Апостол Папуа и другие гуманисты. I. Мидгардсорм

*53. Прикладная теология на фальшфлайбридже

25 июля. Вечер. Северо-восточный берег Косраэ. Фармстэд Саммерс.

Даже если дом не проектируется целиком, а строится сначала по некой минимальной конфигурации, после чего достраивается там и тут, по мере желания и потребности в помещениях того или иного типа — даже в таком случае у каждого пользователя в нем появляются комнаты или площадки, облюбованные для того или иного занятия. Если рассматривать с позиции психологии, как именно они появляются, то можно написать дюжину докторских диссертаций. Что-то в них было бы банальным, что-то напротив — оригинальным, а фальшфлайбридж Корвина украсил бы любой такой научный труд.

Истинный флайбридж — это открытая площадка на крыше надстройки корабля. Любая открытая площадка на крыше здания не может считаться флайбриджем, даже если она происходит с корабля. Так что грубо-эстетичная деревянная платформа, украшавшая с недавних пор верхушку юго-западного флигеля в фармстэде Саммерс, являлась только фальшфлайбриджем. 400 лет назад платформа украшала полуют-тауэр (надстройку на высокой корме) манильского галеона, шедшего из Мексики на Филиппины. В поисках оптимального пассата, он отклонился к югу и ночью сел на рифы атолла Уджеланг (на крайнем западе Маршалловых островов), был брошен командой, и вскоре затонул.

Атолл Уджеланг находится в 300 милях к норд-норд-вест от Косраэ. По меркам новых канаков — обычный пробег для мини-круизов на weekend. И, в одном из мини-круизов, кйоккенмоддингеры нашили остатки галеона на малой глубине. Течение не пощадило корпус, но полуют-тауэр сохранился, и был триумфально доставлен домой. Ну: вдруг пригодится? А экс-консул Махно (зайдя в гости) рассказал в тему эстонский анекдот: фермер подобрал дохлую ворону на дороге, сказав: «пригодится в хозяйстве», а годом позже, проезжая той же дорогой, положил ворону обратно, сказав: «не пригодилась».

В отличие от фольклорной эстонской вороны, испанский полуют-тауэр пригодился, и (незаметно) стал фальшфлайбриджем и вечерним рабочим кабинетом Корвина. Что-то очаровательное было в этой древней деревяшке площадью как обычный кабинет. Тут рождались внезапные озарения, достойные восклицания Архимеда «Эврика!». Тут, по симпатическому закону магии, накапливались более мелкие древние флотские штуки. Штурвал с британского шлюпа. Секстан с голландского клипера. Бронзовый звездный глобус с французского брига. На днях добавилась тоже бронзовая 2-дюймовая пушка с португальской каравеллы (подарок Оули Техаса и Тэффи Саадат). Четко в стиль…

…В этот тихий вечер, находясь среди древних и, казалось бы, бесполезных раритетов деревянного парусного флота минувших эпох, Корвин выложил на прозрачный стол-дисплей четыре свежих (накануне распечатанных на 3D-принтере) прототипа планера будущего Астродемона. Четыре игрушки с именами:

1. Гиппопотам (как оперенная овальная лоханка, глубокая сзади, мелкая спереди).

2. Ассегай (как планирующий наконечник старого олимпийского копья).

3. Минотавр (как широкое двойное лезвие критского боевого топора — бабочки).

4. Луна-рыба (как луна-рыба на боку, или как овал с короткими крыльями).

Главный габарит у всех: 7 дециметров.

Вес каждого планера: 400 граммов.

Добавится движок (реактивный с циклофугой): четверть кило на полтора кило тяги

Добавится топливный бак — «водородная губка»: полкило с полной заправкой

Добавится арматура (трубки, клапаны, сервоприводы — примерно сто граммов).

Итого: для аэродинамических тестов к планеру надо добавить балласт 850 граммов.

Стартовый вес будет: 1250 граммов.

Значит, стартовая тяговооруженность: 1.2 (или 120 процентов веса). Считаем и видим: теоретически, даже в вертикальной «свечке» с запасом топлива на 500 секунд можно набрать более километра в секунду. Этого с запасом хватит, чтобы после отключения движка на высоте 50 километров, далее по инерции достичь формального космоса. Но «теоретически» всегда одно, а «на самом деле» это… Почувствуйте разницу…

…Ладно. Сейчас надо выбрать, какая модель из четырех пойдет в разработку.

Вот они лежат по углам стола: четыре персональных креатива юных тау-китян. Около каждой модели в окнах стола-дисплея дана картинка-меню с таблицами-диаграммами характеристик, но нет имени автора. Эмбо, Чаппи, Хитти, Люми пока инкогнито — это хороший обычай конкурсов: личность участника-автора креатива не должна влиять на решение арбитра (в данном случае — на мнение Корвина). Но этот финт с инкогнито не выручает, если у арбитра глубоко личное отношение к каждому из четырех авторов…

…Выбор предстоял непростой и в техническом аспекте, и в психологическом.

Понятно, что за несколько дней невозможно создать абсолютно новый концепт ЛА, а значит, участники переделали готовое. В конкурсном задании (составленном Кео-Ми и Геллером) не требовалось указывать, что откуда взято, и Корвин определил это сам.

«Гиппопотам»: NASA M2-F1, 1960-е, суборбитальный планер с несущим фюзеляжем.

«Ассегай»: Lockheed X-44, 2007-й, перехватчик без вертикального оперения.

«Минотавр»: Grumman X-29, 1984-й, перехватчик с обратной стреловидностью крыла.

«Луна-рыба» похожа на Boeing X-45, 2002-й: ударный трансзвуковой дрон, только вот сходство неблизкое. «Луну-рыбу» отличает этакая гармоничная эстетика.

Очевидно, что «Ассегай» и «Минотавр» не в тему, они не годятся для падений сквозь субкосмическую мезосферу. «Луна-рыба» вообще непонятно что, хотя очень красива.

Выходит, что победу надо отдать понятному, целесообразному «Гиппопотаму», но…

…Интуиция авиаинженера восставала против отказа от загадочной «Луны-рыбы». Да, конечно, интуиция не всегда права, но если она настойчива, то надо потратить время, провести детальный расчет, и даже продувку модели в аэродинамической трубе…

…Корвин взял в правую руку «Гиппопотама», а в левую руку — «Луну-рыбу», немного покрутил над столом, и положил их рядом. Зачем? Фиг знает. Просто захотелось. Или, может, не просто? Может интуиция шепчет, что их надо визуально сравнить вот так?

Он закурил сигару, и стал внимательно, вдумчиво рассматривать эти две игрушки под разными углами. Кажется, в уме начала кристаллизоваться некая смутная идея, но…

…Его оторвала от этой своеобразной инженерной медитации трель боцманской дудки, прозвучавшая со стороны двора. Корвин подошел к краю фальшфлайбриджа, и увидел (вполне ожидаемо) Ригдис около любимой центральной клумбы. Девушка была одета в фартук, и в защитные рукавицы. Хотя, сейчас она сняла правую рукавицу (так удобнее держать боцманскую дудку).

— Что ты там делаешь? Тебе помочь? — спросил он.

— Mauru-o-aita, кэп. Спасибо, но помощь не требуется. Я тут сажаю живую изгородь из драконьего бамбука вокруг клумбы, а то некоторые трубадуры повадились тырить мои цветочки для своих избранниц. Прикинь?

— Я прикидываю. Серьезная затея. И какой высоты будет это колючее заграждение?

— Ну, примерно метр. Иначе цветочки на клумбе не будут смотреться.

— Логично, — оценил он, — но сомневаюсь, что метровая ограда остановит трубадуров.

— Не остановит, — согласилась она, — но заставят задуматься: а правилен ли такой метод добычи цветочков? И не надает ли кто-то по шее за такие налеты на клумбу?

— Снова логично. Ну, а с какой целью ты сыграла на дудке?

— С такой целью, что викарий Седоро Маркато гуляет туда-сюда у наших ворот, и?..

— Хэх… Седоро гуляет туда-сюда у наших ворот, и?..

— И, — сказала Ригдис, — так уже четверть часа. Может, у него дело, но он стесняется?

— Хэх… Звучит логично. Ну, я выйду и поинтересуюсь его проблемами.

…

Викария Седоро Маркато можно было назвать духовным лидером маленькой общины филиппинцев-гастарбайтеров, точнее теперь не гастарбайтеров, а постоянных жителей, пусть не граждан, однако социализировавшихся тут, на Косраэ, с нормальной работой, небольшим бизнесом, и главное: репутацией хороших соседей. Тут существовал некий барьер между ними, и почти такими же филиппинцами, но — гражданами (резервистами дивизиона Багио). Гастарбайтеры — однозначно католики, а резервисты КАК БЫ тоже католики, но — Tiki. Этот барьер не очень беспокоил обычных филиппинских парней и девчонок (как гастарбайтеров, так и резервистов), но вот викария — милейшего дядьку, старавшегося создать здесь общность соотечественников, это расстраивало всерьез.

Штаб-капитан Корвин обладал авторитетом среди резервистов с любыми этническими корнями (включая филиппинцев), и не раз помогал викарию Седоро Маркато собирать общие вечеринки для обеих частей землячества. И сейчас Корвин подумал, что Седоро попросит еще раз поговорить с резервистами о вечеринке. Хотя, странно: зачем вот так бродить у ворот дома, куда можно запросто зайти, и где тебя радушно встречают?

— Aloha, Седоро, — начал Корвин, — может, зайдете на чашку кофе или на стакан вина?

— Капитан, вы очень добры. Но, я бы хотел поговорить с глазу на глаз, а у вас дома, как обычно, много людей. Три ваших жены, затем ваши стажеры, и домашняя прислуга из папуасов. И эта пожилая леди, знаменитая новеллистка из Канады.

— Седоро, это не вопрос. Мы можем подняться на мой фальшфлайбридж. Вечером туда никто не заходит, кроме самых доверенных людей. Но сейчас все эти люди заняты.

— Фальшлайбридж? — переспросил викарий.

— Мансардный кабинет, — уточнил Корвин.

— Как скажете, капитан, — согласился духовный лидер филиппинских католиков.

…

По внешней лестнице-трапу они поднялись на фальшфлайбридж, и Корвин, подойдя к простому мини-бару, пристроенному в углу, предложил:

— Присаживайтесь, где удобнее Седоро. Хотите стаканчик чего-нибудь?

— Спасибо, капитан, — сказал викарий, усевшись на плетеный диван, — но, я лучше сразу выложу, что у меня на сердце. Вы ведь знакомы с Коннором Макнабом.

— Да, а что?

— Это страшный человек. Вы не представляете, капитан, насколько страшен Макнаб.

— Седоро, я знаю, что Макнаб жрал людей, но это было на локальной войне в Папуа, в районе Сепик. Тут, на Косраэ, у него даже мысли нет сожрать кого-либо из жителей.

— Да, капитан, это я понимаю. Но я говорю о другом. Вы знаете, что Макнаб сошелся с Галлвейтом, бывшим советником МИД Австралии, который тут на каторге, на ферме?

— С Джеффри Галлвейтом? — отреагировал Корвин, — Ну, я не удивлен. Они оба умные, талантливые люди, с классическим гуманитарным образованием в английском стиле и, оказавшись на Косраэ, они, конечно, нашли друг в друге интересных собеседников.

— Капитан, а вы знаете, что они переделывают Священное Писание и Предание?

Джон Корвин Саммерс покачал головой.

— Нет, я не знал, но меня это тоже не удивило. Не в обиду вам, Седоро, я скажу, что из исторических книжек следует вывод: теология всегда была одним из самых любимых интеллектуальных упражнений образованной английской аристократии.

— Не в обиду мне… — викарий тихо вздохнул, — …Поймите, капитан, дело не во мне, а в фундаменте, на котором построена наша вера.

— Извините, Седоро, мне сложно разобраться, на чем построена ваша вера.

— Но, — возразил викарий, — ведь родители воспитывали вас христианином.

— Да, но эта часть моей жизни давно за кормой. Я уехал в Австралию, и забыл. Когда я вернулся, все было уже иначе. Мне бы не хотелось обсуждать детали.

— Хорошо, капитан, не будем об этом. Просто поймите: Макнаб своим новым учением захватывает контроль над душами моих прихожан и других католиков на Косраэ.

— Седоро, давайте говорить прямо. Вы думаете, что Макнаб хочет занять ваше место?

Викарий неуверенно развел руками.

— Я не знаю. Может быть. Только богу, или дьяволу, известно, что он задумал.

— Значит так, — произнес Корвин, — для нас, для kanaka-foa te Kosrae-fenua, вы и ваши прихожане это симпатичные соседи. Нам комфортно рядом с вами. Макнаб отлично понимает это, и не будет ссориться с нами из-за вашего места. Вы зря беспокоитесь.

— Почему вы так думаете, капитан?

— Потому, что я сам рассказал об этом Макнабу, а он адекватный разумный человек.

— Я не знаю, — повторил викарий, — вероятно, в этом вы правы, капитан. Ведь амбиции Макнаба гораздо больше, чем руководство скромным приходом на этом острове.

— Te hupu aita pe-a! — Корвин улыбнулся, — Таким образом, нет проблем.

— Увы, — тут викарий снова развел руками, — проблема существует. Мы тут не граждане, поэтому Хартия лишь физически защищает нас, но не нашу веру и наш образ жизни.

Резерв-штаб-капитан негромко хлопнул в ладоши.

— Не так, Седоро! Великой Хартией установлена защита жителей не граждан от любых объективно-бесчеловечных действий, а не только физически! Это строго выполняется. Приведите мне пример обратного тут, на Косраэ, если, по-вашему, я ошибаюсь.

— Да, я неточно выразился, — произнес викарий, — я хотел сказать, что для Хартии наши католические ценности, это пустой звук, и любой самозванец может тут объявить себя носителем нового божественного откровения, и глумиться над нашей религией.

— Вот это вы зря, Седоро, — сказал Корвин, — между прочим, Макнаб очень уважительно отзывается о вас. Никаких нападок на вашу веру, или ваш образ жизни. Он, с момента приезда на Косраэ, тактично намекает, что хотел бы встретиться с вами. А вы, по ходу, уклоняетесь, будто боитесь. Мне кажется, это для вас неудачная позиция.

Викарий в третий раз развел руками.

— Поймите, капитан, я простой сельский священник, а Макнаб, как написано в римской энциклике, посланец темных потусторонних сил, не к ночи будь они помянуты. И мне страшно. Я стыжусь признаться в этом своей пастве, поэтому, пришел к вам.

— Вообще-то, — сказал Корвин, — нет ничего стыдного в том, что человеку страшно. Это естественная мобилизационная реакция психики. Но в данном случае, нет причин для страха. А ваша позиция уклонения, как я сказал: неудачная. У меня на грузовом пирсе работают ребята из вашей общины, и позавчера они спрашивали меня об этом.

— О чем? — не понял викарий.

— О том, почему вы уклоняетесь от встречи с Макнабом. Как-никак, Макнаб это второй (после самого Папы Римского) католический лидер в мире по индексу инфо-эффекта в сетевых СМИ. Ребята из вашей общины, конечно, видят это в интернете.

— И что вы им ответили, капитан?

— Я ответил, что вы проявляете разумную осмотрительность. Макнаб так стремительно ворвался в мировое инфо-пространство, что его популярность может оказаться просто вспышкой сенсации. Пройдет месяц, и можно будет судить, насколько это серьезно.

— Вы дали мне месяц форы, да, капитан? — немного грустно спросил викарий.

Корвин улыбнулся и кивнул. Викарий вздохнул и продолжил:

… - А возможно ли, что Макнаб это просто сенсация, и проблема как-то исчезнет?

— Нет, Седоро. Это возможно лишь теоретически, исходя из внешних признаков. Если рассмотреть тему с учетом политологии, то ясно, что она никуда не исчезнет. Макнаб закономерен. Такая фигура нужна Меганезии. Если не он, то кто-либо аналогичный.

— Э-э… Но зачем?

— Затем, что элементы католицизма давно стали частью этнической культуры стран, из которых происходят многие наши жители. Филиппины, Гаити, Куба, Бенигвагос…

— Бени — что?

— Бенигвагос. Аббревиатура от Белиз, Никарагуа, Гватемала, Гондурас, Сальвадор. На текущей фазе мы создаем нашу общую незийскую нацию, а враждебность Ватикана к культуре Tiki мешает интеграции носителей частично-католической культуры. У-упс.

— Что значит «у-упс»? — спросил викарий.

— У-упс, — сказал Корвин, — значит: нам нужен клон католицизма, встроенный в Tiki.

— Послушайте, капитан, я понимаю, что вы не очень религиозный человек, но для нас, верующих католиков, такие хитрости выглядят неприемлемыми.

— Седоро, не драматизируйте. Первый и главный шаг уже был сделан перед прошлым Рождеством. Вы произнесли тогда прекрасную проповедь о том, что этическим долгом католиков в Меганезии является искреннее следование принципам Хартии. И никаких негативных последствий это не вызвало. Всем было весело. Люди больше сдружились. Теперь дети ваших прихожан играют вместе с юнгами резерва Народного флота. Они, наконец-то, после двух войн, получили кусочек нормального детства. Что не так?

Викарий Седоро Маркато закрыл глаза ладонями.

— Вы не понимаете, капитан Корвин. Я взял на душу такой грех, потому что ваш суд не оставил мне выбора. Вернее, выбор был между проповедью и репрессиями.

— Не драматизируйте, — снова сказал Корвин, — получилось лучшее решение, оно стало прецедентным для всей Меганезии. Осталось лишь привести теологию к практике. Эту задачу решает Макнаб. Если я верно понял, то он привлек консультантом Галлвейта, и хотел бы привлечь консультантом вас. Это разумно: вы — практикующий священник.

— Но тогда мы все попадем под папское отлучение! — воскликнул викарий.

— Вы все равно попадете, когда обострится наш конфликт с Папой Львом-Пием.

— Ваш конфликт?

— Нет, Седоро. Именно наш. Из Рима невидна разница между вами и нами. Как пела в аналогичном случае великая рок-группа Битлз: «we all live in a yellow submarine».

— А… Почему конфликт обострится?

— Потому, что Ватикан дружит с ваххабитами, которых мы выбили из нашего моря, на следующем шаге урезали их локальный сегмент рынка сбыта топлива, и отняли у них масличные плантации Папуа. Ясно, что они ответят по всем каналам, включая этот.

Седоро Маркато тряхнул головой, будто стараясь избавиться от кошмарного сна.

— Но как мы тогда будем проводить церковные службы?! Ведь отлучение это запрет!

— Какой запрет? — спросил Корвин.

— Папский запрет! Интердикт! Я не смогу даже выслушать прихожанина на исповеди!

— Стоп! — Корвин резко вскинул левую ладонь, — Технически запрет из Ватикана ровно ничего не значит в нашем море. А теологически апостол выше рангом, чем Папа.

— Какой апостол? — не понял викарий.

— Коннор Макнаб, апостол Папуа, — пояснил Корвин.

— Но, капитан! — тут викарий взмахнул руками, — Это же бред! Какой он апостол?

— Уж какой есть, — ответил Корвин, спонтанно процитировав слова Шрека о рыцаре.

Для викария эта реплика на тему христианского апостольства, исполненная капитаном Народного флота Меганезии, кажется, стала неким шокирующим контрапунктом, и он надолго замолчал. Корвин, как добрый хозяин, решил не отрывать гостя от внезапного наплыва мыслей, и вернулся к инженерной медитации. Чтобы стало удобнее, он убрал прототипы «Минотавр» и «Ассегай» на полку, рядом с древним секстаном и звездным глобусом, так что на столе-дисплее остались только «Гиппопотам», и «Луна-рыба». В течение полминуты, он смотрел на них, после чего, следуя за внезапным интуитивным импульсом, сделал несколько быстрых четких движений манипулятором-мышкой. Две полупрозрачные 3D-картинки на столе-дисплее совместились. Ясно, что очертания не совпали, однако, они оказались ближе, чем казалось Корвину до этого компьютерного эксперимента — простого, но внезапно информативного. И он сделал четкий вывод: не трансзвуковой Boeing X-45 вдохновил автора «Луны-рыбы». А что тогда? Может, это Venture-Star концерна Lockheed, проект космоплана 1990-х? Но силуэт иной. Что если модель «Луна-рыба» достаточно оригинальна, и у нее не один источник вдохновения? Кстати, то же можно сказать о модели «Минотавр». Она отличается от Grumman X-29 слишком сильно. И еще: Корвин заподозрил, что участники конкурса были в сговоре.

…Он почти догадался о смысле сговора, но тут викарий завершил тяжкие раздумья, и попросил «налить стаканчик чего-нибудь покрепче». Резерв-штаб-капитан немедленно поставил два стаканчика домашнего абсента-зеленухи (викарию, и себе за компанию).

— У меня, — произнес викарий, сделав крошечный глоток, — возник к вам вопрос. Но это нетактичный вопрос. Готовы ли вы спокойно воспринять то, что я спрошу?

— Обещаю, — лаконично ответил Корвин.

— Тогда ответьте: правда ли, что foa хотят учением Макнаба вытеснить католицизм?

— Нет, Седоро. Я уже говорил: нам нужен клон католицизма, встроенный в Tiki. Это не обязательно версия Макнаба. Если вы предложите свою альтернативу, то…

— …Храни меня бог от такого греха, — порывисто перебил викарий.

— Как хотите, Седоро, — и с этими словами Корвин тоже сделал глоточек зеленухи.

— Значит, капитан, если альтернативы не будет, то вы продвинете ересиарха Макнаба в церковные лидеры Океании, возможно даже силой оружия, как на севере Папуа?

— Да, типа того. Извините, Седоро, тут политэкономия. Базис-надстройка. Все четко.

Викарий посмотрел ему прямо в глаза и почти полушепотом спросил:

— Капитан, вы верите во что-то кроме политэкономии и силы оружия?

— Во что-то я верю, — ответил Корвин, — на войне нет чистых скептиков. Любой верит в какую-то магию. В христианскую, языческую, шаманскую, это как фишка ляжет.

— Так, а во что верите лично вы?

— Ну, я не задумывался. Наверное, в то же, во что мои девчонки. В нео-кроманьонское язычество. И еще в богов Tiki: в Мауи и Пеле, держащих мир. Мне так удобнее.

— Вам так удобнее, — эхом отозвался викарий, — а ваши христианские поступки? Или вы скажете про это тоже, что вам так удобнее?

— Какие такие христианские поступки? Седоро, вы о чем вообще?

— Капитан, я понимаю, вы образованный человек, и можете на словах объяснять вашу помощь ближним какими-то практическими мотивами, но я не поверю.

Корвин равнодушно пожал плечами.

— Верьте, во что вам нравится. Хоть что я пришелец с Тау-Кита. Это объяснит, почему юниоры тау-китяне работают не у Брейвик-Крюгеров или у Махно, а на моей верфи.

— Я о серьезных вещах говорю, — чуть сердито проворчал викарий.

— Я тоже говорю о серьезных вещах. А относиться по-человечески к окружающим, это нормально и естественно для человека, у которого нет проблем с бытовым достатком.

— Капитан, вы странный человек.

— Все люди странные, — сказал Корвин, — а к чему вы подняли тему с поступками?

— К чему? — сосредоточенно переспросил викарий, — Наверное, чтобы услышать, как вы ответите. Я услышал, и убедился: с вами можно обсуждать некоторые предметы, как с единомышленником. Скажите, капитан, а если я действительно выдвину альтернативу учению Макнаба, то могу ли я твердо рассчитывать, что мое мнение будет учтено?

— Да, если ваша альтернатива будет соответствовать принципам Tiki.

— Это тяжелое условие, — тихо произнес викарий.

— Это обязательное условие. Такие дела, Седоро.

— Я понял вас, капитан. А выполнив это условие, я могу рассчитывать?..

— Я обещаю, — спокойно и четко ответил Корвин.

— Я верю вам, — сказал викарий, и встал с дивана, — а теперь я пойду. Время позднее.

— Я провожу вас, — сказал штаб-капитан, и улыбнулся ему, можно сказать, дружески.

…