: фирма-коллектор, это пустышка. Ты заплатишь, и она исчезнет с деньгами.

«Хэх… Не исключено. А что, если я потребую поручительства от Jokenkai?».

— Чтобы они отвечали за деньги? — спросил Норберт.

«Да».

— Гм… Босс, по-твоему, им можно доверять?

«Норберт, при чем тут доверие? Они дальние шипперы. Не каботажные. Как они будут ходить по нашему морю, если так очевидно кинут бизнесмена foa?

Вопрос был риторический, как сразу понял Норберт Ладерн. Он просто еще не привык учитывать фактор «случайностей, неизбежных на море» для обеспечения договоров на полутеневом поле здешней корабельной коммерции. Хотя, в данном случае оставалась некоторая неясность, и бакалавр-экономист задал вопрос:

— Где там наше море? Jokenkai Ltd работает из Японии на Малакку, и на Калифорнию.

«О! — произнес Рикс, — Как бы, политически эти трассы проходят за линией демаркации нашего моря. Но, как бы, коммерчески, они в радиус-векторе нашей досягаемости».

— А-а… — понимающе протянул Норберт (про себя отметив, что босс дважды применил термин «как бы», чтобы указать на некие неформальные аспекты других терминов).

«Ну, — продолжил Рикс, — если так поставить вопрос с японцами, что ты скажешь?».

Бакалавр-экономист задумался, и еще раз посмотрел на экран, где отображалась карта предлагаемой сделки (небольшая таблица с цифрами и расшифровками), и сказал:

— По-моему, что-то не чисто. Какие были разногласия верфи с банком и заказчиком?

«Хрен знает. А что, Норберт, по-твоему, это важно?».

— Да. Слишком внезапно, и слишком дешево. Хорошо бы полистать проектно-сметную документацию на постройку этого корабля по отмененному контракту.

«Толково, — оценил Рикс, — посмотрим, что удастся вытянуть из мистера Сакамото. Не исчезай. Я перезвоню тебе примерно через полчаса».

— ОК, до связи, — согласился Норберт, бросил трубку на стол, и, в ожидании повторного звонка, занялся перелистыванием на компьютере открытых проектов кораблей класса «морской ролкер дедвейтом до 5000 тонн», и стандартов проектирования. Конечно, он уделял основное внимание части «локальная смета строительства корпуса»…

…За таким занятием его застала Валле Хааст. Она шагнула в гостиную, одетая только в резиновые тапочки-вьетнамки, и сходу пояснила относительно этих тапочек:

— Бро, извини, я, не спросив, надела твои подошвы. Босиком по полу как-то не очень.

— Aita pe-a, — ответил он, со спонтанно-естественным вниманием глядя на свою гостью. Резерв-капрал не обладала журнально-модельной внешностью. У нее не наблюдалось чувственных ярких губ, пышной груди, осиной талии, геометрически-округлой попы с плавным переходом к линии бедер, и стройным длинным ногам. О ровном загаре речи вообще не было. Плотный загар рук, ног, лица и шеи резко переходил в относительно слабый загар туловища. Кроме того, на левом боку — огромная чернильная клякса. Так казалось при первом взгляде. Только через несколько секунд Норберт сообразил, что клякса, это выцветающая гематома от удара крупнокалиберной пули по бронежилету.

— Жутковато выгляжу. E-o? — спросила она (впрочем, без особого трагизма в голосе).

— Aita-e! — решительно возразил Норберт.

— Да ладно! — Валле улыбнулась и махнула ладонью, — Я только что покрутилась перед большим зеркалом у тебя в ванной. Это триллер, нах…

— А мне нравится! — Норберт встал из-за стола, шагнул к ней, очень осторожно провел ладонью по ее левому боку, и спросил, — Не больно?

Резерв-капрал покрутила головой, и положила ладонь на его плечо.

— Так — нет. Но еще неделю лучше не надавливать, потому что два ребра. Я говорила. Короче: я сейчас вырубаюсь, я ведь вылетела до рассвета и скринила весь день.

— Что ты делала?

— Скринила. Ну, скользила на экраноплане. 1700 миль на восток от Палау. Хотя, рулил преимущественно автопилот, все равно это утомляет. В общем, я зашла сказать, что в ближайшие три часа я сплю, но дальше, если кто-то меня разбудит, то я обрадуюсь.

— А-а… В таком случае, Валле, я тоже обрадуюсь.

— Классно! Мы знаем, как обрадоваться. Ну, я поползла спать, — резерв-капрал быстро обняла Норберта за шею, чмокнула в нос, развернулась, и пошлепала из гостиной. На выходе она остановилась на секунду, покачала попой (хотя недостаточно круглой для модельного имиджа, но вполне эротичной), после чего исчезла за дверью.

Бакалавр-экономист эмоционально-позитивно хмыкнул, закурил сигарету, вернулся за компьютер, и продолжил изучать типовые локальные сметы на строительство судовых корпусов — пока не раздался ожидаемый звонок Рикса Крюгера.

Рикс в азарте. Он вытряс из Сакамото Шигеру (топ-менеджера компании Jokenkai Ltd) пакет документации (правда, с изъятием некоторых страниц по мотивам коммерческой конфиденциальности). Но даже диспозиция и объем изъятых фрагментов может много рассказать профессионалу. Норберту не хватало опыта в корабельных сметах, но был талант к экономико-производственному анализу, усиленный отличным образованием. Следующий час Рикс Крюгер слушал по телефону напряженное ворчанье и довольное уханье Норберта, роющегося в файле, и отвечал на технические вопросы судостроения. Затем, Норберт объявил: «эврика!» и изложил разгадку. Японская история про фирму-коллектор была игрой, маскирующей то, что этот корпус корабля вовсе не новый. Это «sсhil» (голландское: дословно — шелуха, а на сленге — пустой корпус старого корабля, предназначенный обычно к разделке на металлолом). Существуют, однако, некоторые альтернативы — если корпус, или хотя бы его часть, не совсем съедены коррозией.

Что считать не совсем съеденным корпусом — вопрос туманный. Можно решить его по формальному признаку: срок службы коммерческого морского судна 30 лет, дальше — утилизация. В реальности корабли служат вдвое дольше: на риск шиппера, и на страх экипажу. Кошмарно-ржавые корыта бороздят море, жалобно скрипя силовым набором (каркасом), прогибающимся от усталости, и щедро рассыпая по волнам чешую (куски ржавой обшивки). Если вы прочли в газете нечто о «гигантской волне-убийце, которая переломила 200-метровый корабль, как соломинку», то загляните в инфосеть морских регистров. Возможно, окажется, что этот корабль старше, чем первые ботинки вашего дедушки, и что сказка о волне-убийце сочинена для получения страховки (ведь распад корабля от темпорального износа конструкций не считается страховым случаем). Это нередкий финал для корабля с превышенным критическим сроком эксплуатации, и это аргумент против «крупных модернизаций» (проводящихся в какой-нибудь банановой республике, где местный морской чиновник за взятку визирует документ, что корабль «восстановлен до оригинального мореходного состояния», и годен еще 30 лет).

Но, не каждую крупную модернизацию следует брать в кавычки. Некоторые морские инженеры полагают, что восстановить нормальную мореходность можно у любого не распавшегося корабля. Пример: колесный пароход «Skibladner» 1856 года постройки, дважды тонувший в периоды зимнего хранения, восстановленный, и продолжающий работать, как озерный мини-лайнер в Норвегии. Да, озеро — не океан, и все-таки….

…Вопрос пределов крупной модернизации, как уже сказано: туманен. Зато различия в проектах на постройку и на модернизацию абсолютно очевидны для профессионала в инженерии или в экономике. Японские менеджеры убрали страницы, рассчитывая, что анализировать проект будет инженер, но директор Крюгер передал файл экономисту, и особенности элементов сметы мгновенно привели к разгадке тайны дешевого корпуса.

«Получается, — сказал Рикс, — что Jokenkai и Namikata-fukko — одна команда. Они взяли убитое корыто, практически, даром, и сделали по какой-то новой технологии дешевую реновацию. И они пихают обновленное корыто, чтобы мы из этого строили для них».

— Да. И знаешь, почему они хотят не передать корпус нам, а чтобы мы купили его?

«Я догадываюсь. Они сомневаются насчет качества, и не хотят отвечать, если что».

— Может, и так, босс, но у меня другая идея. Они путают следы, опасаясь обвинения в демпинговой технологии. Это в Японии страшнее, чем попасться на грабеже банков.

Некоторое время Рикс Крюгер молчал, а затем чуть недоверчиво спросил:

«Реально, что ли, страшнее?».

— Еще бы! — подтвердил Норберт, — Будто ты не знаешь о японской ценовой мафии.

«Да… Вот это чертовски интересно! Хорошая работа, мастер-эксперт! Mauru-roa!».

— Maeva, босс.

«Так, Норберт, я позвоню Сакамото, а ты будь на связи для подстраховки, ОК?»

— ОК. А что ты собираешься говорить ему?

«Я, — ответил Рикс, — метафорически сообщу Сакамото, что, согласно новым научным данным, Земля не круглая, а квадратная, причем с охуенно острыми углами».

ТЕЛЕФОННЫЙ ДИАЛОГ О ФОРМЕ ПЛАНЕТЫ ЗЕМЛЯ.

Рикс Крюгер: Konbanwa, Сакамото-сан. Gomen reitokoru.

Сакамото Шигеру: Aloha, сен Крюгер. Не извиняйтесь, это не такой поздний звонок.

Р.К: Я так подчеркиваю уважение к вам, Сакамото-сан. Уважение к партнеру, это, мне кажется, важная черта японской культуры, вроде хорошего примера для подражания.

С.Ш: (чуть-чуть напряженно): Приятно это слышать, сен Крюгер.

Р.К: Я рад, что вам приятно слышать, Сакамото-сан. И, позвольте, также из уважения, начать этот поздний разговор не сразу с бизнеса, а с вопроса о географии Японии.

С.Ш: Да, конечно, сен Крюгер, я буду рад ответить на такой вопрос.

Р.К: Я рад, что вы рады, Сакамото-сан. Скажите, где находится Намиката?

С.Ш: Это пригород Имабари на юго-западе острова Сикоку, сен Крюгер. Там верфь, о которой мы говорили: «Namikata-fukko». А в Имабари офис нашей фирмы «Jokenkai».

Р.К: Благодарю вас, Сакамото-сан. Еще вопрос: а Читтагонг там близко?

С.Ш (удивленно): Читтагонг? Но это вообще не в Японии, это порт в Бангладеш.

Р.К: Я тоже думал, что в Бангладеш. А мой эксперт-экономист только что сказал, что наверное, Читтагонг недалеко от Намиката. Странно, не так ли, Сакамото-сан?

С.Ш (очень напряженно): Да, сен Крюгер, это очень странно.

Р.К: Вот, я теперь гадаю: почему мой эксперт-экономист решил, что это рядом? Как я говорил, я ценю уважение к партнеру, а эксперт-экономист — тоже партнер в широком смысле. Из уважения к нему, я прошу вас помочь разобраться, почему он так решил?

С.Ш: Да, конечно, сен Крюгер. Надо разобраться, но лучше не по телефону.

Р.К: Вот, я тоже думаю: лучше не по телефону. Что, если мы пообедаем вместе? Мне кажется, что сделка по верфи и корпусу корабля может чуть-чуть подождать.

С.Ш: Да, я тоже думаю, что мы сможем решить этот технический вопрос чуть позже.

Р.К: Тогда, Сакамото-сан, я предлагаю Сайпан. Это почти посредине между Сикоку и Косраэ. Утренний рейс из аэропорта Мацуяма около вас, будет на Сайпане в полдень. Приятно будет встретить вас, и пригласить в ресторан с чудесным видом на лагуну.

С.Ш: Я думаю, это хорошая идея, сен Крюгер. Завтра в полдень на Сайпане.

…

Высокие стороны церемонно пожелали друг другу хорошей ночи, и завершили сеанс.

«Миленько поболтали», — подвел итог Рикс Крюгер, обращаясь уже к Норберту.

— Да, вроде бы, — согласился бакалавр-экономист, — но я не понял намек на Читтагонг.

«Но Сакамото понял, — сказал Рикс, — в Читтагонге свалка кораблей, самая большая на планете. Так что все корабелы в мире одинаково понимают намек на Читтагонг».

— Теперь я буду в курсе.

«Ну! Ты становишься настоящим корабелом. Теперь вот что: завтра меня не будет на эллинге, это понятно. За меня — Брюн. Вы с ней ладите. E-oe?».

— E-o, — подтвердил Норберт. Он вполне ладил с фрау Брюн Брейвик, вице-директором эллинга, подругой и компаньоном Рикса.

— Значит, так, — продолжил директор, — завтра ты работаешь в координации с Брюн, на предмет выяснения, как сикокские японцы технически могли привести старый убитый корабельный корпус в состояние, трудно отличимое от нового. Это Эльдорадо. E-oe?

— E-o, босс. Если так, то это Эльдорадо, однозначно.

— Короче, Норберт, это твоя задача на завтра, а остальное подождет. Есть вопросы?

— Есть. Я бы хотел, по личным причинам, завтра прийти на эллинг несколько позже.

— Aita pe-a. Все равно Брюн приходит только к половине одиннадцатого. E aloha!

— Aloha oe. Удачи там, на Сайпане, — вот такое завершение ночного разговора.

…