Античная наркомафия-8

3. Вольфрам

— Турдетаны считают дикарями нас, лузитан и веттонов, и я знаю, за что, и я не могу сказать, что такое мнение о нас несправедливо, — признал Минур, мой не столь уж и давний вольноотпущенник, а ныне — преуспевающий лузитанский купец, вернувшийся из третьего уже по счёту торгового вояжа на север, — Водится за нами, конечно, и жадность до чужого добра, и безалаберность, и нежелание работать больше, чем это необходимо. Я сам ещё до того, как ты освободил меня, досточтимый, мечтал вернуться в родное племя, но зажить в нём так, как живут турдетаны здесь. Но когда Грат рассказал мне, что вышло из этой затеи у него, я сразу же понял, что и меня там ждало бы то же самое. Ну и зачем мне такая родина и такие соплеменники, которые и сами по-человечески жить не могут, и другим не дают? Поэтому я и остался здесь — незачем моей семье жить среди всего этого дурачья и страдать от него, как пострадали Грат и его жена. Пусть лучше узнают от меня то, что я вижу в своих торговых поездках туда. Ничего хорошего, конечно, если судить по здешним благополучным меркам. Да, дикари дикарями. Но всё-же, досточтимый, видел бы ты тех, кого называем дикарями МЫ, этих северных галлеков с астурами, не говоря уже о совсем диких кантабрах! Вот те — всем дикарям дикари!

— Ну, ваших послушай, так они там прямо живут в пещерах и едят человеческое мясо? — хмыкнул я.

— Водится за нашими и сильно преувеличить то, что сами услыхали от других, — ухмыльнулся лузитан, — На самом деле, конечно, в пещерах не живут даже кантабры — у них там только святилища, где они молятся и приносят жертвы своим богам, а людоедство — ну, могут отведать сердце убитого прославленного врага, чтобы заполучить для себя его храбрость, но питаться человеческим мясом — выдумки это. Встречал я у галлеков одного торговца-кантабра с несколькими его соплеменниками — ну, очень дикие они, конечно, но от самих галлеков отличаются не сильно. Люди как люди, дикари как дикари, но разницу с нами ты, досточтимый, увидел бы сразу же.

— Правда, что ходят в шкурах?

— Ну, не в одних только шкурах, но носят и их — примерно как наши зимой. Там у них холоднее, чем у нас, и я там тоже накидывал шкуру поверх туники, а иначе холодно. Днём, если под солнцем — ещё нормально, а под вечер — уже ощущается, да и днём-то — ну сколько их было солнечных в это лето? Так что там без шкур нельзя, и вовсе не эти шкуры делают их дикарями. Там жизнь совсем другая, а от этого и люди другие. Хотя, Грат ведь рассказывал и тебе, как живут наши за Тагом, а у галлеков, считай, всё это примерно так же, только ещё хлеще…

Я ведь рассказывал уже о Грате, моём более давнем вольноотпущеннике тоже из лузитан? Тот куда большим патриотом оказался, чем Минур, и когда получил от меня свободу, на родину лыжи навострил, да только, как я и предупреждал его, не ко двору там пришлась его "испорченность турдетанами". У дикарей ведь как? Если ты не вождь и не авторитетный старейшина, то будь как все и не выпендривайся, а если высунешься не по чину и вздумаешь шибко умного включить, то и неприятностей за это огребёшь по самое "не балуйся". Грат испытал это на себе в полной мере, после чего распрощался со своим былым патриотизмом раз и навсегда, что и продемонстрировал наглядно при отражении набега бывших дражайших соплеменничков. У дикарей, млять, с их гипертрофированной традиционностью, прямо врождённый талант незаслуженно обижать и тем самым делать своими врагами самых толковых из своих же. Ну и вот кто им доктор после этого?

— Набег на соседей устроить, чтобы пограбить и среди своих отличиться, любят не меньше лузитан. Причины те же самые — молодёжи много, и всем хочется достатка и авторитета, а разве наживёшь их крестьянским трудом на тощей каменистой земле? Так что если под набег попал, ограбят подчистую. Но торговлю они уважают и если по дороге купца встретят, то обычно не трогают, если старых счётов именно к нему не имеют. Меня как-то раз на тропе идущая в набег банда нагнала, сплошь горячая молодёжь, которая на что угодно сгоряча способна, и я уж не знал, чего ожидать, когда они путь мне заступили. Ведь никого с ними из старших, сами себе вожди, и что им сдуру заблагорассудится, то и отчебучат. Но спросили только, кто такой, откуда, куда направляюсь и что продавать везу, да и поехали дальше, ничего не отобрав. Хотя, наверное, помогло то, что я у галлеков уже не первый раз торгую, и обо мне наслышаны, а считаюсь я у них не северным лузитаном, с которыми у них постояннвя грызня, а из ликутовских — как раз до их земель меня люди Ликута сопровождали, которых он мне в охрану выделил. Ну и ещё то, что как я обещал им в прошлый раз, так и вышло — цены на эти блестящие камешки не снизились, так что у их торговцев претензий ко мне не было…

Минур говорил о бериллах, которые возил для меня из Галисии. Я ведь в своё время рассказывал уже о бериллиевой бронзе? Та драгоценная чёрная, которая по весу в разы дороже золота — как раз она и есть, только ещё с примесью железа, придающей ей характерный сероватый отлив и черноту при потускнении. Берётся же в ней эта железная примесь из ярко-синих аквамаринов, дороже которых из всех бериллов только изумруды. Ну, это если о прозрачных самоцветах ювелирного качества говорить, которые как раз в ту чёрную бронзу и положено толочь по устоявшемуся канону. На самом деле это на хрен не нужно, потому как ничуть не худшую черноту при тех же остальных свойствах сплава дают и непрозрачные поделочные аквамарины, лишь бы синева была поярче, а ценятся они такие во много раз дешевле ювелирных самоцветов, и кто об этом знает, но язык за зубами держать умеет — может на производстве чёрной бронзы весьма нехилую теневую экономику в свою пользу наладить. Собственно, так оно и делается, в чём и мне довелось поучаствовать по стечению обстоятельств — до сих пор те приныканные аквамаринчики в сейфе на чёрный день лежат, гы-гы! Ещё смешнее то, что и от железных опилок черноту эту фирменную получить можно, и вообще от железной окалины, которую хоть жопой в любой кузнице жри, и тогда для выплавки этой драгоценной чёрной бронзы вообще какие угодно бериллы сгодятся. Но до этого никто ещё в античном мире не допетрил, а делянка эта — Тарквиниев, моих нанимателей, и если кто им этот бизнес испортить вознамерится, то уж всяко не я. Мне для моих надобностей не эта драгоценная чёрная бронза нужна, а просто бериллиевая, на которую мне как раз и нужны бериллы — не самоцветы, конечно, потому как смешно на бронзу драгоценности переводить, а самые обыкновенные бериллы ни разу не ювелирного качества.

Технически-то главный секрет, от которого мы с Серёгой в своё время в осадок выпали — заслуга неизвестных нам античных металлургов, нащупавших свою гениальную технологию ещё в незапамятные времена. Тут ведь сложность в чём? В том, что бериллий возгоняется при восстановлении из окисла, и если сыпать толчёные в порошок бериллы в расплавленную медь, то уйдёт он в испарения практически весь, только отравляя ими безо всякой пользы металлургов, а в сплав его попадёт ноль целых, хрен десятых. Мы бы и не помышляли о бериллиевой бронзе, если бы сами хроноаборигены не придумали задолго до нас простое и элегантное решение — заливать порошок берилла расплавленной медью сверху, в результате чего возгоняющийся бериллий растворяется в ней, что от него как раз и требуется. Просто они это сделали с синими самоцветами и продолжали применять их ради точного воспроизведения всех условий удачного эксперимента, ещё и воспринятых по своей античной малограмотности в религиозно зашоренном свете, но это их античные заморочки, а мы не священнодействуем, мы просто нужный нам металл получаем, только аккуратно это делаем, дабы перед посторонними не палиться. По настоянию ещё старика Волния, ныне покойного, я перенёс это производство на Азоры, куда и отправляю теперь нужные для него медь и бериллы. Ну, крупные хорошие кристаллы, которые в порошок толочь жалко, я камнерезам на их поделки оставляю, а вот мелочь и некондицию, которой больше всего, а стоит она гроши — всю на Азоры. Возит же мне её как раз Минур, потому как единственное известное Серёге месторождение в Галисии находится, а она на севере полуострова, да ещё и само месторождение вдали от моря…

Пружины-то у меня, как я уже упоминал, давно уже в основном стальные, но на самые ответственные вроде часовых и прочих приборных бериллиевая бронза считается и в нашем современном мире с его высококачественными сталями предпочтительной. А уж на подшипники скольжения, без которых, за неимением подшипников качения, у меня ни один серьёзный механизм не обходится, никто ещё лучшего материала не придумал, чем бериллиевая бронза. Самое лучшее скольжение при самом мизерном износе.

— Сколько ты привёз этих камней? — спрашиваю лузитана.

— В этот раз шесть возов, досточтимый — там же знали, что я приеду за камнями, так что заранее для меня груз приготовили.

— Шесть возов мелкой щебёнки?! — ужаснулся Велтур, которому Фабриций все свои оссонобские дела перепоручил, включая и сортировку бериллов на цвет, дабы синие аквамарины не попадали на Азоры вне тарквиниевского контроля, что было поручено ему ещё покойным Волнием.

— Щебёнки только четыре с половиной воза, досточтимый, — уточнил Минур, — А остальные полтора — хороший отборный крупняк.

— Всего-то навсего четыре с половиной воза! — страдальчески хмыкнул шурин.

— Да не пугайся ты так, — успокоил я его, — Фабриций последние разы тоже не сам проверял, а паре слуг поручал. Кажется, они оба среди тех, которых он оставил тебе — спроси, кто этим занимался, им и поручишь. Ну, один раз поработаешь немного вместе с ними — и чтобы понимать, в чём там суть, и просто для порядка. А так — они оба давно уж с моими сработались и своё дело знают.

Смысл всех этих мер по контролю над бериллами сводился для Тарквиниев к тому, чтобы сохранить свою монополию и монопольные цены на чёрную бронзу, для чего нужно было сохранить в тайне от Средиземноморья и нашу бериллиевую, по свойствам ничем не худшую. Как я уже упоминал, покойный глава клана вообще запретил бы мне её производство, если бы мне не удалось убедительно обосновать нужду в ней, и в качестве компромиссной меры было решено, что производить я её буду исключительно за океаном, и в Испании готовому сплаву делать абсолютно нечего. Чёрная же бронза, на выплавку которой идут синие аквамарины, будет по-прежнему выплавляться в Испании, за океаном же её производство строжайше запрещалось во избежание сбивающей цены контрабанды. Вот как раз в обеспечение этого запрета и предназначался контроль над поставляемыми в колонии бериллами, среди которых не должно было быть синих аквамаринов. Если что-то хотя бы казалось Фабрицию или назначенным им контролёрам достаточно синеватым для подозрений на аквамарин, сомнительный камешек из поставляемой партии изымался без малейших споров, и немало среди изъятых было таких, которые вполне заслуживали бы и апелляции, но какой в ней смысл, когда для отправки на Азоры остаётся достаточно? Что я, не знаю, как Фабриций загружен, чтобы ещё и этим его грузить? Теперь вот этот груз и на Велтура свалился, и не стану я перегружать этим шурина без крайней необходимости. Пока сошлись на том, что спорные камешки откладываются в отдельное хранилище, где и накапливаются до того количества, по которому уже появится смысл решать вопрос. Тем более, что запрет касается только промышленных аквамаринов и не распространяется на обработанные драгоценные самоцветы в готовых ювелирных изделиях, которые заведомо не пойдут на металлургию чёрной бронзы. Ну так и из-за чего тут тогда копья ломать?

— Тропы там такие, что не везде по ним на возах проедешь, особенно с тяжёлым грузом, — пожаловался лузитан, — Когда я расторговался и загрузился этими камнями, то и сам понял, что кружным путём через факторию финикийцев мне их сюда не довезти.

— Прямой дороги от Понферрады, где это месторождение бериллов, до Миньо, где эта фактория фиников, и у римлян в имперские времена не было, — пояснил мне Серёга по-русски, — Были две окружных, но обе — слишком большой крюк. Есть только шоссе уже современной постройки с такими мостами и тоннелями, что нехрен даже мечтать о таком, а по нынешнему бездорожью там в натуре хрен проедешь.

— И как ты выкрутился? — спрашиваю купца.

— Да подумал я на досуге, ну и послал возы с этими камнями с помощником тем же путём, которым и прибыл туда, а к фактории в Миний отправился налегке.

— И не побоялся доверить ценный груз помощнику? — удивился Велтур.

— Да кому он такой нужен? — хмыкнул Минур, — Сюда ведь эти камни попадают так же, как и в Бетику — если ценный самоцвет врос в эти никчемные так, что дикари его повредить при выемке боятся, то прямо так всем куском и продают, чтобы извлекал его из этого куска уже опытный ювелир. Но я в торговлю самоцветами не лезу — попробовал бы только! Там всё схвачено и поделено задолго до меня, и сунувшего туда свой нос чужака там же и закопают. Меня потому и не трогают, что закупаюсь я вместе с ними и у них на глазах — что их не заинтересовало, то я и беру. Тот, кто сворует у меня часть этих камней — кому он их продаст, если и у меня их покупает только бывший хозяин, а кроме него они никому больше и не нужны? Разве только большой кусок, годный на хорошую поделку, ну так с ним тогда и мороки с незаметной кражей и тайным провозом больше, а много ли выручишь за него у небогатого камнереза? Если что-то по мелочи и украли, то я особой разницы не увидел. Вот на пути в Миний хуже всего пришлось. Туда ведь какую-то часть самоцветов тоже везут, а это разве мои камни? Это товар ценный и компактный, нужный многим, так что и продать его легко за хорошие деньги. Поэтому вся тропа туда поделена между разбойными шайками, и если крупная шайка возьмёт плату за проход, то она же на нём и защитит от всех прочих, а вот где мелкие шайки то и дело меняются, там плохи дела — никакого нет сладу с этим непутёвым сбродом. От одних откупишься, через поворот уже другие — и тем плати, и этим, если драться не готов.

— И как купцы проходят такие места? — спросил Серёга.

— А вот так и проходят. Сбиваются в караван побольше, чтобы вместе посильнее быть, и от сильной шайки откупаются, а от слабой — отбиваются. Хуже всего бывает, если ошибёшься и недооценишь очередной сброд, примешь их за никчемную шелупонь, а они серьёзной бандой окажутся — одна такая здорово нас потрепала, едва отбились. Я тогда в той стычке двух человек потерял — откупиться вышло бы дешевле. Да только ведь такой сброд, что уверенности не было, удовольствуются ли они откупом или всё взять захотят…

— Но до Миния ты всё-таки добрался? — поинтересовался я.

— Ты просил — я сделал, — ответил лузитан, — Тяжело было на горных тропах, где вьючные ослы могут двигаться только гуськом, и если какой-то заупрямится, то обойти его не везде и возможно, а нападения при этом ожидаешь за каждым поворотом. Когда мы миновали эти теснины, путь по долине вдоль реки стал гораздо легче и безопаснее. Хоть и живут там такие же галлеки, как и по всей стране, но тамошние пользу от торговли видят на собственном достатке и понимают её хорошо. Во всех низовьях реки добывается олово — самородного в россыпях, правда, уже совсем мало осталось, в основном всё выбрано, но чёрного оловянного камня ещё достаточно, и олово выплавляется почти в каждой деревне. Если бы я ехал туда за оловом, я мог бы загрузиться им уже в тех деревнях, не доезжая до финикийской фактории, но какой смысл? Через всю страну его по суше на вьючных ослах везти — не дешевле бы оно вышло, чем от финикийцев, а дороже.

— Образцы! — простонал геолог, — Ну неужто так трудно было привезти образцы! — тон его был настолько страдальческим, что мы с моим вольноотпущенником прыснули в кулаки, а глядя на нас и поняв, ухмыльнулся и Велтур.

— Обижаешь, почтенный! — хмыкнул торговец, когда отсмеялся, — Когда бывший хозяин меня о чём-то просит — я делаю всё, что могу, — достаёт мешочек, высыпает на стол куски минералов, и Серёга при виде их издаёт такой торжествующий вопль, будто только что сам обнаружил месторождение среди гор, отчего мы снова похохатываем.

— Оно! Оно самое! — он лучился таким неподдельным счастьем, что мы ржём в полный голос, — И самородное олово, и касситерит! И финикийцы не обыскали?

— А чего меня обыскивать, когда я и сам их старшему в фактории всё показал? — ответил Минур, — Я там и не скрывал, что приобрёл это в качестве образцов, чего искать у себя, а то, что перевозка олова по суше себя не оправдывает, они и сами прекрасно знают. Они смеялись, потом сказали, что мой заказчик — прости, досточтимый — не в своём уме, если надеется найти месторождения, неизвестные ни им, ни местным, потом они снова смеялись, а после этого их старший сам подарил мне почти половину всех этих образцов, которые вы сейчас видите перед собой. И все финикийцы, которые это видели, смеялись.

— Ничего, это я как-нибудь переживу, — хмыкнул я, придвигая все эти образцы поближе к Серёге, — Вот то, что ты хотел. Ради этого я стал посмешищем в глазах фиников Миния, а из-за меня — и мой клиент, рисковавший жизнью на пути туда сам и потерявший двух человек. И теперь только от тебя зависит, ради чего были эти жертвы, этот риск и эта работа комедиантами. Ради дела финики ржали надо мной и им или просто так?

— Ну, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, — ухмыльнулся геолог, — И ты уж точно не зря смеялся сейчас. Олово есть и у нас здесь.

— Это ты мне уже говорил, но где, на какой глубине и какое?

— Вполне рентабельное для средневековых методов добычи тринадцатого века, которые не так уж и далеко ушли от античных. После выработки римлянами всех богатых поверхностных месторождений остались скрытые, которые и обнаруживались в Средние века, и в Португалии оловянные рудники появились как раз в провинции Алгарви, где мы с тобой и имеем честь сейчас находиться. К нашему времени и они, конечно, тоже были выработаны, и я не знаю их точных мест, но с этими образцами я разошлю людей во все более-менее вероятные места, и можешь не сомневаться, что они их найдут. Договорится Фабриций в Гадесе с Феронидами о галисийском или британском олове или нет, без него мы теперь один хрен не останемся. Чтоб самородное — это маловероятно, но касситериты будут наверняка. Пусть шахтные, пусть не такие рентабельные, как самородки Корнуэлла, зато СВОИ, а не купленные по спекулятивным ценам у фиников. Стоит ли это того, чтобы побыть немного клоуном в глухом финикийском захолустье, суди сам.

— Хочешь сказать, что если я дам поржать над собой гадесским Феронидам, так они нам тогда и Корнуэлл сольют? — и мы с ним рассмеялись.

— Ты ещё просил, досточтимый, поискать и другие чёрные камни, — напомнил о себе лузитан, — Те, которые очень не любят добытчики олова. Я не знаю, вот эти ты имел в виду или какие-то другие, но галлеки, когда я спросил их, дали мне вот эти, — он развязал другой мешочек, из которого вывалил на столешницу перед нами несколько образцов с ещё более чёрными кристаллами, отличающимися от оловянной руды ещё и характерной "волокнистой" структурой, отдалённо напоминающей древесину.

— Я тоже не знаю, но у нас, хвала богам, есть кому разобраться. Что скажешь? — я пододвинул образцы Серёге.

— Он самый! Вольфрамит собственной персоной! — геолог заметно прибалдел от восторга, — Я же говорил, что вольфрам там найдётся наверняка, и вот оно, наглядное тому доказательство! Ты просил меня найти тебе вольфрам? Вот она, его руда!

— Ты хочешь сказать, что мы и её найдём у себя по этим образцам?

— Нет, с вольфрамом такая халява, к сожалению, маловероятна, — вернул он меня с небес на землю, — Если нам очень повезёт, то какие-то крохи вольфрамита могут найтись и в наших касситеритах. Но это будут именно случайные крохи, а так, вообще говоря, все известные мне вольфрамовые месторождения находятся в северной части полуострова, и в товарных количествах руду придётся возить оттуда.

— Что мне докладывать Фабрицию? — деловито спросил Велтур.

— Если ему не удастся уломать Феронидов на наш доступ к закупкам олова в их факториях — хрен с ними, пусть подавятся. Покупали же у них до сих пор и не разорились от этого, — хмыкнул я, — А пока нам нужен доступ в Миний для закупки вот этих камней, а чтобы они не боялись нашей контрабанды оловянной руды, мы согласны производить эту закупку только в самой фактории — в присутствии их людей и под их контролем.

— Они там прямо под ногами валяются как никому не нужные отбросы, собирай их там, сколько хочешь, и финикийцы слова не скажут, — заметил купец, — Им ведь только отдалённые селения поставляют готовый металл в слитках, а ближайшие привозят руду, и финикийцы сами выплавляют из неё олово. А при покупке руды сортируют её и страшно ругаются, когда находят среди неё вот эти камни. За что они их так не любят?

— Если оловянную руду не очистить от примеси этих камней, то из-за них часть олова не выплавляется, а уходит в шлак, — объяснил ему Серёга.

— А, тогда понятно. Жаль, что я не был уверен, то ли это, что вам нужно. Знал бы точно — нагрузил бы ими не одного осла, а трёх или четырёх.

— Так ты привёз, значит? — на радостях я был близок к выпадению в осадок.

— Да, около двух талантов этих камней, очищенных от посторонних примесей. Может и попадётся среди них сколько-то не тех, но я отбирал старательно — только такие, которые были похожи на образец. Если с какими-то ошибся — не обессудь, досточтимый.

— Два таланта, значит? В районе полусотни кило, — геолог погрузился в расчёты, — Если все камни окажутся вольфрамитом, то это будет почти сорок кило чистой триокиси вольфрама. В пересчёте на металл — тридцать с небольшим кило.

— Ну, Минур, ты меня порадовал, и я тебя тоже порадую, — пообещал я торговцу, — Вези камни к почтенному Сергею, он их проверит и переберёт, а отобранные взвесит и пересчитает на чистый металл поточнее. И если ты сам отбирал эти камни хорошо, то на талант его там будет наверняка. Моли богов, чтобы именно так оно и оказалось, и сколько почтенный Сергей насчитает, столько я и отвешу тебе за них серебра.

— Талант серебра?! — судя по обалделому виду торговца, он не рассчитывал и на четверть этой суммы, — Да по такой цене, досточтимый, я тебе этих камней на следующий год хоть десять возов доставлю!

— Нет, Минур, так ты меня разоришь, и этого я тебе уж точно не позволю, — мы с Серёгой и Велтуром расхохотались, — Тот металл, который я получу из этой руды, нужен и ценен для меня, но всё-таки не на вес серебра. Эту партию я покупаю у тебя себе в убыток и иду на это только один раз — ты сделал большое и важное дело и заслуживаешь за него хорошей награды. Цену олова за металл, то бишь половину её за руду, для поставок оптом я считаю справедливой и за неё буду охотно брать эту руду, но для тебя это не интересно — слишком велики трудности сухопутных перевозок и слишком велик риск с тамошними разбойниками. Торговля блестящими камнями для тебя и выгоднее, и безопаснее.

— Верно, досточтимый, двух человек я потерял на пути к Минию.

— Сколько ты, кстати, дал семьям погибших?

— По пятьдесят денариев. Там, в низовьях Тага, это считается очень хорошими деньгами. На них можно купить, не торгуясь, или десять рабочих волов, или два десятка телят, или двадцать пять овец. Семья, владеющая таким богатством, бедствовать не будет. А теперь, раз уж ты даёшь мне столько, сколько я и не мечтал получить, я в следующий рейс дам им ещё по полсотни. Мне радость, пусть и они порадуются, а другие охотнее ко мне наниматься будут. А как ты эти чёрные камни возить думаешь, досточтимый?

— Морем, конечно. Какой смысл мучиться и рисковать на горных тропах, когда нужное место у самого морского берега?

— Морем? Ну, тогда другое дело — жаль, не потянуть мне корабль…

— Один ты, естественно, не потянешь, но ты можешь вложиться вместе с нами в это предприятие, — предложил я лузитану, — Обычно мы не берём компаньонов в те дела, на которые нам хватает денег и без них, но тебе как нашедшему для нас место и сам товар отказа не будет, а заработал ты в этом году для такого вложения вполне достаточно.

— И кстати, когда будете оформлять купчую на эти камни, то ко мне с ней зайти не забудьте, — распорядился Велтур.

— Да зачем она нам? — не понял торговец, — Мы с бывшим хозяином и так друг друга не обманем.

— Налоги с торговых сделок, — пояснил заместитель босса, — С таланта серебра это кругленькая сумма выходит, но твой случай — особый. Раз уж твой бывший хозяин так щедро награждает тебя, то не пристало и казне грабить заслуженную тобой награду. Как я понял, справедливая цена за руду — половинная от цены олова. Вот и оформляйте купчую на льготную сделку, а для налогообложения вписывайте сумму по этой цене — я подпишу.

Отпустив готового пуститься на радостях в пляс Минура, мы обсудили уже меж собой подробности доклада Фабрицию и сопутствующие вопросы, которые следовало ещё утрясти на правительственном совещании с Миликоном и утвердить на Большом Совете уже в виде постановлений.

— А для чего тебе этот новый металл нужен, что ты согласен платить за него как за олово? — поинтересовался шурин, когда мы обговорили все организационные вопросы.

— Для легирования инструментальной стали. Помнишь, я говорил тебе, что есть такая присадка, которая резко повышает стойкость инструмента к нагреву от трения при резании металла? Вот этот вольфрам, который я получу из этой руды — это как раз она и есть. Представляешь, в десять раз в среднем можно теперь скорость вращающихся частей станков увеличить, и новый инструмент это выдержит. Ты же видел в Лакобриге, как мои работяги загрёбываются обтачивать, сверлить и фрезеровать стальные поковки? Режут с той же скоростью, с которой пилили бы их напильником или ножовкой — быстрее с таким инструментом хрен разгонишься. Это же, млять, сизифов труд!

— Это ты называешь сизифовым трудом? — Велтур выпал в осадок, — А какой же тогда, по-твоему, нормальный?

— Вот когда я наконец сделаю и внедрю нормальный станочный инструмент из нормальной быстрорежущей стали — увидишь сам. Ещё, правда, не совсем нормальный труд, но уже какое-то его грубое подобие. Там ещё и станки желательно бы уже иметь не с деревянной, а с металлической станиной, и зажимные приспособления напрашиваются на них уже получше нынешних, и тоже не деревянные уже, но главное — это инструмент.

— А разве обязательно именно вольфрам? — спросил Серёга, — У молибдена тоже аналогичные свойства, а он встречается в некоторых полиметаллических рудах и гораздо ближе. Возможно, и в наших горах найдётся, если хорошо поискать. И кажется, он тоже в металлорежущем инструменте используется.

— Да, для экономии вольфрама его частично заменяют молибденом, — пояснил я ему, — Классика нашего отечественного быстрореза — это сталь Р18, в которой, как ясно по цифири, восемнадцать процентов вольфрама. Лучше её не существует, но она дорогая. И есть гораздо более дешёвый суррогат — сталь Р6М5, шесть процентов вольфрама и пять — молибдена. Чисто теоретически может быть и почти не худшей, чем Р18, но на практике она нормально режет только люминий, простой серый чугуний, да сырую "чернушку". Ну, бронзы ещё с латунями. А по калёной "чернушке" и по всевозможным нержавейкам, особенно труднообрабатываемым жаропрочным — тупится, сволочь, почти сразу.

— А из-за чего? Сам же говоришь, что теоретически она не хуже.

— Так то ж теоретически. Если скрупулёзно выдержать положенный ей режим закалки, то будет не хуже. Но собака порылась в том, что хрен ты его выдержишь, если с гарантией — случайно только изредка попадёшь, когда повезёт. Слишком узкий допуск на закалочную температуру. У Р18 он широкий, попасть легко, а у Р6М5, учитывая износ и общую раздолбанность отечественных печей — лотерея. В большинстве случаев ни хрена в него не попадают, и получается инструмент недокаленным — мягче, чем должен быть. От этого и тупится. Помню, в той жизни и на той работе как-то раз подсуропили нам детали — фигурная отливка из стали 20Х13, подкаленная и с коркой, а в ней надо глубокий узкий паз дисковой фрезой прогрызть. И фрезы дали три штуки из этой самой Р6М5 — грызите, ребята. Так прикинь, первая фреза работала прекрасно, мы в полном охренении были, не ожидали такого ни хрена. Вот её на полпартии хватило, но когда её затупили и вторую поставили, та сразу же села, третью ставим — такая же хрень. А казалось бы, абсолютно одинаковые фрезы. Вот тебе и Р6М5, молибден твой для экономии вольфрама — на ветер, считай, больше денег выбросили, чем на том вольфраме, млять, сэкономили.

— А не могло быть грубого нарушения технологии закалки?

— На двух фрезах из трёх? Сомнительно. Будь они гостовские покупные — могли бы быть из разных партий, но эти были специальные, от наших же инструментальщиков. Делались одной партией и калились вместе в одной печи. Даже при всём её износе — ну какая там в ней может быть разница температур? Хрен, да ни хрена. Но для Р6М5 хватило и этого. Так это, заметь, в нормальной современной печи с нормальным термометром. А у нас с тобой и термометров-то высокотемпературных ни хрена нет, одни только бытовые от нуля градусов до ста, и как я тебе в узкий допуск по закалочной температуре попаду, когда мы её на глазок по цветам каления металла определяем? Тут и для Р18-то надо ещё попасть умудриться, а молибден — ну его на хрен вообще.

— Значит, реально нам подходит только вольфрам?

— Да, только вольфрам.

— И насколько тебе этих тридцати кило хватит?

— Ну, о полном переоснащении, сам понимаешь, говорить не приходится даже с учётом моего единичного и мелкосерийного производства. На эксперименты хватит, для рабочего инструмента что-то останется, но так, опробовать только его в работе. Он тоже расходуется, так что без пополнения запасов никак не обойтись. А у нас с вольфрамом, говоришь, обнажённый Василий?

— Ага, скорее всего, именно голый Вася. В Португалии — ну и на сопредельных испанских территориях, конечно — это север страны в основном. Но зато его реально до хрена — фрицам в войну своего катастрофически не хватало, но импорт из Португалии им полностью их потребности закрывал. А представляешь, сколько им его было нужно?

— До хренища, конечно. Быстрорез — это вольфрам. Твёрдые сплавы для тех же режущих пластинок — это тоже карбид вольфрама. Тут на одну только металлообработку его горы нужны, а ещё же и для самой войны — сердечники для бронебойных снарядов и пуль из чего? Тоже вольфрам.

— А разве не твёрдый сплав?

— Он самый — карбид вольфрама на никелевой связке.

— Так ведь никель-то у нас есть. В полиметаллах я его тебе нарою без проблем. Твёрдые сплавы же производительнее быстрореза?

— Ну, не везде они применимы, но там, где применимы — да, производительнее быстрореза в разы. Только закавыка, Серёга, в том, что ни хрена ты мне с ними никелем не поможешь. На промышленные твёрдые сплавы кобальт нужен.

— С кобальтом труднее. А почему именно он? Чем тебе никель не угодил?

— Да рожа евонная мне не нравится, — пошутил я, — Никелевая связка только удар хорошо держит, но при этом форма плывёт. Для бронебойного сердечника это похрен, он одноразовый, продырявил броню супостату, и спасибо ему за это огромное. А токарный резец должен жало держать при резании, и как он его удержит, если форма под нагрузкой плывёт? Рассказывал нам препод по инструментальным материалам про попытки из тех бронебойных сердечников режущих пластин для твердосплавного инструмента наделать — ага, в рамках демилитаризации и конверсии. Вот тогда как раз на этом и обломились — не держит жала эта никелевая связка ни хрена. На кобальтовой связке сплав хрупче выходит и на удар хреновее работает, ну так по резцам же кувалдометром никто и не хреначит, а форму и углы заточки пластина держит, пока от износа не затупится. Так что никель — это для бронебойных снарядов, которые нам на хрен не нужны, потому как дырявить нам ими абсолютно некого, а на твердосплавный металлорежущий инструмент — только кобальт.

— Труднее с кобальтом, — повторил геолог, — В принципе-то он у нас есть, прямо на нашей территории, но он там только в виде примеси к железноколчеданным рудам на восточном берегу Анаса. Ради железа их разрабатывать смысла не вижу, серой оно будет засрано, а ради одного только кобальта — мизер его в той руде. А так в принципе кобальт обычно бывает в чисто никелевых рудах, примерно десять процентов от содержания в них никеля. На Кубе с ним получше, чем у нас…

— Да не парься с этим тогда — дойдут руки, тогда и займёмся. Быстрорез — уже хорошо, на порядок производительность станочной металлообработки с ним подыму. А твёрдые сплавы — подождут. Куда они на хрен денутся-то?

— Так ты думаешь, они только тебе одному нужны? Я бы тоже не отказался.

— Бурить?

— Естественно! Мы же только поверхностные месторождения дербаним, далеко от античного уровня не ушли, а глубина нам не доступна — там уже бурить надо. Но чём мне бурить? Хреново без твердосплавных насадок.

— Ну, вольфрам-то уже есть — первый шаг, считай, и к твёрдым сплавам сделан. Хреново, что Галисия эта — не ближний свет, да деваться некуда. Далеко, но возить надо. Но это-то хоть морем, а с бериллами — вообще жопа. В глубине суши месторожение, и как ни крути, без сухопутных перевозок хрен обойдёшься. И в Миний для погрузки на судно хрен навозишься — для возов дороги нет, а на вьючных ишаках до хрена ли перевезёшь?

— Макс, пошли-ка ко мне, — предложил Серёга, — Мои карты поглядим, юлины, что-то сами сообразим, что-то может и она подскажет. Север же страны, море близко — быть такого не может, чтобы совсем не было удобных гаваней и нормальных проходимых для обозов путей к ним. На крайняк — каравану ишаков по тропам через перевалы на север уж всяко к морю и ближайшей гавани ближе, чем на запад в Миний.

Хвала богам, хоть одна гора с плеч свалилась — детвора на осенних каникулах, и в школе занятий нет. Не надолго, правда — только на пару дней и смогу прошвырнуться в Лакобригу, дабы накопившиеся там вопросы порешать, а для визита посерьёзнее зимних каникул ждать придётся. Но хорошо уже то, что мы можем сейчас спокойно собраться и спокойно посмотреть карты, намечая логистику будущих сырьевых потоков, никуда сломя голову не спеша, дабы пару-тройку минут между делами поважнее выкроить. Вопрос ведь тоже серьёзный, и не второпях с ним разбираться желательно…

— Двоечники вы оба! — вынесла свой вердикт Юлька, когда мы разжевали ей на пальцах суть вопроса и показали точку с месторождением бериллов на карте, — Взгляните оба вот сюда, — она развернула карту дорожной сети Римской империи, — Если вы хотите возить грузы через горы на вьючных ослах как какие-то дикари, то и дикарский флаг вам обоим в руки и барабан на шею. Можете ещё перья в волосы воткнуть, за Чингачгука как раз сойдёте. А если вы всё-же хотите быть цивилизованными людьми, то пора бы уже и выучить, что самый короткий путь — не всегда самый лёгкий. Умный — в гору не пойдёт.

— Хорошо, я понял, что без каменных томагавков на тех перевалах нам делать нечего, — хмыкнул я, — Рассказывай, цивилизованная ты наша, как такие задачи у умных и культурных людей решаются. Только учти, ни железную дорогу, ни римский автобан я для галлеков строить не собираюсь. Сами пущай напрягаются, если хотят, а у нас у самих тут с дорогами пока напряжёнка.

— Вам там вообще делать нечего — вы оба, помнится, и без того знаете, почему фрицы не взяли Москву, а кто не знает, тот и пусть проверяет на тех перевалах на своей собственной шкуре, — съязвила историчка, — А мы с вами люди образованные и умеющие читать карту. Вот этот заливчик на самом углу полуострова видите? Там был в реальной истории римский порт Бригантиум, где-то с первого века нашей эры, а римский маяк — это уже второй век. Пункт важный, упоминался и Страбоном, и Дионом Кассием, но никакой финикийской колонии там не известно.

— Но ведь свято место пусто не бывает? — усомнился я.

— Какое-нибудь вшивое поселение местных дикарей, — фыркнула Юлька, — Если уж и Миний, о котором я упоминания в связи с финикийцами встречала — не колония, а всего лишь торговая фактория, то будущая Ла-Корунья — тем более.

— Там может быть что-то ценное для фиников? — спрашиваю Серёгу.

— Да вроде, ничего такого, что заслуживало бы постоянной фактории. Стоянка для пополнения водой и жратвой, скорее всего.

— Вы не о том заморачиваетесь, — заметила историчка, — Вы на дороги смотрите. Есть современное шоссе от этой вашей Понферрады до Ла-Коруньи, но есть и римская имперская дорога примерно оттуда же в Бригантиум. Она, конечно, петляет побольше, но главное — она есть, а это значит что?

— Где было легче и удобнее, там её римляне и проложили! — въехал геолог.

— Логично, — согласился я, — Без бульдозеров и экскаваторов они выбирали для своей дороги самую лёгкую для её строительства трассу.

— И значит, на этой трассе давно есть хорошо проходимые для обозов туземные тропы, местным прекрасно известные. Вот вам и гавань, и дорога к ней, — закончила она.

— Так, так, — я почесал загривок, — Значит, настропаляем Минура на следующий сезон разведать этот маршрут. Расстояние если и больше, чем до Миния, то не намного, а путь в натуре должен быть гораздо проще и удобнее, и наверняка по нему весьма активно шляются какие-нибудь местные коробейники. Со временем он, возможно, самих дикарей на доставку бериллов к гавани подрядит, а тамошних жителей — на складирование груза в ожидании нашего корабля. И тогда, значит, мы посылаем корабль в Ла-Корунью, там наш человек выкупает у местных накопившиеся на складе бериллы, грузится, а на обратном пути заходит в Миний и выкупает груз вольфрамовой руды…

— Это не те чёрные каменюки в двух корзинах, которые твой вольноотпущенник сгрузил с осла у нас во дворе? — поинтересовалась Юлька.

— Ага, они самые.

— И куда тебе их ещё кораблями возить? Лампочек и из этого хватит на века.

— Нет, нити накаливания для лампочек я буду продолжать делать из платины, — ответил я ей, когда мы с ейным благоверным отсмеялись, — Не хватало мне ещё только для такой ерунды с вакуумом заморачиваться. Мне и с радиолампами этого геморроя как-то, знаешь ли, хватает за глаза, — похоже, что ни о каком другом применении этого тяжёлого и тугоплавкого металла наша гуманитарша не имела ни малейшего представления, — Ну вот чем ты мне без вольфрама металл резать предлагаешь?

— Да ладно тебе, Макс! Чем-то же его режут и сейчас, не говоря уже о Средних веках и Новом времени, и ты сам на своих мануфактурах наглядно это демонстрируешь. Ведь режешь же его как-то?

— Вот именно, что "как-то" — в час по чайной ложке сквозь зубовный скрежет и трёхэтажный мат. Пилите, Шура, они золотые, называется, — мне пришлось целую лекцию ей читать про инструментальные материалы и их влияние на прогресс металлообработки.

— А мне ты чем скважины бурить прикажешь без твёрдых сплавов? — добавил Серёга, — Пальцем, что ли?

— А почему бы и нет? — подгребнула она его, — Могу даже посоветовать, каким конкретно, хи-хи! И вообще, ты соображаешь, куда Макса за своим вольфрамом гонишь? — переобуваться в прыжке, меняя тему для полемических наездов, Юлька за прошедшие годы уж точно не разучилась, — Ты бы ещё на Северном полюсе его нашёл!

— Я бы с удовольствием, да только вот незадача — там океан, — отшутился геолог, — Да ещё и Северный Ледовитый.

— А на севере Испании, значит, нормально? Ты же сам как-то раз говорил, что и южнее есть, гораздо ближе, в долине Тага.

— Ну, не самого Тага, а его северных притоков. Там тоже есть олово прямо на поверхности, и в имперские времена его там тоже будут разрабатывать. А в наши времена там будут добывать и вольфрам, так что вольфрамит среди тамошних касситеритов тоже есть наверняка.

— И наверняка месторождение бесхозное. Финикийцев же там нет?

— Если бы были, мы бы слыхали о них, когда сами возвращались вдоль Тага из похода на Толетум, — ответил я ей, — И о месторождении тамошнем я тоже помню.

— Ну так и зачем вам тогда север страны, когда то же самое под боком? Кто там, лузитаны или веттоны?

— Да и те, и другие вперемешку.

— Так они ведь наверняка продадут вам и вольфрамовую руду, и олово. Там ведь можно сплавиться с грузом вниз по реке?

— Ну, если только на лёгких лодках, — прикинул Серёга, — Таг судоходен только в нижнем течении, а выше на нём полно порогов. На притоках — тем более.

— Тогда что вам ещё нужно? На лодках до судоходных низовий, там — грузите на корабль и везёте сюда. Чем плохо?

— Юля, просчитывали мы всё это уже давно. В том-то и дело, что там с этим всё СЛИШКОМ хорошо. Место — в нашей зоне будущей экспансии, но без железобетонного повода его не хапнешь, римляне не поймут-с, а такого повода лузитаны с веттонами нам не дают, — разжевал я ей, — А покуда мы его не хапнули вполне официально с признанием нашего захвата сенатом и народом Рима, нельзя нам и интерес к этим местам слишком уж явно обозначать, чтобы и римляне не заинтересовались, да сами губу не раскатали.

— Точно, я и забыла — там же ещё и золото ниже по течению!

— Вот именно. Поэтому официально мы ни о золоте, ни об олове, ни вообще ни о каких тамошних ископаемых ништяках не знаем и даже не подозреваем. На землю саму только поглядываем, да облизываться начинаем на предмет расселения наших крестьян.

— Ну, римляне ведь не знают ничего о вольфраме.

— Юля, он же там не сам по себе, а вместе с оловом, а его античный мир знает и ценит. И если римляне заинтересуются, что мы там такого ценного нарыли в том регионе, то об олове они пронюхают в первую очередь, и этого им будет вполне достаточно.

— Думаешь, сами завоёвывать полезут? Вряд ли. Лет, скажем, через пятьдесят — возможно, но сейчас Средняя Республика, и у неё политика — сам знаешь, другая.

— Да, я в курсе. Завоёвывать сами, конечно, не полезут, но чтобы заблокировать нашу экспансию, им это и не нужно. Заключат прямой союз с Олисипо, шуганут веттонов и навяжут союз им, а там уже и ликутовским лузитанам деваться будет некуда. И тогда как ты себе представляешь наше завоевание земель, населённых римскими союзниками? Вот этого я опасаюсь больше всего, — признался я, — А посему в наших ли это интересах — привлекать внимания римлян к нижнему и среднему течению Тага? Галисия — это другое дело. Она и для нас-то медвежий угол, а уж для римлян — тем более. Сами они полезли бы туда, если бы имели все тамошние ништяки гораздо ближе? Вот и о нас они тоже будут судить по себе, так что активничая в Галисии, мы отвлечём их внимание от долины Тага.

— И в Галисии они, кстати, не зная о вольфраме, тоже свяжут нашу активность с тамошним оловом, — предрёк геолог.

— Не сомневаюсь, — согласился я, — Самоочевидная для них версия, лежащая на поверхности — чего тут в тонкости вникать, когда и так всё ясно?

— При полном отсутствии жалоб на нас из Гадеса? — напомнила Юлька.

— Так ведь внутригадесское дело, — заметил я, — Мы ж действуем в данном случае не сами по себе, а на службе у Фабриция. Мало ли, где у него могут быть собственность и люди? Как преемник покойного Волния в гадесском Совете Пятидесяти, он точно такой же гадесский олигарх, как и глава Феронидов, и пока Фабриций не быкует, а решает все спорные вопросы договорным путём — какие основания выносить сор из избы жалобами в римский сенат? Феронидов тогда в самом Совете не поймут-с, а даже если и поймут-с, то ведь вопрос ещё, в их ли это интересах. А ну как Рим запросит увеличить поставки олова с соответствующей оптовой скидкой, и тогда её для всех покупателей придётся делать, а оно Феронидам надо, цены устоявшиеся сбивать? А откажут — Рим к Фабрицию с таким же запросом о поставках обратится, гарантируя тем самым и свою поддержку в дрязгах с Феронидами, и тогда вообще звиздец их оловянной монополии. И в римском сенате всё это прекрасно прекрасно поймут и просчитают, так что отсутствие жалоб из Гадеса там как раз никого не удивит.

— Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, — резюмировал Серёга.

— Именно, — поддержал я его оценку ситуёвины, когда мы отсмеялись, — Но раз нет официальных жалоб — нет и достаточных оснований для римского дипломатического вмешательства в дела суверенного Гадеса.

— А если римляне выйдут на Фабриция частным порядком, через своих купцов? — забеспокоилась историчка.

— Тогда Фабриций ответит им, что и рад бы помочь, да только вот ведь незадача, все поставки олова в Средиземноморье являются традиционной делянкой Феронидов, о чём все в Гадесе знают, и он как честный и добропорядочный человек тоже соблюдает эту конвенцию и в чужой бизнес не лезет, — и мы снова рассмеялись.

— При этом не отрицая своих заподозренных римлянами закупок олова в обход Феронидов, но для себя, а не для перепродажи, — добавил геолог, отчего расхохоталась и Юлька, — Всё равно же не поверят, что он этого не делает, так что какой смысл отрицать?

— Типа, всё может быть, всё может статься, — развил я его шутку, — Но за руку вы меня, ребята, не поймали, и не ваше дело, как я выкручиваюсь, а дух нашей конвенции я, клянусь яйцами хоть греческого Гермеса, хоть вашего Меркурия, соблюдал, соблюдаю и впредь намерен соблюдать, и не сталкивайте меня лбами с почтеннейшими Феронидами. Покупали вы у них олово до сих пор? Вот и покупайте у них и впредь, а то, что вы от меня хотите — может, в Риме так и принято, но у нас в Гадесе так не делается.

— Хорошо бы всё-таки, чтобы Фабриций договорился наконец с Феронидами и о собственных прямых закупках олова, — мечтательно проговорил Серёга.

— Ну так а он что, по-твоему, там делает? Но как ты это себе представляешь?

— В идеале — пусть добивается от них конкретизации мест, где они нам не рады, и признания на перспективу нашей полной свободы рук вне этих оговоренных мест. Их торгаши наверняка окучивают в том же британском Корнуэлле только самый его кончик, где месторождения побогаче самородным оловом, но полуостров богат им практически весь. И если у Фабриция будет на руках весь перечень их тамошних факторий и рудников, где они отовариваются, то на этом и договариваться с ними — это их делянка, и мы туда не лезем, но всё, что мы найдём сами за её пределами — уже наше, и чтоб к нам у них за это не было никаких претензий. Ну, в смысле, их монополия в торговле с Лужей по-прежнему священна и неприкосновенна, но для себя мы в СВОИХ факториях и со СВОИХ рудников отовариваемся беспрепятственно и без ограничений, и не их это собачье дело. Вот почти уверен, что до самого основания Корнуэлла руки у них не дошли, а там в районе Плимута одно из крупнейших месторождений олова.

— Погоди-ка, а с хрена ли ты взял, что финики до него не добрались?

— А нахрена оно им нужно, когда олова и на самом кончике Корнуэлла полно? А плимутское месторождение по их меркам очень хреновое — самородного олова мало, а его руды — вот эти самые касситериты — засраны вольфрамитом. Для них-то он дюже вредная примесь, из-за которой выход олова из руды ниже плинтуса, а перебирать — это же только лишние затраты по их понятиям. Одно дело Галисия, которая в мореманском смысле под боком, и это компенсирует геморрой с перебором засранной руды, и совсем другое — эта Британия, которая вообще на краю света. Сдурели они, что ли, ещё и там засранную руду перебирать, когда почти рядом, и даже немного ближе, хорошей до хрена?

— Логично, — признал я, — Дайте-то боги, чтобы ты оказался прав.

— Только вряд ли появление наших купцов в Британии обрадует финикийцев, — заметила Юлька, — Слишком привыкли к своему монопольному положению.

— А это разве наши? — я спародировал произношение и интонации Фабриция, — Если похожи на наших, то это всё они, колонисты с Островов. Оссонобе и её царю они не подчиняются, а из Гадеса за ними тем более не уследишь. Но пусть они только попадутся на контрабанде олова во Внутреннее море — вы мне сразу свистните, и клянусь задницей хоть нашего Геркле, хоть вашего Мелькарта, я их так вздрючу, что они вообще дорогу во Внутреннее море позабудут.

— Аферисты! Как есть аферисты! — охарактеризовала она нас, отсмеявшись.

— Ага, в каждой шутке есть доля шутки, — подтвердил я.

— Думаешь, прокатит?

— А почему бы и нет, если это будет правда? На нужды метрополии, если Серёга найдёт в наших горах места средневековых португальских рудников, олова вполне хватит и из них, так что корнуэльское нужно будет для колоний. Так почему бы тогда за ним и не плавать с Азор? Заодно там тогда и с огнестрелом шифроваться придётся меньше, потому как это ж разве мы? Это всё они, азорцы. А огнестрел там лишним не будет…

— Мне кажется, у фиников в тамошних факториях не столько сил, чтобы войну с нашими устраивать, — заметил геолог.

— Не сами. Дикарей местных могут настропалить. Там, вроде бы, у какого-то из кельтских племён ещё и флот неплохой. Цезарь Тот Самый, кажется, упоминал.

— Флот венетов из его "Записок о галльской войне"? — припомнила историчка, — Так эти венеты не в Британии, а на материке, в Косматой Галлии.

— А где именно?

— За точность не поручусь, но кажется, южная сторона полуострова Бретань. Но наверное, такие же корабли есть и у всех окрестных племён.

— То-то и оно. И наверняка попиратствовать горазды. Фиников, скорее всего, не трогают, потому как кроме них средиземноморские ништяки возить некому, а вот наших могут и на зуб попробовать, пока отношения не устаканены. Особенно, если финики их об этом попросят. А сами скажут — типа, мы-то тут при чём? Это всё они, проклятые дикари, а мы — вообще не при делах, Мелькартом клянёмся. Так что придётся нашим и пошуметь там немножко "громом и молниями", дабы таких дурных мыслей у дикарей не возникало. Но олово — это так, до кучи. Его мы и у Феронидов можем продолжать покупать, а главное для нас — это вольфрам…