10. Кошачий вопрос

— Ну вот не понимаю я тебя, досточтимый, и всё тут! — картинно развёл руками Танцин, тот самый родовитый олух, которого мы давно за глаза Запрещалкиным прозвали за его систематические потуги запретить и не пущать всё, что ему не нравится, — Ну прямо можно подумать, будто мы запрещаем простолюдинам охотиться! Хвала Ауфании, дичи в наших лесах хватает! Но зачем им наши тартесские коты, когда их деды и отцы прекрасно обходились и охотничьими хорьками, да и сами они вполне ими обходятся? Ну что это за блажь такая, дать им ещё и котов? Ни при дедах наших такого не было, ни при отцах, и я уже не говорю о благословенных временах священного Тартесса, с которых и повелось у нас, что котами владеют и охотятся с ними на кроликов только высокородные. Вообще-то они положены только нам, блистательным, но не будем об этом. Ты, Максим, хоть и не из наших, но разве попрекнул тебя хоть кто-то из нас твоими котами? Ты тоже высокороден, и мы все это понимаем, так что держи котов и охоться, нам не жалко. Не попрекнём мы за них и вождей общин из простых родов, раз уж с некоторых пор завелись у нас среди них и такие. Раз уж они заняли положение высокородных и заседают вместе с нами в Большом Совете — будем считать, что тоже достойны. Но уж простонародью котов давать — за какие такие заслуги? Если бы ты предложил награждать котёнком какого-нибудь совершившего на войне великий подвиг героя — это тоже не по священным обычаям наших предков, но тут я мог бы ещё хоть как-то понять тебя. Но давать низкорожденным котов просто так?! Да где же это такое видано? Хватит с них и хорьков!

— Да разве в охоте дело, блистательный? — возразил я ему, — Ты же не хуже меня знаешь, как нелегко выдрессировать хорошего охотничьего кота. Откуда на это возьмётся время у простого крестьянина, не говоря уже о навыках, для которых у нас специальные люди? Дай сельскому мужику хоть самого лучшего из котят очередного помёта, не будет он всё равно выучен для охоты лучше самого бестолкового из твоих. Ну так и в чём ты тут видишь умаление достоинства для благородного сословия?

— Так тем более, какой тогда смысл? Умеют же они дрессировать своих хорьков, ну так и пускай охотятся с ними, как охотились их деды и отцы. Хвала Ауфании, кроликов уж точно хватит и для нас, и для них, — добрая половина Большого Совета рассмеялась.

— Да не в охоте дело, говорю же тебе. У нас неурожаи пошли уже из года в год. Но даже и этот очень небольшой урожай, который нашим крестьянам позволяет получить непогода, не весь попадает в их амбары. Посевы, огороды и сады портят кролики, они же не упустят случая попастись на полях, когда зреет зерно. Но ладно бы только эти кролики, на которых хотя бы уж поохотиться можно и взять с них плату мясом за приносимый ими вред. Так ведь ещё же и полёвки пожирают зерно, и крысы. Конечно, их тоже давят как-то и хорьки наших крестьян, но разве сравнишь их в этом с котами? Вдобавок, от них и запах не такой, чтобы в доме или амбаре их держать, а ведь и крысы, и мыши проникают и туда. И получается, что даже собранный с полей, огородов и садов урожай не весь идёт в пищу людям. И для кого они его тогда выращивают — для себя или для мышей и крыс?

— В амфорах надо съестные припасы хранить, — наставительно заметил Танцин, — Я вот храню в амфорах и горя не знаю. Вот ни разу ещё не слыхал, чтобы где-то у кого-то мыши или крысы прогрызли амфору.

— Я тоже, блистательный. Тоже пользуюсь амфорами и не страдаю от грызунов. Но к сожалению, не все наши крестьяне так зажиточны, как мы с тобой, — на этот раз смех со скамей донёсся невесёлый, хотя самих вождей-депутатов указанная беда и не касалась, — Вряд ли даже у самых зажиточных из них есть достаточно амфор, чтобы хранить в них все свои припасы. А мешки с корзинами запросто прогрызают и крысы, и мыши. Я уже не говорю о насыпных зернохранилищах, которые никто не может позволить себе полностью выложить камнем. А просто сухая глина грызунов разве остановит?

— Если у них нет денег на амфоры, пусть терпят вонь от хорьков. Тем прилежнее тогда будут зарабатывать на улучшение своего быта, — собратья по сословию поддержали его одобрительным гоготом, — А то, что ты предлагаешь, просто в голове не укладывается. Как можно наших великолепнейших охотничьих котов использовать для ловли каких-то там амбарных мышей?! Как тебе вообще в голову такое пришло?

— Да не ваших котов, блистательный, а тех котят в каждом помёте ваших кошек, которых вы всё равно топите после того, как отберёте лучших. Ну так и какая вам в самом деле разница, утопить очередных или отдать крестьянам-соседям? Соперниками вашим в охоте на кроликов они не будут из-за гораздо худшей выучки, зато крестьянские запасы от грызунов защитят гораздо лучше, чем хорьки.

— Ну полно тебе, досточтимый, в самом-то деле! — оппонент развёл руками ещё картиннее, — Если кому-то из мужичья мало одного хорька, пусть заводят хоть двух, хоть трёх, хоть все пять. Хвала богам, справедливые законы нашего государства не запрещают никому держать столько хорьков, кто сколько может и хочет. Если у кого-то из них жена боится мышей, пусть терпит запах хорька в доме, пока её муж не заработает на амфоры, — весь Большой Совет рассмеялся, — И я же не попрекаю тебя, Максим, тем, что ты подарил целых двух котят своему другу Валоду, жена которого, говорят, боится не только мышей, но даже и тараканов! — со скамей снова донёсся хохот, — Это большая беда, я понимаю, и твоё желание помочь друзьям только похвально. Они тоже в какой-то мере высокородны, так что мы не будем придираться к формальному нарушению обычая. Хотя, если честно, мне до сих пор обидно за племянницу, которую вы не приняли в вашу школу из-за этого, хотя их дочери это учиться в ней не мешает.

— Их дочь отучена от этого неприемлемого безобразия отцом, чего я не могу, к сожалению, сказать о твоей племяннице. Требования же у нас едины для всех, и кто им не соответствует — не обессудь, блистательный.

— Мою дочь тоже не брали, Танцин, — заметила "святейшая" Телкиза, — Не боясь даже прогневить Астарту, представляешь? — остальные верховные жрецы рассмеялись.

— Но ведь взяли же в конце концов, святейшая? Ты умеешь быть убедительной, когда тебе это нужно, — молодые вожди с задних скамей чуть лежмя не легли от смеха.

— Если бы, Танцин! — усмехнулась финикиянка, и не думая обижаться на этот не слишком пристойный намёк, — Видел бы ты только, как моя девчонка ревела, когда я сама заставляла её брать в руки принесённую слугами дохлую мышь! Зато она успешно прошла повторное испытание и была принята в школу, как и все остальные. И кто тебе виноват в том, что родители твоей племянницы или не смогли, или не захотели отучить её от боязни мышей точно так же, как я отучила свою дочь?

— Ну, если уж даже тебе, святейшая, не пошли навстречу, то о чём тут говорить? — скис Запрещалкин, — Хоть я и не понимаю, зачем такое спартанское воспитание дочерям благородных семейств…

— Довольно, Танцин! — не выдержал наконец и Миликон, — Мы не о воспитании наших дочерей сейчас говорим, а о сбережении урожая наших крестьян. И никакие хорьки не защитят его от грызунов лучше, чем наши тартесские коты.

— Но как же наши священные традиции, великий?

— А что традиции? По тем традициям блистательному сколько охотничьих котов иметь дозволено? А сколько их у тебя? Так что мы с тобой будем делать по этой традиции с твоими лишними котами?

— Ты присягал на Хартии, великий, в уважении и соблюдении всех наших прав и вольностей! — напомнил ему тот.

— Законных прав и вольностей, Танцин, — уточнил царь, — Велтур, что там у нас в Хартии про котов сказано?

— Ни единого слова, великий, — заверил его мой шурин, — И поскольку по старым установлениям Тартесса этот вопрос всегда решался его царями, Хартия не ограничивает твоей власти в нём. Ты можешь хоть вообще запретить иметь котов кому бы то ни было в нашем государстве, и это не будет считаться нарушением Хартии с твоей стороны.

— Ну, этого я делать, конечно, не стану, — успокоил венценосец прихреневшее от такого юридического казуса высшее сословие, — Я решил иначе. Любой из высокородных вождей, кто обеспечит котом или кошкой каждый двор в своей деревне, получит законное право добавить ещё пять охотничьих котов к дозволенному ему прежним установлением десятку. Смотри мне, Танцин, за тобой уже должок, — весь Совет рассмеялся, — И ещё пять сможет добавить к своим котам тот, кто обеспечит ими всю свою общину. И разумеется, раздача как ваших котят, так и крестьянских, когда они у них появятся свои, должна быть бесплатной. А чтобы не пострадала и старинная привилегия высокородных, я не дозволяю простолюдинам обучать своих котов для охоты. Обученных охотничьих, как и в старину, вправе держать только высокородные, а коты простолюдинов могут использоваться ими только для защиты их запасов и урожая. Надеюсь, Малый Совет не затруднит подготовить такой указ мне на подпись?

— Как прикажешь, великий, — ухмыльнулся Велтур.

Меньше всего нас волновал фактор бабьей мышебоязни, как бы там ни острил на этот счёт Запрещалкин. Кошаки нужны народу для серьёзного дела, а не для подобной хрени, от которой и сами крестьяне не в восторге. И как ни визжала в своё время Наташка, Володя их Ленку отучал бояться мышей точно так же, как и "святейшая" Телкиза свою.

Ведь по античным реалиям, не предусматривающим никакой бытовой химии и никаких служб по борьбе с грызунами и насекомыми, боящаяся мышей и тараканов баба — это же ходячее стихийное бедствие. И любой нормальный античный крестьянин подумает десять раз, стоит ли ему жениться на такой проблемной бабе, которая его же и будет то и дело ставить на уши своим визгом по десять раз на дню, отвлекая от дел поважнее. Девку мелкую тем более отучить не поленится, и по той же самой причине — её же замуж как-то выдавать надо, когда вырастет, и хочется ведь выдать не за последнее чмурло в деревне, у которого просто выбора нет, а иначе и оно такую не взяло бы. И если какую-то отучить не удалось, то это — дефектная по античным понятиям порода, судьба которой незавидна. И хотя в богатых домах, конечно, слуги есть, на которых можно переложить все связанные с дурацкими страхами хозяйки бытовые проблемы, хрен ли это за элита, которая по своим бытовым качествам не лучше, а хуже простонародья? И нахрена народу сдалась настолько говённая элита? Поэтому нет и не будет в нашем анклаве никакого снисхождения к таким недостаткам. Джентльмен обязан быть выносливее простолюдина и устойчивее в любых жизненных неурядицах — тут аглицкие сэры правы на все сто. Если бы они этот принцип ещё и на сэруний своих распространили — были бы молодцы вдвойне. А если бы они ещё и соблюдали его в этом расширенном виде неукоснительно — цены бы им тогда вообще не было как элите и соли аглицкой земли. Турдетанская земля ничем не хуже аглицкой, а по мне, так и гораздо лучше, а значит, и соль ейная обязана быть её достойной.

Наташка, правда, уверяла, что ни хрена эти фобии генетически не наследуются, и учитывая ейный институтский как-никак курс биологии, спорить с ней в теории нелегко. Да только собака ведь в реальной жизненной практике порылась, а не в теории. В теории и пол ребёнка от генетики сперматозоида зависит, а ни разу не яйцеклетки, а на практике та же Юлька двух девок Серёге выдала и ни одного пацана, а его наложница-веттонка Дената — сразу же как с куста пацана, сходство которого с нашим геологом неоспоримо. Теория — это упрощённая модель, не учитывающая хреновой тучи сопутствующих факторов, но в жизни-то они никуда не исчезают и на результате очень даже сказываются. Точно такая же хрень и с этими грёбаными фобиями. Сами-то они, возможно, и не наследуются, а вот способность конкретного человека преодолевать их, дабы не создавали в жизни проблем — молчит о ней наташкина теория как рыба об лёд, и я сильно подозреваю, что вот она как раз вполне себе наследуется. И поскольку в жизни мы имеем дело не с чистой фобией и не с чистой способностью преодолевать её, а с их суммарным результатом, то для меня он — обусловленный генетикой и наследственный. Ага, ретроград я античный в этом вопросе — или расстреливайте меня за это на хрен, или терпите уж меня таким, какой я есть, гы-гы!

Таких баб от постоянного перешугивания при виде грызуна не спасут и кошаки. Грызуны ведь в античных условиях неистребимы. Хороший кошак в лучшем случае разве только проредить их сможет в разы, сведя к минимуму ущерб запасам от них, но совсем от них избавиться не выйдет и с его помощью. Даже если истребишь каким-то чудом всех домовых мышей, так лесные их место вскорости займут, да и с крысами в точности такая же хрень. Даже вид один и тот же — европейская чёрная крыса. Название условное, потому как далеко не все они реально чёрные, а немало и бурых, и даже серых — таких же, как и те хорошо известные нашему современному миру пасюки. Но пасюков-то этих, хвала богам, никто ещё из Южной Азии не завёз, так что обыкновенной для Европы крысой является вот эта условно чёрная. Немного мельче пасюка сама, меньше животной пищи в рационе, а главное — не так агрессивна. Впрочем, поедать и портить человеческие запасы жратвы ей это не мешает, а в природе это естественный лесной вид — по деревьям, например, лазает охотнее пасюка и даже гнездиться предпочитает на них. Ну и вот как тут таких крысюков истребишь? Они же то на полях с огородами, то в амбарах, то в лесу шустрят. В городе — и то появились. Как и в нашем прежнем мире предпочитают верхотуру, так что на чердаках заводятся раньше, чем в подвалах, но не брезгуют и ими, потому как при отсутствии серой крысы занимают в принципе ту же самую крысячью экологическую нишу, что и она. Хоть и не так плодовиты, но один хрен плодятся со страшной силой — грызуны есть грызуны. И заразу, кстати, тоже разносить горазды не хуже тех пасюков, так что если не прореживать их — тоже могут стать серьёзной проблемой. В одном Запрещалкин прав — чем скорее всё хранение съестных припасов на амфоры переведём как у греков с финиками, тем меньше они будут страдать от грызунов, да и самих их в населённых пунктах поубавится. В полях только с огородами и садами будут тогда в основном досаждать, но там уж кроме хищной живности бороться с ними и вовсе некому.

Я ведь рассказывал уже о тартесских охотничьих котах и об охоте на кроликов с их помощью? Фанатом этого старинного развлечения турдетанской знати я так и не стал, потому как и в прежней жизни заядлым кошатником не был и вообще кошек дома никогда не держал, но здесь, как говорится, положение обязывает. Да и с грызунами как ещё здесь бороться прикажете? Среди городских домашних мурок нашего современного мира давно уже не всякая и мышей-то ловит, а уж хороший крысолов — вообще редкость. Но здешний тартесский кошак в этом смысле выше всяких похвал — и охотничий инстинкт на высоте, и силён, и не избалован современными жизненными благами. Тот же самый дикий лесной кот особо крупного южноиспанского подвида, только с небольшой примесью от античной домашней кошки ближневосточного происхождения, обеспечивающей его приручаемость. Ну, относительную. Фамильярничать с собой, позволяя запрокинуть себя на спину или в ещё какое-нибудь беспомощное положение тартесский кошак не даст, но хотя бы хозяину и членам его семьи руку при этом клыками или когтями не располосует, как сделал бы без колебаний чистопородный дикий кот, а только вырвется из рук, и чрезмерная настырность в подобных ситуёвинах дружески не рекомендуется. Весьма лоялен и дружелюбен будет тот тартесский кошак, который при повторной попытке превысить допустимые пределы фамильярности с ним только обозначит применение клыков или когтей в качестве эдакого последнего предупреждения, и тогда уж, кто позволит себе не понять даже это — сам себе злобный буратино. Мелкий котёнок — тот ещё может и мягкой домашней игрушкой детям послужить, но уже с подростком надо знать в этом меру, а уж взрослый — исключительно полезный инструмент, но требующий в обращении с собой знания и соблюдения техники безопасности. Дикий лесной кот спит в нём не слишком крепко, и не стоит его будить без особой в этом необходимости.

Миф о прекрасной жизни предков в древнем Тартессе, возможно, и нужен для воспитания национального патриотического самосознания у подрастающего поколения, и я представляю, как оторвётся на этом официозная государственная пропаганда, когда дело дойдёт наконец до всеобщего школьного образования детворы. Так делают все, и меры в подобном оболванивании собственного народа не знает обычно ни одно государство. Сей секунд выигрыш для власти очевиден, а что потом будет, когда завравшийся до полного неадеквата миф неизбежно опровергнется реальной информацией, никто из политиканов обычно не думает, потому как до этого же дожить ещё надо, а им текущий день прожить, и то задача. Ну а каков социальный заказ, такова и работа профессиональных идеологов, потому как кто девушку ужинает, тот её и танцует. А если непредвзято разобраться даже в самих старинных преданиях турдетан, то неприглядным и страшненьким это тартесское государство вырисовывается. И те их собственные предки, которые триста с лишним лет назад предпочли не гибнуть за него, а дать ему рухнуть, знали ведь наверное, что делают? Власть финикийского Карфагена — далеко не мёд, но лучше ли её была та, тартесская?

Даже на примере вот этих же тартесских кошаков видно обезьянью пирамиду, в которой деспотичному царьку можно всё, его родне и холуям — то, что он им позволит, а трудящимся массам — только то, что он им милостиво оставит. Царёк держит тех кошаков, сколько ему вздумается, элита — в пределах нормативного десятка, если дополнительных царёк не пожаловал за реальные или холуйские заслуги, кому-то из сошек помельче могут пожаловать единичных, дабы осознали оказанную им милость, но простонародью владеть кошаками запрещалось категорически. И похрен, что кролики разоряют поля с огородами и садами, а крысы и мыши — амбары и кладовые в доме. Похрен, что хорьки прореживают их хреновенько, а в доме их и вовсе держать невозможно из-за запаха. Похрен, что из-за этого и голодают в неурожайные годы, а случается, что и мрут с голоду. Не гребёт! Хрен простонародью, а не тартесских кошаков. Быдло должно знать своё место, а отмеченные милостью единицы — осознавать и гордиться небывалой наградой. Так оно и повелось с тех самых пор, став традиционным обычаем. Государства того давно уже нет, и за кошку простого крестьянина никто уже, конечно, не повесит и не высечет, а если кошка обычная домашняя, то могут в принципе даже и не отобрать. Но это — исключительно в принципе, потому как где ж её крестьянину взять, эту "простую домашнюю" кошку? Ни у фиников, ни у греков они массово не распространены, хоть и есть вообще-то, у римлян — тем более. Есть единичные в богатых домах, а вот бесхозных дворовых, которых мог бы забрать себе любой желающий, в античных городах не наблюдается.

И самое-то ведь смешное, что на хрен не нужны турдетанам эти финикийские и греческие мурки, когда свои тартесские у каждого уважающего себя аристократа имеются, да только вот не положено их иметь простолюдинам. Ни рылом не вышли, ни фамилией. И вот как тут этот идиотский сословно-кастовый пережиток разом отменишь, если он уже священной традицией заделаться успел? Разом — никак, поэтому и приходится по частям. Сейчас вот само право владения кошаками для всех граждан продавливаем, не покушаясь на священную привилегию знати развлекаться кошачьей охотой на кроликов. Хрен с ней, с охотой этой развлекательной, пускай она привилегией знати остаётся, но дайте народу хотя бы уж хороших грызуноловов. Порите за браконьерство и конфисковывайте самого дрессированного кошака, если для такой же забавы простолюдин его выдрессирует и на ней спалится, но дайте ему эффективный инструмент для защиты от проклятых грызунов его невеликого урожая. Для начала — хотя бы это.

Понятно, что ни о какой справедливости тут говорить не приходится. Конечно, в очерёдности раздачи котят будет царить махровый блат. Сперва ближней родне, затем дальней, после неё друзьям, за ними приятелям, после них — жополизам, да и клиентелы ведь тоже никто не отменял. Я и сам разве отдам на сторону, пока свои не обеспечены? И все будут делать так же, если не хлеще, так что за ближайший год мало кто заполучит себе котёнка, и это будут уж точно не среднестатистические граждане нашего государства. Но с этим приходится мириться как с неизбежным злом. Главное — хоть как-то сдвинуть это дело с мёртвой точки. А там уж и у этих неслучайных людей их котята вырастут и сами в процесс размножения включатся, и пойдёт он тогда уже в геометрической прогрессии. За пять лет весь народ кошаками, конечно, не обеспечить, но за десять — вполне реально. На полях грызунов унять по одному кошаку на двор хрен хватит, но там и хорьки продолжат свою работу, так что общими усилиями причиняемый грызунами вред они таки уменьшат.

По-хорошему, конечно, надо бы вообще ограничения эти дурацкие снимать. Ни Анас вспять не потечёт, ни небо на землю не упадёт, если и крестьяне, закончив полевые работы, поразвлекутся травлей кроликов дрессированными охотничьими кошаками. Но на такую уступку наших "блистательных" разве сподвигнешь? На говно же изойдут, если до такой степени на привилегии элиты покуситься! Это в наших колониях, где социум с нуля создаётся, и нет никакой государственной преемственности, можно сразу всё либеральное равноправие устанавливать, потому как не правят там потомки тартесских царей и даже не царствуют конституционно, а здесь, в метрополии, приходится считаться с этим высшим сословием и с его привилегиями. Не знаю даже, доживу ли я до времени, когда эта травля кроликов тартесскими кошаками перестанет быть сословной аристократической, а будет уже турдетанской общенародной забавой. Но когда-нибудь это время наступит, и не надо для этого никаких революционных смут. Капля — она ведь камень точит. Для начала хотя бы просто кошаков крестьянам дадим, и пущай они размножатся у них так, чтобы и речи уже быть не могло ни о каком отыгрывании этого вопроса взад. Нужны же реально не для баловства, а для хозяйства. А то, что кошак, как и прежний хорёк, добытого им кролика к хозяйскому порогу притащит, так какая разница, кошак это сделал или хорёк? Это же не травля целенаправленная, а промысел самого кошака, ну и не пропадать же теперь добру, верно? В чём нарушение? А там уж и на своём законном поле, завидев браконьерящего на нём кролика, своего законного кошака отчего же на него не спустить? Это же не нарочно организованная охота, а законная защита своего нажитого непосильным трудом законного имущества. Какая разница, хорька хозяин на кролика спустит или кошака? В чём он тут не в своём праве? Пусть и не сразу, но схавают "блистательные" и это.

А когда схавают и бурчать по этому поводу перестанут, почему бы уже бригаде крестьян не устроить уже и коллективной зачистки своих полей, садов и огородов от этих вконец охреневших кроликов? Мы же приучаем крестьян к добровольной кооперации меж собой для ведения продвинутого многопольного севооборота, и разве защита угодий всей скооперировавшейся бригады не общее дело? Какой закон запрещает людям защищать их законное имущество коллективно? Слишком похоже на развлекательную травлю элиты? Ну да, есть некоторое сходство, так уж получается. Но ведь это же по делу, да и какая же это охота, если кошаки участников — обыкновенные крестьянские, ни разу не специальные охотничьи? В чём тут посягательство на священную привилегию высородной элиты? А то, что кошаки при этом опыт уже целенаправленной добычи кроликов приобретают, ну так оно же само так получается, без малейшего умысла. Не дрессировал ни единого из них для охоты профессиональный кошатник их вождя, так что охотничьими их кошаки считаться не могут. И когда шаг за шагом эта привилегия аристократии сократится до столь малой по сравнению с общедозволенным разницы, что о ней уже и говорить будет смешно — кто тогда захочет стать посмешищем, выступая против предложения отменить с концами эту заведомо устаревшую привилегию? Собственно, потому-то и нелегко было убедить царя сделать первый шаг с либерализацией владения кошаками, что Миликон мужик неглупый и всё это прекрасно просчитал. И не оттого даже он упирался поначалу, что сам из этого "блистательного" сословия, и его интересы ему близки, а привилегии дороги, а оттого, что сходу представил себе протесты. Там ведь дураков-то немного, а умные тоже всё просекут сходу, как и он сам просёк, и понятно же, что в восторге аристократия не будет. Но шаг-то этот первый реально нужен, так что тут ему крыть было нечем, а на дальнейших мы разве настаиваем? Это уже стихийно дальнейший процесс пойдёт, и форсировать его мы вовсе не планируем. Как пойдёт, так и пусть идёт, меньше вони будет, а нам главное — вот этот хозяйственный вопрос решить, на чём мы с нашим венценосцем и пришли в конце концов к общему знаменателю.

Спешка же с продавливанием вопроса в Большом Совете обусловлена сезоном. Гон у царских и элитных кошаков уже прошёл, кошки уже брюхатые ходят, и надо решать судьбу уже вот этого ближайшего помёта. Это же многие сотни котят, если по всей стране прикидывать, и полтыщи лишних наберётся наверняка. Для почина — вполне достаточно, а вот будет ли столь же массовым и второй гон, осенний, это уже сомнительно, так что вот этот весенний прирост терять очень не хочется. Плодовитость у тартесских кошек ничуть не выше, как правило, чем у диких лесных, от которых они в основном и происходят, и с этим тоже приходится считаться. Не то, чтобы один год что-то уж прямо принципиально решал, когда и весь текущий век по реконструкции Бараша малоурожайный, но и терять этот год тоже как-то не с руки. Быстрее запустим процесс "окошачивания" крестьянских общин — быстрее и результат от него ощутимый получим. Нонсенс же, в самом-то деле, с этих хреновых урожаев ещё и полчища грызунов кормить.

Как и у диких лесных кошек, у тартесской по сравнению с простой домашней и численность котят в помёте меньше — обычно от двух до четырёх, и период беременности дольше, и период молочного кормления тоже, а течки привязаны к сезонам, и всё это как раз и определяет её существенно меньшую плодовитость. Но у диких лесных зашкаливает и смертность. Их и волки не жалуют, а рыси и вовсе прессуют целенаправленно, потому как тоже активно промышляют кроликов, а кого же обрадуют конкуренты? А охотиться надо ежедневно, поскольку запасов лесные кошки не делают, и если настал звиздец самой кошке — звиздец и всему ейному выводку. Но и просто в её отсутствие, пока она охотится, опасность для котят велика, особенно от куниц, так что трудности с размножением у этих лесных кошаков серьёзнейшие. Хвала богам, у тартесских хотя бы этот фактор высокой смертности устранён, а сниженная плодовитость компенсируется эффективностью. Один хороший тартесский кошак по результатам работы стоит двух обычных, если не трёх.

К счастью, закона о запрете бабам бояться мышей Запрещалкин предложить не догадался, как и о запрете мышам забираться в жилые дома, так что заседание из графика не выбилось. Учитывая, что с него сталось бы — огромное ему за это спасибо. Я упоминал уже, как в прошлый раз, когда он вздумал сперва с мильными столбами на дороге, а затем и с наркотой бороться, нам пришлось уроки в школе из-за этого рокировать и переносить? Если я умею импровизировать по ходу дела, и это мне приходится не так уж и редко — это ещё вовсе не значит, что я от таких импровизаций в восторге. Ненавижу внезапно менять давно намеченные и отлаженные планы, особенно из-за какого-нибудь ущербного идиота. Племянницу евонную мы не за одну только мышебоязнь забраковали, просто очень кстати она на ней спалилась. И без того видно было, что обезьяна обезьяной, и избалована сверх всякой разумной меры, а гонору сословного — выше крыши. И Юлька, конечно, один хрен завалила бы её при отборе, нашла бы на чём, но это и обиды были бы серьёзные, и страсти по их поводу шекспировские, как это и бывает с обезьянами сплошь и рядом, а тут повод для отсева железобетонный с таким же железобетонным для него обоснуем. В лагерном быту нашего кадетского корпуса никаких слуг не положено, и некому ограждать пугливое "блистательное" дитятко от нежелательных встреч с мышами, тараканами и им подобной пакостной живности, а посему для юнкерши мышее– и тараканобоязнь ещё неприемлемее, чем для крестьянки. А если не собираешься в кадетский корпус, нахрена тогда мучиться и в нашей школе? Так и отвадили малолетнюю макаку, заодно и минимизировав издержки, связанные с обезьяньей обидчивостью у некоторых родовитых и не в меру апломбистых деятелей текущей античной современности. Понятно же, что замысел был пристроить её замуж за кого-нибудь из нашего молодняка, но если реально это только после кадетского корпуса, которого ей не потянуть однозначно, то и какой тогда смысл?

— Кошачий вопрос решали? — поинтересовалась наша историчка, когда я дошёл до школы как раз к перемене.

— Ага, он самый, — подтвердил я, — Видела бы ты, как Запрещалкин упирался там рогом, лишь бы только запретить и не пущать.

— Я представляю! — хохотнула Юлька, — Кроликам проникать на поля и огороды он не предложил запретить?

— Как ни странно, до этого он не додумался. Полагаешь, надо было ему эту идею подсказать? — и мы с ней рассмеялись.

— И как выкрутились?

— Как и ожидали. Когда Запрещалкин зацепился за тартесские установления, мы в них его и ткнули носом. Прерогатива сугубо царская, так что Миликон может спокойно насрать на мнение "блистательных" и решить вопрос своим личным указом. Пилюлю он им, конечно, подсластил увеличением лимита тем, кто будет помогать, но и саботаж особо упёртых, конечно, не исключён.

— Ну да, их коты с кошками — это же их законная собственность, и раздаривать приплод они не обязаны, и их никак не заставишь, если они сами не хотят.

— Вот именно. И с этим придётся смириться. Прецедентов беспредела тоже ведь допускать нельзя. Но главное препятствие мы преодолели, так что блокировать внедрение кошаков в народ полностью они не смогут, но могут сильно замедлить его, если окажутся в большинстве. Без них маловато поголовье получается…

— Не о том ты беспокоишься, Максим, — заметил сзади наш венценосец, который тоже явился читать школоте свою лекцию по истории Тартесса, — У меня на моей кошатне приплод не меньше полусотни будет, и я его весь раздам на казённые зернохранилища и тем вождям наших лузитан и кельтиков, у которых ещё нет своих кошек. После этого как будут смотреть в глаза остальным те, кто не последует моему примеру? А вот как ты мне теперь предложишь объяснять всё это детям? Я им на каждом занятии толкую о том, что ничем наш народ не хуже остальных, и государство у него было не хуже прочих, а теперь что я им скажу, когда они меня спросят об этих несчастных котах? Что все наши древние цари со всем их высокородным окружением были, как ты это называешь, заносчивыми и тупыми обезьянами? И как МНЕ после этого в глаза им смотреть?

— К сожалению, великий, это правда. Хвала богам, не во всём, но кое в чём — да, обезьяны были ещё те. И разве не лучше будет, если детвора услышит об этом прямо от тебя, пока ещё не думает об этом, чем если догадается об этом сама, когда узнает больше? Мы ведь их учим ставить мысленно себя на место тех, кого они изучают. И что подумает любой из этих детей, поставив себя на место тех тартесских крестьян? Этот народ вывел такую породу котов, до которой куда там тем хвалёным финикийским и египетским! Ну и каково это, принадлежать к такому народу и не только не иметь ни единого из этих котов, но даже и права не иметь обзавестись им в будущем? Хорошо ли ты представляешь себе, великий, сапожника без сапог или кузнеца-оружейника без меча или фалькаты? А тут то же самое получается. Твой кошатник, который дрессирует тебе твоих котов, не имеет ни одного своего, а уж крестьяне, которые кормят и тебя, и его — тем более. Ни Тартессу, ни тартесским царям это безобразие чести не делает. Их потомкам, сделавшим из него целую традицию — тоже. Ну так зато тебе, кладущему ей теперь конец — честь и хвала.

— Но ведь это же стыд и позор нашим предкам! Хорошо тебе, принятому в наш народ чужеземцу, которому здесь некого и нечего стыдиться, а каково мне, потомку этих царей? И вот как тут теперь воспитывать в детях любовь и уважение к предкам?

— Да так же, как и все воспитывают. У римлян, что ли, недостатков нет? Триста лет мучаются со своими ежегодно сменяемыми консулами и не могут вести продуманной многолетней политики. А у этих кичливых греков с их вечными болтовнёй и шараханьем между тиранией и охлократией? Нет ни одного государства и ни одного народа совсем уж без недостатков, и нет ничего стыдного в том, чтобы спокойно признать свои, раз уж они есть и мешают нормальной жизни. Признать не для того, чтобы стыдиться их, а для того, чтобы постараться изжить их и избавиться от причин для стыда.

— Так ведь и за предков же всё равно обидно, — возразил царь, — Где и у кого ещё подобный обычай? И у финикийцев, и у греков их мелкие кошки редки и дороги, но нет у них запрета на владение ими простонародью, как у нас.

— У них это регулируется ценой. Приобретают те, у кого денег куры не клюют, и тогда уж гордятся ещё одним признаком богатства, которым разбогатевшие выскочки не склонны делиться с кем попало. Примерно так же и у римлян, только там ещё и порицают за тягу к восточной роскоши, а Катон с Флакком, будучи цензорами, ещё и повышенными налогами всю роскошь обложили.

— Но ведь запрета же сословного на владение кошками нет?

— Прямого запрета — нет, конечно.

— И быть не может, — заметила историчка, — Мой дом — моя крепость. На пороге любого частного домуса заканчивается власть государственных законов. Домовладельца могут порицать за нарушение старинных обычаев, но в своём доме он в своём праве, и ему никто в этом не указ.

— Ну, вот видите? Даже у римлян, — сокрушённо развёл руками Миликон.

— Юля, а что там у китайцев с жёлтым цветом? — я въехал, что нашему монарху нужны примеры ещё большего маразма в других странах и у других народов.

— Ты имеешь в виду запрет всем кроме самого императора иметь в одежде хоть одну нить жёлтого цвета? — сообразила она, — Этого там ещё нет. Династия Хань пока ещё только утвердилась, а традиция жёлтых императорских одеяний пошла как раз с неё. Цвет в почёте, но запрет на него для всех кроме Сына Неба появится только при династии Мин после изгнания монголов.

— Ты точно уверена?

— Восстание Жёлтых повязок, которое свергнет Младшую Хань, будет только через три с половиной столетия. Сам посуди, где бы они взяли свои жёлтые повязки для двух миллионов участников, если бы жёлтая ткань была в Китае под запретом?

— Логично, — признал я, — А как насчёт оружия у китайских крестьян?

— Есть военнообязанные, которых мобилизуют в пехоту. Поэтому вряд ли оно и вне службы им сейчас запрещено.

— Тогда пример Китая, конечно, отпадает. Значит, остаётся критиковать Индию за её кастовый строй и связанные с ним заморочки? — я снова перешёл на турдетанский.

— Это очень далеко от нас, — заметил венценосец, — Мне бы поближе чего-нибудь — и по расстоянию, и по теме вопроса.

— Есть такое! — вспомнила историчка, — У римлян, и тоже связано с животными. Вот представь себе, великий, что один из твоих котов пробрался на двор к твоему соседу и задрал у него курицу. Разве не обязан ты в этом случае как хозяин кота возместить ущерб?

— Конечно, обязан — кот ведь мой, и я как хозяин полностью за него отвечаю. А что, у римлян это разве не так?

— И у них так же, конечно, но есть одна тонкость. Представь себе, что ты сразу же после происшествия продал или подарил этого кота — ну, допустим, Максу, и сделал это до того, как к тебе пришёл сосед с претензией за свою задранную курицу. Кто в этом случае должен заплатить потерпевшему за неё? Хозяин-то ведь — уже Макс, а не ты.

— Ну, очевидно же, что всё равно я — кот же в тот момент был всё ещё мой, а не Максима. Как он может отвечать за проделки чужого кота?

— А вот для римлян по букве их закона это не очевидно. Платит — хозяин, и если на момент предъявления претензий хозяин нашкодившего кота — уже Макс, то тогда уже к нему и все претензии. И тогда по букве закона не тебя, а его римский суд обяжет платить за эту задранную бывшим твоим котом курицу.

— Ну, это уже глупость какая-то получается. Должен же быть и здравый смысл.

— Dura lex sed lex — закон суров, но это закон, — процитироваля Юлька и перевела на турдетанский, — Могут, конечно, и договориться по здравому смыслу, если все хорошо знают друг друга и дорожат нормальными отношениями, но по букве закона за животное отвечает и должен платить за причинённый им ущерб его текущий хозяин. Поэтому при купле-продаже животных между незнакомыми людьми покупатель спрашивает продавца, нет ли на этом животном каких-нибудь штрафов, и продавец обязан ответить честно. Если штрафов нет — он должен в этом поклясться. Но если покупатель не спросил, то продавец не обязан говорить об этом сам, и тогда у покупателя нет законного способа восстановить справедливость. Формально-то ведь обмана не было, так что сделка признаётся законной со всеми вытекающими из неё последствиями для нового владельца животного.

— Цивилизаторы, млять, называются! — я тоже этой тонкости в римских законах не знал и прихренел с неё капитально, — То бишь при покупке быка, ишака или раба я ещё должен выяснять, не нашкодили ли они кому-то недавно?

— Да, иначе можешь оказаться крайним, — подтвердила историчка, — И никого не будет волновать, что нашкодили они вчера вечером, а купил ты их только сегодня утром.

Мы бы ещё пообсуждали римскую правоприменительную практику, но звонок на урок закончил нашу дискуссию. Хвала богам, Миликону не нужно разжёвывать, что не в малочисленных у римлян кошках тут дело, которых Юлька ему привела в пример просто для пущей злободневности, а прежде всего в самом обычном домашнем скоте, способном запросто потравить чужие насаждения, но юридический принцип ко всей живности один и тот же — ты хозяин на момент предъявления претензий, тебе и отвечать по ним. И клятвы эти дурацкие придумывают вместо того, чтобы заткнуть дыру в самих законах, оговорив в них права владения на момент инцидента. Конечно, это уже немного не из той оперы, из которой наше чисто сословное ограничение по кошакам, но пример маразма вполне себе цивилизованного народа вполне наглядный. Идя с историчкой со двора в здание школы, я успел спросить её, откуда дровишки, так она сослалась на примечания к трактату Варрона "О сельском хозяйстве", который будет написан только в начале нашей эры. Два столетия ещё римляне и не подумают наводить в этом вопросе порядок, а будут продолжать всякий раз при каждой сделке по купле-продаже живности выяснять, не приобретают ли вместе с ней и штрафные санкции. И не факт, что позже эту прореху залатают — тут и Юлька уже не в курсе. На этом фоне наше устранение маразма с кошаками уже на второе десятилетие реставрации вменяемого турдетанского государства выглядит вполне достойно. Раньше не до того было, поважнее проблем хватало, но теперь вот дошли руки, и мы решаем вопрос, не дожидаясь многочисленных просьб трудящихся. Хреново, конечно, что ещё Тартесс на это не сподобился, но за его маразм мы не в ответе, а свой — устраняем. Лучше же поздно, чем никогда, сказал еврей, опоздав на поезд…

Я провёл урок биоэнергетики у шестого класса, в котором учатся Икер, Турия и юлькина Ирка. Проработка кармы по ДЭИРовской "двойке" — примитивная заплатка на то время, пока не будет изучена уже полноценная методика по "пятёрке", но на уровне азов и то хлеб. И жизнь себе на ближайший год малость облегчат, и на старших ступенях этот навык пригодится. На перемене царь, преподававший историю Тартесса семиклассникам, засыпал меня вопросами о гребипетских мурках. Хоть и не спросили его ещё на этот раз о наших кошаках, он явно готовился отражать натиск на репутацию уже несуществующего государства. Я растолковал ему о запрете на вывоз кошек из Гребипта, мотивируемом их священностью, затем о своих подозрениях по поводу реальных причин. Что Птолемеям та гребипетская религия, когда они греческую насаждать пытаются? Но вот хлебный экспорт — это для них святое. Это же не только доходы казны, но и влияние в балканской Греции, которая и в лучшие времена без ввоза зерна не обходилась, и чем сильнее её зависимость от поставок пшеницы из Александрии, тем почтительнее вся греческая общественность к кормящему её Птолемею Очередному. А выпусти за пределы Гребипта массовую кошку, сделай её недорогой ширпотребовской домашней живностью, так она же потери местного урожая от грызунов в странах-потребителях снизит, а значит, и их зависимость от ввоза из Гребипта уменьшит. А оно надо Птолемею Очередному, чтобы его греки меньше уважать начали? Деспоты эллинистические — они к этому делу чувствительны. Плевать на мнение варваров, счастья своего жить под властью эллинистического монарха не понимающих, но просвещённые эллины — должны ценить и уважать царственных соплеменников. До кучи я напомнил Миликону и о совхозах гребипетских, в которых положение феллаха — где-то среднее между классическим греческим рабом и спартанским илотом. Когда начнут царя вопросами о реальном положении народа в Тартессе донимать, ему хоть будет кого "ещё более задроченными" выставить в доказательство относительного благополучия народа в восхваляемом официозным мифом Тартессе.

Беспокоился же наш венценосец не зря — хотели его таки семиклассники насчёт кошаков спросить, просто постеснялись из почтения к его монаршему достоинству. Мне корона не по чину, поэтому меня — спросили. Ну, поскольку класс — выпускной, и впереди у них кадетский корпус, где много чего нового узнают, я им уже объяснил так, как сам это дело понимаю. Что безобразие это, конечно, ну никак Тартесс не красящее, поэтому мы и решили его изжить. Раньше и сами об этом не думали, и народ не жаловался, потому как за века привык, но теперь, когда понятно уже, что климат не в лучшую сторону меняется, и неурожайные годы будут явлением частым, важным становится всё, что сбережению не столь великого урожая способствует, в том числе и массовый тартесский кошак в каждом крестьянском доме. Особенно порадовало то, что не только дети из простых семей, а из не самых простых не одни только васькинский Артар и володина Ленка, но и учащиеся в их классе детки "блистательных" воспринимают этот кошачий вопрос абсолютно нормально. Вопросы о неизбежной в будущем потере и охотничьей привилегии тоже задали, кстати, но без особых по этому поводу эмоций. Типа, правы ли их отцы в своих опасениях, и если правы, то чем это им грозит. А чем оно может грозить? Кролики, что ли, вдруг кончатся? Весь класс смеялся при разборе этого варианта. Но всё это так, вкратце, поскольку и урока никто не отменял. Воздействие на вероятностные события через медленные мысли или с помощью чувства веры — тема уж точно не из простых.

А за обедом Икер и Турия с расспросами пристали — им Артар на перемене всё пересказал, и им тоже объяснять пришлось то, чего они недопоняли — что амфорами всех крестьян в считанные годы для их домашних кладовых и амбаров не обеспечить, да и не решают они проблему сохранности урожая на полях, огородах и в садах, так что кошаки у них работой будут загружены плотно. Ремду, который тоже заинтересовался, пришлось и азы объяснять — что корзину крестьянин и сам из ивовых прутьев сплетёт, мешок осилит и его жена из травы эспарто, но их любая мышь прогрызёт, не говоря уже о крысе, а амфора стоит денег, которых у крестьянина негусто. Горшки разбитые — и те склеить стараются, дабы на новый не тратиться, так что кошак в доме — не роскошь, а необходимость.

Так же примерно после обеда я объяснял ситуёвину клиентам, до которых тоже донёсся слух, но в таком виде, что у меня и дети хохотали. Что будто бы штрафовать всех будут, у кого через год своего кота не окажется — не знаю, какой идиот до такой степени всё переврал, поскольку о штрафах-то речь у нас была, но только за дрессировку будущих крестьянских котов для развлекательной кроличьей охоты, на которую привилегия знати пока-что сохраняется неизменной. Для народной охоты были и остаются хорьки, а кошак — против грызунов в доме и амбаре. Ну и заодно, предотвращая следующую волну слухов столь же идиотского сорта, объяснил им и то, что кролик, принесённый кошаком к дому ночью, браконьерством считаться не будет, и никто за него не оштрафует, а если посмеет кто — вяжите на месте и сдавайте, куда следует, а там с этой сволочью разговор короткий будет — ага, вплоть до виселицы, если эта попытка мошенничества окажется у него уже не первой. Нет речи и о годичном сроке — где тут столько котят набрать, чтобы за год на всех хватило? Само собой, они долго ещё будут в дефиците. И естественно, не будет и никакой принудиловки с навязыванием кошаков против воли. Право иметь кошака — ещё ни разу не обязанность. Не хочешь его заводить — просто объяви об этом при достойных доверия свидетелях, дабы твоему вождю мозги никто из-за тебя не выносил за хреновое внедрение кошаков в трудящиеся массы его общины. Поэтому, кто навязывать будет, да ещё и плату вымогать — тоже вяжите и сдавайте на суд и расправу. Уроду очень повезёт, если сумеет доказать, что "ему самому так сказали".

К моему прибытию в лагерь Володя как раз заканчивал проводить с юнкерами стрельбы из винтовок и пистолетов. Помогая молодняку после последнего залпа убирать тяжёлые деревянные мишени в форме стоящего человеческого силуэта, дюжие наёмники, глядя на свежие дыры от пуль в толстых досках, переглядывались и качали головами.

— Это что же получается, досточтимый? — спросил меня их центурион, — Теперь вся наша выучка не стоит и мелкой бронзовой монеты? Это же не бой выходит, а расстрел — что толку от нашего строя, если ваша громовая труба продырявит и фирею, и кольчугу, и шлем, а управляются с ней какие-то мальчишки и даже шмакодявки? И что теперь толку от нашего метания дротиков и саунионов, если они нас не подпустят даже на выстрел из лука? О копьях и мечах уже и говорить смешно — не дойдёт дело до рукопашной, если в атаку пойдёт меньше двух полных центурий. Мои орлы, досточтимый, повидали в жизни всякое, и их нелегко чем-то напугать, но тут дело пахнет потерей службы…

— Не будет этого, почтенный, — успокоил я его, — Всё это уедет за Море Мрака, а здесь всё останется так, как и было до сих пор. Ну, в основном — то, что будет меняться, не сильно изменит привычную вам жизнь, и без работы твои бойцы уж точно не останутся. А там, за морями — там, конечно, будет другая жизнь. Но тоже не во всём, и солдаты с вашей выучкой не окажутся ненужными и там. Мы же не просто так учим наших детей и старым методам военного дела. Всё пригодится, хоть и не всегда полностью в прежнем виде, так что и тем из вас, кто продолжит службу за морями, беспокоиться не о чем, а кто останется здесь — тем более. Как служили вы до сих пор, так и будете служить дальше.

После чистки огнестрела, сдачи его в оружейку и заготовки новых бумажных патронов к винтовкам и пистолетам взамен расстрелянных на тренировке юнкерам дали небольшую передышку, а я пообщался с их отцами-командирами и со спецназером. Для их возраста и силы наш молодняк оказался очень даже на уровне. Оценка Диталкона, их центуриона-инструктора — "за пару лет я бы сделал и из них настоящих солдат" — она ведь дорогого стоит, потому как с учётом текущего это три года получается, а ведь осенью ещё он считал, что на это нужно лет пять. Два года, получается, по итогам этого уже скостил.

— Для начала, ребята и девчата, небольшая политинформация, — объявил я им в начале занятия, — Вчера я получил письмо от моего римского патрона, которое полностью подтверждает наши сведения. В этом году сменятся оба испанских наместника. В Дальней Испании, то бишь нашим соседом, будет Луций Постумий Альбин, а в Ближнюю воевать с кельтиберами направляется Тиберий Семпроний Гракх. Почтенная Юлия рассказывала вам ещё в том семестре о гракховщине? Вот этот — отец тех двоих. Несмотря на то, что его предшественник, Квинт Фульвий Флакк, отрапортовался о полном замирении провинции, этому не поверили даже в сенате, — юнкера рассмеялись, — Как вы знаете уже, кельтиберы другого мнения, и с началом весны ему пришлось возобновить военные действия. Сенат об этом ещё не знал, но кельтиберов там знают многие. Поэтому при обсуждении в сенате просьбы Флакка о полной смене и демобилизации его армии этот Гракх-старший взвился на дыбы и потребовал оставления старого опытного войска. В результате для смены давно переслуживших все мыслимые сроки солдат Восьмого Ближнеиспанского сенат выделил только тысячу новых пехотинцев. С учётом потерь Флакку дозволено увезти в Италию и демобилизовать только тех солдат, которые отслужили уже не менее семи лет, а из прочих только самых отличившихся. В общем, служба в Ближней Испании официально признана своего рода наказанием для нерадивых, — молодняк снова рассмеялся, — Кроме того, стало ясно, что одного легиона против кельтиберов мало, и для Гракха набран ещё один полный легион. До сих пор двухлегионными армии у римлян бывали только консульские, а теперь впервые в истории два легиона получает претор. Правда, и толк от этого будет — Гракх со своими двумя легионами закончит наконец-то Первую Кельтиберскую своим "гракховым миром". Но какой ценой? Отслужившие шесть лет остаются на седьиой, а что в это время происходит с их хозяйствами в Италии?

— Ничего хорошего, — прокомментировал Миликон-мелкий, — Как ещё только не взбунтовались от такой службы?

— Они там на грани мятежа, — ответил ему Волний, — Поэтому Флакк и просил об их демобилизации.

— Да уж, это не нам здесь мышами дохлыми перебрасываться! — заметила одна из девок, отчего рассмеялась вся учебная центурия, — Отбираем тут у маленького добычу!

— А он ещё притащил! На, лови! — другая кинула ей мышь, подобранную возле будки, которой я раньше не видел, а из неё показался обиженно мяукающий котёнок.

— Что-то я не припоминаю этого юнкера ни по спискам учебной центурии, ни по прежним занятиям, — прикололся я.

— Военнопленный он, — пояснил Володя, ухмыляясь, — Митурда у нас позавчера добыла "языка" в тренировочной разведке. Правда, сведений от него маловато.

— Ну а куда его ещё было, досточтимый? — отозвалась юнкерша, — Мамашу, судя по следам, рысь задрала, а без неё он в лесу разве жилец? Я когда на него вышла, на него и так уже ворон пикировать примеривался, пришлось его шугануть. Ну и как этого там было оставить? Ловить, конечно, умаялась, да ещё и царапучий оказался — просто жуть, ну так зато мышей уже сам добывает, — судя по величине, котёнок был из осеннего помёта.

— Ну, раз он кормёжку отрабатывает — ставьте на довольствие, — хмыкнул я, — Но пока поменьше о нём болтайте. Царский указ ещё не вышел, только готовим его текст.

— Про него, что ли? — все грохнули от хохота.

— Про тартесских котов, — разжевал ей царёныш, — Теперь под запретом для всех кроме высокородных останутся только специально обученные охотничьи коты, а обычных сможет заводить и держать любой желающий.

— И что, знатные не воспротивятся? — усомнилась Митурда.

— Многие недовольны, конечно, — подтвердил я, — Сегодня мы в Большом Совете напомнили им, что кошачий вопрос наша Хартия оставила в числе царских прерогатив, и решать его наш царь волен своим собственным указом, не спрашивая мнения Совета. Так что крестьянским котам и кошкам — быть, и довольно об этом. По программе у нас с вами на сегодня не тартесские коты, а Дакийские войны. Когда почтенная Юлия рассказывала вам о Цезаре Том Самом, то могла и не упомянуть об его планах войны с Дакией, которой помешало его убийство. Человеком он был, как вы уже знаете, выдающимся, умел делать несколько дел сразу, так что между шашнями с Клеопатрой Той Самой успевал заняться и делами поважнее, — юнкера рассмеялись, — Буребиста, тогдашний царь гетов и даков, смог подмять под себя все северофракийские племена до самого Дуная. Но южнее его и земли побогаче, и когда Цезарь схлестнулся с Помпеем, Буребиста воспользовался их дрязгами для захвата собственно Фракии, а для упрочения завоеваний он вступил в военный союз с Помпеем. Победа Цезаря вынудила его оставить Фракию, но тревожить её набегами геты и даки не переставали, а Цезарь, готовясь взять реванш у парфян за их разгром Красса, не мог не обезопасить сперва границу по Дунаю. После убийства Цезаря римлянам за своими дрязгами стало немножко не до Дакии, а к тому времени, как Октавиан Август покончил с Гражданскими войнами, Дакия распалась и сама, так что у первых императоров на первом месте среди их забот оказалась германская граница по Рейну. Потом забузила Иудея, а тут ещё и внутренняя смута — почтенная Юлия должна была рассказать вам и про тот самый "год четырёх императоров", когда у Бедриака случилась даже не одна, а целых две драки — первая пришлась на весеннее обострение между Отоном и Авлом Вителлием, а вторая — на осеннее между Авлом Вителлием и Титом Флавием Веспасианом, с которого и пошла династия Флавиев. И сам он, и его старший сын, тоже Тит, правителями оказались очень даже неплохими, но и забот у них тоже хватало. Тут и Иудея, тут и германцы, а при Тите Младшем ещё и Везувий набедокурил, — молодняк снова рассмеялся, — Потом ещё пожар в Риме приключился, так что расслабиться ему там было некогда. За это время Дакия снова объединилась и усилилась под властью Децебала. Набеги даков на Фракию никогда и не прекращались, а при Децебале они резко участились и прибавили в масштабах, так что к правлению Домициана вопрос о большой войне Империи с Дакией давно назрел…

Загрузка...