Глава 21 Устье

— Пресветлый…

Михаил вздрогнул. Повернулся к незаметно подошедшему. Маугли подавал пистолет.

— От Ведущего, — скупо прокомментировал он. — Бейте в глаза или гениталии. Есть вероятность, что зацепите, даже если не наповал.

По давней привычке проверять снаряжение перед походом или боем, Медведев выбросил на ладонь обойму. И понимающе кивнул сам себе. «Таёжники» по незнанию и со страху остались без патронов ещё во время прорыва из домена. Да и он сам ничем не был лучше, расстреляв всё, что имелось. Было бы больше — ушло бы в холостую больше. Бывалые тэра подобного расточительства себе не позволили.

— Время! — окрикнули сбоку.

— Передай Яру мою благодарность.

— Я иду с Вами, — угрюмо отозвался мальчишка. — Передам, если пройдём.

— Так… — протянул Медведев.

Опять коса находила на камень. И вид пацана был таков, что Михаил сразу понял — рыком в этот раз не обойтись. И как бы парню самому не хотелось идти за понятным и близким по духу одинатом, в котором крылся настоящий ведущий, а вот сложилась так ситуация, что уже признал старшим простого человека, пусть и со способностями Отца, — и теперь никуда от этого не деться. А тому эта покорность и упорство — как нож по горлу. А время поджимает.

Михаил хмуро оглядел юношу, а потом махнул рукой:

— Чёрт с тобой! Хочешь сдохнуть без пользы — вперёд! Зря только учителя на тебя время тратили. Вырос дурак упрямый — ничем не прошибёшь!

Маугли выпрямился, губы сжались, но — ни слова в ответ, ни жеста.

— Тебе, идиоту, дали шанс быть рядом с настоящим великим ведущим. А ты профукиваешь такую возможность, — криво усмехнулся Михаил и отвернулся. Секунда. Две. Три. И невыразительно, тихо скомандовал: — Поступаешь в распоряжение Яромира из Одина-тэ.

— Да, Пресветлый.

Оборачиваться, чтобы посмотреть на притихшего пацана, не стал.

— Выполнять.

Тень за спиной метнулась назад, к людям, уже стоящим молчаливым, собранным каре возле Стратим. Переливчатые сирины отодвинулись, пропуская человека. Медведев спиной ощутил долгий взгляд Яромира.

— Зря. — Юрий зубами затянул концы бинта на подраненной руке. — Ещё один страж тебе бы сейчас пригодился.

Михаил улыбнулся и ткнул друга в здоровое плечо:

— Мне и за тобой, как за взводом назюзюканных в хлам самураев!

Зубров, не приняв тона, покачал головой:

— На свою уникальность Отца особо не рассчитывай. В мясорубке могут и просто спутать, но скорее, у них есть приказ взять живым или мёртвым. Живым на целостности можно особо не заморачиваться, а мёртвым — захватить и доставить тело в кратчайшие сроки.

— Помню, было.

— Вот и соображай, голова.

Медведев только пожал плечами в ответ.

Лавина крыльев накрыла стены. Зелёным в свете «солнышек» засверкали обнажённые лезвия. Стервы-охотницы шли молча, без привычного боевого повизгивания. Только шорох соприкасающихся тел да позвякивания металла и камня. Охотницы неслись мимо, почти касаясь человека. Сухие вытянутые морды сосредоточены на цели, глаза уже не смотрят на оставшихся в стороне. Оставшихся жить. И грузно оседало на сердце сравнение. Уходящие стервы были тварями, чужими по своей сущности созданиями, ничем, казалось бы, не походившими на то, что завещано любить и оберегать. Были, но… Ничем они и не отличались. Тоже — жизнь. То же умение любить, ненавидеть, бояться, стремиться, умирать. Может и не человек, но…

За рамой входа в устье сшиблись тела, зазвенела сталь, закричали первые раненные.

В окно портала было видно мало. Но достаточно, чтобы почувствовать закипание крови. Пикирующие тела, отлетающие срезанные перья, брызги…

Сверкающие фиолетовым лоском крыльев, магуры встали рядом в два ряда. Морды сосредоточены, крылья подобраны. В отличие от охотниц, воины клинки выставлять не торопились. При беге могут помешать да и успеется. Глазами старались не встречаться. Но и так всё ясно.

Тэра, стоящие около Медведева, молчаливо и неспешно накидывали темляки. О чём-то негромко переговаривались меж собой. Шестеро отданных Яромиром бойцов откровенно не были новичками. Может в таком странном бою — сборный отряд против стерв — и не участвовали, но пасовать не собирались. Медведев увидел рядом с собой и Михалыча — старика с уверенными крепкими руками и зорким взглядом, и Павла, уже не раз оказывающегося на пути к нему стерв. Да и другие были не раз видны в схватках, как серьёзные бойцы.

— Боры! — раздался клич одинатов.

Михаил махнул рукой, из-за спин присевших перед рывком стерв приветствуя уходящих в устье воинов. Яромир уводил под защитой Стратим его «таёжников», молчаливого Полынцева и нескольких подраненных тэра. В кольце воинов мелькнули смоленные волосы королевы. Один взгляд пронзительно-чёрных глаз — и вот они уже за порогом каменного портала.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох поглубже, словно перед выходом из палатки в буран.

И — вперёд!

Туда, где уже не было моментов тишины, где кружился воздух, испугано мотаясь между смертями. Где дрались ненужные, незначимые ему твари, погружая друг друга в боль и бездну отчаянья. Где не было ничего, за что стоило бы умирать. Ему, его друзьям, его недругам. И даже Королеве — не за что. Но это ощущение бесцельности затрат было всего лишь чувство. Такое же нелепое, как и десяток дней назад ненависть к пленнику за его существование, за проблемы, что потянулись вслед за его захватом. Глубоко внутри он уже знал, что всё в мире имеет свою цель и ценность. И что встреча Отца и Матери не может быть случайностью, как не бывает случайностью падение яблока на землю, таяние снега под солнцем, рождение и умирание. Закон распространения сил стал таким же значимым и явным, как закон всемирного тяготения или сохранения энергии. А значит там, впереди, за лезвием, по которому предстояло бежать, его ждало нечто, что для мира важнее его жизни, значимей прерывающихся сейчас судеб. И нужно дойти, чтобы понять — что это.

Магуры слаженно шли рядом. Хрипло дыша, тихо и быстро перебирали лапами. Напряжённые мышцы, уже разогретые к бою, обливали кожу кисло-пряным потом. Ускорились. Как один — и люди, и магуры — ринулись в проём. Прыжок. Со всех сторон взорвалось пространство — хлопнули, раскрываясь, крылья. Когда Михаил упал, неловко придя на колено, вокруг об каменный пол сначала ударили пружинящие стопы, а потом жёстко врезались когти мощных лап. Выпрямлялся рывком. Тэра уже стояли наготове. А магуры мгновения медлили. Кожистые крылья, увешенные клинками, словно украшением из красного золота, оставались в неподвижности, давая ему возможность встать, а охотницам Гнезда осознать приход воинов.

А потом они закричали. Вместе. Не сговариваясь, люди и магуры огласили рёвом итак сотрясающийся от криков зал. И приковали к себе внимание всех.

Михаил ещё успел увидеть впереди, где-то на центре зала, каплю цвета хаки вокруг чёрной тонкой фигурки.

И началось.

Кто раз хотя бы был в глубине ножевой схватки группа на группу, тот на всю жизнь, наравне со шрамами, сохраняет память о лезвиях, разбивающих воздух на осколки. О перечёркнутом линиями клинков и чёрными струями пространстве. О скользких руках. О внезапном холоде в подрубленной кисти. И жаре в ране, где коснулся клинок. О досадном взмаргивании на чужое лезвие. О толкотне. О грязи под ногами. А, может быть, уже и не грязи. О вскриках и хрипах, которые ни с чем не спутаешь.

И о боязни зацепить своего…

Так получилось, что Михаил и тэра и мугур в этой бойне принял как своих. Как тех, против кого не направляют оружие.

Стиснув зубы, Михаил метался в центре каре, используя любую возможность всадить клинок в нападающих скопов. Так же поступали и тэра. Сперва пробиться удавалось нечасто. Магуры шли плотно, прилежно защищая своего Отца. Набрасывающимся на них охотницам один на один — да даже десять на одну! — не оставалось бы шансов, но в схватке, где врагов сотни, и новые прибывают на место выбывших с чёткостью подающего механизма обоймы, магуры выдержать не могли. И вокруг всё чаще взметались вверх фиолетовые крылья падающих защитниц и освобождалось пространство, в которое лезли скопы. Стервы-воины стягивались к Отцу, стремясь закрыть, но их оставалось всё меньше. А вход во Дворец, — большая чёрная дыра, посреди мелькающих звёзд и туманностей перед глазами, — был уже почти рядом, но всё равно — очень далеко, на расстояние десятка жизней, теряемых с каждым шагом.

Вкладываясь в бой, Михаил не глядел вперёд, туда, где шли Стратим и люди. Возможности не представлялось. Но нутряным знанием понимал, что они прошли. Должны были пройти. И теперь дело за ним. Потому без сомнений вкладывался в клинок. Рядом разрезала пространство долгими дугами катана друга. Зубров шумно выдыхал, подавая напряжение в удары. С другой стороны с размеренностью и стойкостью автомата работал ножом седой тэра. Он же сваливал из пистолета тех стерв, которым хватало ума и ловкости перепрыгнуть заслон магуров. Стрелял тэра отменно, как и колол. Пока не споткнулся на полдороге. Замер и стал рушиться.

— Черт! — Прошипел Медведев и подцепил рукой падающего. Не удержал. Пришлось упасть на колено, чтобы перехватить удобнее. Обшарил взглядом — ран не было. Крови много, но вся чужая. Раны не видно.

— Михалыч! — вспомнил старика по имени. Тэра не отозвался.

— Брось! — рявкнул Зубров, продолжая рубиться. — Он мёртв!

— Ран нет!

— Мёртв! Оставь!

— Своих не бросаю! — упрямо отозвался Михаил, подсаживаясь под упавшим.

Блеск стали возле корпуса скорее ощутил, чем увидел. Прянул в сторону.

— Мёртв! — повторил Зубров, с ноги вытаскивая катану из груди тэра. И тут же отвернулся, клинком отсекая налетевшей стерве полкрыла.

Михаил мгновение смотрел на лицо старика. Белое, в подтёках крови и пота. Под слипшимися седыми волосами. Лицо не сдавшегося старости человека. Рядом кто-то из «щитов» припал на колено и вытащил из руки мёртвого товарища пистолет. Тут же рявкнул выстрел. Сиреневое крыло царапнуло по спине. Михаил выгнулся, почувствовав, как лопнула ткань на плечах. А может, что и под тканью — не понял. Отпустив труп, встал. Возле него, помимо десятка воинов-стеры, осталось только трое тэра и Юрий.

— Двигаем! — Михаил перехватил рукоять ножа и бросился вперёд.

Магуры слажено рявкнули.

Злость — невероятная, чужеродная злость — закипела в крови. Он никогда не считал себя образцом терпимости и гуманизма, но без нужды старался в конфликты не ввязываться и на жестокость не идти, а теперь вдруг почувствовал, как кружит голову бешеное желание рвать и крушить. Мир сузился до зоны поражения. Голову залило кипящим оловом ненависти. К другу, к себе, к миру, заставляющему делать непотребное. И тело заработало, перемалывая эту ненависть через жернова движения. Яростного движения, на самом пределе возможностей. За доли секунды он вырвался вперёд, миновав своих телохранителей. И тут же понял, что не нужны ему они. Как живые щиты, как закрывающие собой существа — не нужны. Это он им необходим. Как смысл этой дороги. Потому и место его — впереди!

Скопы, попадающиеся на его дороге, отлетали, нелепо барахтаясь вооружёнными крыльями в попытке сохранить равновесие и не попасть под лезвия товарок. Пленить безумца, дико орущего и ищущего мясо, чтоб вонзить клинок, не просто. Да и догоняющие его клином магуры и люди давили и раздвигали противника, словно нос корабля тонкий ледок, не оставляя шанса на результативную атаку.

До чёрной дыры перехода оставалось совсем чуть-чуть. Там, охраняя вход и защищая людей и стерв, уже стояли Яромир и его люди. Да Батон затесался. Вроде не бог весть какой вояка по сравнению с тэра, но вот выдавить его за спины им не удалось.

Ор оглушил.

Михаил сбился, поднял голову, инстинктивно вжимая плечи. Потолка не было. Над ним висела тёмно-фиолетовая клякса. Нет, не висела — стремительно падала. Он дёрнулся в сторону, но мощный удар по загривку сшиб с ног. Полёт был короток, а приземление жёстким. Почувствовал, что воздух вышибло из груди и его самого смяло, словно человечка-оригами. Болью оглушило до кисло подступившей тошноты. Чьи-то лапы-руки, цепко захватили за корпус, руки, ноги и подняли в воздух. Скопы утаскивали его под потолок, подальше от людей. Сквозь приглушённый ор стерв и крики людей услышал короткий лай автомата.

Открыл глаза.

И сразу же закрыл. В лицо ударил тёплый ливень. Вознесение кончилось — раненные скопы выпустили его из лап. Снизу налетел ветер. И почти тут же Михаил врезался в податливую неровность. Повторная боль сдавила все ощущения до стремительно приближающегося к горлу комка ярко-горящей кислоты. Не открывая глаз, повернулся на бок. И свалился с туши, на которую упал. Вырвало. От спазма пошла новая волна боли. Остро и жарко сдавило бока. Закипела голова. С трудом поднялся на колени и локти, сослепу ткнувшись лицом в тёплую лужу под собой. С двух сторон схватили за подмышки и потащили, словно неживого. Кто? — он не понял.

Крики, брань, выстрелы, ор — всё проникало через ватный заслон оглушённости, глухо и постороннее, словно его не касалось. Но рассудком он понимал, что именно к нему всё это относится в первую очередь и только потому нашёл в себе силы открыть глаза. Каменный пол с пятнами крови и частями тел мотался, быстротечно уплывая назад. С трудом приподнял голову, скосил взгляд. Лапы. Настолько мощные, что сомнений не оставалось — магуры. Только вот — «свои» или чужие?

Дёрнулся, но тут же затих. Подбегали люди.

Магуры передали его, почти бросив на руки тэра, и утопали назад, в схватку. Перед глазами поплыл потолок, с тенями мечущихся клякс, сбивающих друг друга. Его медленно заволакивало туманом. Сознание сужалось, и воли не хватало удержать его в теле. Только хриплый стук выстрелов отдавался в голове.

— Боры! Страж!

Михаила словно кипятком ошпарило!

— Юр?

Он охнул и рванулся.

Тэра удержали. Дотащили и бережно опустили на пол. Михаил искал взглядом друга, но мотающиеся ноги защитников загораживали мир. С трудом опираясь о каменный выступ, поднялся. Мир зашатался, стремительно заволакиваясь туманом, в груди запульсировала бешеная боль. Стиснул зубы — мир нехотя вернулся на место.

Зубров бежал, прикрываемый парой магуров. Бежал последним из людей. Спотыкаясь и едва удерживаясь на бегу. Уже бесполезная катана утяжеляла руку, поднятую к груди, и путала бег. Меж пальцев сочилось.

— Юр… ка… — Михаил оттолкнулся от поддерживающей опоры и шагнул к другу.

— Нет! — Стратим как всегда оказалась точно перед ним. Вскинула чёрные глазищи. — Заслон уже падает!

Усиливающийся шорох камней ударил по сознанию. Он поднял глаза и только теперь понял, почему люди стоят на невидимой черте. Сверху, отсекая зал Устья, опускалась мраморная стена.

— Юр!

Его сцапали за разгрузку, схватили за руки, повисли на плечах. Яромир что-то влажно-жаркое закричал в уши, но он не услышал — паровым механизмом в голове билась от напряжения кровь. Мир шатался и периодами терял чёткость, но всё-таки Михаил видел, как пули сшибали скопов, нападающих на Зуброва сверху. Стрелять на уровень человека тэра не рисковали.

Михаил тянулся к другу, но тяжесть удерживающих не позволяла даже шагнуть. Оставалось только рваться и смотреть в туман впереди, боясь пропустить хоть мгновение.

Немолодой тэра прикрыл Зуброва от налетающих стерв, обезумевших от поражения. Закрыл жизнью.

Магура с разворота кинулась на нападающих и рухнула, стянув на себя четвёрку разъярённых охотниц.

И Зубров остался один. Ещё десяток шагов и успеет под падающую переборку! Не успеет… Скопа с налёта сшибла его с ног. Отлетев, Юрий скрючился. С воздуха налетела пара стерв — их раскрытые крылья закрыли его от взглядов.

— Ааа! — Батон метнул с обеих рук ножи и сам кинулся следом.

— Боры!

Михаил, вздрагивая внутри от невозможности самому оказаться в гуще действий, не сразу осознал, что его держат уже только двое. Остальные скользнули за Яромиром в щель между падающей плитой и полом.

— Останови заслонку! — прохрипел Михаил, вырываясь и хватая Стратим за плечи.

Королева дернулась всем телом. Сжалась, испуганно глядя на него. И зашептала что-то оправдательное. Он не услышал, — ни голос, ни мысль, — но понял, что просит невозможного. Выпустил острые хрупкие плечи и шагнул к выходу.

А там уже «Щиты», подхватив, тащили Зуброва с неистовой силой, так, что тот не успевал передвигать ногами. А, может быть, уже и не мог.

Плита падала. Оставшиеся в лифтовом зале тэра как по команде опустились, продолжив одиночную стрельбу с колена. Результативно, но Михаилу нужно было больше! Ещё больше! Но тэра остерегались стрелять на уровень «своих». Стервы бешено атаковали заслон.

Дух-дух, дух-дух — стучало в голове. Началась битва со временем за секунды…

Раз! Тэра нырнули под падающую плиту заслона, втащив раненного. Заслон упал.

Два! Михаил подлетел к другу. Упал на колени в уже натёкшую лужу и зажал в кулак плечо, глубоко и жестко вонзив пальцы в подмышку Юрия. Тот замотал головой, забился, мыча.

Три! Катько опустился рядом, разрывая перевязочный пакет. С другой стороны Родимец в темпе наполнял шприц. В ногах тэра пережал бедро над раной дёргающейся нервно ноги.

Четыре! Возле головы Зуброва тяжело опустился, почти упал, Яромир и положил ладони на виски раненного. Юрий прекратил биться и замер, смотря прямо в немигающие глаза одината. Рядом тэра накинул ремень на раненное плечо.

Пять! Стиснув зубы, Михаил, наконец, опустил глаза. Перебитая рука висела на ломте мяса. Красная, сочащаяся бахрома порванных мышц ещё пульсировала спазмом.

— Сирин? — облизал он губы.

Мысли в голове ворочались медленно-медленно.

Яромир, не отрывая взгляда от глаз Юрия, отозвался коротко:

— Нет! Это убьёт его! Режь!

Шесть! В висках заломило, а сердце ухнуло в воздушную яму. Хватанул воздух ртом — легче не стало. Полевая хирургия. Экстренная ампутация дистальной части конечности.

— Пресветлый, — в плечо ткнулась рукоять чужого ножа. Наскоро очищенное лезвие отражало свет красных «солнышек», собравшихся одним созвездием. Михаил вытёр потную ладонь о штанину и взял клинок.

Семь! Тэра рядом зафиксировал плечо Юрия над жгутом. Михаил примерился, смиряя дыхание. Бросил взор на лицо друга. Лучше бы не смотрел! Юрий оставался в сознании. Глядел на мирно вращающееся созвездие солнц, словно боялся закрыть глаза и оказаться в темноте. Боялся на мгновение потерять контроль и потеряться в происходящем, поплыть по течению в никуда. Губы его дрожали, а по пятнистой от брызг коже текли слёзы и пот.

— Не тяни! — Яромир одарил тяжёлым взглядом. — У меня ещё двое лежат!

Восемь! Вдох!

С силой нажал на рукоять и потащил к себе. Мощный рез хорошо правленого лезвия в одно силовое движение развалил мясо. Только что ещё живое, принадлежащее телу, живому, сильному, через одно короткое движение стало чужим, мёртвым. Только что — рука друга, не раз пожатая, не раз поднимавшая стакан, не раз протянутая для помощи. Через мгновение — просто обрубок мяса.

Михаил отвернулся и бросил нож. С трудом сглотнул жар, предательски незаметно подползший к горлу. Взглянул. Зубров всё ещё был в сознании. Только зажмурился. Яромир отпустил его виски и ушёл к своим. Здесь остались только «таёжники» да Полынцев, спешно бинтующие раны.

Михаил подхватил новую упаковку бинта и стиснул в кулаке — полиэтилен лопнул. Достал бинт, наложил первый, круговой тур.

Подошла Стратим, опустилась на колени рядом.

— Время, — просто сказала она.

— Ага, — не отвлекаясь от перевязки, отозвался он.

Юра-сан лежал неподвижно, сквозь слёзы глядя на плывущие под потолком «солнышки». Магия, вложенная Яромиром, похоже, ещё действовала, умеряя боль. Родимец подрубал концы бинта, плотно, со сдавливанием, перебинтовав рассечённое до кости бедро. Катько туго перевязывал культю. Степан стягивал поверхностный рез на рёбрах.

— А где Батон? — обернулся Михаил.

— Нет Батона, — скупо ответил Катько, — Не вышел.

— Чёрт.

Михаил тупо уставился в заслон. Каменная стена, перегородившая путь назад, закрывала собой не только зал, полный врагов, но и где-то там упавшего, не заметно в кутерьме и суматохи боя, товарища. Вспомнил, как это было: Батон летит вслед пущенных ножей, сбивая по пути стерв, подбегает к раненому, подхватывает под руку, и… всё. Дальше его закрыли спины бежавших навстречу тэра. А спустя пару секунд они уже возвращались. Но Анатолия среди них не было. Он остался там, не сумев увернуться, или даже не успев заметить врага. Раненный? Убитый?

— Яр? — потянулся Михаил к одинату.

Ведущий щитов не отозвался. Он, так же, как минуту назад, сжимал голову раненного. Молодой тэра кривился от боли, но молчал, пока друзья бинтами плотно стягивали раны. На большее времени не было.

— Кто-нибудь видел, что с Батоном?

— Мёртв он, — неохотно отозвался Полынцев. — Поднял Зуброва, тут ему и прилетело. Чисто, голову смахнуло.

Михаил медленно кивнул. Вжался лицом в локоть. Не слёзы, нет. Просто глаза, сухие и горячие, словно песком осыпало. Стёр — вроде полегче стало. Прерывистое дыхание сбоку привлекло внимание. Обернулся. Магура, стоящая между людьми и заслоном, тяжело поводя боками, упиралась в стену руками-лапами. Исполосованное в схватке тело сочилось и дрожало. Ещё секунда и стерва свалилась на колени. Опёрлась о пол. Помотала головой, словно вытряхивая боль и страх. Свалилась на локти и сжалась, нелепо разбросав крылья, сразу переставшие казаться сильными, гибкими и изящными. Приподняла голову и протяжно застонала. Близстоящие стервы устало подтянулись к товарке, прижались, поддерживая. Кожа к коже, крылья к крыльям. Замурлыкали тихо, успокаивающе. Стояли и ждали, глядя на то, как закатываются глаза, как тише становится стон. Стояли, поддерживая, пока она не затихла и не обмякла. Когда отошли — осталась лежать фиолетовая глыба с заломленными крыльями. Словно скомканная салфетка, небрежно брошенная на стол спешащим клиентом.

— Время, — снова тихим колокольчиком напомнила Стратим, опустив ладонь на плечо.

Михаил поднялся. Мир пошёл радужными разводами среди наплывающего тумана. Не в первый раз жар сконцентрировался под рёбрами и тугим клубком пополз наверх. Михаил стиснул зубы, подавляя боль.

— Кирпич, несёшь Зуброва. Родимец — на подхвате. Инквизитор — замыкающим.

— Кто? — выдохнул Степан, откидываясь.

— Ну, не святым же батюшкой тебя называть! — хмуро отозвался Михаил, про себя чертыхнувшись оговорке.

Полынцев криво усмехнулся и, подхватив с пола катану, поднялся.

Кирпич, с помощью друзей, принял на плечи Зуброва. Михаила передёрнуло от тихого стона. «Ничего, Юр, ничего… Выберемся! Обязательно выберемся! Я ещё на твоей свадьбе гулять буду… Все выберемся! Обещаю», — стиснул Медведев зубы. Пьяное шатание мира перед глазами и дрожь в руках — не в счёт. До цели три шага. До смерти идти не надо. Как всегда, как в любой дороге — достаточно просто остановится и устало сесть, чтобы сдохнуть. Смерть — дама не гордая, она и сама прибежит. Оглядел поредевший отряд. Стратим. Два Сирина. Пять магур. Яромир. Шестеро «щитов». Полынцев. Маугли. Родимец. Кирпич. Юрка. И сам.

— Яр, готов?

— Пять секунд!

Тэра спешно тасовали патроны.

— Куда дальше, девонька?

Он посмотрел на хрупкую чёрную фигурку и вдруг понял, что за прошедший день что-то изменилось. То ли сама Королева стала острее и тоньше, то ли странное чувство близости появилось. Бывшая чем-то мистическим и чужеродным, она стала понятнее с того момента, как перестала казаться непобедимой и опасной.

— Туда же, — указала Стратим назад.

— Обратно?!

— Нет. Когда поднимется заслон, мы окажемся в Цветочном Зале. Перед троном Рарог.

— Магия? — кротко принял Михаил.

— Нет, — Стратим устало улыбнулась. — Лифт.

— Замечательно, — он преодолел себя и тоже попытался улыбнуться. Не получилось — только зло ощерился окровавленными губами. Повернулся к «щитам». Те уже были в сборе.

— Готовы. — Яромир пристроился рядом.

— Двигаем! — кивнул Королеве Михаил.

Стратим закрыла глаза, и каменная плита поползла вверх.

Загрузка...