Античная наркомафия-7

22. Гаста Горгадская

– А что смешного? – не въехал генерал-гауляйтер Горгад, когда мы все втроём переглянулись и дружно расхохотались, едва лишь увидев негру, поедающую банан.

– Да мы тут как раз в пути обсуждали, что будет, если дать чёрным на материке бананы и научить их выращивать, – пояснил я ему, когда отсмеялся.

– Да уберегут нас боги от подобной глупости! – наместник Тарквиниев разгадал дальнейший ход наших мыслей без особого труда, – Дикари и без того размножаются как кролики, хоть и живут впроголодь, а если они ещё и жрать начнут от пуза…

– Ещё чего не хватало! – возмутилась негра, когда подруга посветлее перевела ей с турдетанского на финикийский, – Да эти черномазые тогда всю землю заполонят! А что я сказала смешного?

– Ты себя-то в зеркале видела? – ехидно поинтересовалась, отсмеявшись, самая светлая из "тоже типа финикиянок".

– А что мне зеркало? Я и без него знаю, что и сама черномазая! – хохотнула та, – Я лучше вы все знать – мой родня половина такой! – демонстрируя своё отличие от родни, мулатка перешла на ломаный турдетанский, – Черномазый много банан не дай – он тогда только много жри, много спи и много маленький черномазый делай. А много маленький черномазый вырастай большой – очень много голодный и очень много злой. От голодный и злой черномазый тогда проход совсем нет, – млять, с ней и Мальтуса никакого не надо, – Много финикиец – хорошо, много испанец – совсем хорошо, много черномазый – плохо. Такой, как я – тоже много не привези. Мало – хорошо, много – плохо. Много черномазый – совсем плохо. Совсем черномазый – сюда совсем не привези, черномазый нет – хорошо.

– Мы так и шутим меж собой, что с бананами они будут валяться в тени и жрать их, – подтвердил Володя, – А то и вовсе залезут на дерево, чтобы только руку протянуть, и очередной банан в ней.

– Так и будет в самом деле, – её подруга посветлее говорила по-турдетански уже правильно, хотя и медленно, – Как обезьяны. Полуголодные работать не хотят, а сытые и не будут ничего делать, пока всё вокруг себя не сожрут.

– Ну, не скажи, – заметила самая светлая из троицы, – Наевшись, они спустятся с деревьев, чтобы поплясать под свои тамтамы. А если бананов будет много, так они ещё и вино из них делать научатся. Они и так-то дикие и дурные, а если перепьются, то спьяну с ними вообще никакого сладу не будет.

– Это может быть, – прикинул Серёга, – Вино и из бананов в принципе делается.

– Много пьяный черномазый – сразу возьми гром-труба и самый наглый сразу совсем убей, – порекомендовала самая тёмная, – Как у нас в Керна, так не сделай – совсем плохо. Здесь – река совсем нет, вода очень мало, и всё равно хорошо – черномазый нет…

– Короче, где есть чёрномазые, там не должно быть бананов, а где есть бананы, там не должно быть черномазых, – резюмировал я под хохот наших.

– Ты правильно сказать, – одобрила мулатка, – Черномазый банан не накорми…

– Чтобы тебе больше досталось? – подгребнула её самая светлая.

– Я больше, вы больше, испанцы больше, – приняла шутку мулатка, – Если очень много банан – бык накорми, осёл накорми, свинья накорми – черномазый не накорми. Как в Керна не сделай. Много черномазый – совсем плохо, – представляю, как они там в Керне натерпелись, пока приходили к пониманию экологического баланса в природе.

– На самом деле, кстати, африканские негры даже фруктовые бананы сырыми не едят, – сообщил геолог, когда мы курили после обеда на веранде, – Хоть овощные они там у них, хоть фруктовые – один хрен жрут их только в жареном или печёном виде.

– А что так? – поинтересовался спецназер.

– Они говорят, что сырыми бананы только обезьяны жрут, а они – люди.

– Знают наши шутки и наукообразные теории расистов про их недалёкий уход от обезьян и комплексуют по этому поводу? – хмыкнул я.

– Ещё как! Фруктовый банан сырым вкуснее, но им не надо вкуснее, им надо от обезьян и в этом отличаться. А пинжаки эти по африканской жаре?

– Помню, попадалась фотка короля ихнего черномазого – то ли Свазиленда, то ли ещё какого из этих зулусообразных. Через плечо шкура леопёрда, в руке ассегай, но под шкурой – пинжачный костюм, да ещё и с этой шейной удавкой. И вся свита в таких же костюмах с такими же удавками.

– Типа, мы вам тут не дикари какие-то, а тоже типа рукопожатые джентльмены, – прикололся Володя, – А вокруг, небось, толпа подданных в форме одежды номер два?

– Именно, – подтвердил я, – Если бы аглицкие белые пробковые шлемы из моды не вышли, так эти рукопожатые наверняка и их нацепили бы, чтоб как джентльмены быть.

– Точно! Уссаться с них, млять!

В общем, хроноаборигенам абсолютно невдомёк, отчего нам смешно при виде жрущей банан негры. Откуда ж им знать об этом основном юмористическом стереотипе нашего современного мира, по которому негры только и делают, что сидят на пальме, да жрут бананы? Сейчас времена на дворе ещё далеко не те, и никаких нормальных бананов в Чёрной Африке нет ещё и в помине. Зря, что ли, тестя пришлось напрягать, чтобы аж из самой Индии их достал? И организовываем мы их выращивание на берегах Атлантики за доброе тысячелетие до положенного в известном нам реале срока уж всяко не для негров. Обойдутся, как обходились это доброе тысячелетие и в реале. Наши смугленькие "тоже типа финикиянки" из Керны, знающие их как облупленных, дурного ведь не посоветуют, верно? Ну так на то и есть знающие люди, чтобы к их советам прислушиваться, гы-гы!

Не зря говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Тем более, что мы и слыхали-то о дождливом сезоне на Горгадах не сто раз и не десять, а всего лишь несколько раз. Так уж получалось, что бывали мы на них до сих пор только в начале лета, в самый разгар сухого сезона, а обратный путь пролегал вдали от них. Следы-то дождей в виде сухих вади мы наблюдали, конечно, всякий раз, даже водосборные сооружения как раз по ним и планировали, но только теперь, в августе, мы наконец смогли увидеть сами, какими бывают Горгады во влажный сезон. Он ещё только начался, пик его придётся на сентябрь и октябрь, и мы его, конечно, дожидаться не можем, но и по этому началу видно, как благодатны были бы эти острова при достаточном увлажнении. Хоть и не Сан-Томе, конечно, далеко не Сан-Томе, но и далеко не та пустыня, которая наблюдается здесь в мае и июне. Контраст – разительнейший.

Во-первых, облачно если и не весь день, то хотя бы после полудня, и солнце так не жарит. Во-вторых, на деревьях и кустарниках гораздо больше зелёной листвы, и сама она ярче, не припорошена нанесённой ветром сухой пылью. Трава же – не та пожухлая и сухая, а свежая зелёная – растёт повсюду. И откуда только повылазила там, где в начале лета была лишь голая, каменистая и пыльная земля? Глядя на нынешнее буйство зелени, становится понятно, ради чего в реале колонисты с Сант-Антана не ленились возить свой скот на лодках на соседний пустынный Сан-Висенти. Это в сухой сезон он пустынный, а сейчас – очень даже ничего. Трава, во всяком случае, не хуже, чем на Сант-Антане, так что есть где в принципе попастись скоту. Только спешить с этим, конечно, не стоит – ещё не разрослись как следует кустарники, дающие тень и сберегающие драгоценную влагу для поддержания микроклимата. В-третьих же – радуют вади, пускай и не полноводные ещё, но уже с ручьями, намекающими на скорое уже водное изобилие. Пересекающие тут и там чёрный песок пляжей ручьи напоминают если и не Сан-Томе, то хотя бы Азоры.

Воду, конечно, уже запасают впрок, чтобы поменьше её стекало бесполезно в океан, а побольше накапливалось на будущий сухой сезон. Как раз по низовьям ручьёв и ищутся места, где напрашивается очередная запруда – либо для водохранилища в гроте, либо просто для того, чтобы вода искала себе другие пути для стока, больше увлажняя по дороге почву и больше накапливаясь в ней. Больше влаги – больше и способной пережить засуху растительности, а значит, больше тени от неё, уменьшающей испарение воды и тем самым облегчающей накопление в земле ещё большей влаги. Это положительная обратная связь называется, если по-научному. И если раскрутить этот процесс как следует – в конце концов, в сочетании с галофитами, включая разрастающиеся потихоньку мангры, заросли обеспечат наконец тот микроклимат и тот ландшафт, который начнёт в свою очередь сам притягивать к себе и больше осадков. Хвала богам, уголь с Сан-Висенти решает проблему с топливом, позволяя не сводить деревья и кустарник на дрова.

Наглядный пример того, что можно было бы получить при должном старании, мы имели возможность понаблюдать на Фогу и Браве в отстоящей южнее группе островов – Подветренных. Эти два – самые зелёные в группе, даже зеленее Сант-Антана, а Фогу, как я уже упоминал, имеет и наилучший для увлажнения рельеф, поскольку половина его площади обращена пологим склоном к юго-западу, защищена от сухих пассатов и открыта влажным морским ветрам. И размеры у него приличные, и почвы в долинах плодородные, и в микроклимат в его вулканической кальдере уникальный, позволяющий выращивать и виноград, вино из которого идёт в реале на экспорт и ценится. Всем был бы хорош остров Фогу, если бы не одноимённый вулкан, который любит время от времени поизвергаться. Один раз так покуролесил, что часть населения на маленькую Браву с него переселилась, которую до того не жаловала, поскольку её больше всех в этом архипелаге потряхивает. Но мало ли, где потряхивает? Не испанцев с португальцами этим пугать, и когда вулкан извергся особо сволочным образом, многие решили, что пущай уж лучше трясёт на Браве, чем засыпает пеплом и поджаривает лавой на Фогу. Тем не менее, юго-западная половина острова не только хороша для обычного для архипелага сельского хозяйства, но и почти безопасна, так что для наших колонистов в перспективе подойдёт вполне. Но это – позже, когда на Сант-Антане их станет слишком много, и им придётся расселяться. Не просто же так мы начали колонизацию Горгад с него.

Прежде всего смысл горгадской колонии для Тарквиниев в транзитной базе на основном маршруте в Вест-Индию. Учитывая возросшую активность, которую не стоило излишне афишировать, своя база на ничейных Горгадах представлялась предпочтительнее стоянки у канарских фиников. Не были, конечно, лишними и плантации для тех ништяков Старого Света, рассаду которых нужно было доставить на Кубу, но ведь и им тоже место не абы где напрашивалось, а поближе к месту погрузки, то бишь к гавани базы. А удобнее всего оказался как раз Сант-Антан, тоже достаточно влажный и зелёный, но лежащий как раз на самом маршруте. Окажись преимущества Бравы и Фогу позначительнее, выбрали бы их, поскольку крюк к ним получался относительно небольшим, но и преимущества-то их не столь велики, а решающим фактором стал уголь соседнего Сан-Висенти. Местные кустарниковые леса сводились ведь в реале главным образом на дрова, чего не хотелось в нашем случае. Вот как научатся наши колонисты на Сант-Антане обходиться минимумом дров, тогда и будет рассматриваться вопрос о поселениях на Браве и Фогу.

В результате и разведку их производить было недосуг – нам и Акобалу некогда, а колонистам некому, да и незачем. А что там есть такого, чего нет на Сант-Антане? Той же рыбы и гораздо ближе можно наловить, и никчему переться за ней в такую даль, да и стрёмно вдобавок на рыбацких-то лодках. Так что и мы об их наличии знали, и для наших колонистов никто секрета из этого не делал, но даже просто посещение этих островов так и откладывалось на потом. А куда они денутся-то? Ради чего спешить? Кто опередить-то может, если сам Ганнон их то ли не обнаружил, то ли побрезговал? Мы бы и на этот раз на них не заглянули, не окажись они один хрен по пути. Да и то, заглянули – одно название. Не высаживались и даже не причаливали, а просто поглазели в трубы с палубы – времени не было на лишнюю высадку. Заценили размеры обоих островов, заценили их рельеф и ландшафт, впечатлились зеленью, конечно. Но с другой стороны, не забывали при этом ни о времени, ни о месте – и сезон уже влажный, и сторона островов южная, океанская. Так и на Сант-Антане примерно, если его западную сторону рассматривать, а отдельные такие долинки даже на Сан-Висенти есть по его южной стороне. Здесь же отличия в количестве, а не в качестве – удачного для климата географического положения никто не отменял.

Заметили мы и дымок на Фогу – ага, характерный такой, с облаками и издали хрен спутаешь. Считать его извержением или нет – дело индивидуального вкуса. Лава не течёт, взрывов нет, вулканические бомбы не летают, пепел не сыпется, но впечатление от дымка складывается нехорошее, скажем так. Не спится вулкану, и в любой момент может встать не с той ноги. Дымит, что самое интересное, не основной конус в центре древней кальдеры, а небольшой у его подножия. Видимо, жерло основного закупорено застывшей лавой так, что магма нашла себе более лёгкий путь на поверхность. За это – хвала богам, потому как если бы не нашла, то постоянно накапливающееся в жерле основного конуса давление вулканических газов в конце концов привело бы к грандиозному взрыву, а так – оно находит себе слабые места, по которым и стравливается себе относительно спокойно – без катастрофических извержений. Курится себе конусок, иногда пошумит, булыжники пошвыряет, лавы немного выпустит, да пеплом присыпет, но в умеренных масштабах. В общем, эдакие своего рода предохранительные клапана. Вот когда их все закупорит, как и основное жерло, а землетрясения не наделают новых слабых мест – тогда жди беды. Одна такая как раз и случилась в реале ближе к концу семнадцатого века, и как раз после неё часть населения решила, что с неё хватит, и предпочла слинять на мелкую и трясущуюся, но хотя бы уж таких сюрпризов не преподносящую Браву. Самое же неприятное, что для наших потомков это ещё впереди. И то извержение было ещё далеко не самым страшным.

От самого страшного осталась та кальдера, в которой куролесят периодически нынешние конуса. Стенка её – это остатки гигантского прежнего конуса, а сама кальдера – грандиозная воронка от взрыва, разнёсшего вдребезги весь тот здоровенный конус. Вот то было всем извержениям извержение! Серёга говорит, где-то семьдесят с небольшим тысяч лет назад оно шандарахнуло, то бишь вскоре или не намного позже индонезийского Тобы. Шебутное, получается, было времечко. Судя по размерам кальдеры, вряд ли извержение уступало тому знаменитому взрыву Санторина, нанёсшему тяжелейший удар минойской цивилизации Крита и навёвшему шухер по всему Восточному Средиземноморью. Цунами, надо думать, тоже было едва ли слабже, и нам остаётся лишь радоваться тому, что всё это УЖЕ случилось, а значит, для нас и наших потомков – в далёком прошлом…

Но пока-что Фогу и Брава далеко не приоритетны в числе насущных интересов Тарквиниев. И разведка их будет производиться, скорее всего, "заодно" на обратном пути с Сан-Томе уже купцов-подрядчиков, которых Тарквинии подыщут и настропалят на это дело после того, как наш навигатор допишет и доведёт до ума перипл нашей экспедиции. Приоритеты же сейчас – совсем другие…

– Эта дюжина мавританских коров из Могадора загадила мне трюм так, что мои люди после их выгрузки три дня чистили, мыли и проветривали его, – рассказывал Дамал, купец-бастулон, подряженный на снабжение Горгад, – Хвала Нетону, плавание обошлось без шторма, иначе эти рогатые засранки ещё и разнесли бы мне всё судно!

– Ну, ты уж преувеличиваешь, Дамал, – хмыкнул генерал-гауляйтер.

– Ничуть, досточтимый! – возразил купец, – Ну, разве только самую малость. Я же рассказывал тебе о двух стойлах, которые они сломали, когда впали в панику от качки. А разве это был шторм? Так, просто сильное волнение, даже на совсем слабенький шторм Внутреннего моря не тянуло. Немного сильнее обычного для этих вод, только и всего. Из моих людей никто даже и завтрак свой не выблевал за борт. А представь себе только, что было бы при настоящем шторме! Гром и молния! Не хотел бы я угодить в него с ТАКИМ грузом! Говорю же, всё судно разнесут!

– Опять преувеличиваешь.

– Лапу якоря мне в задницу, если я преувеличиваю больше, чем в полтора раза! Да, доброе судно тингисской или гадесской постройки не разнести даже этим рогатым воплощениям хаоса. Но лоханку из Внутренней лужи, пусть даже и из доброго атласского кедра – разнесут, клянусь Нетоном!

– После того, как её расшатает штормовыми волнами Моря Мрака, доломать её окончательно и в самом деле нетрудно. Но ведь ты, Дамал, плаваешь не на лоханке из той лужи, а на крепком судне, рассчитанном на Море Мрака.

– Верно, досточтимый – я хоть и почитаю богов, но вовсе не спешу встретиться с ними. Но посуди сам, много ли мне будет радости, если запаниковавший в трюме скот сначала сломает все стойла, затем расколотит все амфоры, растопчет весь остальной груз, а под конец переломает себе ноги или перебодает друг друга? Зачем мне такое разорение?

– Именно за этот риск, Дамал, тебе и платятся такие цены. И потом, на это ты мне уже жаловался в тот раз, а сейчас ты выгружаешь овец, а не коров.

– Ты думаешь, они засрали мне трюм меньше?

– Это ты переживёшь, как пережил и выгрузку коров, а твой риск с овцами был гораздо меньшим. А заработал ты на Островах Блаженных наверняка гораздо больше.

– На этот раз преувеличиваешь ты, досточтимый. Ну на чём там заработаешь?

– На "крови дракона", конечно. Разве там не гораздо больше этих драконовых деревьев, чем здесь?

– Больше, досточтимый, намного больше. А что с того толку? У финикийцев на ближних островах всё схвачено, и чужаку в их торговлю "кровью дракона" не влезть. А на дальних островах дикари её не продают. Ни за какую цену, Нетоном клянусь! Уж не знаю, на что она нужна им в таком количестве, но им её самим мало! Они сами её охотно купят, если кто-нибудь им продаст, хоть и имеют свою.

– Неужели настолько больные? – поразился генерал-гауляйтер, – О них говорят совсем другое – что нет на свете людей крепче и здоровее их.

– И ростом они велики, и сложены крепко, и сильны соразмерно, – подтвердил купец, – По крайней мере, на том самом дальнем острове, куда я плаваю, я ручаюсь, что они именно таковы. За прочие острова, где дикари враждебны к любым чужеземцам, не поручусь, но рассказывают, что такие же и там.

– И что, действительно такие великаны?

– Можно найти не худших и среди наших людей, если их отбирать по одному из сотни. Но у них таков каждый третий, а два других годны если и не в первый, то уж точно во второй десяток той нашей сотни. Есть, конечно, и дохляки, но мало, и чего их считать?

– А правда ли, что ударом кулака они разбивают щит?

– Может быть, досточтимый – так говорят. Сам я не видел, а воевать с ними для проверки – боги ещё не лишили меня рассудка. Но глядя на их стати, по которым и сила, я склонен верить этим слухам. Конечно, не любой из них и не любой щит, но – может быть.

Как я упоминал ранее, Тарквинии начали присматриваться к Канарам гораздо пристальнее, чем раньше, и первым в очереди намечен самый дальний остров архипелага – Пальма. Он и самый зелёный благодаря наиболее влажному климату, и дальше всех от уже колонизованных финиками Фуэртевентуры и Лансароте. Это они средиземноморской Ойкумене более-менее известны, и вторжение на них всполошило бы если и не весь запад Средиземноморья, то уж всяко прилегающие страны, включая и союзных Риму фиников в Тингисе и Гадесе. А кого всполошит завоевание Тарквиниями находящейся где-то вообще на самом дальнем отшибе дикарской Пальмы, о которой и сами канарские финики знают только то, что такая существует? В этом они, впрочем, сами виноваты, а точнее – ихние предки, успевшие в своё время напакостить везде, куда только добирались. Теперь вот и не плавают туда, где барыши не светят, а светят вместо них исключительно звиздюли, и если Гран-Канария ещё маячит в поле зрения, изображая тот виноград, который зелен, а Тенерифе сразу за ней, то заныкавшаяся за ними Пальма – ну, есть там такая, но что на ней есть такого, чего нет на Гран-Канарии с Тенерифе? Если этот виноград зелен, так тот – ещё зеленее. В результате же и финики на Пальму подзабили хрен, и дикари тамошние малость подзабыли о финиках, так что теперь чужеземцам с моря хоть и не доверяют по старой памяти, но уже и не набрасываются сразу с целью отправить к праотцам. Поэтому нашим удалось продемонстрировать гуанчам Пальмы, что не всякий нарисовавшийся из моря чужак – финик. Постепенно и торговлю с ними какую-никакую наладили. Дамал – один из тех купцов-шпиенов, которые в ходе торговли с туземцами не забывают заодно и о разведке обстановки на острове…

– Так возможно, они и столь сильны только благодаря этой целебной смоле? – предположил генерал-гауляйтер.

– Всё может быть, досточтимый. Но я слыхал о другом – что дикари, будто бы, используют "кровь дракона", чтобы предохранить от гниения тела своих покойников. Не знаю, можно ли этому верить, но так говорят.

– Это правда, – вмешался Серёга, – Есть у них такой обычай, подобно египтянам. Из-за него дикарям и нужно так много драгоценной смолы, что им её не хватает самим. И всё равно на всех их покойников её не хватает, так что достойным образом сохраняются тела только самых знатных и уважаемых. А нехватка дающих нужную им смолу деревьев, как и нехватка удобной земли под посевы и пастбища, тоже становится причиной для ссор и военных столкновений между их племенами…

– Да вы, почтенные, знаете о тамошних дикарях больше меня, – заметил купец, – Какой тогда Тарквиниям прок в моих сведениях, которые я собираю по крупице?

– Наши сведения собирались в своё время точно так же, как это делаешь ты, но очень давно и разными людьми, – пояснил я ему, – Многие относились не к этому острову, а к другим, какие-то искажены из-за неточностей при пересказе, а какие-то, возможно, и были верны для своего времени, но с тех пор давно устарели. Жизнь же меняется, а с ней – и обстановка. Твои же сведения, пусть и скудны пока, зато – новее и точнее прежних.

– Не так-то легко собирать их. Вглубь острова дикари нас не пускают, и много ли мы с моими людьми можем увидеть собственными глазами? А язык у них хоть и похож немного на мавританский, но уж очень немного – два моих матроса-мавра понимают лишь немногие отдельные слова, но о смысле всей фразы уже только догадываются. И хотя есть у меня и один финикиец-полукровка с ближнего острова, владеющий и языком туземцев, язык дальнего острова даже он понимает только с пятого на десятое. Дикари, возможно, и рассказали бы сами многое из того, что я хотел бы знать, но как прикажете расспрашивать их с такими переводчиками?

– Какой вопрос задашь, такой и ответ на него получишь, – хмыкнул Володя.

– Вот именно! Долго ли ошибиться с вопросом, не зная толком языка? А ещё же и ответ на него надо понять правильно. А подучиться как следует тамошнему языку – это же немалое время нужно.

– А в фактории их оставить, чтобы учились языку всё время, разве нельзя?

– Да там фактория-то – одно название. Лавка только крытая для торговли, место под палатку, да причал для швартовки судна. Даже склада для товаров там нет – прямо из трюма выносим. Пока стоим там – есть фактория, как уплывём – считай, что и нет её. Не те у меня ещё торговые обороты, чтобы постоянную там заводить.

– Так что мешает их увеличить?

– Мешает бедность дикарей. Им почти нечего предложить нам в обмен на наши товары. Ягод земляничного дерева, инжира и ежевики полно и на материке. Зерна у них мало, и они спрашивают его сами.

– Даже ячменя? – удивился генерал-гауляйтер, – Он нам тоже нужен, а не одна только пшеница, так что с удовольствием возьмём и его – уж всяко ближе, чем от мавров.

– Да у них там и есть-то только ячмень, и его мало, а пшеницы и вовсе нет.

– А бобы? – спросил Серёга, держа в памяти гофио – кашу канарских гуанчей из зёрен пшеницы с ячменем и бобов.

– Нет у них бобов, – разочаровал бастулон, – На ближних островах есть и бобы, и пшеница, там и финики есть, а на том дальнем – только ячмень. Добавляют его немного к корневищам папоротника, когда он есть, а как кончится – только корневища эти пекут и едят. Очень бедно они там живут.

– А скот?

– Скот есть – козы с овцами. Вот овец я у них как раз и закупил, как заказывали, хоть и не понимаю смысла – в том же Могадоре у мавров они обошлись бы раза в полтора дешевле, да и крупнее они у мавров. Зачем вам эти островные?

– Они привычны к скалам и горным склонам, которых полно и здесь, – пояснил ему геолог, – Не так хорошо, как козы, но гораздо лучше равнинных овец.

– Так разве не лучше тогда были бы козы? Их у дикарей гораздо больше, и они обошлись бы дешевле овец. Я не понимаю смысла этого запрета на коз.

– Козы объедают ветки кустарника, а они отрастают гораздо медленнее травы. В здешнем засушливом климате – тем более. Если снять запрет и завезти их сюда – козы не так хлопотны в выпасе, как овцы, поэтому все начнут разводить их, а не овец, и тогда они размножатся и сожрут все Горгады, – тут Серёга, конечно, несколько сгустил краски ради пущей наглядности, но по сути-то всё правильно, – Поэтому и запрещён их ввоз сюда, как и во все наши островные колонии.

– Вот поэтому у меня и такие торговые обороты, – съязвил купец.

– Не прибедняйся, – хмыкнул генерал-гауляйтер, – Чтобы ты, да не нашёл на чём заработать свой барыш – зная тебя, никогда в подобное не поверю. Вот скажи нам, Дамал, почему у тебя не пошла торговля с ближними из Островов Блаженных?

– Так финикийцы же тамошние разве дадут развернуться?

– Другим дали, а тебе не дают?

– Да что им там дали-то! Мелочь одну!

– Вот именно! Они удовольствовались этим и торгуют себе, а ты куда полез?

– Ну, где прибыльнее было. Не всё же финикийцвм в одно горло.

– Вот поэтому они тебя и выперли взашей, что полез туда, где и без тебя тесно. Вот истинно говорю, когда Дамал родился, кто-то из финикийцев точно заплакал! – это он уже нам прокомментировал, – Поэтому не прибедняйся, Дамал. Ты не мог не разнюхать и не найти, что там есть ценного. Ну вот не верю я, чтобы ты, и совсем не раздобыл "кровь дракона". Уж за железные-то ножи и топоры…

– Да, они рвут их с руками, досточтимый. Но даже за них я выторговал её лишь небольшой мешочек, да и то, береговые посылали гонца к вождю всего племени, прося у него дозволения на эту сделку. Говорю же, им мало смолы самим. Если бы не пурпурный лишайник, так зряшный вышел бы рейс. Вот только он, да эти нужные вам горные овцы.

– Вот оно! Что я говорил? – торжествующе вопросил наместник Горгад, воздев ввысь указующий перст, – Да один только говнопурпур с лихвой окупит весь твой рейс!

Речь шла, как мы поняли, о лишайнике орсель, из которого делался фальшивый пурпур. В принципе и цвет ткани, и блеск с ним получались не хуже, чем с тёмно-красной разновидностью настоящего, да и стирку он держал почти так же хорошо, но в отличие от настоящего, этот лишайниковый пурпур выцветал под солнечными лучами, становясь от них коричневым, отчего остряки в Бетике и у нас и называли его "говнопурпуром". Был, правда, способ стабилизировать его от выцветания путём дополнительной окраски другим красителем, устойчивым к солнцу, но это сказывалось на цвете, который гораздо заметнее, чем свежий не стабилизированный, отличался от настоящего красного пурпура. Ходили слухи, что спартанцам известен секрет лучшего стабилизатора фальшивого пурпура, чем и объясняются эти знаменитые спартанские пурпурные плащи вояк этого весьма небогатого полиса. В принципе – вполне вероятно. Растёт этот лишайник и в Средиземноморье, а не только на Канарах, просто повыбран он там за долгие века промысла, потому как ценится при дефиците добротных красителей и говнопурпур. Понятно, что не в высшем свете, там только покажись в нём, так у нас за это засранцем прозовут заглазно, а у греков и римлян – зассанцем. Это оттого, что в производстве говнопурпура моча применяется, если кто не в курсах. Самое интересное, что у нас прикалываются таким манером только над теми, кто стабилизированный говнопурпур носит, близкий по цвету к настоящему, а к выцветшему коричневому, как раз и напоминающему цветом говно, дышат вполне ровно. В качестве коричневого, для чего окрашенной ткани или пряже намеренно дают выцвести на солнце, краситель весьма добротен и популярен – в среднем ценовом диапазоне, конечно, который для среднего класса. Из-за относительной дефицитности лишайника в основном, но как раз на Канарах его полно, так что нуворишем наш купчина на нём, конечно, не станет, но приподнимется, надо думать, неплохо…

– А что ты продавал там? – спрашиваю торговца.

– Ну, здесь-то я после выгрузки тех мавританских коров и проветривания после них трюма загрузился кроме обычного набора для дикарей этими сладкими сушёными плодами и мешками с этим новым зерном. Им понравилось и то, и другое, особенно эти плоды. А почему зерно, кстати, дроблёное? Они очень просили привезти целое.

– Вот как раз поэтому – чтобы они не могли вырастить его сами и продолжали покупать у тебя. Скажешь им, что целого тебе не продают, а продают только вот такое.

– Разумно, – одобрил бастулон, – Теперь понимаю и запрет на финики.

– Повезёшь и их, когда у нас дойдут руки до их очистки от косточек, – пообещал генерал-гауляйтер, – Мы попробовали, но работа уж очень муторная – только пять мешков и насушили. С нового пополнения выделю на это ещё людей, тогда наделаем больше.

– Сушёные бананы им, значит, понравились больше кукурузы? Ты сможешь ему загрузить бананами полный трюм? – спрашиваю его.

– Полностью – нет, если не уменьшать поставок в Оссонобу. На следующий год смогу, и не на один рейс, а на два или три, но пока – только на две трети его загружу.

– Тогда грузи и эти пять мешков очищенных фиников – надо как-то наращивать ему торговый оборот с дикарями для основания постоянной фактории.

– Так толку-то с того! – хмыкнул купец, – Ну, набьёте вы мне, допустим, полный трюм товаров, от которых у дикарей только слюнки потекут, но как я их продам? Говорю же, они бедны. Снижать расценки – сами понимаете, не нужно ни мне, ни Тарквиниям, а по этим им нечего предложить на обмен. "Крови дракона" они мне и так продали, сколько могли, и больше не продадут. Лишайником я затоварю склад, и он будет лежать мёртвым грузом – опять же, чтобы не сбивать цен. Овец – ну, продадут они мне ещё три десятка на ближайший рейс, и больше у них лишних не останется. А козы – вы сами объяснили мне, почему их ввоз запрещён.

– У тебя хватит соли для заготовки козлятины впрок? – спрашиваю наместника.

– Чего хватает, хвала богам, так это соли.

– Тогда грузи ему и соль, да и у себя тоже держи наготове. Кончатся у дикарей лишние овцы – пусть везёт коз, а ты их сразу забивай на мясо и заготавливай. Я поговорю с Фабрицием, и на это он даст "добро", а пока – под мою ответственность, – распорядился я, – Но смотри, только под немедленный забой на мясо – полный запрет на разведение коз здесь остаётся в силе.

– И всё равно я сразу всё не продам, – напомнил Дамал.

– Именно это и нужно. Когда ты наторгуешь достаточно для погрузки, а своего товара будет ещё полно, ты предложишь им продать тебе землю – столько, сколько нужно под хорошую постоянную факторию. Для строительства их же и наймёшь, и на её складе оставишь непроданный товар, а при нём – своего приказчика и будущих переводчиков.

– Гм… Это возможно. Но чем я тогда сам расплачусь с Тарквиниями за товары, которые отдам дикарям за землю и за работу?

– Пока, конечно, ничем. Расплатишься за них с будущих доходов, а пока будешь должен. Это не надолго – ведь пока ты сам будешь занят перевозкой товаров, твои люди в фактории продолжат торговлю и наторгуют тебе груз на следующий рейс. А за счёт этого ты ускоришь свой товарооборот и увеличишь этим свои доходы.

– А чем дикари будут расплачиваться с моим приказчиком?

– Твои люди в фактории тоже могут заготавливать козью солонину. Козий сыр у них наверняка есть. А шкуры и кожи дикари ведь выделывают, раз сами одеваются в них?

– И прекрасно выделывают, надо отдать им должное. Нужны шкуры?

– Шкуры – нет. Кожи нужны.

– Да, у людей изнашивается обувь, – оживился генерал-гауляйтер.

– Тюлени, – подсказал Серёга, – Их там должны быть целые лежбища. Мясо их пусть сами лопают, а кожа – это непромокаемые сапоги для наших моряков и солдат.

– Точно! – признаться, я как-то и забыл о них, – Заказывай им выделанные кожи тюленей. Что не сбудешь здесь – сбудешь в Оссонобе.

В нашем современном мире средиземноморский тюлень-монах или белобрюхий тюлень – на грани полного вымирания. Кое-где на востоке Средиземноморья сохранился, кое-где у берегов Северной Африки, есть небольшая популяция на ейном атлантическом побережье и есть на небольших островах близ Мадейры. И везде редок, массовых лежбищ нигде не образует – несколько экземпляров от силы. Многовековой промысел отучил его от привычки кучковаться сотнями и тысячами голов, да и не набирается их уже столько в малочисленных разрозненных популяциях. В античном мире дела у белобрюхого тюленя обстоят значительно лучше, но в Средиземноморье он уже заметно повыбит – водится-то в принципе везде, но уже не многосотенными лежбищами. Имеющихся у нас мореманов обеспечить непромокаемой обувью из тюленьей кожи пока ещё удаётся, но уже не так-то легко, а то ли ещё будет, когда прибавится и кораблей, и экипажей? На Азорах, например, тюленей нет, и туда их кожи везутся с материка, где их добыть в нужном количестве уже проблематично. Мореманов же в Нетонисе прилично уже теперь, и в дальнейшем число их будет только возрастать. Нет тюленей и на Горгадах, а ведь и на них по мере развития колонии будет происходить то же самое. Собственно, как раз из-за их отсутствия на обоих архипелагах я о них и не вспомнил. Между тем в историческом реале Канары привлекали к себе средневековых европейцев далеко не в последнюю очередь и своими тюленьими лежбищами, о которых наш геолог напомнил весьма кстати…

– Они там всех своих тюленей для продажи нашим кожи не перебьют часом? – обеспокоился Володя, – Дурное ведь дело – разве хитрое?

– И десятой доли не перебьют, – заверил купец, – Финикийцы – пожалуй, могли бы, если бы дикари им позволили. Наши – ну, не я один, конечно, а если бы нас там таких много промышляло – тоже смогли бы. А сами дикари – ну как они это сделают? Большую охоту с забоем сотен зверей за один раз им не осилить. Это же суда нужны промысловые или хотя бы лодки, чтобы с моря к лежбищу подойти и всех тюленей на берег выгнать, не упустив большей части, а у них только тихоходные плоты, да и тех не так уж много – путь к бегству в море ими не преградить. Луков у них нет, даже дротиками пользуются не все, а копьями и камнями много ли успеешь набить на берегу?

В реале средневековые европейцы, начавшие исследование и завоевание Канар, не обнаружили у их аборигенов вообще никаких плавсредств. Но ежу ясно, что так было не всегда – хотя бы потому, что далековаты острова и от африканского материка, и друг от друга, чтобы добираться до них вплавь, да ещё и с домашней живностью. В канарских пещерах среди наскальных рисунков есть и изображения настоящих кораблей, дощатых, похожих на суда минойских критян и прочих средиземноморских "народов моря" эпохи бронзы, которых куда только не заносило с голодухи в ту самую Катастрофу бронзового века. Но сомнительно, чтобы именно на этих кораблях и прибыло на острова их туземное население. Во-первых, на таком транспорте переселенцы завезли бы и коров с быками, и их потомки не корячились бы с примитивным мотыжным земледелием. А во-вторых, они бы уж всяко не утратили связей с материком, с которого получали бы металлы и изделия из них, что позволило бы им в свою очередь строить новые корабли из той же канарской сосны. Словом, это был бы совсем другой образ жизни и совсем другой тип социума, хоть и примитивнее античных средиземноморских, но в пределах допуска, скажем так. То же, что вышло в реале, предполагает другой сценарий – заселение архипелага с материка шло в один конец без возможности обратных плаваний. По крайней мере – регулярных, а не случайных единичных. А это и тип морского транспорта предполагает другой – годный туда, но не годный обратно. А суда "народов моря" – ну, появлялись, конечно, привозя порцию завоевателей, вырезающих местную элиту и занимающих её место на верхушке покорённых социумов. Или гибнущих при такой попытке. Скорее всего, бывало и так, и эдак, но в обоих случаях прибывали вожди и вояки, а не кузнецы с корабелами и скотом, так что и деградация завоевателей до уровня завоёванных была неизбежной.

Исходя из этого, гораздо вероятнее представляется заселение людьми островов на камышовых лодках-плотах, которыми берберы-ликситы продолжали пользоваться и во вполне исторические времена. Скорее всего, это были аналоги обоих хейердаловских "Ра" и "Тигриса", больше плотов, чем лодок – мореходных, обтекаемых, но несущих слишком малый экипаж, чтобы двигаться его силами против течений и ветров. Этого ещё хватило на людей с козами и овцами, но уже не могло хватить на крупный рогатый скот. Ну, чисто теоретически можно было связать длинные лодки такого типа с большим числом гребцов, которые осилили бы и обратный путь на материк, но засада в том, что на Канарах камыш не растёт, и вязать такие лодки взамен вышедших из строя на них не из чего. В принципе, как показывают самые большие каноэ полинезийцев с наращиваемыми досками бортами долблёнок, можно освоить наборное дощатое кораблестроение и технологиями каменного века. Но у полинезийцев этому этапу предшествовали простые долблёнки, мореходность которых изначально обеспечивалась катамаранной схемой во всех их типоразмерах. Беда канарцев была в том, что остойчивость камышовой лодки-плота была достаточной и без этих ухищрений, в результате чего катамарана они так и не изобрели, и это закрыло им полинезийский вариант дощатого кораблестроения, а средиземноморский по образцу тех судов, что изредка попадали к ним, то бишь на вставляемых в пазы деревянных шпонках и нагелях, без металлического инструмента уже не осилить. Только и оставалось канарцам, что вязать тихоходные и неповоротливые плоты из брёвен канарской сосны, которую они могли рубить и обсидиановыми топорами. Дальние острова заселялись, скорее всего, уже на этих бревенчатых плотах, в лучшем случае представлявших из себя лишь примитивное подобие того хейердаловского "Кон-Тики"…

– Тогда – да, много за один раз не набьют, – прикинул генерал-гауляйтер, – Если за твой рейс на погрузку только и накопится – это будет шикарно. Но ты всё равно земли под факторию побольше у них выторговывай. Сразу всю, конечно, не выкупишь, но ты на будущее сразу с ними договорись, чтобы хватило потом территории и под хороший форт.

– Вроде вот этого вашего? – спросил бастулон, кивая на стройку у края гавани, на стене которой в одном месте выложили уже и зубчатый парапет.

– Даже побольше. У нас-то поселение рядом, так что за подмогой, если нужна – только свистни погромче. А там – нужен такой, чтобы мог в случае чего и штурм отбить, и осаду выдержать. А то мало ли, как сложатся отношения с дикарями?

– Особенно, когда их ПОНАДОБИТСЯ испортить? – понимающе кивнул купец, – Да, к этому времени нужен будет уже хороший форт…

Случайный инцидент, от которого никто не застрахован, может стать причиной для небольшого вооружённого конфликта, но серьёзные войны требуют веских причин и по пустякам не начинаются. Повод – другое дело. Ни один завоеватель никогда в истории не стремился выглядеть вероломной сволочью. Ну как тут прикажете поднимать и вести людей на соседа, если ты не в состоянии убедить их в том, что "наше дело правое"? А для этого надо, чтобы "они первыми начали". Поэтому и не обходятся войны без провокаций, дающих столь необходимый для их начала повод. Чувство собственной правоты – великая сила. Позже, конечно, правда один хрен вскроется, но победителей не судят и сам факт их неправоты всегда им простят. А вот жертвы ни в чём не повинных своих при провокации того повода их родня хрен простит, так что никчему они. Факта нападения – достаточно.

– А вам-то здесь этот форт зачем? – спрашиваю генерал-гауляйтера, – Лучше бы волнолом хороший из этих камней навалили.

– Будет и волнолом, но позже, как форт достроим. Люди хотят, чтобы было хоть какое-то фортификационное укрепление.

– Так ведь дурацкое же оно получается. Выглядит-то солидно, видно сразу, что работу вы сделали большую и серьёзную, но какая от неё защита? Если уж на то пошло, так само поселение лучше бы стеной какой-нибудь обнесли.

– Да в том-то и дело, что всё поселение мы только "какой-нибудь" и обнесём, а хочется не какой-нибудь, а хорошей. Но хорошая – это и работа такая, что нам она не под силу, и архитектор для этого нужен хороший, да и не нужна нам эта стена, если уж по уму рассудить. И нападать на нас некому, и защищать здесь хорошей стеной нечего. А форт – он маленький, его мы осилим, а выглядит – ты и сам признал, что солидно.

– Так смысл-то его тогда в чём?

– Так в этом как раз и смысл. Нетонис, мы слыхали, тоже стеной обнесён, хоть и ему тоже защищаться не от кого, и наши люди тоже что-то такое хотят. С укреплениями – это город, без укреплений – хоть и каменная, но всё равно деревня.

– А вы, значит, в городе хотите жить? – и ржу, глядя на эти чисто деревенские жилые постройки за окном, и наши ржут, и Дамал хохочет, да и сам генерал-гауляйтер от него и от нас не отстаёт.

– Ну, люди ведь все работы сделали, какие были запланированы, ну и как стали думать, чего бы ещё сделать, так они и попросили что-нибудь хорошее, городское, чтобы всё как у людей было, – объяснил наместник, – Ну и вот как тут было им отказать?

– Тем более, что тебе и самому не терпится, чтобы к вам тоже гетеру настоящую поскорее распределили, – подгребнул я его, напоминая о той, направленной в Тарквинею, на которую он тогда пускал слюну.

– Ну, "гречанку" – это, конечно, рано, – признал он, отсмеявшись вместе с нами, – Архитектора бы нам сюда хорошего, чтобы дома построить такие, как в Оссонобе. Хоть один для начала, чтобы люди увидели, как начинает сбываться их мечта. Потом, конечно, водосбор улучшить, а то обидно делается, сколько воды сейчас зря в море стекает, когда большую часть года её нет. Это же все понимают. Потом – храм, рыночную площадь, за ней – городскую управу, после неё ещё пару хороших инсул, ну и хотя бы парадную часть городской стены с воротами и двумя башнями по бокам – вот тогда не стыдно уже будет и "гречанку" к нам просить.

– А волнолом нормальный?

– Да будет он уже давно. Я ж сказал – сразу после форта. Форт без архитектора, считай, осилили, так неужто волнолом несчастный не осилим?

– Хорошо, насчёт архитектора я поговорю с Фабрицием. А насчёт "гречанки"…

– Свой настоящий "гречанка" очень надо! – генерал-гауляйтер передразнил не только ломаный турдетанский, но и интонации мулатки из тех шлюх, что обедали с нами, – Хорошо одеться научи, хорошо говорить научи, хорошо танцевать научи, всех хороший манера научи, всех умный сделай! – мы рассмеялись, – И ведь эта черномазая права, – он снова перешёл на нормальный турдетанский, – И бордель гетера сделает поизысканнее, и порядочные женщины будут больше следить за собой и за своими манерами, а то ведь эта захолустная вульгарщина прёт из всех щелей!

– Ну, ты уж сгущаешь краски, – хмыкнул я, – Есть, конечно, такое дело, но для деревни на отшибе у тебя тут всё очень даже прилично. Ты вот завидуешь при виде того, сколько всего отправляется в Тарквинею, но ведь там и потребности другие – и сам остров большой, и дикарями заселён, которых надо окультуривать, а это тебе разве испанцы?

– Здешние женщины очень прилично выглядят, – подтвердил Дамал, – Не хуже, чем в городах Бетики – я даже не ожидал, клянусь ляжками Иуны!.

– Так это как раз та "гречанка" помогла, которая в Тарквинею направлялась, – пояснил наместник, – Хоть и пробыла у нас всего-то ничего. А вот была бы своя…

Тут я, признаться, очень уж серьёзных изменений не увидел, и на мой взгляд, в куда большей степени повлияла исходная подготовка двух последних пополнений Горгад, в обучении которых в лагере близ Оссонобы принимали участие и "гречанки" выпускного потока Школы. Или дело в гораздо большем авторитете звания, которым ещё не обладали на тот момент шикарные и уже прекрасно образованные, но всё ещё ученицы? Пусть и не столь большие, но какие-то сдвиги по сравнению с весной всё-же просматриваются.

– Вот именно! – подтвердил мою мысль генерал-гауляйтер, когда я её озвучил, – И мы-то, матёрые и разумные мужики, склонны принимать во внимание и авторитет, чего уж тут скрывать, а уж молодёжь и бабы – и подавно. Эта ученица – она может быть ничем не хуже, а может быть и гораздо лучше иной гетеры, и сама она без пяти минут гетера, и от того, что её торжественно опояшут этим золочёным пояском, она не станет ни умнее, ни образованнее, ни красивее, чем была уже и так. Но это понимаем мы с вами, а многие ведь как судят? Без этого пояска гетеры она ещё никто ровным счётом, просто сопливая девчонка, и не яйцам курицу учить, а вот с пояском – уже величина, целая гетера. Как вы это называете? По-обезьяньи? Да, это по-обезьяньи, согласен, но я здесь управляю теми людьми, которых ко мне прислали, и других у меня нет. И если для лучшего воспитания таких людей нужна опоясанная этой золочёной полоской кожи гетера – значит, она нужна моей колонии и мне как её наместнику.

– Так это, значит, всё дело в золочёном ремешке? – прикололся Володя, – Макс, а давай пришлём ему этих ремешков на всех шлюх. Ну, будут застёжки на них не в виде звёздочек Школы, а другими – да похрен. Какая из этих тутошних кошёлок разбирается в таких тонкостях? – генерал-гауляйтер и купец долго хохотали, когда я, отсмеявшись сам, перевёл им шутку спецназера с русского на турдетанский.

– В архитекторе Фабриций тебе, думаю, не откажет, но не знаю, получится ли в ближайшую весну, – предупредил я наместника, – Учеников у Баннона мало, а строить нам нужно много чего, и они все у нас идут нарасхват. Поэтому не обижайся, если архитектор прибудет к вам не в эту весну, а в следующую.

– Да я-то что? Я всё понимаю, но люди просят. Заметь, рабочих не просят, сами готовы всё строить, просят только архитектора грамотного, чтобы хорошо всё придумал и хорошо всеми работами руководил. Ну как тут не пойти им навстречу? Я Фабрицию и сам напишу, но и ты уж поговори с ним тоже, чтобы в самый конец очереди нас не задвинули.

– Поговорю, обещал же. Но только вот что – не уверен я насчёт инсул как у нас. Понимаешь, хорошая инсула – это же не просто коробка в несколько этажей. Это прежде всего удобства – водопровод и канализация.

– Так водопровод же есть.

– Да что это за водопровод! Несколько бамбуковых труб! Этого не хватит и на одну инсулу. Наверняка ведь и сейчас хватакт не на всё.

– Добираем из колодцев. С ними – хватает.

– Так это для деревни хватает. А для города вам настоящий акведук нужен вот с такими трубами, чтоб воды хватало, – я показал ему руками размер с человеческую башку.

– Куда столько? – поразился он.

– В канализацию. Представь себе коробку в пять этажей и живущие в ней хотя бы полсотни семей. Срут и ссут все, и сколько воды нужно, чтобы всё это смыть?

– Гм… И где ж мы столько её в сухой сезон возьмём?

– В том-то и дело. Что высоты для напора воды хватит не на пять, а на все семь этажей, я тебе и без архитектора сам сразу скажу. А вот хватит ли воды – не уверен. А без этих удобств чем инсула лучше хорошего деревенского дома?

– Ну, если так, то ты прав, конечно. Но люди-то хотят, чтобы было как в городе.

– То есть не хуже, чем в Оссонобе и в Нетонисе?

– Ну да, чтобы как там всё было. Там инсулы, и наши тоже хотят инсулы.

– Так не получится же как там, если воды не хватит. Будут, как и сейчас, ходить в отхожее место на улице, только многим для этого придётся ещё и спускаться с верхних этажей. Ну и чем это тогда отличается от деревни? Тем, что раньше была одноэтажная, а теперь стала многоэтажной? Это сейчас людям достаточно внешнего сходства с городом, а поживут, узнают, в чём разница, и поймут, что всё равно живут хуже. Ну и какой смысл?

– Так тогда тем более архитектор нужен. Ну вот как я людям объясню то, что ты мне сейчас сказал? Мало ли, почему я так говорю? Может, мне просто хлопот лишних не хочется? А вот если им грамотный и знающий человек всё это объяснит – это же совсем другое будет дело. Тоже обидно, конечно, но это же из-за природы, а не из-за руководства – это не так обидно, и все всё поймут правильно.

– Ну так ты и не говори им, что нет, и всё тут, а скажи тоже, что ты не уверен, а точно только архитектор скажет, когда его пришлют. В нём отказа не будет, я только не могу обещать тебе ближайшего срока. И что-то он наверняка придумает не хуже наших инсул, только более подходящее для вас. Город – это ведь не высокие этажи, а удобства. И я не сильно удивлюсь, если это окажется что-то такое, чего вообще нигде больше нет.

– Хорошо, я понял. Мы пока достроим форт и займёмся волноломом. После них, если с архитектором выйдет задержка, займёмся вторым таким же фортом с той стороны входа в гавань. Потом – начнём заготавливать камень для будущего строительства, а на малом острове – раковины для пережигания на известь. А ты, Дамал, смотри, как всё это делается – тебе ведь там в своей фактории постройкой ещё большего форта руководить.

– Это не в ближайший год, – успокоил я испугавшегося купца, – Дело большое и общее, так что и деньги на это Тарквинии выделят, и сведущими в деле людьми помогут. Ты пока насчёт земли под форт договаривайся и рабочих присматривай. Дикари вообще умеют строить из камня?

– Ну, не форты, конечно, и не на известковом растворе, но если будут сведущие в этом люди, то под их руководством должны суметь. Их каменных холмов, которые, как говорят, похожи на египетские пирамиды, я не видел – нас не пускают вглубь острова. Но в их прибрежном поселении есть каменная хижина, и выстроена она довольно неплохо.

– А так в основном в пещерах живут?

– Там, где я видел, только в пещерах и живут. Та хижина – это у них или место для каких-то своих церемоний, или сельский храм. Точнее не скажу, покуда переводчиков хороших нет. Да и какое нам дело? Главное – видно по ней, что строить умеют.

– Представляю, каково с ними придётся, – хмыкнул наместник, – Тут пока раба научишь делать как следует то, чего он никогда раньше не делал, сам умаешься, а там же все такие будут. А наши-то здесь думают, что это нам тяжело.

– Везде легко и просто, где нас нет. Название будущему городу придумали?

– На всё воля Тарквиниев, но если они соблаговолят принять наше пожелание, то люди хотели бы назвать свой город Гастой. Это не посчитают нескромным?

– Из-за того, что ТА Гаста – Царская? – сообразил я, – Ну, если и посчитают, то не настолько, чтобы из-за этого отказать. Хотя посмеются наверняка. А почему вы именно Гасту выбрали? У вас что, так много людей оттуда?

– Да какое там много! Пять семей только и есть, да и те не из самого города, а из окрестных деревень. А выбрали – ну, это я виноват, если начистоту. Те, что из-под Илипы, хотели назвать Илипой, кармонцы – Кармоной, малакцы – Малакой, так большинства же ни у кого нет, и в результате только переругались. Я им просто ради шутки Керну сперва предложил, так ты представь себе только, хоть и смеялись, но идея понравилась, и её бы приняли по принципу "ни вам, ни нам", если бы сами кернские финикиянки истерику не закатили – вот не хочется им даже такого напоминания о ТОЙ Керне. Ну тогда я, чтобы и их не обижать, Гасту предложил. Опять же, ради шутки – думал, тоже посмеются, а потом что-нибудь другое выберут, ни для кого не обидное. Я им, собственно, так и сказал, когда они отсмеялись. А народу понравилось – посудачили меж собой, да и сказали, пусть Гаста и будет, а то иначе раньше сам город построим, чем о названии договоримся. Ну вот и как тут теперь на попятный пойдёшь?

– Тоже правильно, – прикололся я, – Гаста Горгадская, значит?