Апокалипсис

Глава 21

Через четыре дня Бирок позвонил в семинарию отцу Макгвайру и сообщил, что добыть информацию о малыше Бэрдетов оказалось намного сложнее, чем он предполагал. Несмотря на то, что имелись все данные о том, будто ребенок родился в клинике пресвитерианской церкви в Манхэттене, Бирок решил более подробно изучить историю болезни и старые списки пациентов. И не обнаружил там никаких подтверждений беременности Фэй и факта рождения Джои Бэрдета. Но что еще более странно, ни в каких других больницах это имя тоже не значилось, словно он вообще не появлялся на свет.

Удивленный такими новостями, отец Макгвайр тем не менее потребовал, чтобы Бирок продолжил поиски места рождения загадочного ребенка. Затем он сам позвонил Бэрдетам, но дома застал одну Фэй, и та сообщила ему, что Бен отправился играть в теннис в спортивный клуб, но если он так уж срочно нужен священнику, то можно позвонить прямо туда, поскольку Бен проторчит на корте еще не менее часа.

После минутного размышления Макгвайр решил никуда не звонить, а сразу подъехать к клубу и, поймав такси у ворот семинарии, очень скоро очутился возле крытого стадиона, где сразу же отыскал Бена на теннисном корте. Взобравшись на третий этаж, он прижался лицом к стеклу смотровой площадки и несколько минут наблюдал за своим Приятелем.

Потом отец Макгвайр спустился вниз к выходу, а Бен тем временем уже закончил игру и шел навстречу священнику. Он успел заметить Макгвайра, когда тот еще смотрел на него с третьего этажа.

— Я хочу поговорить с вами, — презрительно бросил Бен, с недоумением поглядев на волосы Макгвайра, поседевшие всего за один день.

— А я — с вами, — тут же отозвался Макгвайр. — Где мы можем уединиться?

Бен вытер полотенцем лицо и провел священника в пустую комнату для игры в бридж.

Они сели за карточный столик друг против друга. Бен вынул из кармана спортивной куртки сигару и предложил закурить Макгвайру, но тот отказался.

— Я требую, чтобы вы ответили на некоторые моя вопросы, — без предисловий начал священник, хрипло откашлявшись.

Бен со злостью ударил кулаком по столу.

— Ну уж нет! Отвечать сейчас будете вы! А если нет, можете уматывать отсюда подобру-поздорову.

— Бен!.. — опешил священник.

— И хватит с меня вашей чуши! Говорить будете начистоту, иначе считайте, что наша беседа закончилась, не начавшись.

Макгвайр замолчал и стал нервно подергивать рукава своей рясы.

— Вы ведь с самого начала знали, что происходит, и сами участвовали в этом заговоре! — выкрикнул Бей в лицо священнику.

— Да, — только и смог вымолвить тот, — Именно поэтому вас и подослали на теплоход.

— Да, — подтвердил Макгвайр.

— И вы сами подстроили все так, чтобы мы оказались за одним столиком

— чтобы легче было познакомиться! — не унимался Бен.

— Да.

— И вы подсунули нам распятие. — Бен сверлил священника полным ненависти ледяным взглядом.

— Да, — не стал отпираться тот.

— А если бы Франкино не погиб, вы бы так до конца и оставались в тени?

— Вот это трудно сказать. Я ведь действовал не самостоятельно, а только выполнял то, что мне приказывали… — объяснил священник без тени стыда или раскаяния в голосе.

— А я, кстати, заметил вас тогда в парке. Вы еще смылись на каком-то такси… — Бен чуть-чуть раскачивался на стуле.

— Я это знаю, — невозмутимо ответил Макгвайр. — Франкино говорил мне.

Бен затянулся и выпустил в потолок густой столб сигарного дыма.

— А как он погиб? — спросил вдруг Бэрдет.

— Я не знаю, — потупил глаза священник.

— Опять вранье! Я спрашиваю, как погиб Франкино? — почти закричал Бен.

— Не надо переигрывать! — неожиданно возмутился Макгвайр. — Я отвечаю на все ваши вопросы, потому что имею на это право и желание. Но я хочу, чтобы и вы доверились мне. Теперь я уже не пешка в руках Франкино. И мне больше не на кого опереться — Франкино, как вы знаете, уже не руководит мною. Но теперь то, что не успел сделать он, предстоит сделать именно мне. Так что все его обязанности я принял на себя и выполню их, не считаясь даже со своей жизнью. Но я не потерплю ничьего вмешательства!

Бен был ошеломлен, услышав эту тираду. Он сглотнул, а потом заговорил снова, теперь уже более примирительным тоном:

— Тогда где же вы пропадали столько времени? И почему сразу не связались со мной после смерти Франкино?..

— Это, к сожалению, было невозможно. Нашлись более срочные дела. Но сейчас не стоит обращать на это внимания. Ничего не изменилось, кроме того, что я стал преемником монсеньера Франкино.

— Значит, Фэй по-прежнему уготована роль следующего Стража?

— Да, — подтвердил священник.

— Но ведь Франкино говорил мне, что существует некая альтернатива, что будто бы возможно и по-другому повернуть ее судьбу…

Макгвайр кивнул.

— Да, это так. Только он наверняка предупредил вас, что в этом случае вы должны беспрекословно слушаться его. Ну, а теперь, стало быть, меня. И не задавать лишних вопросов. И не думать ни о каких последствиях ваших действий — короче, полностью положиться на нас.

— Да. Я согласен, — после секундной паузы кивнул Бен.

— Хорошо, — сказал Макгвайр и поднялся. Он отошел к окну, а потом снова повернулся к Бену. — Где родился ваш сын? — неожиданно спросил священник.

— Я не понимаю…

— Я спрашиваю, где родился Джои Бэрдет? — не отступал Макгвайр.

Бен уставился в пустоту. Заметив это, Макгвайр сразу понял, о попал в точку. Теперь оставалось лишь ждать ответа.

— В Манхэттене, — не глядя на него, сказал Бен.

— А в какой именно больнице?

— В клинике пресвитерианской церкви. В Колумбийском медцентре.

— Кто принимал роды?

— Доктор Герберт Райфельсон.

— Как мне связаться с ним? — продолжал допрашивать священник.

— Это невозможно. Три месяца назад он скончался от сердечного приступа, — сообщил Бен.

«Неплохо придумано», — отметил про себя Макгвайр.

— Наверное, после него остались больничные карты его пациентов?

— Откуда мне знать? — начал заводиться Бен, швырнув сигару прямо на пол. — Я его секретаршей не работал! — Он встал и вплотную подошел к священнику. — Послушайте, святой отец. Я не знаю, что вы пытаетесь сейчас разнюхать… Но мне скрывать действительно нечего. Мой сын, я повторяю, родился в клинике пресвитерианской церкви в Манхэттене, а роды у жены принимал доктор Райфельсон. Макгвайр улыбнулся.

— Мы уже проверили все бумаги в больнице. И никакого свидетельства на Джои Бэрдета, разумеется, там не обнаружили. А тем более — историю болезни Фэй Бэрдет. Также не нашли мы и чека на оплату медицинских услуг ни от вашего имени, ни от имени Фэй.

— Ну, значит, они плохо ведут свои записи и кое-что упускают… Я же не могу отвечать за их канцелярию! Мальчик родился там, и добавить мне к этому абсолютно нечего.

Макгвайр чуть заметно кивнул.

— Бен… А вы мне правду рассказываете? — проникновенно спросил он.

— А что же еще, черт побери! — взорвался Бэрдет. — И какая вам вообще разница, в какой больнице родился мой сын? Вы же сейчас попусту теряете время, а жизнь моей жены, между прочим, остается в опасности! — возмутился он.

Но Макгвайр вдруг вцепился ему в плечо.

— Я теряю время? — спросил он, глядя Бену прямо в глаза. — Вероятно, вы и сами догадываетесь, почему это происходит…

— Но Чейзен не может принять облик младенца. Это же полная чушь! — продолжал кипятиться Бен.

— Возможно, вы и правы. Но существуют и другие причины, по которым вы сейчас отказываетесь сообщить мне всю правду… — Священник оставил плечо Бена в покое и зашагал к двери, однако у самого порога опять оглянулся. — Если у вас пропадет все же желание постоянно врать и вы захотите сообщить мне нечто важное, я вас с удовольствием выслушаю. Если же нет, мне придется самому докопаться до истины. И тогда вам останется уповать только на Господа Бога.

Чувствуя, как нарастает в груди волна отчаяния, Макгвайр отправился в Управление епархии и заперся там в кабинете, еще недавно принадлежавшем монсеньеру Франкино. К счастью, у него нашелся верный и надежный друг — словак Бирок. Если кому-то и можно было поручить такое Ответственное дело, как выяснение причин молчания Бена, то только ему. Но времени было в обрез. И действовать предстояло очень быстро и оперативно. Смена Стража должна произойти в пятницу, до которой осталось всего лишь шесть дней.

Макгвайр поставил ближе настольную лампу и устало потер глаза. Ставни на окнах были закрыты, и лучи солнца не могли проникнуть сюда.

Позади стола находился маленький сейф, запертый на два замка. Священник достал ключи и открыл его. Внутри в строгом хронологическом порядке хранились толстые картонные папки, и все бумаги в каждой были аккуратно разделены вертикальной чертой на две части.

Он вынул первые две. На одной стояла надпись «Элисон Паркер/Сестра Тереза», на другой — «Уильям О'Рурк/Отец Галлиран». Во второй папке он нашел подробное описаний жизни человека по фамилии О'Рурк, ставшего впоследствии отцом Галлираном, которому якобы принадлежал приход в районе Квинс, но более двадцати лет назад он был закрыт и прихожане перешли в другую церковь.

Он внимательно изучил историю отца Галлирана и перешел к другой папке

— с описанием жизни Элисон Паркер и легендой сестры Терезы, которая утверждала, что та якобы с восемнадцати лет была монахиней.

И вновь волна непонятного страха начала охватывать отца Макгвайра — его пугала эта бесконечная цепочка, частью которой теперь стал и он сам.

Наконец, завершив чтение, он поставил эти папки на место и вынул еще одну, самую последнюю, положив ее перед собой. Просмотрев находящиеся там документы, Макгвайр особо задержался на истории болезни, составленной доктором Мартином Абрамсом. В ней описывался невроз его пациента и рассказывалось, как под глубоким гипнозом этот больной поведал доктору о смерти собственной матери и том, что чувство вины потом заставило его совершить попытку самоубийства. Но в результате депрессии, приведшей к суицидальным действиям, пациент начал страдать впоследствии частичной потерей памяти.

Пожалуй, это и был самый главный документ. Из него становилось ясно, почему именно этот человек был избран на роль следующего Стража и почему сам он ничего не помнил о своем желании расстаться с жизнью.

Макгвайр задумчиво уставился на первую страницу, разделенную чертой на две части. С правой стороны значилось «Отец Беллофонтэн», а слева до боли знакомым ровным почерком монсеньера Франкино было выведено: «Бен Бэрдет».

Итак, Бен должен стать новым часовым Господа Бога.

Но стало ли всем легче от того, что по воле случайных совпадений он решил, что эта роль уготована его жене Фэй?

Впрочем, вспомнив цепь недавних событий, Макгвайр все же подумал, что это несколько облегчило их задачу, поскольку у Бена не возникло никаких подозрений относительно себя самого, а значит, с ним легче будет иметь дело в урочный час.

Наконец, погасив настольную лампу, он положил на место и эту папку и вышел из кабинета.

В понедельник утром Бирок позвонил отцу Макгвайру и сообщил, что ему удалось обнаружить информацию, требующую незамедлительной встречи.

Священник не раздумывая направился в дом номер 80 и по 89-й улице и прибыл туда к десяти утра. Чуть погодя он увидел и спешащего к дому Бирока.

— Что случилось? — с ходу спросил Макгвайр, чувствуя, как тревожно забилось сердце в ожидании непредвиденных осложнений.

Бирок тяжело опустился на диван и набил табаком трубку, которую недавно подарили ему Бэрдеты. Макгвайр присел рядом.

— Я еще раз перепроверил данные, полученные из клиники пресвитерианской церкви, — начал Бирок, стараясь держаться как можно спокойнее. — И теперь уже ошибки быть не может. Ребенок там не рождался. Потом я стал искать Райфельсона. Он действительно лечил когда-то Фэй Бэрдет, но только от чего — не известно. Впрочем, он никогда не занимался акушерством и гинекологией, так что его участие в принятии родов исключается. Тогда я начал обследовать все больницы Новой Англии и, наконец, нашел то, что мы так долго искали…

Макгвайр напрягся. Сейчас должно было прозвучать нечто совсем неожиданное.

— Итак, Джои Бэрдет родился в штате Массачусетс, в городе Бостон, — продолжал рассказ Бирок. — Но Фэй Бэрдет — не родная его мать. Настоящая мать живет в Кокорде, штат Нью-Гемпшир. И фамилия ее — Бурреро. Через два дня после родов она отказалась от ребенка и оставила его в больнице, а двадцать второго июля Бен и Фэй усыновили его и оформили все необходимые документы. По вашей просьбе я заново проследил весь жизненный путь Бена Бэрдета. И теперь уже почти уверен, что все факты его биографии — тоже сплошная липа.

— Я перестаю вас понимать… — с ужасом признался ioец Макгвайр.

— Все, что мы знаем о его детстве, оказалось обыкновенным вымыслом. Но что самое главное — оба его родителя умерли от инфаркта. И никакого рака у его Матери не было. Я сам видел заключение о ее смерти, и нет никаких подозрений, что эта смерть была неестественной. Так что Бен Бэрдет не убивал свою мать и у него, следовательно, не было никаких причин совершать на этой почве попытку самоубийства.

— Но это непостижимо! — Обескураженный Макгвайр с трудом приходил в себя после всего услышанного. — Франкино не мог так ошибаться!..

— Я не знаю, Франкино ли тут ошибся или кто другой, но вся моя информация имеет документальное подтверждение. И я могу ручаться за каждое сказанное мною слово.

— Но ведь это еще не все?.. — с затаенной надеждой спросил Макгвайр, лихорадочно соображая, почему так промахнулся сам монсеньер и что теперь надо делать, чтобы исправить положение.

— К счастью, не все, — подтвердил Бирок. — Есть одна ниточка… Я тут наткнулся на человека, вернее, пока только на имя — Артур Селигсон, который может дать ключ к нашей тайне. Этот Артур каким-то образом был связан с Беном Бэрдетом. Узнав об этом, я стал копать дальше и вышел на человека по имени Чарли Келлерман. Правда, говорить с ним без вашего ведома я не стал, но адресок у меня имеется.

— И как же он может нам помочь? — напряженно нахмурил лоб священник.

— Пока ума не приложу, — признался Бирок. — Но это единственная нить. Кто знает… Макгвайр кивнул.

— Надо попробовать. Так где он живет?

— Неподалеку. В Гринвич Вилледж. — И он протянул священнику карточку с адресом.

Макгвайр мельком взглянул на бумажку, сложил ее вдвое и сунул в карман.

Чарли Келлерман поднял глаза на священника и, не вставая с кровати, рассмеялся. Это был странный смех, больше напоминающий коктейль из свиста и хриплого кашля.

— Присаживайтесь, святой отец, — проговорил он, старательно выводя каждый звук. Голос его звучал еле слышно. — Видите ли, у меня была операция на гортани, и мне теперь нелегко говорить. Ну, а понять меня еще труднее… Рак, — пояснил он. — Вон там возьмите себе табуреточку…

Макгвайр ухватил трехногий табурет, на который указал ему Келлерман, и тот жалобно заскрипел под могучим телом священника.

— Так вы хотели о чем-то поговорить со мной? — спросил Чарли.

— Да, — отозвался Макгвайр. — Но сначала, наверное, надо бы зажечь свет… Или открыть окна, а то темновато…

— Если можно, давайте останемся в этом полумраке. Свет режет мне глаза, а темные очки больше не помогают. Поймите меня правильно.

Макгвайр с жалостью поглядел на измученное тело Келлермана. Бены на его руках были сплошь исколоты, а у правого запястья, похоже, начиналась гангрена. Зрачки расширены, а лодыжки, торчащие из-под коротких шаровар, отекли. Судя по всему, этот бедолага давно уже сидел на игле.

— Как вам у меня нравится? — спросил Чарли и обвел руками свое жалкое однокомнатное жилище, расположенное на чердаке старого многоквартирного дома.

— Нормально, — неопределенно пожал плечами Макгвайр, стараясь не обращать внимания на страшную вонь в каморке, кучи сваленного по углам грязного белья и одноразовых пластиковых тарелок с какими-то огрызками и объедками. Ему показалось, что пыль здесь никто не протирал уже несколько лет, и она успела покрыть все вокруг по меньшей мере дюймовым слоем.

— Я обитаю здесь уже пятый год, — сообщил Келлерман. — С того самого дня, как прикрыли мой клуб для гомосексуалистов. Он назывался «Суарэ». Тогда я жил роскошно… У меня на Третьей авеню была такая квартира!.. Двухэтажная. — Он мечтательно закатил глаза. — И наркотиков было сколько угодно. Все бабы — мои. И педики — тоже. А еще я любил устраивать дома оргии. Но все это давно прошло… Я уже начинаю забывать эти счастливые дни. А теперь вот приходится жить в Сохо. Денег нет. Все угрохал на героин. Так что о новом клубе и мечтать не приходится… Кто мне даст лицензию на торговлю спиртным, когда я засветился на торговле наркотиками?.. — Он облизнул пересохшие губы и заворочался на кровати, устраиваясь поудобней. — Да-а… Человек ко всему привыкает, в этом я уж на себе убедился. Но я не переживаю. Я ведь живу на облаке… Витаю где-то наверху рядом с Господом. Познаю свое астральное «Я» и не тужу…

Макгвайр только покачал головой, жалея этого несчастного человека, потерявшего все и опустившегося на самое дно.

— Может быть, я смогу как-то помочь вам, мистер Келлерман? — осторожно спросил он.

— Ну, раз уж вы так спрашиваете. Конечно. Итак, что вам нужно? Получить некую информацию? Я согласен ее представить. Но тогда и вы будете мне кое-что должны.

— Что же?

— Мне сейчас нужны только зелененькие. Чтобы свести концы с концами. Я же не могу вечно шататься по улицам и жить на подаяние. Нужна некоторая передышка.. Да и надеяться на доброго волшебника не приходится. — Он немного помолчал, а потом лицо его озарила блаженная улыбка. — Впрочем, тут я, наверное, ошибаюсь: добрый волшебник уже сидит в моей конуре.

Макгвайр незамедлительно вынул из кармана пятидесятидолларовую бумажку и аккуратно положил ее на простыню рядом с Келлерманом.

— Этого будет недостаточно, — предупредил тот. Священник достал еще одну такую же банкноту и положил ее поверх первой.

Келлерман проворно схватил обе купюры и сунул их под подушку.

— Следующий дозняк будет принят во имя Христа-Спасителя, — торжественно пообещал он.

Макгвайр терпеливо ждал, когда у Келлермана пройдет очередной приступ смеха. Чарли в истерике катался по кровати, но очень быстро успокоился и затих, с трудом переводя дыхание.

— Может быть, поговорим о деле? — предложил наконец священник.

— Конечно, святой отец, — охотно отозвался Келлерман, стряхивая с одеяла таракана. — Задавайте вопросы, и я, как смогу, отвечу на них.

— Вам известен человек по имени Артур Селигсон? — спросил Макгвайр.

Келлерман нахмурился, напрягая память.

— Я точно не уверен… — задумался он. — Но фамилия вроде бы знакомая.

— Вы должны его вспомнить, — подсказал священник. Келлерман углубился в воспоминания, бормоча что-то себе под нос. Несколько раз он уже открывал рот, намереваясь что-то сказать, но потом снова задумывался. Память урывками возвращала его в прошлые годы. Макгвайр молча наблюдал за ним и молился про себя, чтобы мозги у Чарли хоть ненадолго заработали и он смог поведать священнику о событиях давно минувших лет.

Прошло десять долгих минут, и наконец Келлерман с победным видом приподнялся на локтях в своей грязной постели. Для начала он попросил достать окурок из пепельницы, чтобы ему стало полегче. Священник отыскал среди «бычков» самый длинный, и, сунув его в рот Келлерману, поднес спичку.

Табак оказался настолько отвратительным, что от едкого дыма у Макгвайра защипало глаза.

— Все. Я вспомнил его, — гордо объявил Чарли, счастливый от того, что память на сей раз не подкачала. — Он приходил в «Суарэ». Ну, и стал вроде как постоянным членом нашего клуба. Раз в неделю он бывал у меня — это точно. А то и чаще… Он был неглупым парнем и весьма привлекательным.

— Попробуйте описать его, — попросил Макгвайр.

— Волосы темные. Среднего роста. Достоинства крупные.

— Какие еще достоинства? — не понял священник. Келлерман хихикнул.

— Мужские, разумеется. Я любил иногда потискать его, но, конечно, ничего серьезного у нас с ним произойти не могло — так только, шутки ради. Потому что у Селигсона был очень ревнивый любовник, и с ним было лучше не связываться.

— А кто был его любовником?

— Один педрила по имени Джек Купер.

Макгвайр тут же вынул блокнот и записал это имя.

— Значит, как я уже говорил, — продолжал свой рассказ Келлерман, — этот красавчик заходил ко мне раза два в неделю, чтобы повидаться со своим Купером. А тот работал у меня.

— И сколько времени все это продолжалось?

— Не меньше года. Но потом Селигсон внезапно исчез. И больше не заявлялся. Так я его и не видел.

— И больше вы о нем ничего не знаете? — разочарованно произнес священник.

— Ничего. А что вам еще нужно? Понимаете, святой отец, ведь тогда, в шестидесятых, голубые не ходили так открыто, как нынче. Одни прятались по квартирам. Другие сшивались в барах. Но с виду нельзя было и сказать, что перед тобой педик. В основном им приходилось вести Двойную жизнь. В обществе они носили маску. А у меня в «Суарэ» ее снимали. Врубаетесь? Так вот я сразу понял: если хочешь, чтобы дела у тебя шли хорошо, — не задавай глупых вопросов. Ну, я никогда и не лез особенно в их отношения. Лишь бы они не забывали меня и платили денежки. А там хоть кол на голове теши. Ну, конечно, самые постоянные клиенты еще могли мне довериться, но случайные посетители — боже упаси. Они приходят и уходят — и какое мне дело до того, как дальше складывается их судьба!.. Рано или поздно все они переставали посещать клуб. Некоторые уезжали в другие города, кто-то просто менял квартиру, чтобы замести следы. А отдельные даже умудрялись жениться, хотя должен сказать, что таких как раз можно было по пальцам пересчитать. В основном ведь педики начинают активно принимать наркотики и дохнут от этого. Да я ни о ком из них практически и не знал ничего… Впрочем, кому какое дело до них! Пошли они ко всем чертям. Еще помнить о таких отбросах!..

— А что стало с Джеком Купером? Келлерман откинулся на подушке, продолжая усердно дымить окурком.

— Понятия не имею. В 1968 году он пришел ко мне, заявил, что уезжает из города, и попросил дать ему расчет. У нас не принято спрашивать, куда именно, раз он сам не сказал, ну, я и не стал интересоваться…

— А где же тогда был Артур Селигсон?

— Бог его знает. Селигсон к тому времени уже и носа не показывал в клубе. Да и сам Джек говорил как-то, что потерял с ним связь. Видите ли… Селигсон, вообще-то, был бисексуалом. И все время, пока встречался с Джеком, жил у какой-то бабы… Может быть, он решил, что пора завязывать с голубыми, да и женился на своей крале. Не исключено, что теперь у него целый выводок потомства, а сам Артур превратился в степенного папашу и ходит на службу с девяти до пяти, крутится от зарплаты до зарплаты, а по вечерам, вздыхая, вспоминает своего брошенного любовника.

— Ну, а Джек Купер?

— А этот засранец скорее всего уже откинул копыта. Впрочем, мне и на него наплевать.

— А вы не знаете, как фамилия той девушки, у которой жил в те годы Артур? — попробовал нащупать нить Макгвайр.

Но Келлерман лишь рассмеялся.

— Да вы шутите над стариком, святой отец! Видите, сколько времени мне потребовалось, чтобы вообще вспомнить, кто такой этот Селигсон. А теперь вы еще хотите, чтобы я припомнил имя какой-то вшивой бабенки? Да я и слышал-то о ней всего пару раз краем уха.

Макгвайр поднялся с табурета.

— Ну да, конечно. Ведь столько воды уже утекло… — с пониманием кивнул он.

Келлерман лишь пожал плечами.

— Так вы уверены, что ничего больше не можете добавить к тому, что сказали? — на всякий случай спросил священник.

— Абсолютно уверен. Так же, как и в том, что мне сейчас очень нужно поправить здоровье укольчиком…

Макгвайр быстро написал в блокноте номер телефона, потом вырвал листок и протянул его Келлерману:

— Если вы вдруг вспомните еще что-нибудь — позвоните по этому телефону. Понимаете, для меня все это сейчас очень важно…

— С превеликим удовольствием, — улыбнулся Чарли. Макгвайр застегнул пальто.

— Еще раз спасибо за информацию, — сказал он, поворачиваясь к двери.

— Был счастлив помочь.

— Да, кстати, — вдруг спохватился Макгвайр. — А кем работал у вас этот Джек Купер?

— Старина Джек? Ну, часть времени он торчал за стойкой…

— А другую часть? — замер Макгвайр.

Келлерман снова закатился от смеха. Макгвайр застыл на месте, заинтригованный столь необычной реакцией на самый, казалось бы, невинный вопрос.

— Так что он еще делал у вас в клубе? — повторил священник.

Келлерман молча указал в угол, где стояла картонная обувная коробка, перевязанная крест-накрест бечевкой. Он попросил Макгвайра принести ее к нему на кровать и открыть. Внутри находилось, наверное, не меньше тысячи разных фотографий. Келлерман начал перебирать их, и священник невольно придвинулся ближе.

Неожиданно Чарли замер, вынул одно фото и, снова рассмеявшись, закрыл коробку. Теперь он держал в руках всего один снимок и внимательно всматривался в него, не переставая улыбаться.

— Все верно, сэр, — важно произнес он. — Вот это и есть Джек Купер. Так вам все еще интересно, чей он занимался в моем клубе, кроме коктейлей?..

Макгвайр кивнул. И тогда Келлерман вручил ему фотографию. Макгвайр осторожно взял ее в руки, а потом подошел ближе к задернутому окну и при слабом свете, падающем через щель между шторами, попытался разглядеть ее.

Через несколько секунд он вновь повернулся к Келлерману. То, что он увидел на снимке, потрясло его до такой степени, что священник чуть не выронил фотографию. Сейчас он готов был кричать и биться головой о стену.

Ибо ему открылась страшная истина.