Антология Фантастической Литературы

Обезьянья лапа

Вечер был холодный, сырой, но в небольшой гостиной в Лабурнумвилле ставни были закрыты и в камине ярко горел огонь. Отец и сын играли в шахматы — у отца насчет шахмат были довольно своеобразные понятия, он подвергал своего короля таким отчаянным и бессмысленным опасностям, что даже немолодая его супруга, мирно вязавшая у камина, не могла удержаться от замечаний.

— Слышите, какой ветер? — сказал мистер Уайт; он как раз совершил роковую ошибку и пытался отвлечь внимание сына.

— Слышу, — сказал сын, неумолимо подвигая ферзя. — Шах.

— Думаю, что сегодня вечером он не явится, — сказал отец, держа руку над доской.

— Мат, — ответил сын.

— Вот неудобство того, что живешь так далеко! — воскликнул мистер Уайт с неожиданной пылкостью. — Из всех предместий наше самое глухое. Не знаю, о чем люди думают. Конечно, сданы всего два дома, и никому нет дела.

— Не огорчайся, дорогой, — мягко сказала жена. — Выиграешь в следующий раз.

Мистер Уайт, подняв глаза, перехватил заговорщицкое подмигиванье матери и сына. Слова замерли у него на устах, и он с притворной досадой махнул рукой.

— А вот и он, — сказал Герберт Уайт, услышав приближающиеся шаги и стук в дверь. Отец вскочил и с радушием кинулся открывать, слышно было, как он высказывает гостю свое сочувствие.

Потом оба вошли в гостиную. Гость был тучный мужчина с глазами навыкате и багровым цветом лица.

— Старший сержант Моррис, — представил его мистер Уайт.

Сержант поздоровался с его женой и сыном, сел на предложенный ему стул и с удовлетворением убедился, что хозяин дома несет виски и несколько стаканов и ставит на огонь небольшой медный чайник.

После третьего стакана глаза у гостя заблестели, он разговорился. Все семейство с интересом смотрело на посетителя, рассказывавшего о войнах, эпидемиях и других народах.

— Двадцать один год прошел, — сказал мистер Уайт, улыбаясь жене и сыну. — Когда он отправился, был совсем еще мальчишкой. А теперь поглядите на него.

— Похоже, вам это пошло на пользу, — любезно сказала миссис Уайт.

— Как я хотел бы поехать в Индию! — сказал мистер Уайт. — Просто, чтоб взглянуть разок.

— Лучше оставайтесь здесь, — возразил, качая головой, сержант. Он поставил стакан и с легким вздохом снова покачал головой.

— Мне так хочется увидеть эти древние храмы, и факиров, и фокусников! — сказал мистер Уайт. — Что там было, Моррис? Помните, вы начали мне рассказывать про какую-то обезьянью лапу или что-то вроде того?

— Да ничего, — торопливо ответил бывший солдат. — Ничего интересного.

— Обезьянью лапу? — спросила миссис Уайт.

— Пожалуй, это то, что называется колдовством, — неохотно проговорил сержант.

Все с любопытством уставились на него. Гость по рассеянности поднес ко рту пустой стакан, затем поставил его на стол. Хозяин налил ему.

— С виду это просто высохшая лапка, и как будто ничего в ней нет особенного, — сказал сержант, показывая какой-то предмет, который он вынул из кармана.

Женщина, скорчив гримасу, отшатнулась. Сын взял лапу и внимательно ее осмотрел.

— И что же в ней такого необыкновенного? — спросил мистер Уайт, забрав лапу у сына, чтобы получше ее разглядеть.

— Ее наделил волшебной силой старый факир, — сказал старший сержант. — Праведный был человек... Он хотел доказать, что жизнью людей управляет судьба и что никто не может безнаказанно противиться судьбе. И дал он лапе такое свойство: три человека могут просить ее исполнить три желания каждый.

Он говорил очень серьезно, и слушавшие его почувствовали, что смех здесь неуместен.

— Почему же вы не просите у нее исполнить три ваших желания? — спросил мистер Уайт.

Сержант снисходительно глянул на него.

— Я уже просил, — сказал он, и смуглое его лицо побледнело.

— И ваши три желания действительно исполнились? — спросила миссис Уайт.

— Да, исполнились, — сказал сержант.

— А больше никто не просил? — поинтересовалась женщина.

— Просил один человек. Не знаю, какие были первые его две просьбы, но третьим желанием была смерть. Потому-то обезьянья лапа перешла ко мне.

Он сказал это с таким скорбным видом, что остальные надолго умолкли.

— Послушайте, Моррис, если ваши три желания уже выполнены, талисман этот вам теперь ни к чему, — сказал наконец мистер Уайт. — Зачем же вы его храните?

Сержант сокрушенно покачал головой.

— Я, знаете ли, иногда подумываю о том, чтобы его продать, но, скорее всего, я этого не сделаю. Он уже причинил столько бед. К тому же люди не хотят его покупать. Одни подозревают, что это просто сказка, другие хотят сперва испробовать его, а потом уж заплатить.

— А если бы вам можно было высказать еще три желания, — сказал мистер Уайт, — вы бы их высказали?

— Не знаю, — ответил гость. — Не знаю.

Он взял обезьянью лапку большим пальцем и указательным, помахал ею и бросил ее в огонь. Уайт ее оттуда выхватил.

— Лучше бы она сгорела! — мрачно произнес сержант.

— Если вам, Моррис, она не нужна, дайте ее мне.

— Мне она не нужна, — решительно ответил сержант. — Я ее бросил в огонь; если вы ее берете, не вините меня за то, что с вами произойдет. Но лучше будьте благоразумны, выбросьте ее.

Мистер Уайт отрицательно покачал головой и оглядел свое приобретение.

— Как это делается? — спросил он.

— Надо взять ее в правую руку и вслух высказать желания. Но предупреждаю — последствия могут быть страшными.

— Это похоже на сказки «Тысячи и одной ночи», — сказала миссис Уайт. Она поднялась, чтобы накрыть на стол. — Не кажется ли вам, что вы бы могли попросить мне в помощь еще пару рук?

Мистер Уайт вынул талисман из кармана, и все трое рассмеялись, заметив тревогу на лице сержанта.

— Если вы решили что-то просить, — сказал он, хватая Уайта за руку, — так уж просите что-нибудь разумное.

Мистер Уайт спрятал лапу обратно в карман и пригласил Морриса к столу. За ужином о талисмане отчасти позабыли. С увлечением все трое опять слушали рассказы о жизни сержанта в Индии.

— Если в истории обезьяньей лапы столько же правды, сколько в других его историях, — сказал Герберт, когда за гостем закрылась дверь и он поспешно удалился, чтобы успеть на поезд, — нам нечего надеяться на что-то путное.

— Ты ему заплатил? — спросила миссис Уайт, пристально глядя на мужа.

— Так, мелочь, — слегка покраснев, ответил мистер Уайт. — Он и брать-то не хотел, но я его заставил. Он все настаивал, чтобы я этот талисман выбросил.

— Ну, конечно! — с деланным страхом сказал Герберт. — А то мы станем счастливыми, богатыми и знаменитыми. Для начала ты бы попросил себе империю, тогда ты не был бы под каблуком у жены.

Мистер Уайт достал талисман и смущенно стал его разглядывать.

— Ничего не приходит в голову, что бы попросить, — медленно проговорил он. — Мне кажется, у меня есть все, что я желаю.

— А если бы ты выплатил залог за дом, разве ты не был бы счастлив? — спросил Герберт, кладя руку отцу на плечо. — Достаточно будет попросить двести фунтов.

Отец улыбнулся, конфузясь собственного легковерия, и приподнял талисман. Герберт состроил серьезную мину, подмигнул матери и взял на пианино несколько торжественных аккордов.

— Я-хочу-двести-фунтов! — произнес мистер Уайт.

Пианино громко отозвалось на его слова. Мистер Уайт вскрикнул. Жена и сын подбежали к нему.

— Она пошевелилась, — сказал он, со страхом глядя на лапу, и уронил ее. — Она извернулась у меня в руке, как гадюка.

— Однако денег-то я не вижу, — заметил сын, поднимая талисман и кладя его на стол. — Держу пари, что никогда их не увижу.

— Наверно, тебе померещилось, дорогой, — с тревогой во взгляде сказала жена.

— Пустяки, — сказал мистер Уайт. — Не тревожься. Но я испугался.

Они сели у камина, мужчины снова закурили свои трубки. Ветер снаружи завывал с небывалой силой. Когда где-то наверху хлопнула дверь, мистер Уайт подскочил от страха. Против обыкновения, они сидели молча, в гнетущей тишине, пока не пришло время ложиться спать.

— Наверняка ты найдешь деньги в большом кошельке, который будет лежать на кровати, — сказал отцу Герберт, пожелав родителям спокойной ночи. — А когда будешь прятать это свое незаконное приобретение, за тобой будет следить жуткий призрак, притаившийся на шкафу.

Оставшись один, мистер Уайт сел, он смотрел в темноте на огонь, и ему чудились там какие-то лица. Одним из них была такая отвратительная обезьянья рожа, что его передернуло, но потом, смутившись, он рассмеялся и потянулся к столу за стаканом воды, чтобы плеснуть в камин и погасить угли; случайно коснувшись обезьяньей лапы, он вздрогнул, обтер руку о халат и поднялся в спальню.

На следующее утро за завтраком, при ярком свете зимнего солнца, мистеру Уайту стали смешны его вчерашние страхи. В столовой царила здоровая будничная атмосфера, совсем не то, что накануне, и сморщенная, грязная обезьянья лапа, валявшаяся на буфете, уже не внушала тревоги.

— Все старые вояки одинаковы, — сказала миссис Уайт. — И чего ради слушали мы все эти глупости! Как можно в наше время верить в какие-то талисманы! А если бы мы и получили двести фунтов, разве они бы тебе повредили?

— Они могут упасть с потолка и зашибить голову, — сказал Герберт.

— По словам Морриса, чудеса происходят так естественно, что кажутся случайным совпадением, — сказал отец.

— Ладно уж, только бы эти деньги не достались тебе до моего возвращения, — поднимаясь из-за стола, сказал Герберт. — Не дай Бог, станешь скупердягой, и нам придется от тебя отказаться.

Мать засмеялась, проводила сына до порога и поглядела ему вслед, как он удаляется по дороге; возвратившись в столовую, она пошутила насчет легковерия мужа. Однако когда в дверь постучал почтальон, она побежала ему открыть и, увидев, что он всего лишь принес счет от портного, с некоторой досадой пробормотала что-то по поводу забулдыг военных.

— Думаю, Герберту будет над чем поиздеваться, — сказала она, садясь за стол.

— Не сомневаюсь, — сказал мистер Уайт. — Но как бы там ни было, а лапа у меня в руке пошевелилась. Могу в этом поклясться.

— Наверно, это просто твое воображение, — ласково сказала жена.

— Уверяю тебя, пошевелилась. Я вовсе не был под влиянием его рассказов. Я... Что там случилось?

Жена не ответила. Она наблюдала за загадочными эволюциями какого-то господина, который кружил возле их дома, явно не решаясь войти. Она отметила, что господин этот хорошо одет и что на нем новый блестящий цилиндр, и сразу подумала о двухстах фунтах. Господин трижды останавливался у их двери, наконец он решился и постучал. Миссис Уайт торопливо скинула передник и спрятала его под подушечкой кресла.

Она отворила дверь незнакомцу. Вид у него был смущенный. Он поглядывал на нее украдкой, пока она извинялась за беспорядок в комнате и зато, что муж в халате. Затем она умолкла, вежливо ожидая, что гость сообщит причину своего появления, но он тоже молчал.

— Я пришел к вам от «Моу и Меггинс», — произнес он наконец.

— Что случилось? Что случилось? — испуганно сказала миссис Уайт. — Что-то не в порядке с Гербертом?

— Погоди, дорогая, — вмешался муж. — Не пугайся прежде времени. Надеюсь, сэр, вы пришли не с дурными новостями? — И он серьезно посмотрел на незнакомца.

— К сожалению... — начал тот.

— Он ранен? — в безумной тревоге спросила мать.

Незнакомец утвердительно кивнул.

— Тяжело ранен, — медленно произнес он. — Но он не страдает.

— Слава Богу! — сказала миссис Уайт, молитвенно сложив ладони. — Слава Богу!

Но вдруг до нее дошел зловещий смысл этой фразы, и она увидела подтверждение своих страхов в скорбной мине незнакомца. У нее перехватило дыхание, она глянула на мужа, который, видимо, еще ничего не понял, и дрожащей рукой взяла его руку. Воцарилось долгое молчание.

— Его затянуло в машину, — тихо проговорил незнакомец.

— Его затянуло в машину, — ошеломленно повторил мистер Уайт.

Он сел и, бессмысленно глядя в окно, взял руку жены и сжал ее, как в те времена, когда они были влюбленными.

— Он единственный оставался у нас, — сказал он гостю. — Это ужасно.

Гость поднялся и подошел к окну.

— Компания поручила мне выразить вам свое соболезнование по поводу столь тяжкой утраты, — сказал он, не оборачиваясь. — Прошу вас, поймите, что я всего лишь служащий компании и выполняю данное мне поручение.

Ответа не было. Лицо миссис Уайт было белее полотна.

— Меня послали заявить вам, что Моу и Меггинс отрицают какую-либо свою вину в этом несчастном случае, — продолжал гость. — Но, принимая во внимание добросовестную работу вашего сына, они выделили вам некую сумму.

Мистер Уайт выпустил руку жены и, поднявшись, с ужасом посмотрел на незнакомца. Пересохшими губами он произнес одно лишь слово:

— Сколько?

— Двести фунтов, — был ответ.

Мистер Уайт не услышал вопля жены, он слегка улыбнулся, вытянул вперед руки, как слепой, и, потеряв сознание, рухнул на пол.

Мистер Уайт и его жена похоронили своего покойника на новом кладбище, находившемся примерно в двух милях, и, удрученные, безмолвные, возвратились домой.

Все произошло так быстро, что вначале они не вполне осознали случившееся и словно ждали, что вот-вот произойдет что-то такое, что принесет им облегчение. Но дни шли, и ожидание сменилось покорным унынием, тем безнадежным унынием стариков, которое иногда называют апатией. Они почти не разговаривали, потому что не о чем было им говорить, дни тянулись для них бесконечно и утомительно.

Неделю спустя мистер Уайт, внезапно проснувшись ночью, протянул руку и убедился, что он лежит один. В комнате было темно, он услышал у окна сдерживаемый плач. Прислушиваясь, он приподнялся в постели.

— Иди ляг, — сказал он нежно. — Ты простудишься.

— Моему сыну еще холодней, — сказала миссис Уайт и еще пуще расплакалась.

Ее всхлипыванья слышались мистеру Уайту все глуше. Постель была теплая, глаза его слипались. Вдруг его разбудил отчаянный крик жены.

— Обезьянья лапа! — кричала она, как безумная. — Обезьянья лапа!

Мистер Уайт в тревоге сел.

— Где? Где она? Что случилось?

Жена подошла к нему.

— Дай ее мне. Ты ее не выбросил?

— Она в гостиной, на полке, — с удивлением ответил он. — Зачем она тебе?

Смеясь и плача, жена наклонилась, чтобы его поцеловать, и с истерическими рыданьями сказала:

— Я только сейчас подумала... Почему я раньше не подумала? Почему ты не подумал?

— Подумал о чем? — спросил он.

— О двух оставшихся желаниях, — быстро проговорила она. — Мы же высказали только одно.

— Разве его недостаточно?

— Нет, недостаточно! — воскликнула она торжествующе. — Мы попросим еще. Быстрей возьми ее и попроси, чтобы наш сын ожил.

Муж, весь дрожа, сел в постели.

— Боже мой, ты с ума сошла!

— Быстрей возьми ее и попроси, — бормотала она. — Мой сын! Мой сын!

Муж зажег свечу.

— Иди ляг. Ты сама не понимаешь, что говоришь.

— Наше первое желание исполнилось. Почему бы нам не высказать второе?

— Это было случайное совпадение.

— Иди возьми ее и попроси! — страстно воскликнула женщина.

Муж обернулся и посмотрел на нее.

— Уже десять дней, как он погиб, и кроме того — достаточно тебе и этого — я опознал его только по одежде. У него уже тогда был слишком ужасный вид, тебя нельзя было к нему пустить...

— Приведи его ко мне! — выкрикнула жена, подталкивая мужа к двери. — Ты думаешь, я испугаюсь моего мальчика, которого я вырастила?

Мистер Уайт в темноте спустился вниз, вошел в гостиную и посмотрел на полку. Талисман был на месте. Мистера Уайта ужаснула мысль, что еще не высказанное желание может явить ему растерзанного на куски сына прежде, чем сам он успеет убежать из комнаты. Он утратил ориентировку, не мог найти дверь. Ощупью обойдя стол и держась поближе к стене, он вышел в прихожую, держа в руке злокозненный талисман.

Когда он поднялся в спальню, ему показалось, что лицо жены странно изменилось. Бледное, напряженное, оно дышало неистовой страстью. Мистеру Уайту стало жутко.

— Проси ее! — резко крикнула жена.

— Это дико, это грешно, — пролепетал муж.

— Проси ее! — повторила жена.

Мистер Уайт поднял руку:

— Желаю, чтобы мой сын ожил.

Талисман упал на пол. Мистер Уайт в ужасе не сводил с него глаз. Затем, весь дрожа, сел в кресло, а жена между тем подошла к окну и подняла занавеску. Мистер Уайт сидел неподвижно, пока его не пробрал утренний холод. Время от времени он поглядывал на стоявшую у окна жену. Свеча догорала и, угасая, отбрасывала на стены и на потолок колышущиеся тени.

Испытывая огромное облегчение от того, что талисман не оправдал надежд, мистер Уайт снова улегся, через минуту жена, молча и уныло, легла рядом с ним.

Они не разговаривали, прислушиваясь к тиканью часов. Скрипнула ступенька лестницы. Темнота действовала угнетающе, мистер Уайт собрался с духом, зажег спичку и пошел вниз за другой свечой.

Когда он спустился с лестницы, спичка погасла. Мистер Уайт остановился, чтобы зажечь другую, и в этот же миг раздался легкий, едва слышный удар по входной двери.

Спички выпали из рук мистера Уайта. Затаив дыхание, он застыл на месте — удар повторился. Он поспешил наверх в спальню и захлопнул за собой дверь. Послышался третий удар по двери.

— Что это там? — крикнула жена.

— Это мышь, — сказал муж. — Мышь. Она попалась мне на лестнице.

Жена поднялась. Сильный удар прогремел по всему дому.

— Это Герберт! Герберт! — миссис Уайт побежала к двери, но муж догнал ее и удержал.

— Что ты хочешь делать? — сдавленным голосом спросил он.

— Это мой сын, это Герберт! — закричала женщина, стараясь вырваться из его рук. — Я совсем забыла, от кладбища до нас две мили. Пусти меня, я открою ему дверь!

— Бога ради, не впускай его, — дрожа, сказал муж.

— Ты боишься собственного сына? — закричала она. — Пусти меня! Я иду, Герберт, иду!

Раздались еще два удара. Женщина вырвалась и выбежала из спальни. Муж, окликнув ее, побежал вслед за ней по лестнице. Он услышал стук щеколды, потом задыхающийся голос жены:

— Засов! — сказала она. — Я не могу до него достать.

Но муж, упав на колени, шарил по полу, искал обезьянью лапу.

— Хоть бы найти ее прежде, чем это войдет...

Удары гремели в доме один за другим. Мистер Уайт услышал, как жена приставляет стул, как отодвигает засов, в то же мгновение ему удалось найти обезьянью лапу, и он лихорадочно пробормотал третье, последнее желание.

Удары внезапно прекратились, хотя эхо еще прокатывалось по дому. Мистер Уайт услышал, как отодвигают стул и открывают дверь. На лестнице подул ледяной ветер, и долгий, безутешный вопль жены придал мистеру Уайту силу — он подбежал к ней и выглянул из подъезда. На дороге никого не было, вокруг царила тишина.