Античная наркомафия-8

15. Сорвиголовы.

– Ну, рассказывай уж, Кайсар, как ты докатился до такой жизни, – начал я свой разбор полётов.

– Так это ж разве я докатился, досточтимый? – ухмыльнулся этот стервец, – Это меня до неё докатили.

– А ты сам тут прямо-таки и абсолютно ни при чём?

– Ну, был бы совсем уж ни при чём – не залетел бы...

– Ага, залетел он! Это кто ещё залетел! – тут же съязвила Фильтата, рассмешив нас всех, – Из-за меня это всё, досточтимый...

– Вот-вот, все беды от баб! – пошутил Мато, – Говорил я ему, предупреждал! – мы снова рассмеялись.

Собственно, конечный итог событий мне доложили в самую первую очередь – Фильтата, их бывшая школьная одноклассница из семьи оссонобских фиников, учившаяся в школе весьма достойно, но не поступившая с одноклассниками в кадетский корпус из-за категорического запрета ейного отца, на данный момент является законной супружницей Кайсара, юнкера второго курса нашего кадетского корпуса, отчего и находится сама здесь, в Нетонисе, а не с родоками в Оссонобе. Пуза заметного у неё ещё нет, не тот ещё срок, но и за ним, естественно, в свой черёд не заржавеет. Несчастной-то эта парочка молодожёнов уж точно не выглядит, да и юридически криминала никакого – он совершеннолетний безо всяких сомнений, она – ну, раз уж сами финики её таковой признали, то и какие вопросы? Но несколько так или иначе связанных с этим арестов у вполне дисциплинированного на первом курсе юнкера – это ведь уже слегка чересчур, верно? Поэтому-то и заинтересовала меня ещё и предыстория уже известных мне событий...

– Мы же с Фильтатой полгода уже встречались, – пояснил Кайсар, – Чаще всего у наших "гречанок" – и её родоки отпускали со знакомыми пообщаться, и мы тоже вместе с нашими заглядывали, когда в увале бывали. Ну и тогда, в начале лета, так же всё было – встретились, пообщались. Вернулись в лагерь, а на следующий день к обеду мне вдруг от неё записку передают – завтра кровь из носу приходи, дело важное, все наши планы горят огнём. А она же девка серьёзная, не как некоторые, и зря волну гнать не будет, и если уж она всполошилась, то это не пустяк, и встретиться, значит, надо обязательно. Только как тут придёшь, когда мы в караул заступаем? Кербер-то, хоть и зверюга, если по серьёзному поводу, то отпустил бы, но не с караула же. Ну, мы поговорили с ребятами, как тут быть, и договорились, что дневные смены они и за меня отстоят, а потом как-нибудь сочтёмся. В общем, слинял я днём в самоход – дневные-то смены Кербер не так рьяно проверяет, и были неплохие шансы, что прокатит. Да только вот Слепня нелёгкая принесла, да как раз в мою смену, а он же сам постовое расписание и составлял, так что спалил нас сходу. Я-то нигде не влип и вернулся вовремя, да что толку, когда спалены? Так и угодил на губу.

– Причина ваша, надеюсь, теперь уже не секрет?

– Деваться было некуда, досточтимый, – ответила Фильтата, – Когда встречались у "гречанок", ничто ещё беды не предвещало, возвращаюсь я домой, а у нас увалень сидит какой-то незнакомый, и отец хлопочет вокруг него, а меня, как я вошла, огорошил прямо с порога – знакомься, говорит, это Гискон, сын Бомилькарта, уважаемого в Гадесе человека, радуйся, он будет твоим мужем, и это большая честь для нашей семьи. Ага, обрадуешься тут! Им – честь, а мне, значит, в Гадесе с этим пнём жить и детей от него рожать, таких же пней, как и он сам? И главное ведь, досточтимый, времени нет даже подумать – уже через неделю праздник Астарты, а после него я по старинным обычаям совершеннолетней буду уже считаться. Это же помолвку объявят сразу же, а после неё глаз уже с меня не спустят, и что тут тогда уже придумаешь? Да и скандала большого очень хотелось избежать – если сговор о браке до помолвки разорван, то это не такой скандал, как если после помолвки. А мне ничего подходящего сходу не придумывается, и от этого страшно вдвойне, и самой же без Кайсара всё равно ничего не решить. Но главное – нет времени. Утром меня уже и к "гречанкам" отец не отпустил – сказал мне, что нечего мне теперь с блудницами этими будущими лясы точить и семью этим позорить. Хвала богам, записку Кайсару я и с вечера ещё написала, так что упросила нашу служанку, как она на рынок пойдёт, "гречанкам" её передать. А я ведь даже и написать в ней, в чём дело, не рискнула – хоть и ваш язык, и не прочитают на нём посторонние, но чем длиннее текст, тем подозрительнее же. Служанке я сказала, что с девчонками встретиться хочу, и раз меня к ним не отпускают, так пусть хоть кто-нибудь из них к нам зайдёт. Ну а там девчонки уже поняли, что им я по-турдетански бы написала или по-гречески, а раз по-русски – понятно, кому. Они уже и организовали передачу моей записки в лагерь.

– Смыться в самоход было полдела, – продолжил Кайсар, – Как с "гречанками" мы поговорили, так я и просёк, что дело-то – дрянь. Одна из них, тоже финикиянка, насчёт близкого праздника Астарты сообразила и растолковала нам, что из этого может вытекать. Мы поняли, что Фильтате самой из дому не выйти, и значит, надо к ней как-то попасть, а кто ж меня к ней пустит? Для маскировки Доркада отпросилась у Аглеи, чтобы сходить со мной, а на тот случай, если и у неё не прокатит, девки нам ещё моток верёвки дали, и я его под плащом приныкал. По дороге служанку ихнюю встретили, так она предупредила нас, что и "гречанок" никого теперь в дом не пустят, так что вся надежда теперь только на эту верёвку. Ну, Доркада-то всё равно пригодилась и очень помогла. Скрытно-то ведь через их финикийский крольчатник разве пройдёшь? Так мы и не прятались, а пошли внаглую – она ко мне прильнула, я её облапил – типа, изобиделся я на них крепко и пришёл к ним в квартал демонстрировать, каким женихом они тут сдуру пренебрегли, и какие красотки на шею мне слёту виснут, – мы все рассмеялись.

– Ага, после обеда только и разговоров в квартале было, что этот бесстыжий не просто с блудницей новомодной, а с целыми двумя припёрся! – добавила его супружница.

– А кто вторая была? – поинтересовался я.

– Да это Доркаду ротозеи дважды посчитали. Она ведь одна на улице осталась, когда я к Фильтате в окно влез, вот и сошла за вторую. Типа, с одной я за углом уже делом занят и не велю нас беспокоить, а вторая очереди своей ждёт. Ну и пацанёнку, который за мелкую монету и окно нам нужное показал, и на шухере постоял, я потом и рогатку ещё свою подарил, чтобы он именно так всем и рассказывал. Вот так Доркада и раздвоилась в глазах у дурачья.

– А как ты наверх проник? – спросил я, когда мы отсмеялись.

– Ну, я же рогатку-то свою пацанёнку только потом отдал, а сперва запульнул из неё камешком Фильтате в окно.

– Ещё немного ниже и левее, и в лоб бы мне влепил! – прокомментировала та, – Я же их уже в щёлку из-за занавески высматривала, а он тут стрельбу устроил! Краешком занавески ему помахала, потом ещё рукой – типа, вижу вас уже, чтобы второй раз пулять не вздумал. Выглядываю, Кайсар мне верёвку из-под плаща показывает, Доркада тонкую нить пальцами изображает. Ну, моток нити на веретене у меня, конечно, был. Размотала, спустила им конец, они конец верёвки к нему привязали, вытащила к себе – ага, а вязать его куда? И кушетка слишком лёгкая, и столик – заскрипят по полу, спалимся ведь сразу. Хвала богам, табурет раскладной более-менее крепким показался. Подняла его, Кайсару из окна показываю, он кивает и показывает руками, как верёвку вязать, чтобы на растяжку он работал. В углу окна в стену его упёрла, конец верёвки вниз скинула, Кайсар лезет, он же тяжёлый, табурет пополз, я его держу – хвала богам, сил хватило...

– Ага, я как влез и увидел, на чём висел, пока лез, так и не по себе стало. Высота не та, чтобы с неё убиться, второй этаж только, но как-то и с него приземлиться на камни мостовой приятного было бы маловато, – хмыкнул парень.

– Скажи ещё, что не был за это вознаграждён! – съязвила финикиянка, – Влез он в окно, и сразу же тискать меня, а потом ещё и на кушетку завалился и меня следом не неё тащит. Я, конечно, не против, но у нас, между прочим, проблема нерешённая, и я решения её вообще-то жду от сильного и умного мужчины!

– Взрослые же люди, даже ребёнка сделать сумели, но сами при этом как малые дети! – покачал я башкой, – Одна растерялась с перепугу, другому героем захотелось в её глазах выглядеть! Радуйтесь, что вам повезло, и всё обошлось. Но если бы он навернулся, то ты, Фильтата, скорее всего, вышла бы замуж за этого... как там его? Да, насмерть вряд ли убился бы, а возможно, что и не остался бы на всю жизнь калекой, но вот сломать себе чего-нибудь не то он мог запросто. И – всё, спасительный приход героя не состоялся, зато палево, и за тобой потом такой надзор, что никуда бы ты уже не делась. А ну-ка, Волний, скажи им, что им нужно было делать, если без дурного героизма, а по уму?

– Да давно уж сказал, папа, но сказал-то уже потом, а тогда я и сам тупанул и не сообразил вовремя, – сокрушённо признался мой наследник, – Да и ведь не знал же никто из нас точного расклада.

– Это – да, и это – единственное, что служит вам оправданием. Ты, Фильтата, не подумала о том, что парни-то ведь – не нищеброды же какие-нибудь, никому не нужные, и им даже в моё отсутствие есть к кому обратиться за помощью. А уж почтенному Хулу эту вашу тяжкую проблему решить было бы – раз плюнуть. Тебе, если по уму, то и Кайсара из лагеря дёргать было вовсе не обязательно – глядишь, и не засадила бы его тогда на губу. В первой записке ты побоялась суть дела изложить – ладно, простительно это для девчонки с перепугу и второпях. Но вызвать под окно ты в ней могла и кого-нибудь из "гречанок", которым не нужно для этого сбегать из военного лагеря и бежать к городу, высунув язык, – все рассмеялись, – Ту же самую Доркаду, например. А пока ждёшь её – написать другую записку, поподробнее, с полным изложением сути дела. Доркада подходит, ты в записку яблоко или что-нибудь вроде него заворачиваешь и выбрасываешь ей в окно, она уносит к себе и читает с остальными девками спокойно и вдумчиво. Ладно, допустим, тупанули бы и они, не решившись обратиться к почтенному Хулу сами и не додумавшись обратиться к наставницам, которые к нему вполне вхожи. Но и в этом случае они переслали бы Кайсару уже подробную записку, из которой он знал бы точно, как обстоит дело, а не гадал бы.

– И это помогло бы, досточтимый?

– Ещё как! Ты, Фильтата, забыла, что у твоего жениха – ну, теперь-то уже мужа, но на тот момент ещё жениха – есть близкий друг, для семьи которого он и сам не чужой человек. И у этого близкого друга, пускай даже его отец и шляется где-то за морями, есть ещё и дядя – родной брат его матери. И дядя друга твоего жениха – ага, ну по совершенно случайному совпадению – возглавляет вообще-то правительство в этом государстве, – все снова рассмеялись, – И ему не нужно даже просить почтенного Хула об услуге – он вправе ему приказать. Волний, что бы вы сделали, если бы знали ситуацию?

– Ну тогда, папа, конечно, таких глупостей мы бы не наделали. Из караула нас, естественно, никто бы не отпустил, но мы бы и не сходили с ума, а оттащили бы службу, а уж сменившись, объяснили бы ситуацию Керберу, и вполне возможно, что он отпустил бы нас и сам. Правда, тогда мы в этом уверены не были, это выяснилось позже, поэтому мы к нему обратились бы просто для порядка, чтобы не прыгать через голову. Допустим, он бы нам отказал, но это дало бы нам право обратиться уже к префекту лагеря. Даже если бы и он не отпустил нас...

– Отпустил бы, – хмыкнул я, – Но, допустим, упёрся и он – ну, не понравились ему ваши рожи, и всё тут. Бывает же у людей плохое настроение? Что тогда?

– Тогда попросили бы отпустить любого из наших ребят. Кого-нибудь уж точно отпустили бы, мы бы дали нашему гонцу вот это послание Фильтаты, я дал бы ещё свой личный перстень, да и царёныш, думаю, не отказал бы ради такого дела в своём. А с ними гонца впустили бы в тот же день хоть к дяде Хренио, хоть к дяде Велтуру, хоть к царю.

– Слыхала, Фильтата? – я снова обернулся к ней, – Вот так это и делается, когда есть блат. Ладно бы не было, но ведь он же есть. Понятно, что не любят и не уважают тех, кто пользуется им по любому пустяку, но в вашем случае на это можно было и наплевать, и никто бы вас за это не осудил. Теперь-то, конечно, что сделано, то сделано, но учитывай на будущее, а как ребёнок родится и подрастёт, так по уму действовать учите, а не так, как сами тут отчебучили. Ладно, рассказывайте уж, чего отчебучивали дальше.

– Ну, пообжимались мы там немного, чтобы вернуть моему герою способность мудро и трезво соображать, – хихикнула та, – Рассказала я ему, во что мы тут вляпались – ты думаешь, досточтимый, легко было удержать его, когда он вознамерился мечом этого Гискона в мелкий паштет покрошить?

– Так уж прямо и покрошить! – ухмыльнулся Кайсар, – Ни крошить в паштет я его не собирался, ни потрошить. Даже кастрировать, пожалуй, не стал бы. Но вот побрить ему кое-что остриём меча, чтобы просёк всю серьёзность момента, я был вполне способен. Времени же соображать – просто нет. И спалить нас могли в любой момент, и Доркаду же одну на улице надолго оставлять не годилось. Ну, тупанул я, конечно, и насчёт блата – да просто в башку не пришло. Что идея послужить этому пеньку яйцебреем была дурацкой, Фильтата меня убедила. Была мысль вместе с ней через окно смыться, но сообразили, что её-то я вниз спущу тихо, а вот самому спускаться – это же к столику или к кушетке надо верёвку вязать, и они так по полу заскрипят и так об стену стукнут, что тихо не получится. Ну и как тут смыться незаметно, когда спалены, и погоня на хвосте? В такой ситуации не помог бы, наверное, и почтенный Хул, даже если бы мы до него и добежали.

– Помог бы и в этой, хоть и было бы труднее. Хуже было бы, если бы кто-то из вас шлёпнулся с высоты.

– Ну, и это тоже, конечно. В общем, горячку мы поэтому решили не пороть, а воспользоваться праздником Астарты. Хоть "святейшая" Телкиза и отменила давно уже обязательность старого обычая, но фанатки-то всё равно находятся.

– Пара-тройка фанаток и добрый десяток любительниц этого дела, – уточнила Фильтата, – Все это прекрасно понимают, а репутация легкомысленной шалуньи удачному замужеству не способствует, так что обычно девчонки в тот сад и не идут, а сразу идут к храму и жертвуют монету из кошелька. Но можно ведь и по-старому её заработать.

– Ценой соответствующей репутации?

– Да, досточтимый, ценой вот этой самой репутации. Но если сама девчонка её не боится, то запретить ей пойти в храмовый сад и исполнить старый обычай тоже никто не может. Как же запретишь то, что у наших предков считалось священной традицией? А нам с Кайсаром в этой ситуации именно это и требовалось. Будет весь наш старый город судачить на следующий день о том, что я послужила Астарте не с тем женихом, которого мне навязывают – тем лучше. Мне как раз именно этот "не тот" и нужен, а чем сильнее я буду "испорчена" в глазах "того" жениха, тем вероятнее, что он отступится от меня и сам. Зачем ему такая невеста, брак с которой только опозорил бы его? А Кайсару что? Он-то ведь как раз получил бы от меня то, что положено жениху от добропорядочной невесты, так что с ним у нас – совсем другое дело. Как и раньше, когда через сад проходили все...

Как я упоминал уже не раз, это специфическая проблема у фиников, если те всё ещё привержены старинному обычаю, как это и бывает характерно для захолустья. Ладно бы в своей стране жили, где и всё окрестное население тоже финикийское и с такими же обычаями, но когда народ вокруг живёт совсем другой, и по его понятиям то, что у самих фиников в обычае, позором считается, то игра получается в одни ворота и совсем не в те, в которые финикам хотелось бы. Естественно, им это не по вкусу, и они ищут способы и Астарту небрежением не прогневить, и в ущербе от своего благочестия не оказаться, и как правило, если до полной замены служения натурой простым денежным пожертвованием не дозрели, то половинчатая мера применяется – всё нормально и все довольны, особенно жених, если невеста с его помощью Астарту почтила, а не расточила своё благочестие на сторону. Так обычно и договариваются заранее, и тщательно подготавливают "случайное совпадение", дабы накладки какой досадной не вышло. Но не всем везёт, и накладки тоже случаются – особенно, когда невеста против такой накладки ничего не имеет. А традиция ведь уже сформирована, и круто её тоже ведь не реформируешь – ввести-то новую форму её соблюдения можно, как это в конце концов и делается, но ведь старую-то официально запретить при этом нельзя, так что лазейка для желающих воспользоваться ей – остаётся.

– Ну, мы на этом и порешили, – продолжил Кайсар, – Предполагалось же, что в храмовом дворе она сразу же в сам храм направится, заранее приготовленную монету там Астарте пожертвует, да и выйдет обратно через ворота, где её и ждут и родоки, и жених. В сад свернуть, если ей это вдруг вздумается уже на территории храмового двора, ей никто ни запретить не может, ни помешать. Если я в нужный момент на месте, то и дело у нас на мази. Договорились мы об этом, обо всём условились, ну и мне ведь задерживаться у неё надолго нельзя – и спалить нас могут, и Доркада на улице ждёт, и в лагерь же не позднее обеда успеть вернуться надо. Успеть-то я успел, и всё бы обошлось, если бы не Слепень с его несвоевременной бдительностью. Не повезло! И сам влип, и ребят подставил...

– Ну, нам-то с Мато за пособничество ему Кербер по трое суток дал, а ему ведь самому все пять, – пояснил Волний, – Хвала богам, хотя бы вызвал нас к себе перед этим и разобрался. Он же хотел вообще неделю Кайсару дать, но мы объяснили ему ситуёвину, и двое суток он заменил ему поркой витисами. Так и объявил перед строем, но экзекуцию проводить Слепню поручил, а у самого дела какие-то срочные вдруг нашлись. А Слепень – ну, это потом-то до нас дошло, что Кербер именно так ему втихаря и велел, а тогда-то мы все просто в отпаде были, – и все трое рассмеялись, вспомнив детали.

– Секли-то меня добротно, с неподдельным служебным рвением, даже витисы пару раз сменили! – Кайсар едва сдерживал смех, – Но как секли? Слепень же, как были мы в полном снаряжении, так меня под витисы и выставил – в кольчуге и подкольчужной тунике. А сечь меня кому приказал? Нашим же девкам! А какие там у них силёнки?

– Ну, у Каллирои-то откуда только нашлись! – заметил Мато, – Да ещё и так и норовила по шее заехать или по рукам, пока Слепень не спалил её на этом и не отстранил.

– Всё никак не успокоится? – я припомнил потуги бывшей "гречанки" завлечь Кайсара ещё с поздней осени, когда предпочтение им финикиянки казалось ещё не столь окончательным и бесповоротным.

– Так, Фильтата, заткни-ка ухи, ты сейчас ничего не слышишь, – скомандовал он супружнице, – Так-то Каллироя – девка ведь отличная, и если бы не моя, то я бы её выбрал с удовольствием. Ну, ещё дулась, конечно, хоть и держала себя в руках, но тут-то ведь для неё не в том было дело, что я в самоход слинял, а в том, к кому слинял. Я ж разве виноват, что Фильтата мне ещё со школы приглянулась? Всё, раскрывай ухи.

– Ну, сдали мы после этого оружие и снаряжение, и засадили нас всех троих в кутузку, – продолжил мой наследник, – Побывали, конечно, и говночистами, и грузчиками – кем только не были, но по сравнению с полевыми занятиями – где-то оно примерно так же выходило. Неприятно, но терпимо, а по срокам нас всё устраивало – нам с Мато уже на чётвёртый день выходить, Кайсару – на шестой, как раз накануне праздника Астарты, так что никаких проблем не намечалось. Были в принципе опасения, что Кербер в увал нас не отпустить может, но на второй день отсидки до меня уже дошло, что и блат в случае чего ради такого дела задействовать не стыдно, и царёныш тоже поддержать обещал. И тут на третий день – мы с Мато как раз двое суток отсидели из трёх – выстраивают на плацу всех наших, выводят нас, ставят перед строем, а префект лагеря песочит нас в хвост и в гриву, потом объявляет, что наказание нам двоим считает справедливым, но за то, что не просто так, а выручали товарища, оставшиеся третьи сутки он нам прощает. Ну и велел встать в строй. Мы уже надеяться начали, что он и Кайсару хотя бы сутки скостит, иначе зачем бы и его вывели, и тут он вдруг как наедет на него! Мало того, ни дня не скостил, так от себя ещё пять суток сверху ему добавил! Кербер со Слепнем – и те опешили, но что они-то тут сделать могли? Только руками развести. О нас – и говорить нечего...

– А и Б сидели на губе, А упала, Б пропала, кто остался на губе? – схохмил я.

– То-то и оно, досточтимый, – хмыкнул Кайсар, – Их-то выпустили, и за них-то я, конечно, был рад, из-за меня же вляпались, но сам-то я по уши в той самой субстанции из отхожего места, а весь наш с Фильтатой хитрый план накрывается одним местом. Да ещё и не ейным, кстати говоря.

– Это накрывался он не моим, а страдать как раз моему одному месту пришлось бы, между прочим! – съязвила финикиянка, – И вы мне, кстати, об этом не рассказывали!

– Ну так а чего тебя было зря напрягать? Образовалось же всё.

– А если бы не образовалось? После-то – понятно, и благодарю за пощаду моих нервов, но вообще – предупреждать же надо! Может, я бы и сама что-нибудь придумала!

– Да было же ещё время, и было кому думать, – урезонил её Волний, – Сперва мы впряглись за Кайсара, но когда выяснилось, в какой ты заднице, так ты и сама для нас тоже, кстати говоря, не чужая. Думали даже не всем классом, а вообще всей центурией – и ускоренный поток тоже и мозговал вместе с нами, и поддерживал.

– И не только наши, кстати, – добавил Кайсар, – В конце концов ещё и солдаты охраны подключились. Я, значит, сижу, наши ребята, как высвободятся, так ко мне, планы один за другим обсуждаем, а охрана же слышит, и бойцы же все знакомые, с которыми у нас то и дело тренировочные бои, так что все давно уже друг друга знаем. Сначала они ухи затыкали и отворачивались – типа, не видим вас и не слышим, потом критиковывать начали наши соображения, а затем уж и советовать принялись. Как-то раз даже центурион ихний нас всех за этим делом спалил, мы все в ступоре, так он бойцам своим ни единого слова не сказал, нам раскритиковал весь наш очередной план, подсказал, как бы он сам на нашем месте действовал, развернулся, заткнул ухи и пошёл прочь. Но самое смешное не это было, а под самый конец, когда уже и до плана моего побега дообсуждались. Сами же бойцы нам и сказали, что если наших будет больше, чем по трое на одного, им слить нам не стыдно будет, да и влетит им не сильно. Ну, при условии, конечно, что наши их свяжут покрепче и следов их героической борьбы изобразят побольше...

– Охренели, что ли? – я и так особой куртуазностью манер по жизни не блещу, а тут ещё такое, что хоть стой, хоть падай, – Млять, да вам там делать, что ли, было больше нехрен? То, что вы при необходимости можете и сорвиголовами побыть, это молодцы, для того мы и учим вас таким вещам, но с ума-то при этом сходить нахрена?

– Ну папа, это же не о настоящей заварухе речь была. Не настолько мы по фазе сдвинутые, чтобы со своими всерьёз воевать. Да и сделали бы они нас тогда, конечно, как и в тренировочных боях нас делали. Но тут, в том-то и дело, что они нам поддаться были согласны и намекали на это, прозрачнее некуда. Ну, если совсем уж нас припрёт так, что лучшего выхода не окажется. Речь же о самом крайнем случае была, и все всё понимали. И начинали мы, конечно, не с этого.

– А с чего вы начинали?

– Ну, когда префект Кайсару этот добавочный срок влепил, первым делом мы с царёнышем попросили его отложить это добавочное наказание. Когда он упёрся, хотя и дал нам понять, что причина ему известна, мы вызвались отсидеть за Кайсара не пять, а шесть суток – три мне, три Миликону, как раз все вместе и вышли бы накануне праздника. Он, когда это дело услыхал, смеялся так, что даже не отругал нас, тут остальные ребята к нам присоединились, за ними и девки. Даже Каллироя тоже подошла и стояла вместе со всеми, изображала поддержку, хоть и шипела себе под нос такое, что и у меня уши вяли.

– У тебя? – в этом плане мой наследник весь в меня и матерщинник в некоторых случаях в своей среде тоже ещё тот, – Это что-то новенькое!

– Ну папа, ну ладно мы, мужики, но девка же, да ещё и бывшая "гречанка".

– Ладно, ты не про девок, а про дела ваши рассказывай.

– Ну, префект велел нам заканчивать этот дурацкий балаган и вернуться в строй. Потом они о чём-то с Кербером и Слепнем говорили, смеялись, но своего решения он так и не переменил. После построения мы с ребятами это дело обсудили, и я написал письмо дяде Велтуру. Отнёс его префекту, он принял, не ругался, обещал переправить сразу же и позаботиться, чтобы оно не попало в приёмной в долгую очередь, но обломил меня, когда я попытался отмазать Кайсара. Ну, я и не рассчитывал, конечно, но мало ли? Надежды все были, конечно, на письмо, а вариант с побегом мы начали обсуждать только за два дня до праздника Астарты, когда не дождались никаких результатов. Мы же просто не знали уже, что и думать. Чтобы префект слово не держал – такого никогда не было, все солдаты нам говорили, что мужик он порядочный. Да он и меня самого был согласен в увал отпустить с этим письмом, даже коня давал, чтобы быстрее, так что тут без обмана. Об этом просить я его уже не стал, а попробовал вот как раз за Кайсара попросить. Ну, была ещё надежда. Потом – да, начали уже и нервничать...

– И вы думали, вам бы кто-то позволил вашу диверсию устроить? Вы спалились наверняка не один раз, и вас бы скрутили ещё загодя. Сам же про учебные бои вспомнил. Сорвиголовы, млять, доморощенные!

– Ну, обычных армейских легионеров мы бы сделали, если что, – буркнул Мато.

– Попробовали бы вы только ещё и деревенских увальней не сделать после всех ваших тренировок с отборнейшими наёмниками! – хмыкнул я, – Да и разве об этом речь? С письмом вот странная история. Неужто Велтур его не получил?

– Получил и ознакомился в тот же самый день, Максим, – усмехнулась Велия, – Но к письму Волния было приложено ещё и письмо самого префекта, в котором он писал, что обо всём знает и ребят отпустит вовремя, просто повоспитывать их немножко хочет.

– А заодно и понаблюдать, чего они ещё способны сдуру отчебучить? – я начал въезжать в ситуёвину.

– Велтур позвонил мне сразу же, рассказал об этом деле и просил понапрасну не волноваться и ни во что не вмешиваться – все, кто нужен, задействованы. Вечером ещё Хренио позвонил и сказал, что он обо всём в курсе и тоже держит под контролем. К нему и Аглея заходила, которой её девчонки рассказать догадались, так что он и Фильтату был готов подстраховать, если бы что-то пошло не так. Но конечно, хотели и понаблюдать за самодеятельностью ребят. Потом и Велтур ему, конечно, позвонил, но у Хренио уже было и отдельное письмо от префекта лагеря, и он уже работал над вопросом...

– Ясно. А вы – рассказывайте дальше, что ещё отчебучили.

– Ну, нам же никто не доложил, что вокруг нас тут уже такие силы действуют, так что мы рассчитывали только на себя, – ответил Волний, – В принципе был у нас ещё один резервный план – если Кербер отпускает нас в увал, то идём мы с Мато, царёныш и парни дяди Хренио, если не отпускает – срываемся в том же составе в самоход. Мы ещё одно письмо с царёнышем написали, уже для дяди Хренио, его парни с этим письмом и с нашими перстнями прямо к нему чешут и на все его вопросы ему отвечают, а мы втроём – первым делом к "гречанкам", там есть одна девчонка, на Фильтату похожая, если издали, то и спутать их можно, берём её с собой и сразу в сад храма Астарты, перехватываем там Фильтату и уводим оттуда по возможности как можно тише и незаметнее.

– Прямо втроём? – мы рассмеялись, представив себе подобную картину маслом с учётом места и времени – ага, сразу три солдафона подкатываются к одной девке прямо на празднике Астарты, после чего уводят её куда-то не иначе, как для групповухи во славу блудливой финикийской богини, гы-гы!

– Не втроём, конечно. Я имитирую подкат к ней, объясняю расклад, царёныш и Мато с "гречанкой" чуть поодаль, но в поле зрения и заслоняют нас от лишних глаз. Всех нас она прекрасно знает, так что должна въехать. Мы с ней имитируем сговор по обычаю и ритуальный бросок монеты ей в подол на случай, если нас кто-то видит, ну и уходим как бы для этого дела в беседку за кустики, и кто там будет смотреть, куда мы с ней за этими кустиками на самом деле пошли? Не то место и не тот день – всем ведь другие интересны, к которым ещё есть шанс подкатиться самим. Она кутается в мой плащ, чтобы поменьше отсвечивать, ребята так же укутывают "гречанку", мы с Фильтатой за кустами движемся параллельно аллее сада к выходу и возле него ныкаемся до поры, до времени, а они идут к храму, ребята возле него углубляются в сад, через забор выбираются в город и открыто к воротам храма идут, а она так же открыто идёт в храм, жертвует там Астарте положенный ей кайсаровский шекель гадесской чеканки и тихонько говорит жрице, от чьего имени эта жертва на самом деле. Потом она так же открыто выходит из храма через ворота, ребята её там встречают и спокойно уходят с ней вдоль забора сада к нашему выходу, там один из них показывается нам, и мы следуем за ними...

– А этот крюк в храм зачем? Всё равно же вы Фильтату по сути дела похищаете, и скандал потом неизбежен хоть так, хоть эдак, так быстрее смылись – меньше палева.

– Так папа, легче же потом скандал уладить, если все традиции соблюдены. Мы же не святотатцы, чтобы Астарту положенной ей жертвы лишать, а всё остальное – уже не так скандально и гораздо простительнее.

– Потом бы монету эту несчастную пожертвовали. Праздник же три дня длится, и никто этого официально не отменял, и жертва в последний день – тоже ещё не поздно.

– Так хотелось же и в мелочах всё обставить в лучшем виде. То, что сам процесс откладывается – на это у Кайсара причина уважительная, – мы все рассмеялись, – Выйдет – не заржавеет за ним и этот должок, но самое главное и самое святое Астарта получила бы не только в срок, но и в первый же его день.

– Мало того, что сорвиголовы, так ещё и позёры! Но – достаточно сумасбродно, чтобы сработать, – признал я, отсмеявшись, – "Гречанка" вам для этого была нужна?

– Не только. Смысл был в том, чтобы Фильтату "раздвоить" и полегче замести следы. Я с одной одним переулком иду, ребята с другой – другим переулком параллельно нам, заодно и подстраховывают нас, мы выходим в наш город и переулками к рыночной площади, там ввинчиваемся в толпу и сбрасываем "хвосты", если прицепились...

– Так, погоди-ка, – остановил я его, – Уж больно лихо вы так этот финикийский старый город миновать намылились. Там-то ведь Фильтату знают и с вашей "гречанкой" её вряд ли спутают. Кого бы вы там этим обманули?

– Там мы просто сбили бы с толку случайных свидетелей. Одни одно говорили бы, другие – другое, и поди разберись, кто прав, а кто ошибается. Главный финт ушами – уже в нашей части города. На нашем рынке мы махнулись бы в толпе девками, и кто бы обратил на это внимание? Фильтату ребята отвели бы под видом "гречанки" в их школу, провели бы через неё и задними дворами – сдаваться к дяде Хренио. И в идеале, если он ничего ещё лучшего не подскажет, заныкать девку от всех лишних глаз у него в кутузке. Там-то кто её догадался бы искать?

– Один, значит, в одной кутузке сидит, а другая в это время в другой кутузке его дожидается? – подытожил я эту картину маслом, – Так этот за дело сидит, а эта за что?

– Не виноватая я! Выпустите меня отседова! – дурашливо пропищала Фильтата, поддерживая шутку.

– Но – согласен, самое последнее место, где искать додумались бы, – признал я самоочевидное, – Я уже бояться начал, что ничего от вас не услышу кроме сумасбродств, но на какие-то дельные мысли вы, хвала богам, всё-таки способны. Ну а если бы Хренио вдруг не нашёл для неё сходу подходящей камеры? Это – вряд ли, конечно, ну а вдруг?

– Тогда я сбегал бы к дяде Курию в деревню и попросил бы его спрятать девку хотя бы на пару ближайших дней. Без тебя, папа, конечно, очень неловко было бы, твой же всё-таки клиент, а не мой, но деваться-то куда? Думаю, дядя Курий не отказал бы...

– Нормально. В моё отсутствие старший мужик в доме – ты, а раз уже служишь и носишь оружие, то значит, вправе и замещать меня, и дядя Курий эти вещи понимает. И соображаешь, и даже маловероятную накладку предусмотрел, молодец. Вот для подобных случаев как раз и нужны обязанные твоей семье и готовые услужить ей клиенты. Чему-то, полезному в этой жизни, я тебя, значит, всё-таки научил. Ладно, ребята, значит, Фильтату в кутузку сажают, чтоб знала, как от родителей и от навязываемого ими жениха сбегать, – все рассмеялись, – А ты с "гречанкой", на которую её на рынке им сменял, чем в это время занят? За какие части тела ты её лапаешь, можешь не рассказывать.

– Ну, некоторое время мы с ней именно этим и заняты – ага, исключительно для правдоподобия, и пусть будет стыдно всякому, кто подумает иное, – молодняк рассмеялся, – До того момента, как вернувшиеся ребята просигналят о выполнении главной задачи. И если порядок, то есть одной лошади уже легко, мы ведём девку к нам домой и ни за какую Фильтату уже её не выдаём, она у нас теперь саму себя изображает. Приводим её к нам, я маме втихаря ситуацию объясняю, а все домашние, что положено им видеть, то и видят. У нас сидим некоторое время, чтобы прохожие на улице смениться успели, выходим с ней из дому и спокойно провожаем её обратно к "гречанкам". Доищутся до этого – и пускай, нас это устраивает. Приводил я домой девчонку, подходящую под описание пропавшей? Приводил, это и на улице люди видели, и домашние подтвердят, и я сам отпираться разве стану? А что тут такого? Провожали мы похожую девчонку к "гречанкам"? Провожали, мы же разве отпираемся? И люди видели, и сами "гречанки" свою неужто не опознают? Вот она, девчонка видная, симпатичная, всё при ней, нам-то что еще в законном увале или в незаконном самоходе нужно? Ах, не ваша? Ну, извините, по вашему описанию она у нас самая похожая, другие похожи меньше. Их смотреть будете или как?

– Больше, чем сейчас, я смеялся только тогда, когда мы с ребятами этот их план обсуждали, – признался Кайсар, – И обиднее всего было то, что они действовать будут, а я – в клетке этой дурацкой сидеть. И ни в своём плане не поучаствую, который был бы для меня приятнее, ни даже в ихнем, который, если от моей заинтересованности отрешиться, то даже и веселее, и интереснее.

– Ты даже и от заинтересованности своей отрешиться способен? – съязвила его супружница, – И трёх месяцев ещё не женаты, а ты – уже? Боги, за кого я замуж вышла!

– Вот именно этим, женщина, мы и отличаемся от вас. Ну, кроме того, о чём ты подумала, и пусть тебе будет за это стыдно, – он легонько щёлкнул её по носу, – Накладки возможные обсуждали, замены на случай, если кто-то вдруг не сможет. Караул от наших, хвала богам, сменялся раньше.

– Ваших бы и не назначил никто в наряд в праздник Астарты, – хмыкнул я, – Ну, если только персонально кого из провинившихся, как и с солдатами в таких случаях.

– Нам-то, досточтимый, никто об этом не доложил, так что были у нас опасения, – пояснил Мато, – Ну, в том, что царёныша и Волния отпустят, сомнений не было, а вот по поводу остальных ручаться было нельзя. Поэтому намечали и возможные замены. Лучше же так, чем палево с самоходом. Меня, если что, можно было кем-то заменить, кого-то из парней почтенного Хула тоже. На крайняк пару человек можно было и девками заменить, лишь бы из класса все были. Вызывались наши и из ускоренного потока, но тут же нужны были те, кого Фильтата хорошо знает, чтобы не пугалась смены плана.

– Самый гнилой вариант получался, если из парней дяди Хренио не отпустят ни одного, и этого мы больше всего боялись, – добавил мой наследник, – Кого тогда посылать к нему с уверенностью, что и пропустят сразу, и он примет, и охотнее выслушает? Вот это был самый слабый момент, и самое интересное, что выход на такой случай Каллироя нам подсказала. И вообще в случае нехватки людей, и по ключевым участникам, если что, то в школу нагрянуть и школоту в помощь припахать. Артар же в седьмом классе, и что он, в помощи бы нам отказал? А дядя Хренио что, не принял и не выслушал бы родного сына?

– Я аж удивился, когда именно она и посоветовала дельный вариант, – признал Кайсар, – От кого угодно ожидал, но уж точно не от неё.

– Выходит, если бы дело пошло по этому плану, и её совет пригодился бы, то я ей должна была бы быть благодарной? – ахнула финикиянка.

– Да, и прежде всех, даже меня – именно ты. Она мне так и сказала, что мне она помогать не стала бы – за то, что я и такой, и сякой, и эдакий, как и всё мои предки в трёх последних поколениях, но это я такой, и нет мне прощения, а тебя-то всё равно выручать надо из этой ямы с вонючей и тягучей субстанцией...

– Вот этот ваш план был, кстати, хоть и тоже не идеал, но в целом уже дельный, – заценил я, – Ведь можете же и головой думать, когда захотите? Ну так и зачем вам тогда было ещё какие-то диверсии идиотские придумывать с нападением на охрану губы?

– Да мы это и сами под конец сообразили, папа, – ухмыльнулся Волний, – Даже не потому, что не сдюжили бы, нам ведь мужики готовы были поддаться, а просто глупо это. Это же был бы такой залёт, что никто бы нас от него потом не отмазал.

– Ну, отмазали бы. Но после этого и повоспитывали бы вас так, что никому из вас мало не показалось бы. Молодцы хоть, что одумались вовремя.

– Да мы ведь ещё и в караул как раз заступали и радовались уже тому, что хоть не в праздник, и после наряда в увалах обычно не отказывают. Так и вышло. Оттащили мы службу, сменились, построил нас Кербер, мы ждём зачитывания его списка на увал, и тут вдруг Слепень приводит с губы Кайсара, а Кербер объявляет, что пять суток от префекта лагеря истекли, а свои он откладывает и даёт ему перерыв в отсидке. Зачитывает список на увал, и Кайсар в нём под первым номером. Ну и мы, конечно, тоже все...

– Только они-то после караула, а я же – после губы! И зарос, и обовшел, и грязи на полпальца – говнюк говнюком! Тут и в бане-то перед оливковым мылом песком сперва отскрестись надо, да и стираться – не так, как им! – пожаловался Кайсар на тяжкую долю губаря, – Ну, помогли, конечно, но всё равно провозился до самого вечера.

– А я, значит, жду себе спокойно дня праздника и мысленно репетирую, как мы с Кайсаром по нашему с ним плану действуем, – продолжила Фильтата, – Ну, волновалась, конечно, и немного побаивалась. Знала давно уж, что от этого не умирают, и все через это проходят, и некоторым даже в первый раз нравится, но всё равно же страшновато, сами же всё понимаете! – мы рассмеялись, – Но чтобы все наши планы вот на таком волоске висели – хвала Астарте, что даже и не подозревала! С ума сошла бы, наверное, если бы знала!

– Ну так поэтому тебя всем этим и не тревожили, – напомнил ей супружник.

– Ну, и не на волоске, как я понимаю, – добавил я, – И знали о ваших проблемах прекрасно, с вашим-то палевом постоянным, и подстраховали бы вас, если что. Просто не натягивали вожжи без нужды, чтобы дать ребятам и самостоятельность проявить. И через нервы, конечно, но как ещё-то реальной жизни вас учить, когда все проблемы вам самим решать придётся, и нас рядом не будет?

– Спасибо за науку! – съязвила финикиянка, – Ну и вот, наступает это последнее утро, в которое я просыпаюсь ещё девочкой, за завтраком Гискон этот уже у нас, несёт тут мне свою ахинею о планах нашей счастливой семейной жизни, а меня только усвоенные с детства понятия о приличиях удерживают от того, чтобы рассказать и пальцем показать, куда он себе эти свои планы засунуть может и на какую глубину. Я ведь и на неделе уже родителей подготавливала к тому, чтобы с ума от моего фортеля не сошли. И намекала им так, что прозрачнее уже просто некуда, что не в восторге я от него и совсем иначе счастье своё себе представляю, пару раз даже какое-то подобие истерики изобразила – не знаю уж, насколько натурально это вышло, но как научили в своё время на всякий случай знакомые "гречанки", так и изобразила. Да и знали же они, конечно, о Кайсаре. И наслышаны были, и видели, и справки о нём, естественно, тоже навели.

– А что они, кстати, против него имели? – поинтересовался я.

– Ну неправильный я для них, неправильный, – отозвался тот.

– Да собственно, как к человеку-то претензий к нему не было никаких. Отец мне сам так и сказал, что парень он нормальный, порядочный, нищебродом не будет, друзья у него достойные, с такими и в неудачниках не закиснет. То, что не из наших фиников – это значение для него имело, но тоже не решающее. Он так сказал – за другого кого из наших ребят он бы меня отдал, за некоторых с большим удовольствием отдал бы – ну, я пальцем тыкать и называть их при сидящем рядом муже не буду, но вы же и сами всё понимаете – в общем, и не выбрал бы он для меня, говорит, этого Гискона, если бы мой собственный выбор был достойным, но не за бывшего же раба! Ну, знаете же все эти заклинания – ой, да где же это такое видано, да что же соседи скажут, да что же люди подумают, да мы же семья приличная, да ты же и девочка порядочная, и красавица, и лучшей партии достойна, и вообще, да кто же тебя такую замуж возьмёт! Ну, это-то, конечно, уже не отец сказал, а мама, когда я оплеуху этому Гискону отвесила и первую истерику закатила, – пояснила она, дав нам отсмеяться, – Не муж ещё, чтобы лапать, и какие ко мне претензии, если уж я порядочной девочкой считаюсь? Ещё недоволен! Радовался бы лучше, что я рогатку свою не достала и не устроила на него охоту по всему дому!

– А может, следовало бы? – прикололся Мато, – Тогда точно отстал бы от тебя.

– Может и следовало бы, и мысль была, да только и позорить родителей на весь старый город не хотелось. И их же понимала. По их-то понятием не худшего жениха они мне навязывали, а лучшего, какого только найти могли. Соседская-то девка в восторге от него была – надеюсь, сладится у них. Так-то парень неплохой, и замашки эти обезьяньи – скорее пыжился, чем натура, и учился бы с нами – возможно, вышел бы толк. Но для меня после нашей-то школы – пенёк пеньком. В общем, трубу на него напялила, а эту выходку с рогаткой на самый крайний только случай решила приберечь, если даже после нашего с Кайсаром фортеля вдруг от меня не отступится. Вряд ли, конечно, такое оскорбление кто же проглотит, но ведь попадаются же иногда и такие упрямцы. Жаль, не послушала тогда наших ребят и девок и не устроила отцу бунт, когда он в лагерь мне поступать запретил. Ведь хотела же! Знаю, что очень тяжело, но мне кажется, справилась бы.

– Да, тебя очень жаль было терять, – признал я, – Была бы уж точно не худшей.

– Досточтимый, а нельзя ли и мне как-нибудь с нашими? Ну, теперь тренировки – это уже не с моим пузом, конечно, но хотя бы на теорию, чтобы табуреткой совсем уж не оставаться. Может, как-нибудь можно?

– Что скажешь, Кайсар, как глава семьи?

– Ну, хорошо бы, конечно, досточтимый. Я и сам подтянул бы, и наши помогли бы, но вместе со всеми – это же гораздо ловчее. Прослушает лекции – и нам легче будет её подтягивать. Так что если можно, то хорошо бы.

– Тогда, раз такие дела, то не можно, а нужно. Подумаем и над этим...

– После завтрака я, конечно, тянула время, как только могла, чтобы Кайсар уж точно к моему появлению в саду был, – продолжала Фильтата, – Не хватало тут ещё только накладок! Спрос ведь теперь после этой реформы гораздо больше предложения. Наверное, никогда я ещё не была такой капризной при выборе платья. Но и до бесконечности тянуть тоже ведь не будешь. В конце концов пошли мы к храму, входим в ворота, и Гискон этот шекель свой гадесский мне протягивает – так хотелось сказать ему, куда он себе засунуть его может! Но ведь не скажешь же! Взяла молча, пошла. Пришлось момент ловить, чтобы за спинами других к саду прошмыгнуть – хотелось время выиграть, чтобы хватились меня не сразу. Прошмыгнула, бегу туда – думаете, легко с длинным подолом? Его же у всех на глазах не задерёшь! Выбежала на аллею сада, иду по ней, высматриваю Кайсара, а его не видно нигде, зато два балбеса, сынки наших самых уважаемых – тут как тут! И ко мне их несёт, а они же привыкли, что им можно всё. Стража-то храмовая ходит, но вот станет ли она вмешиваться, если эти два хотя бы видимость соблюдения обычая изобразят?

– Нас в воротах в сад охрана остановила, – пояснил мой наследник, – Спросили, точно ли мы в увале, а не в самоходе. Не их собачье дело, но пререкаться – только время зря терять, драться с ними – тем более, тогда уж точно нас не впустят, железный повод, а нам разве это нужно? Показали им наши увольнительные, а они – "моя твоя не понимай". Ну, типа, не умеем читать по-турдетански. И не придерёшься же, храм ведь финикийский, стража – финики, турдетанской грамотой могут не владеть. По рожам видно, что валяют дурака, но ведь не докажешь же, и понятно же, что на ссору провоцируют...

– Я в самом деле чуть в драку не полез! – признался Кайсар, – Ребята удержали.

– Знали бы заранее, так махнули бы тогда через забор, хоть и тоже рискованно, – добавил Мато, – Хвала богам, проходил патруль нашей городской стражи, я к ним, зову помочь разобраться, а они смеются – типа, вы и сами круче вкрутую сваренных яиц. Ну, я нашим крикнул, на патрульных им показываю, они сообразили, Волний с царёнышем тут же к нам, ну и им-то менты, конечно, не отказали. Подошли, зачитали вслух наши ксивы, потом на финикийский перевели для особо непонятливых – ну, финикам деваться некуда. Но с такой неохотой они нас в храмовый сад пропускали! Можно подумать, мы их родных дочурок по кругу пускать идём!

– Кайсар с ребятами в воротах показались, я кричу им, подпрыгиваю, машу им руками, Волний Кайсара в мою сторону разворачивает, бегут ко мне, но эти два обалдуя гораздо ближе, и один ухмыляется и монету достаёт – этого мне только ещё не хватало! Я по трубе на каждого, они шаги замедлили, но тут ещё два хмыря каких-то непонятных из кустов выныривают и тоже в мою сторону сворачивают! А наши же далеко ещё! И голос пенька этого, Гискон который, меня зовёт – ага, хватились меня и догадались! Ну вот его мне тут ещё прямо не хватало для полного счастья! Я вся на нервах, и тут вдруг что-то как стукнет меня по ляжке, да больно ещё! И Кайсар орёт, под ноги мне пальцем тычет, я не пойму, в чём дело, Волний рогатку над головой мне показывает, Кайсар в себя пальцем тычет и снова мне под ноги, а один из этих хмырей непонятных кричит мне, что монета у меня под ногами. Ну, тут до меня только и дошло, что Волний меня из рогатки монетой кайсаровской подстрелил! Подбираю её, скамейку тут искать некогда, плюхаюсь прямо на аллею пятой точкой, натягиваю подол и водружаю на него монету! Хвала Астарте!

– Понятно уже, что стрелять надо, – пояснил Волний, – А у Кайсара его рогатки не оказалось, я свою ему протягиваю, а он в меня пальцем тычет и шекель свой мне суёт. Ну, оно и правильно – я-то из своей попаду надёжнее, чем он из чужой. Метил я, конечно, в середину её подола, но тут она повернулась, а я-то уже шмальнул...

– Я же свою пацанёнку тому давеча подарил, а новую когда мне было делать и пристреливать? – хмыкнул Кайсар, – На губе же всё время просидел, а вышел – и помывка, и постирушки до самого вечера. А из чужой – ну, попал бы я выше, чем надо, и зашиб бы собственную невесту. Пусть уж лучше Волний из своей – если и мазанёт, то не настолько.

– Ваше счастье, что я свою не прихватила! – хихикнула виновница торжества, – Больно же было, между прочим! Я-то, конечно, ожидала боли и готовилась её вытерпеть, но ведь не эту же! – мы все рассмеялись.

– Мы тут подбегаем, эти два приблатнённых оборачиваются, а мы же на взводе, а они в дурь прут, и мы хотели сразу морды им набить, – продолжил Мато, – Тут эти двое других этих двух от нас отпихивают, а нам дорогу заступают, мы уже и им хотели торцы отрихтовать, а они нам говорят – стоп ребята, нас-то за что? Ухмыляются и жетоны нам на тыльных сторонах плащей показывают. Ну, посмеялись, тут и те двое царёныша среди нас опознали и сразу стушевались. Ну, и нам ведь тоже лишний скандал не нужен...

– Мы с Кайсаром обжимаемся, он уже не соображает, чего творит, того и гляди, прямо на аллее меня разложит тут на глазах у всех...

– Ну, не преувеличивай! Не прямо на аллее! Ну не оказалось же рядом беседки, да ещё кусты эти дурацкие!

– Хорошо хоть, не колючие! Две были рядом, обе свободны, к обеим тропинки, а тебя сквозь кусты между ними несёт! Не той боли я утром боялась, которой надо было...

– Они там, значит, делом заняты, и судя по звукам, до беседки не дотерпели, а прямо на траве за кустами, – продолжал мой наследник, – Ну, нам без разницы, главное – все препятствия преодолены, и задача выполнена. Точнее – выполняется. Агенты дяди Хренио рассказывают нам, как Фильтату пасли и подстраховывали, мы им – как ворота с храмовой стражей преодолевали, они это дело тоже взяли на заметку, кто там задержать нас велел, а каким манером мы шекель кайсаровский ей перекинули, они и сами видели, и им это очень понравилось. Пришлось нам с царёнышем свои рогатки им подарить. Оба на память мою рогатку хотели, в деле побывавшую, даже жребий тянули, кому из них она достанется, а Миликон свою проигравшему подарил, чтобы и ему тоже обидно не было.

– У вас хоть резина-то на новые ещё осталась? – прикололся я.

– По нулям, папа, – признался Волний, – Девкам же мы не похвастаться потом не могли, верно? И наши, у кого не было ещё, заканючили, и "гречанки" – все разом захотели своими рогатками обзавестись, ну и как тут им откажешь?

– Другие у меня были планы на эту партию каучука, – проворчал я для порядка, – Но ведь и вас же безоружными не оставишь – придётся и с вами им поделиться. Хренио ещё наверняка для своей агентуры попросит. Каучук вулканизировать сами будете, понял? Ну, сорвиголовы! – и мы с ним рассмеялись.

– Мы, значит, с агентами почтенного Хула там зубоскалим, – Мато вернул нас к разбираемой теме, – А финик этот малахольный по аллее бегает взад-вперёд, выкрикивает Фильтату – мы ржём, дошло ведь уже. Он к нам, спрашивает, не видели ли мы такую-то и такую-то девку, Волний с самым серьёзным видом подробности уточняет – нет, говорит, такая – не попадалась. И тут царёныш с таким же серьёзным видом – стоп, а это не её ли ухарь один вон в ту беседку увёл – и тычет пальцем на ту сторону аллеи, а туда же как раз одна шалава с хахалем зарулила. Так дурня ведь понесло туда проверять, мы тут со смеху едва не падаем – жаль, не видели, что там происходило, но обратно его вынесло с хорошо расквашенным носом. И тут как раз наши из-за кустов выходят, растрёпанные, этот прямо на ходу шнурки набедренной повязки завязывает, та подол оправляет, вся взъерошенная и извазюканная, но рты – вот только, что не до ушей...

– Ну, видок у меня, конечно, был ещё тот! – подтвердила финикиянка, – А я ещё же и ковыляю после этого дела как подбитая утка Да ещё тот синяк, который Волний мне посадил, ноет сильнее, чем там, где надо. В мечтах-то ведь всё это представлялось как-то немножко иначе. Ну и Гискон этот – сюда-то зачем позориться припёрся? Когда в сад от храма смывалась, так представляла себе, как возвращаюсь, жертвую кайсаровский шекель Астарте, а этому его шекель возвращаю – благодарю, не понадобился, сама по старинному обычаю честно заработала. Но как образовалось всё, так и злость на него прошла, унижать его не стала, а положила просто на аллее так, чтобы он видел, если сам ещё не всё понял. Но он-то понял, конечно. В дурь попереть ребята ему не дали, но аккуратно, тоже щадя. А мы, значит, к храму идём – ну, как я иду и в каком виде, представляете ведь? Отец и мама в ступоре – ага, всё та же знакомая песня, кто тебя теперь такую замуж возьмёт. Тоже мне, проблему нашли! Кто надо, тот и взял!

– У половины толпы глаза выпучены, как и у её родоков, жрицы храмовые чуть со смеху не падают, и по Фильтате ведь видно, что поздновато уже тут мной брезговать, – прикололся Кайсар, – А тут же ещё и Волний с царёнышем с самым серьёзным видом и с полным уважением за меня ходатайствуют! Мне, наверное, высказали бы всё, что обо мне и о моих предках знают и думают, но с ними-то ведь разговор – совсем другой! Прямо там же и о помолвке нашей объявили – не совсем это по обычаю, но всем же всё понятно. Так лихо всё у нас вышло, что меня даже предстоящее досиживание на губе не расстраивало.

– То есть это, значит, не второй арест был, как мне тут сказали, а досиживание по первому? – уточнил я.

– Ну да, начальство же хоть и вошло в положение, и я ему за это благодарен, но и наказания же никто не отменял. Да и что ж я, сам не понимаю, что залёт серьёзный?

– То-то и оно. Я прекрасно понимаю, что вас и без меня уже допросами этими утомили, и с протоколами ознакомиться мне нетрудно. Но вы-то здесь уже, в Нетонисе, и с вас взятки гладки, а мне ещё в Оссонобе выслушивать, какие вы тут сякие, и надо знать и вашу версию тоже, а не только то, что мне там на вас настучат. Ну а недавний арест ты за что схлопотать ухитрился?

– Это уже из-за меня, папа, – вступился мой наследник, – Ты же меня перед этим своим отплытием чем озадачил? Проследить в Лакобриге за подготовкой и погрузкой того оборудования, которое сюда перевозится. Там управляющий и без меня прекрасно со всем справился бы, и я больше под ногами у него путался, но я же понял, что смысл-то этого – в курс дел меня поплотнее ввести. Собственно, управлющий и твоё письмо, которое я ему привёз, дал и мне самому почитать. Ну и ты же помнишь Секвану, сардочку эту, которую мы тогда в порту поймали? Шевеление там вокруг неё наметилось, и очень не ко времени, мне же ехать надо, уже и командировку в Лакобригу префект лагеря мне оформил, как ты с ним и договаривался. Ну, я и попросил Кайсара присмотреть там, пока меня нет...

– И он так присмотрел, что опять на губу угодил?

– Ну досточтимый, там морду одну наглую мне подрихтовать слегка пришлось. И основания для наглости у этой морды кое-какие были. Поэтому и рихтовать пришлось подоходчивее. А губа – что губа? Впервой мне, что ли?