Античная наркомафия-7

3. Лакобрижская пуща

– Рэкс! Атака! – на дичь помельче я дал бы традиционную команду "Фас!", но зубр, хоть и не матёрый ещё, а молодой – уже вполне взрослого размера и вооружённый весьма нехилыми рогами, слишком серьёзен даже для крепкого волкоподобного пса, так что мы обойдёмся без самоубийственного героизма, ограничившись имитацией "фаса".

Нам ведь что, собственно, нужно-то? Чтобы бычара бочиной к нам повернулся, открыв под выстрел убойные места. Именно это Рэкс и должен нам обеспечить, изобразив атаку и приковав к себе внимание этого рогатого пережитка плейстоценовой эпохи.

Дождавшись момента, когда зубр отвлёкся на перебежавшего ему дорогу пса и повернул за ним, но ещё только начал разгон, мы с Володей прицелились, выстрелили и тут же передёрнули рычаги наших винчестеров, выбрасывая стрелянные гильзы и досылая в патронники новые патроны. То ли удачно мы попали на этот раз, то ли ему с прежнего залпа как раз успело похреноветь, но пробежав с пару десятков шагов, бык остановился и тяжело рухнул на бок. Подъезжаем, а он ещё дышит – ну и крепок же зверюга! Спецназер достал револьвер, взвёл курок, прицелился и добил его между глазом и ухом. Хоть и не сорок пятый калибр, а всего навсего тридцать восьмой по американской системе, то бишь девятка, но длинная безоболочечная пуля, да ещё и с экспансивной засверловкой в ейной головке – аргумент серьёзный и убедительный, граммов на двадцать свинца.

Я ведь рассказывал уже, как мы в Мавритании улепётывали от весьма некстати заинтересовавшегося нами носорога? Там у нас тогда винтовки Холла-Фалиса были – того же калибра и с такими же пулями, но кремнёвые однозарядки. Хоть и многократно удобнее и скорострельнее дульнозарядных егерских штуцеров времён Буонапарте и его войн, но и с казённой части перезаряжаться бумажным "дульным патроном" на скаку – занятие, я бы сказал, для экстремалов. Естественно, мы и не пробовали отстреливаться, а просто и незатейливо делали ноги. А даже и будь при нас тогда вот эти винчестеры – ну не носорожью же шкуру пробовать на прочность патроном револьверного класса! Мы по делу там были, а не за приключениями. Строго говоря, девятка и на быка маловата, тем более – на стойкого на рану дикого вроде тура или зубра, если реальную охоту со всеми её неизбежными на море случайностями рассматривать, а не этот образцово-показательный расстрел. Но мы ведь и не рассчитывали наших винтовок на быка, а рассчитывали мы их на человека, который и сам помельче, и на рану послабже. Не собирались мы тут вообще на этого зубра охотиться, и не напросись он сам – был бы жив и имел бы хорошие шансы прожить ещё долго и наплодить немало потомков…

Пока слуги совместно с подъехавшими лесничими начинали свежевать тушу, я указал Рэксу на ещё дымящийся ствол и послал разыскать стреляные гильзы. Это нам с нашим слабеньким нюхом приматов нелегко, а для собаки сила этого запаха – ну, как если нам слон прямо под нос пёрднет, наверное. Пёс, обежав вокруг того места, с которого мы стреляли, легко нашёл пропажу, сперва мою, затем володину, и посланный вслед за ним слуга аккуратно подобрал обе. Не то, чтобы они для нас были прямо таким уж страшным дефицитом – я их штампую, как-никак, а не на токарном станке из цельного прутка точу, но если есть время и возможность найти и подобрать, то и нехрен оставлять их тут после себя. Во-первых, лишние вопросы возникнут у тех, кто найдёт. Это лесничие заповедника – служащие Тарквиниев, и мы для них хоть и не их прямое начальство, но представители вышестоящего, и если мы сказали, что им послышалось и померещилось кое-что, чего на самом деле не было, то стало быть, так оно и есть для всех посторонних. Посторонним же лишнее знать никчему – крепче и безмятежнее спать будут. А во-вторых, эти гильзы нам и по делу нужны – годные для переснаряжения, если есть возможность их собрать, должны собираться и по новой переснаряжаться, и детей к этому надо сразу приучать. Вот как раз на примере этих гильз мы и продемонстрируем им, как это делается. Пули можно отлить, порох и ударный состав можно сделать, даже новый колпачок капсюля можно в принципе и на коленке штампануть, но гильза – это хайтек, посильный далеко не везде.

Тушу тем временем освежевали, отделили вырезку для нас с семьями и часть мяса для наших людей, шкуру и остальное мясо забрали лесничие, пообещав поделиться и с пострадавшими от этого зубра крестьянами. Собственно, по их жалобам мероприятие и проводилось. В заповеднике охота запрещена, и один браконьер, например, успел даже и повиснуть высоко и коротко. Не за пустяк, конечно. За кроликов никто никого даже и не штрафует, а только мягко журят за сам факт промысла в неположенном месте. За кабана и косулю штраф уже есть, но небольшой. Побольше и заметно побольше – за оленя, лося или медведя. Сурово штрафуют и жестоко порют витисами за тарпанов, туров и зубров, вне заповедника уже довольно редких, а повесили этого ухаря за львицу, убитую в сезон размножения. Хищников ведь во многие десятки раз меньше, чем их добычи, и понимать же надо такие вещи! Вот сколько сотен оленей, лосей, лошадей и быков на той или иной территории водится, столько же примерно пар львов может ими прокормиться, не более. Поэтому и такие наказания за злостное браконьерство. Но на территории вне заповедника – дело уже другое. Ведь не запретишь же окрестным крестьянам защищать свой скот от гибели и увечий, а поля с огородами и садами – от потрав, да и просто охотиться на дичь тоже никогда никому не возбранялось. Не дело это, когда кому-то можно, а всем прочим нельзя. А заповедник не столь уж и велик, и его ограда далеко ещё не полна, и когда зверь размножается, то оказавшиеся лишними выходят за его пределы. И вот тут у кого-то уже и проблемы могут возникнуть – или у самого зверя, или у местного населения. Зверь ведь не приучен к тому, что здесь ему – уже не тут. Если это хищник, то не найдя в достатке привычной добычи, он начинает пошаливать с домашней живностью, а каков сам хищник – таковы у него и шалости. Я ведь рассказывал уже про того повадившегося промышлять крестьянских коров льва, которого мы за это множили на ноль? Его бы, конечно, местные и сами сделали, но с немалым риском. Да только ведь и с травоядными не всегда гладко – вот как с этим зубром, например. В матёром зубре больше тонны веса, и эта тонна очень не любит, когда ей заступают дорогу. Этот был молодой, и в нём веса поменьше, но тоже ни разу не домашний бычок – ни силой, ни характером. И хотя его интерес к крестьянским бурёнкам был совсем не того сорта, что у того льва, без злостного хулиганства с тяжкими телесными повреждениями один хрен не обошлось.

Не планируя в эту поездку охоты на столь крупную и живучую дичь, мы даже наших стареньких арбалетов из Оссонобы не прихватили. Были, конечно, роговые луки того же образца, что поставляются и для вооружения наших лучников-вояк, и в принципе гойкомитичи североамериканские в реале с луками на бизонов в прерии охотились, но как охотились? Конными, ни разу не пешими. Скачет чудо в перьях параллельным курсом с тем бизоном на смехотворной дистанции, ну и стреляет с неё наудачу, а после выстрела, не дожидаясь его результатов, сразу же в сторону, потому как если в убойное место не попал – угрёбывать от разъярённого подранка надо со всех конских ног. Но во-первых, мы – ни разу не гойкомитичи, и дела у нас тут поважнее их геройского выгребона. Во-вторых, тут ни разу не плоская прерия, а местность пересечённая, и нагребнуться на всём скаку тут вероятность далеко не нулевая. Делать нам, что ли, больше нехрен? А в-третьих, даже сами гойкомитичи, заполучив наконец "громы и молнии бледнолицых", предпочитали промышлять бизонов уже ими, а не по старинке – ну, у кого выбор был, ясный хрен. А у нас он был, поскольку мы как раз проводили испытания опытной партии винчестеров.

Имея оружие, рассчитанное на человека, а не на здоровенного бычару, мы и не собирались, естественно, устраивать охоту спортивного типа, а хотели, подобравшись к нему сбоку, тупо расстрелять его – просто, незатейливо и наверняка. Ну, чтоб и самим зря не рисковать, и животину зря не мучить. Так бы и случилось, если бы не вспугнувшие его не по делу пернатые, отчего наш первый залп оказался куда менее удачным, чем хотелось бы нам самим. Мнение зубра, подозреваю, с нашим в этом вопросе не совпадало, но тут уж, как водится, прав тот, у кого больше прав. Признал бы себя неправым сразу – помер бы гораздо легче, чем оно вышло на деле.

Когда мы решали вопрос, какой быть нашей винтовке под унитарный патрон, то и вопрос-то был больше риторическим, чем реальным. При нашем компактном патроне револьверного класса система Генри-Винчестера напрашивалась сама собой. Я ведь уже объяснял наши резоны для унификации гильз револьверного и винтовочного патронов? Ну не нужно нам по здешним античным реалиям огневой мощи трёхлинейки или калаша – от лёгкой индивидуальной стрелковки, по крайней мере. А учитывая наши масштабы, нам чем меньше схожих, но разных изделий производить, тем лучше, так что девять на сорок пять для нас – оптимум. Чисто теоретически под револьверный патрон можно было бы и классику замутить, то бишь винтарь со срединным магазином и затвором, запирающимся поворотом. Но практически это хайтек конца девятнадцатого века, а механизм винчестера с его скобой-рычагом и трубчатым подствольным магазином – проще и кондовее. Армии ещё однозарядными винтарями воевали, когда винчестер – и тоже, кстати, модификация под револьверный патрон – прочно занял на тогдашнем безрыбье экологическую нишу пистолета-пулемёта, то бишь высокоскорострельного оружия для ближнего боя. Ближний – оттого, что однозарядные винтари и сами были длиннее, и патроны кушали помощнее, но то в известном нам реале, в котором они были практически у всех, потому как кто сам их не производил, мог их у других купить, лишь бы только купилки у него в достаточном количестве имелись. Бизнес, как говорится, ничего личного. Но тут-то ведь античный мир, и покажите мне в нём хоть одну античную армию, вооружённую хотя бы уж кремнёвыми фузеями петровских времён – не то, что берданками. Я такой не знаю ни одной, так что и на дальних дистанциях винчестер в античном мире – вне конкуренции.

Наш патрон, конечно, длиннее тех револьверных, что в реальных винчестерах применялись, так что пятнадцать их у нас в подствольном магазине никак не помещается, а помещается только десять. Ну, одиннадцать можно запихнуть, если подающей пружины не жаль, но я бы не советовал, потому как запасная в комплекте только одна. Когда будем в серию эту модель запускать, так помозгуем и над ограничителем, дабы и возможности такой у долбодятлов не было – хватит с них и нормальных десяти выстрелов. Но десять – это для винтовочной модификации патрона, у которой пуля наружу из гильзы торчит, чем и добавляет патрону длины. А мы ж разве просто так унификацию предусматривали? Не просто так, а очень даже по поводу. В комплект запчастей для нашего винчестера входит и сменный подаватель – в смысле, не тот толкатель, которым пружина патроны подаёт, а тот, который в ствольной коробке подымает очередной патрон от магазина к стволу. Вот он у нас двух типов – основной с длинным винтовочным патроном работает, а сменный – с коротким револьверным, у которого пуля вся в гильзу утоплена. И поскольку патрон револьверной модификации короче винтовочной, их в магазине помещается двенадцать.

Правда, подствольный магазин накладывает и некоторые ограничения. Пулю, например, в винтовочной модификации не только остроконечную, но и закруглённую не применишь, потому как патрон – центрального боя, и совершенно незачем кончику пули упираться в капсюль следующего патрона. В реальных винчестерах патроны кольцевого воспламенения из-за этого применялись, вроде мелкашечных, но нам это не подходит – у нас ударный состав не тот. Классика на основе гремучей ртути делалась, которую в виде жидкого раствора заливать можно, а у нас вместо неё пистонный состав из бертолетовой соли и красного фосфора, который по фланцу хрен зальёшь, так что центральному бою у нас реальной альтернативы нет – не считать же таковой экзотику наподобие шпилечных патронов Лефоше, гы-гы! Поэтому и пулю мы применяем для винтовочной модификации патрона экспансивную, с углублением в головке, дабы она в гильзу следующего патрона в подствольном магазине упиралась, а не в его капсюль. С классическим для магазинных винтарей срединным магазином этой проблемы нет, так что применяя трубчатый, мы тем самым отсекаем себе возможность значительно улучшить баллистику за счёт применения остроконечной пули. Но во-первых, как я уже сказал, нам не с кем в античном мире этой баллистикой меряться, во-вторых, как тоже уже сказал, система со срединным магазином похайтечнее, и у нас не тот ещё уровень развития промышленности, а в-третьих – труднее со всеядностью. Там ведь по скосу патрон из магазина в патронник ствола направляется, и безотказность работы как раз выступающей из гильзы пулей обеспечивается, а вот патрон нагановского типа, в котором пуля наружу не торчит, может и уткнуться. В нашем реале первый отечественный пистолет-пулемёт Токарева был как раз под нагановский патрон, так ему дульце гильзы для этого на конус завальцовывали, дабы утыканий избежать, но один хрен они происходили то и дело, а вдобавок, ещё и разрывы завальцованного дульца при выстреле были нередки, что затрудняло извлечение гильзы из патронника. Понятно, что при работе затвором врукопашную всё это не столь критично, но задержки неизбежны и для винтаря, так что противопоказан для надёжной работы такой системы нагановский патрон. А это значит, что до тех пор, пока именно этот тип револьверного патрона для нас оптимален, а производственные мощи ещё не таковы, чтобы отказываться от унификации гильз и всеядности винтарей – противопоказан нам и винтарь со срединным магазином…

Закончив делёж мяса, слуги присоединяются к нам, и мы возвращаемся обратно к конному заводу, где детвора – под присмотром, естественно – катается на лошадях. Что самое интересное, не только пацанве, но и шмакодявкам и даже "гречанкам" куда больше нравится катание не на статных породистых нисейцах, а на тарпаноидах, приземистых и коренастых. Я ведь упоминал уже о Рыжике, тарпаноидном жеребёнке, на которого мои в прошлом году чуть ли не в очередь выстраивались? Сейчас-то он уже вымахал до почти взрослого размера, так что выдержит и меня, если недолго и галопом не гонять, а уж их-то всех – запросто. Судя по отцу, он обещает вырасти покрупнее обычного тарпаноида, и это для нас особенно ценно, потому как делает его весьма перспективным производителем для выведения более крупной породы. Шутка ли – получить в конце концов лошадей уже современных размеров, способных нести одоспешенного катафракта, но при этом ещё и выносливых и неприхотливых как тарпаны? Ну, не во всём, конечно – на подножной траве и крупный конь долго того катафракта не проносит, так что от необходимости подкормки зерном это не освободит, но в остальном, если не спешить со сдачей выведенной породы всенепременно ко дню рождения фюрера или там к какой-то юбилейной дате основания государства, а отбирать тщательно и вдумчиво – тарпан размером с рыцарского дестриэ в перспективе вполне возможен. Ну а те, что не подойдут в качестве дестриэ – найдут себе не менее достойное применение и в качестве упряжных тяжеловозов. Много ли навоюют те катафракты без подвижного и не отстающего слишком далеко обоза с припасами? И много ли напашет тяжёлым колёсным плугом крестьянин на сильных, но медлительных волах? Млять, обидно вдвойне! Во-первых – хрен доживём мы до вменяемых результатов. А во-вторых – не для Испании те упряжные тяжеловозы на ближайшие века, потому как конский хомут перед римскими глазами засвечивать – категорически противопоказано.

Но дети-то, конечно, думают не об этих далёких и важных перспективах, а им просто нравятся тарпаноиды. Особенно Рыжик – мастью прежде всего. Основная-то масса – типичные лесные тарпаны сероватой "мышастой" масти, но изредка попадаются среди них и рыжеватые, больше похожие на степных. Это же не два отдельных вида, а подвиды одного и того же. Ну, типа как тот же зубр, например – просто европейский лесной подвид того плейстоценового тундростепного бизона, здоровенного и с такими рогами, которым позавидовал бы и африканский буйвол. Того бизона охотники мезолита истребили своими облавными охотами, а зубр – остался. Такая же примерно хрень и с тарпанами. И лесные в Испании были, и степные, пока существовала приледниковая тундростепь, а как исчезла – степной подвид перевёлся, но успел привить лесным собратьям свои гены, которые время от времени дают о себе знать. Естественно, мы это учитываем и стремимся повысить долю "степняков", потому как чем выше генетическое разнообразие породы, тем она здоровее, и тем выше её селекционные перспективы. Ну и детворе заодно приятнее…

Время – обеденное, так что мы располагаемся на пикничок. Володя командует слугами на предмет приготовления шашлыка из зубрятины – не маринованного, конечно, но и так пойдёт хорошо, дети хвастаются успехами в верховой езде. Юлька, как и всегда, морщится, когда к хвастовству шмакодявок присоединяются и "гречанки", а мы хмыкаем – понятно же сразу, чем недовольна. Снег выпадал несколько раз, но и таял практически тут же, ночами прохладно, но днём тепло, и если мы зимой носим штаны кельтского типа, то в школе Аглеи их признают только на время особых холодов. Сейчас – не особые, так что у "гречанок" под подолами никаких штанов нет, и рассекали они верхом – правильно, задрав означенные подолы и сверкая голыми ляжками. А девки штучные, отборные, хоть и не конкурентки ейной Ирке по возрасту, но ведь и в её потоке – такие же на подходе, так что её ассоциация понятна и недовольное поглядывание на Аглею – тоже понятно. Не так понятно, правда, чего она и на Мелею поглядывает с таким же прищуром – критянка-то ей чем не угодила? Наташка переглядывается с Велией, обе улыбаются, и супружница кивает мне в сторону озера и наклоняется, чтоб на ухо шепнуть, но мне уже ничего объяснять не нужно. Переглядываемся с Володей, которому его половина тоже намекнула, и ему тоже разжёвывать не требуется – мы обмениваемся с ним понимающими кивками и оба тоже с трудом сдерживаем смех.

Воспитание мы детям даём хоть и не спартанское, которое в последние годы и в самой Спарте уже не в ходу, но где-то в чём-то "по мотивам". Зима, не зима, но если снег на земле не лежит, вода в озере жидкая, берег сухой, ветерок не промозглый, и солнце за тучами не ныкается, то и купального сезона никто не закрывал. В общем, прогулялись они все на озеро и искупались – ага, вместе с "гречанками", как и следовало ожидать, а Мелея с ними – в качестве взрослого пригляда. И не в том дело, что ладные фигурки "гречанок" подымают планку требований пацанвы, и худшие хоть в чём-то у них уже не котируются, и даже не в том, что и сама кидонийка, успевшая пристраститься к подобным купаниям, тоже случая не упустила – это всё тонкости, с которыми Юлька уже смирилась, а тут ведь ещё и толстость. Если, скажем, Ленка наташкина – шмакодявка закалённая, потому как у Володи не забалуешь, то ейная Ирка в этом отношении послабже. Один раз искупалась в декабре, так две недели потом сопливила, после чего Юлька ей эти зимние купания впредь запретила. Так-то шмакодявка она симпатичная и неглупая, но здоровье – подкачало…

– Вместе с твоими грядками у нас теперь достаточно шампиньонной рассады, чтобы по весне хоть по всей округе их начинать выращивать, – прикинула Наташка, – Вот только урожайность будет не самая лучшая – до парниковой далеко.

– А чего им ещё не хватает для полного счастья? – поинтересовался я, – Лесные же, не должны бы, вроде, быть капризными.

– В парниках шампиньоны на навозе выращивают. Лучше всего на конском, но в принципе подойдёт почти любой. Самая высокая урожайность у шампиньонов бывает на конском навозе, на других уже немного похуже, а на обычном грунте никогда и близкой к ней не получить.

– Ну, больше площадей понадобится. В чём проблема-то?

– Так Макс, эффективность же не та.

– Наташа, а как ты себе представляешь эту эффективность? Вот выращиваю я, значит, на том конском навозе густую поросль грибов, созываю народ со всех окрестных деревень, показываю им это дело. И вот как ты предлагаешь мне объяснять толпе, что вот ЭТО вот, выросшее на ГОВНЕ – можно и нужно ЕСТЬ?

– А что такого? Поля же навозом удобряют, и хлеб с них – едят.

– Так это же другое дело, – вмешался её благоверный, когда отсмеялся, – Там же уже не навоз, а этот, как его там…

– Компост.

– И даже уже не компост, – уточнил я, – Его ж там личинки мух давно уже весь в перегной переработали.

– В гумус.

– Ага, он самый. И вдобавок, едят же не корни и не стебли, а колосья, которые вот на такой высоте от земли, – я показал руками высоту зрелой пшеницы, – А тут – мало того, что не грунт, а как есть говно, так ещё и грибы срезаем у самой его поверхности. Ну и вот как тут прикажешь народу считать ЭТО – жратвой?

– Ну, там этот навоз – тоже уже компост, где-то за неделю перегнивает.

– Так неделя – разве срок? Все же прекрасно помнят, ЧТО это было.

– Дикари! – хмыкнула Наташка.

– Другого народа у меня для вас нэт, – я дурашливо спародировал сталинский киношный акцент, – А кстати, почему именно шампиньоны? Другие грибы чем хуже их?

– Ну, мы же рассматриваем их как замену дефицитным белкам мяса. Есть такое понятие, как аминокислотный состав белков, и он у большинства грибов неполноценен. Из европейских видов полноценны по аминокислотам только шампиньон и белый, и его тоже не раз пытались ввести в культуру, но все попытки оказались безуспешными. Так что реальной альтернативы шампиньону у нас нет, и получается, что из-за предрассудков тёмных масс мы не можем выращивать его с наибольшей эффективностью.

– Наташ, ну мы же не в осаде, – урезонил её спецназер, – Никто не ограничивает нас несколькими квадратными метрами огорода на человека. Нет у нас причин заставлять людей прямо с говна кормиться.

– Далось вам это говно!

– Ну вас всех на фиг! – вмешалась Юлька, – Шашлык на подходе, сейчас есть будем, а вы тут нашли, о чём говорить! Наташа, ладно мужики – им всё пофиг, но ты-то!

За шашлыком мы, конечно, продолжаем шампиньонную тему, но уже избегая упоминаний плодородной субстанции. Юлька, боюсь, выиграла от этого немного, потому как дети тоже всё слыхали и всё понимают. Ганнибалёныш – и тот понял, хоть и с пятого на десятое, ну так за пацанвой ведь не заржавело и на турдетанский для него непонятные моменты перевести, так что переглядывается и хихикает он вместе со всеми.

– У тебя, Макс, с термометрами-то дело движется? – спохватилась Наташка.

– Да собственно, полуфабрикаты уже есть, но не в товарных ещё количествах, – отвечаю ей, – На пару десятков от силы, и размеры будут раза в три больше, чем ты себе представляешь, – показываю руками размер около метра, – Больше не запускал, потому как не вижу смысла – наверняка конструкция далека от оптимума, но тот оптимум нам ещё и нащупать надо. А что?

– По весне понадобятся. Успеешь хотя бы десяток?

– Наташа, тут не от меня зависит, а от погоды. Я бы их тебе хоть через неделю готовые отдал, и не один десяток, а оба, но ведь шкала же не оттарирована. А без неё это, сама понимаешь, макеты будут, а не термометры. Морозов же не было, и как я тебе ноль без них поймаю?

– Поняла. В феврале наверняка хоть какие-нибудь ночные заморозки, да будут – смотри, не упусти их…

– Большой чан с водой в таком месте, где утром тень, – подсказал Серёга, – Как увидишь утром ледок – под ним, считай, как раз твой ноль по Цельсию. Ломай его и ставь свои приборы – за полчасика точно до того нуля охладятся.

– Это понятно, – кивнул я, – Но точность…

– Плевать! – фыркнула Наташка, – На десять градусов ты не ошибёшься, даже на пять вряд ли, а на пару-тройку – уже плевать.

– Ну, если так… Колись уж, куда они тебе такие понадобились?

– Туда же, куда и тебе понадобятся. У нас субтропики, и первые шампиньоны пойдут уже по весне. Чтобы размолоть их в порошок, надо сперва высушить. А их чем дальше, тем больше будет – лето ожидается снова дождливое. Для нормальных культур плохо, а для грибов – самое раздолье, так что сушить надо будет до фига. Мыслимо это просто на воздухе? Ты, конечно, свои печи на мануфактуре приспособить захочешь…

– Ну, не сами печи, но снаружи к ним прислонить – здравая мысля. Раз уж тепло выделяется, и немало – пущай и оно тоже на нас поработает.

– Вот именно. Но грибы при сушке нельзя греть выше восьмидесяти градусов – теряются питательные свойства, и весь труд, считай, насмарку. Их надо сперва пару часов при пятидесяти примерно градусах подвяливать, потом столько же при семидесяти, затем снова при пятидесяти уже досушивать. Ну и как тут без термометров обойтись? И кстати, когда будешь тарировать им шкалу – не заморачивайся минусом, он нам не нужен.

– Да это-то я уж понял. Ну, раз тебя устраивает такая грубятина – будет она тебе к весне, не изволь беспокоиться…

Зубрятина между тем напоминает нам о своём источнике, и наш разговор как-то плавно съезжает в сторону самих зубров, которые по словам Васькина исчезли в Испании только в семнадцатом веке. Правда, по уточнению Наташки – уж всяко не здесь они аж до семнадцатого века в реале продержались, а разве только в глухих предгорьях Пиренеев. А уже от зубров – перешли и ко всему этому заповеднику в целом, который с наташкиной же лёгкой руки мы называем Лакобрижской пущей – ага, по аналогии с Беловежской и в её честь, можно сказать.

– Позволь сказать, досточтимый, – вежливо встрял ганнибалёныш, – Нам лесник вчера сказал – видел, как лев на лось прыгал и задирал его. Лев в этот лес водится, а слон в нём почему не водится? Отец говорил, у него и его братьев двести слон в Испания был!

– Да, около двухсот слонов, – подтвердила Юлька, – Но они ведь были ручными, и их кормили люди, и это было в Бетике, а не здесь. Твой дед привёз их туда из Африки, а своих диких слонов в Испании нет.

– Так почему нет? – допытывался пацан, – Лев есть – слон почему нет?

– Были и слоны, но очень давно. Все люди тогда были ещё дикие и охотились на слонов. А в Испании их было мало, так что перебили всех.

– А завезти было бы неплохо, – заметила Наташка, – Здесь, если выпустить, так приживутся наверняка – климат и растительность в Пуще не так уж и сильно отличаются от североафриканских.

– Корма-то им тут хватит? – поинтересовался я.

– Да вполне. А для копытных даже лучше станет – слоны заросли проредят, и будет гораздо больше света, а значит – и травы.

– Слон будете завезти? Лев есть – слон тоже надо, – обрадовался "экспертной" поддержке ганнибалёныш, – Мой отец на Острова про слон говорил – вы смеялись. А что смешно? Слон – польза, значит – слон надо, – он озадаченно захлопал глазами, не въезжая, отчего это мы, переглянувшись, расхохотались.

– Гамилькар, ну нельзя нам сейчас завозить к себе слонов, – ответила историчка, – Ты думаешь, мы сами не хотим? Но твой отец разве не рассказывал тебе, как он напугал римлян в ТУ войну и своими испанскими солдатами, и своими слонами? Да от известия, что "а в Испании ОПЯТЬ появились слоны" – с римскими сенаторами может случиться нервный припадок. Ты представляешь, ЧТО тогда будет? – тут уж рассмеялась и детвора.

– Так не БОЕВОЙ же слон, – пояснил пацан, – Зачем боевой? Просто дикий. В Нумидия и боевой слон есть – Рим не боится, здесь дикий будет – Рим зачем боится?

– Гамилькар, в Нумидии слоны водились ВСЕГДА – ну, страна такая, есть в ней слоны, – вмешался я, – Ну так и что? За века хоть один нумидийский вождь переправился с ними в Италию воевать с римлянами? На службе у Карфагена или в военном союзе с ним – бывало, но САМИ – никогда. А Испания – стоило только твоему деду, имя которого ты носишь, привезти туда слонов из Африки, как уже твой отец прогулялся с ними в Италию и хорошенько там с ними потоптался. А следом за ним – и твой дядя Гасдрубал, хоть и не так удачно, как отец. Меньше, чем за двадцать лет – два похода из Испании в Италию со слонами. И после этого – представь себе, мы привозим к себе слонов. Зачем привозим? У нас их, сколько кто помнит, никогда не было, и мы как-то обходились. И с лузитанами без них справились, и с кельтиберами как-то тоже справляемся. Тогда против кого нам теперь вдруг понадобились слоны? Добыть и привезти слонов – очень нелегко и очень дорого, а чтобы они прижились и размножались на воле, их нужно привезти не один десяток, даже не полсотни. Кто поверит, что СВОИ слоны нужны нам просто так, чтобы просто в лесу паслись, а не для того, чтобы обучать их для войны, когда они у нас размножатся? Ты бы поверил на месте римлян в такие детские сказки?

– Дикий слон – тоже польза.

– У римлян в Италии нет своих слонов, и они этого не понимают. А вот о том, что испанские войска со слонами уже ДВАЖДЫ приходили в Италию, они помнят очень хорошо. О том, что у нас – уже три полных легиона, и состав людей для них – тройной, в Риме тоже знают. И если Италия далеко, то римская Бетика – совсем рядом, а у Рима в Испании – два легиона, и если у нас вдруг появятся ещё и слоны – мысль у римлян может возникнуть по этому поводу только одна. Им не нужно уже третьего раза меньше, чем за полвека, так что реагировать они будут нервно, – детвора снова рассмеялась.

– А потом?

– А когда "потом"? Вы-то с Волнием может и доживёте до времени, когда будет уже МОЖНО, а вот мы – сильно сомневаюсь.

– Лет около пятидесяти, – прикинула Юлька, – Нуманция, – это она проговорила уже вполголоса, только для нас.

– Столько не живут, – прокомментировал Володя, и я кивнул, не развивая тему вслух – рано детворе знать "историю будущего". Вот после школы, уже в закрытом для посторонних ВУЗе – будет у них и такой предмет наряду с кучей прочих, для античного мира категорически неуместных, так что пока обойдутся.

Нуманция – это главный город кельтиберского племени ареваков, и её взятием как раз и закончится Третья Кельтиберская, которая и решит для Рима окончательно его проблемы с кельтиберами. Взятие – да, где-то лет через пятьдесят и будет, в один год с первым заходом гракховщины. Правда, то событие, на которое намекает наша историчка, произойдёт лет на двадцать раньше – это неудачный поход на Нуманцию Квинта Фульвия Нобилиора, у которого будет и десяток полученных от Масиниссы нумидийских слонов. В полевом сражении они расшугают конницу ареваков, но под стенами города угодят под плотный обстрел, взбесятся и потопчут самих римлян. Разочаруют их, короче говоря. Вот тогда-то, когда римляне в боевых достоинствах элефантусов крепко разочаруются, нам и можно будет уже своими обзаводиться начинать, то бишь лет через тридцать, и это ж ещё только начинать, самых первых только привозить, а много ли их за один раз перевезёшь, не дрессированных ни хрена, а полудиких? Геморрой это будет ещё тот, так что на свою самодостаточную популяцию хотя бы уж в сотню голов – боюсь, как раз те двадцать лет примерно и уйдут. И с учётом этого правы и Юлька, назначившая полувековой срок, и Володя – столько и в натуре не живут. Нет, ну в теории-то можно даже дожить, но если и случится вдруг такое чудо – это сколько ж годков мне тогда будет? До хождения под себя доживать как-то, знаете ли, и не хочется, гы-гы!

После пикника я объявил детворе, что мы возвращаемся в Лакобригу, а точнее – на мануфактуру, где будет очередная ознакомительная экскурсия по производству. Не могу сказать, чтобы все пришли от этого в восторг, некоторые даже заскучали, но это-то как раз было легко излечимо. После экскурсии я назначил стрельбы из "громовых труб" и объявил, что те, кто будет изучать производство особенно прилежно, смогут и пострелять побольше. Юлька – и та прикололась, когда увидела горящие неподдельным энтузиазмом глаза даже у "гречанок", которым никто и не вменял эту производственную экскурсия так уж прямо в обязаловку. Аглея хоть сейчас могла уводить их на занятия по танцам или по греческой поэзии – ага, чисто теоретически, поскольку вероятность бунта её воспитанниц был бы в этом случае гораздо выше допустимой, да и самой ей было гораздо интереснее "сделать гром и молнию" собственноручно. Конечно, все предпочли бы побабахать прямо тут и прямо сей секунд, но пацанва, например, уже знала, почему этому не бывать. Даже не потому, что знакомство с производством мы считаем для наших детей обязательным.

Я ведь упоминал уже, почему "громовой" полигон у меня расположен вблизи от мануфактуры? Если наш шум не должен привлекать внимания посторонних, то где нам тогда надо шуметь? Правильно, только там, где всё время шумно и без нас. Например, где то и дело грохочут механические молоты и скрежещут металлорежущие станки.

Собственно, в первую очередь эта экскурсия на мануфактуру предназначалась для ребят из младших классов – старшие-то уже бывали, а кое-кто – и не по одному разу. Мои с Миликоном-мелким, дабы не скучать, сразу к новинкам ломанулись, и я закрыл на это глаза – чего им, в самом-то деле, ликбез для новичков слушать. Ганнибалёныш тоже хотел было с ними увязаться, но ему я велел держаться со всеми, потому как он-то здесь – впервые, как и мелюзга. Так что, пока мы с моим управляющим показывали и объясняли новичкам самые азы, "ветераны" уже скучковались возле длинного токарного станка, на котором работяга – уже третий год, как вольнонаёмный – как раз продавливал закалённым дорном нарезы в будущем винтовочном стволе. Гляжу краем глаза – Волний с царёнышем уже рукоятку задней бабки крутят, подавая пиноль с толкателем дорна, а работяга водит руками, то бишь руководит и направляет. Так, в обратную сторону быстро завертели – ага, сейчас толкатель сменят. Так и есть – этот вынимают и вставляют другой, подлиннее. Их несколько в комплекте – от самого короткого, на револьверный ствол, до самого длинного – на всю длину винтовочного.

Мелюзге мы тем временем механические молоты показываем – сначала малые "ручные" размером с обыкновенный кувалдометр, с которым с помощью рукоятки типа колодезной и кулачка-кривошипа без особого труда управляется самый обыкновенный ученик кузнеца, не старше Кайсара и Мато и не крепче их. Самому же кузнецу на этом агрегате даже молоток не нужен, он только заготовку в клещах нужным местом под молот пододвигает, да учеником командует. И у пацанвы-то, кто впервые видит, глаза с блюдца, а уж у девок – тем более. Ганнибалёныш, оказавшийся из новичков самым крепким и тоже видевший, как мои "токарят", тоже не утерпел и попросился покрутить рукоятку молота. Надолго его, правда, с непривычки не хватило, но видно по нему, что понравилось. После малых к большим переходим, размером с наковальню того малого, где крутить вручную уже и нечего, потому как водяное колесо их привод крутит. Тут молотобоец кузнецу и не нужен, а работают они с учеником попеременно – где работа черновая, попроще, её сам ученик делает, а наставник подсказывает и указывает на мелкие ошибки, а где посложнее и поответственнее – там уж он за клещи берётся, поясняя ученику ещё малопонятные для того тонкости. Ну, если где заготовка увесистая, и одному ворочать её клещами тяжело, там уж работают вдвоём. Ганнибалёныш и тут хотел поучаствовать, и я дал отмашку, чтоб ему дали пару раз перевернуть поковку клещами, после чего он и сам въехал, что здесь ему – уже не тут. Впрочем, для утоления первоначального любопытства и этого хватило – ну, в сочетании со словесными пояснениями.

Мои тем временем, продорнировав с токарем ещё один ствол, перетекли от него к новейшему экспериментальному вертикально-фрезерному станку, который как раз на днях переделали с учётом выявившихся в работе конструктивных ошибок. В отличие от того Леонарды, который да Винчи, мне не понадобилось применять промежуточный этап шарожек типа круглого напильника, поскольку у меня уже были отработаны и короткие спиральные свёрла. Берём такое сверло, даём ему по ленточкам затыловку, чтобы могло резать ими, и получаем концевую фрезу-двухпёрку. По стали она работает хреново, так что это чисто для теоретического обоснуя, а реально у меня делаются для работ по ней трёх- и четырёхпёрки. Шарожка ведь не режет металл, а скребёт как напильник, да ещё и одним и тем же местом, потому как короткая, отчего быстро выходит из строя, и их хрен напасёшься, а производительность – даже ниже, чем у обычного опиловочного станка с нормальными машинными напильниками. Я ведь упоминал уже о механизации слесарки? В реале я о таких не читал и даже не слыхал, но при наличии механических ножовок для распиловки металла идея применить тот же самый принцип и к опиловке напильником напрашивалась сама собой. А чего, спрашивается, работяги будут вручную напильниками твёрдые поковки шкрябать, когда механизировать это дело можно? Теперь вот и фрезы нормальные наконец появились – ну, относительно нормальные, поскольку сталь – всё та же инструментальная углеродка, и скорости резания – соответствующие. Но хотя бы уже не напильник при черновом съёме – ага, "пилите, Шура, они золотые".

Издали не разглядеть, но судя по размерам, там как раз фрезеруется ствольная коробка к винтовке Холла-Фалиса, производящейся уже серийно. Как вспомнишь это её выпиливание на тех опиловочных станках, когда я его впервые налаживал – млять, это же жопа! Даже то, что в реале её вообще врукопашную выпиливали, утешало мало, но куда было деваться? Теперь, хвала богам, хоть какую-то фрезеровку отрабатываем, и уже не за горами момент, когда слесарю только припиловка шероховатин, да заусенцев останется, а на опиловочных станках только радиусы от фрезы в углах нутра подбирать будем, если по конструкции острый угол требуется. Производительность, конечно, всё ещё удручающая по сравнению с современной, но для современной быстрорежущие стали нужны типа Р18, а это – вольфрам, до которого мы ещё не доросли.

Пока мои там крутят рукоятки подачи стола под руководством фрезеровщика, мы показываем мелюзге ножовочные и опиловочные станки. На них и ганнибалёныш, не утерпев, рукоятки покрутил, глаза сияют, а потом спохватился испуганно:

– Досточтимый, только мой отец не скажи, что я САМ работал! Заругает!

Таков уж этот античный мир, в самых развитых странах которого физический труд, даже высококвалифицированный, элита считает уделом рабов, только позорящим солидного и уважаемого свободного человека. Архимед – и тот едва ли хоть что-нибудь в своих продвинутых механизмах сделал собственными руками. В этой компании заведомо элитных, но не гнушающихся поработать руками наших детей, не в падлу быть "как все" и мелкому Баркиду, но его опасения, что отец "не поймёт-с" – далеко не беспочвенны…

А после производственной экскурсии мы отправились, как я и обещал детворе, на стрельбище. Из револьверов стреляли, конечно, с малой дистанции и в "одинарном" режиме, то бишь с предварительным взведением курка. Механизм-то у наших агрегатов двойного действия, но в самовзводном режиме спуск настолько тугой, что и взрослая-то баба его выжмет не всякая, особенно с непривычки, куда уж тут подросткам? Многие и с двух рук били, потому как и отдача – тоже вполне взрослая. Из винчестеров – метров с пятидесяти, дабы, не имея за плечами хорошего настрела, хоть во что-нибуль попадали. Особенно прикольно это выглядело в исполнении стрелявших впервые "гречанок".

Кто-то хотя бы старается попасть, как и пацанва, по принципу "один выстрел – один труп", то бишь дырка в мишени, но некоторые – прямо как мелкие шмакодявки – аж глаза зажмуривают, хотя и по другой причине – не столько даже от страха перед грохотом и отдачей выстрела, сколько балдея от собственноручно сотворённых "грома и молнии". Впрочем, и означенные мелкие шмакодявки балдеют по этому поводу ничуть не меньше девок постарше – благо, зимние дни заметно короче летних, а дело к ужину, и в сумерках вспышки выстрелов гораздо эффектнее. Хвала богам, моя мануфактура завалена заказами, и кузнечный цех работает в две смены, так что и там продолжают грохотать механические молоты, маскируя шум от наших стрельб…

Отстрелялись, мы показали детям чистку и смазку оружия, потом их повели по домам ужинать, а слуги – уже при свете масляных светильников и факелов – пособирали гильзы от винчестеров. С револьверными проще, они в барабане остаются и собираются при перезарядке барабана, а винтовка-то ведь их выбрасывает. Осматриваем их с Володей – так и есть, штук пять потоптали, и если две можно аккуратно выправить, то три – только в переплавку. Ну, выбив сперва капсюли и из них, конечно.

Годные гильзы делим на три примерно равные кучки – Серёга их тоже на свою долю попросил, и мне не нужно объяснять, зачем они ему понадобились. За тем же, зачем и нам со спецназером. Хоть и мелкий ещё у него пацан, но тоже стрелял вместе со всеми, и показать ему переснаряжение стреляных гильз – тоже дело нужное и полезное.

За ужином дети впечатлениями обмениваются – и от верховой езды, и от озера, и от пикника, и от стрельб, конечно же, но что самое интересное – и от производства тоже. Ганнибалёныш, который с мелюзгой только самые азы изучал и до новейших станков не дошёл, у моих допытывается, чего они там такое делали, они ему объясняют специфику токарных, а теперь и фрезерных работ, как сами в неё въехали, да так увлечённо, особенно Миликон-мелкий, который только на зимних каникулах и бывает в Лакобриге вместе с моими оболтусами, так что для него и впечатления все – свежее и ярче, больше эффекта новизны. А он же вдобавок ещё и хоть и младший, но всё-таки царёныш, и раз уж ему это уместно и интересно, то и мелкому Баркиду интереснее вдвойне. Спрашивает, для чего всё это нужно, я киваю Волнию, тот снимает с ковра на стене висящий на нём винтарь Холла-Фалиса, приносит мне, я его разбираю – ну, не полностью, конечно, а извлекаю из ствольной коробки затвор-казённик с ударно-кремнёвым замком, показываю пацанве всё это хозяйство, объясняю, почему и для чего оно должно быть именно таким, а не проще, а уж затем – какие трудности приходится преодолеть, чтобы всё это именно так и сделать. Причём, мои тут же вспоминают обрабатывавшиеся на станках заготовки, с уверенностью тыча пальцами в ствол и в ствольную коробку винтаря. Объясняют ганнибалёнышу, как сами поняли, я только местами поправляю и дополняю их.

Так ладно бы только сын Циклопа, пацан всё-таки! Тут ещё и две "гречанки", которые у нас размещены, тоже глазами хлопают – уж что они там поняли, хрен их знает, но их интерес заметен, как говорится, невооружённым глазом. Одна, решившись наконец, спрашивает, как из этой штуки стреляют. Собираю агрегат, показываю – без заряжания и выстрела, конечно, но руками все движения имитирую и на словах поясняю. "Гречанка" скисла, уяснив, что эта штука – однозарядная, и с ней так, как с винчестером, полихачить не выйдет. Мелкий Баркид тоже не в восторге, но глядит на калибр ствола, на форму и глубину нарезов, на следы обработки снаружи, призадумывается, и тут его осеняет:

– Такой же, как там! – и показывает руками передёргивание скобы винчестера, – Этот – раньше, тот – позже. Этот нет – тот нет, – неплохо для античного пацана, верно?

"Гречанки" переглядываются – и кажется, во что-то въезжают. Одна другой на рычаг затвора-казённика кремнёвого винтаря показывает пальчиком и тоже имитирует руками его открытие – не скоба Генри, конечно, но уж всяко её прототип. Млять, и откуда только Аглея таких сообразительных шмакодявок набирает?

– Жаль, Турии нет, – шепчет мне супружница, весело подмигивая.

Траевскую девчонку, конечно, к ейным родокам в Кордубу на зимние каникулы отправили, так что нет её сейчас с нами, но на осенних была и на весенних – тоже будет. Тоже такими вещами увлекается, но учится по нашей школьной программе, и любопытно будет тогда по весне с этими её сравнить…

После ужина и уборки со стола занимаемся наконец и переснаряжением гильз. Первым делом аккуратно выбиваем из них капсюли, но не выкидываем, а собираем пока в кучку. Новые-то у меня есть, но пригодятся ещё и эти. Достав новые, выкладываю в ряд – и шутливо грожу пальцем Волнию, кивая в сторону "гречанок", которые, естественно, не в курсах, отчего тот весело хохочет. Я ведь рассказывал уже, как этот диверсант – ещё в Карфагене, будучи совсем мелким – пирокинезом мне почти весь мой тогдашний запас капсюлей разом шарахнул? Мне, собственно, и теперь их ни разу не жалко, как не было жалко и тогда, особенно ради такого дела, но ведь девки же точно обосрутся с перепугу, и убирай за ними тогда, гы-гы! Мато с Кайсаром тех событий, конечно, не застали, но он им уже и рассказывал, и показывал, так что и они тоже прыснули в кулаки, а вслед за ними и Миликон-мелкий, который тоже в курсе. Ганнибалёнышу шепчут на ухо, он ещё не видел, но уже наслышан, так что хоть и хлопает глазами, но тоже посмеивается.

Показываю им гильзу с уже выбитым капсюлем, даю всем повертеть её в руках и разглядеть получше, объясняю в общих чертах главные технологические сложности её производства и причины нашей унификации револьверной и винтовочной гильз. Что они – одни и те же, детвора успела уже заметить и сама. Беру капсюль, показываю им красный пистонный состав, объясняю, для чего он нужен. Тонкостей его производства я им пока не открываю, потому как рано им это знать – уж больно ядовит белый фосфор, служащий промежуточным продуктом для получения нужного нам красного. Аккуратно вставляю гильзу в гнездо ручного винтового пресса, накладываю капсюль, поджимаю его прессом предварительно, смотрю, ровно ли стоит, и тогда только запрессовываю до упора. Каждый чих, естественно, поясняю молодняку. Отставляю отдельно гильзу с новым капсюлем и беру в руки пробитый, извлекаю из него наковаленку…

– Папа, а почему именно такой? – спросил вдруг Волний, держа в руке такую же, вывалившуюся из другого пробитого капсюля, – Ты же говорил как-то, что его можно и проще сделать, без этой штуки.

– Можно, но в нашем случае – не нужно, – отвечаю ему и всем остальным.

Беру листок бумаги и рисую им на ней свинцовым карандашом рядышком две схемы капсюлей – бердановского и боксеровского, в котором они сразу же и распознают наш случай. И объясняю, что бердановский – да, сам капсюль проще, но вот гильза к нему – немного сложнее, а боксеровский – наоборот. Да, добавляется в нём дополнительная деталюшка, которая штампуется почти так же просто, как и его колпачок, с гильзой даже сравнивать смешно, зато гнёздышко под него у гильзы проще, отверстие в нём одно и по центру, а главное – оно и диаметром побольше. И просверлить его гораздо проще, потому как проще сделать само сверло, и инструмент для выбивания капсюля проще, а работать им – легче и удобнее. То бишь, для многоразовой гильзы, к чему мы стремимся, учитывая трудности её производства, боксеровский тип капсюля предпочтительнее.

И показываю им сразу же и правку промятого бойком колпачка, и пригодность наковаленки к повторному использованию безо всякой правки. Но пока её, конечно, не вставляю – там нет ещё новой порции пистонного состава. После этого мы точно так же перекапсюливаем и все остальные гильзы – я дал детворе ещё один пресс, на котором пацанва по очереди повторяла все мои действия, а по одной гильзе дали перекапсюлить и "гречанкам". Порох я тщательно отмерил меркой и засыпал в гильзы сам, затем сменил вставки в прессе и аккуратно запрессовал пулю в одну из гильз с зарядами – пока ещё на винтовочную глубину. Сменил так же вставки и на втором прессе, и мы общими усилиями запрессовали новые пули во все гильзы. Потом я разделил все патроны на две примерно равных кучки, снова сменил вставки в обоих прессах, и в половине патронов мы с ними допрессовали пули целиком, до полного утапливания в гильзу, сделав эти патроны таким манером револьверными. Наконец, ещё дважды сменив вставки, мы слегка обжали дульца гильз сперва на револьверных патронах, а затем и на винтовочных, на чём и закончилось их переснаряжение. Достаю револьвер, заряжаю в барабан один из переснаряжённых нами патронов, выходим во двор виллы. Со стороны мануфактуры доносится буханье молотов второй смены. Я взвожу курок, прицеливаюсь в каменную стену, дожидаюсь очередного гулкого удара большого молота и стреляю, демонстрируя нормальную работоспособность переснаряжённого патрона…