Ангелы: Анабазис

Глава 2 Столкновение

Возле костра всё было так, как и предполагал Михаил.

Расчищенная площадка под лагерь. Плотно уложенная поленница под невысокой сосной. Костровище для кухни в квадрате снятого дёрна. Сложенные брёвнышки в двухэтажных стопках — «нодьи» на ночной обогрев. Подготовленное место для сна — аккуратно расстеленный лапник вдоль костров. Натянутые тентом плащи-палатки заслоном над спальным местом «инквизиторов». «Таёжники» хорошо знали своё дело — Медведев не нашёл к чему придраться, хотя именно сейчас очень хотелось.

На стоянке стояла тишина — «раверсники» были большими молчунами, а «таёжники» замолкали при виде хмурых командиров. Полынцев, не останавливаясь, прошёл дальше, туда, где лежал пленный и сидел дежурный «Р-Аверса». Двое других его бойцов в ожидании ужина дремали неподалёку. Михаил только взглянул на то, как они неуютно устроились полусидя, привалившись к дереву, и ему захотелось пожать плечами в ответ на людскую глупость. Не первый день в походе, давно уже могли взять пример с его ребят. А его ребята в это время молчаливо и споро решали вопрос питания. Николай Рощин, по прозвищу Ворон, несуетливо разделывал приготовленную дичь — двух зайцев и уже не узнаваемую пташку. Славян, ответственный за питание, тасовал котелки, раскладывая варёные грибы. По чашкам «таёжников» и банкам из-под тушёнки, приспособленным под кружки для раверсников, уже был разлит таёжным компот.

К моменту подхода командира бойцы поднялись и приняли вольную трактовку предписанного строевым уставом положения. «Типа, смирно», называл её лейтенант Игнат Родимцев. Медведев на такие мелочи внимания не обращал.

— Дичь. Грибы. Компот. Хвойный коктейль.

Славян вопросительно взглянул на командира. Будут ли у него какие-то нарекания к уже ставшему привычным за последние пять дней меню? Но Михаил только угрюмо кивнул и прошёл к сидящему рядом с костром Юрию. Присел поближе к огню, протянул к пламени подмёрзшие на холодном ветру руки. Повернулся к молчаливому другу:

— Почему не поднят заслон?

Тот вскинул удивлённый взгляд:

— Дык. Успеется ещё…

— Ветер налетит — поздно будет, — хмуро обрезал Михаил и повернулся к сидящему неподалёку Родимцеву. — Пятнадцать минут. И что бы было!

— О-па! — Родимец пружинисто поднялся с места. Сами подтянулись Батон и Кирпич, втроём споро взялись за дело. Кольё и лапник уже были заготовлены, оставалось только приготовить рамы, заложить их ветками и укрепить над спальными местами. Самую энергоёмкую работу взяли на себя Родимцев и Катько. Якоби же досталось что полегче — крепление лапника. Да и правильно — нечего ему с дыркой в плече напрягаться. И так потряхивает.

Михаил на ребят внимания больше не обращал — сделают. Он сидел возле костра и наслаждался теплом, пробивающимся из решётки древесного колодца. Юрий искоса поглядывал на хмурого друга. Встретившись ещё на обучении, они достаточно хорошо знали друг друга, чтобы понимать с полуслова. И разница в возрасте не помешала дружбе. Сейчас, — и это было видно старому товарищу, — Медведев кипел внутри. Нетрудно догадаться — почему. Сложно вытянуть из Топтыгина эмоции. Заставить высказать наболевшее и тем распрощаться с ним. И только одному человеку на земле он мог позволить такую вольность.

— На что злишься?

— С чего ты взял? Не злюсь я, — пожал плечами Михаил.

— Однако, злишься. Во зле прибываешь, злость себе позволяешь, злобу затаиваешь. Излишние приказы отдаёшь. Время на исполнение по минимуму. А достойный хатамото должен заботиться о своих верных самураях и не давать им неисполнимых поручений без надобности — это приводит к преждевременному харакири, — усмехнулся Зубров и кивнул на споро работающих товарищей.

Медведев потёр заросший подбородок.

— Ну, Юра-сан… Эти…,- он едва заметно повёл головой в сторону «раверсников», — от своего не отступят. Им плевать, что мы здесь гуляем уже неделю и конца-края не видно! «Объект» должен быть доставлен. Любой ценой. И «сеансы» они не прекратят.

— Чем объясняют-то? — поморщился друг.

— Да всё тем же! Если он сумеет полностью регенерироваться и восстановить функции, то порвёт нас и уйдёт. Как будто не видят, что он день ото дня всё слабее. Ещё пара-тройка «сеансов» и кончится. Ни объект не довезём, ни мучения не облегчим. Да было б за что ему так подыхать! А то просто — эфемерное предположение, что может уйти. Не остановятся они, Юр.

— В общем, боятся, — подытожил друг. — Обезьянья реакция: вижу чужого — боюсь чужого — нападаю на чужого — убиваю чужого. Тревожность, перетекающая в агрессивность. Ксенофобы.

— Ну-ну. Смотри, как бы ни услышали. Они, поди, таких словов-то не слыхали. Посчитают оскорблением, — хмыкнул Михаил. — И притянут…

— Эти? — Фыркнул Юрий. — Эти не притянут. А те, что могут притянуть, сейчас далеко.

— Ну, так, когда вернёмся.

— Если вернёмся, — усмехнулся помощник, но глаза выдали тревожность.

— Да ну тебя! — Возмутился Михаил. — Скажешь тоже.

— Скажу. Скажу, что происходящее — мистика. Скажу, что мы уже давно должны были выйти на населённый пункт. Скажу, что обшарили весь квадрат и не обнаружили ни малейшего совпадения с картами. Скажу, что немедленно, прямо сейчас нужно идти по следам назад и там, где теряются следы, разбивать бивак. Скажу, что сейчас быстрее поверю в идею параллельных миров, чем в…

— Юр-ка, — по слогам медленно произнёс Михаил и исподлобья глянул на товарища.

— Есть, — пожав плечами, ответил он. Усмехнулся невесело. Обид не было.

Медведев поворошил палкой костёр, заставляя пламя затанцевать в ритме ламбады, и задумчиво сказал:

— Ты прав. Идти назад — нужно. Не найдём следов — встанем лагерем, будем ждать. Но всё это завтра. За неделю уже измотались, нужно отоспаться хотя бы…

Зубров кивнул.

Огонь языками окутывал полешки, танцевал на фоне черноты и вздрагивал от ветра, проникающего за заслон колодца. Жар-птица в клетке. Пока не вырвалась — можно и руки погреть, и воды вскипятить, и светом озарить окружение. Вырвется — не угонишься. Самому бы ноги унести. Может, и пленник у «раверсников» такой?.. Михаил посмотрел в сторону инквизиторов. Вечерний холодок заставил людей подняться и начать приплясывать в ожидании ужина. Как назло, «таёжники» не торопились, основательно занявшись раскладыванием пищи. А может, и специально. Медведев своих людей знал, как облупленных, с них станется затянуть процесс только для того, чтобы поморозить попутчиков.

В этот выход группа «Тайга-2» шла неплохо снаряжённой. Правда, всего-то подразумевалось погулять денёк по лесу. Ну, может разок поесть в походе. Ну, поспать, может быть. Всё это — в условиях благоприятных, считающихся оптимальными, штатными. Впрочем, оказавшись в лесу на неделю, бойцы неплохо освоились. Благо, было снаряжение, рассчитанное на «однодневку», — пусть и мало, зато есть! Всё же не зима, не минус, не холодные дожди, а во всём остальном помогал опыт и желание устроиться с комфортом. А вот у специалистов «Р-Аверса» дела обстояли не так радужно. По лесу они ходить были не обучены, снаряжения у них — кот наплакал, да и излишне трепетное отношение к охраняемой персоне… Всё это весьма усложняло дело. Ну, чашки им из банок сделали. Ну, на ночь под тентом устраивали. Ну, кормят, поят, на ночлег укладывают. Охраняют. Ведут. Но делиться своими одеждой, обувкой и снаряжением? На подобное предложение — окажись желающие его высказать, — «таёжники» ответят оскалом, которому позавидует любой хищник. Может, потому желающих и не было? И «раверсникам» оставалось только про себя материться на все превратности судьбы.

Пленник лежал на земле метрах в пяти от костра. Если бы не прогал меж деревьев с видом на реку и небо, то в наступившей темноте его не было бы видно. Дежурный охранник сидел рядом с скукоженным телом и зябко кутался в чью-то куртку. Ему нельзя покидать или оставлять без внимания охраняемого, поэтому нельзя и встать и попрыгать для согрева. Михаил посмотрел на недвижимо застывшее на земле тело и поднялся.

— Пойду, свитерок надену.

— Давай, — лениво отозвался Юрий. — Действительно, похолодало.

— Не то слово, — поёжился Михаил и ушёл одеваться.

Медведев делил людей «Тайги» на два типа: морозоустойчивые и теплолюбивые. Юрия и Катько причислял к первым, а себя — к остальным бедолагам. Пока одевался, приготовили стол. Славян разогнулся от земли, где при свете тусклого бивачного фонаря раскладывал питание, и пригласил к ужину:

— Цып-цып-цып! Хавчик-хавчик…

Лагерь мгновенно пришёл в движение. За время, проведённое вместе, у бойцов уже воцарилась некоторая неуставная иерархия, исходя из которой, первыми свои порции получали «раверсники». Объяснялось это простым нежеланием егерей толпиться рядом с ними. В абсолютной тишине специалисты «Р-Аверса» получали порции и быстро уходили к своему костру греться. И тут же «таёжники» расхватывали приборы и садились в круг своего огня. Михаил в общем столпотворении не участвовал. Его приборы и порцию дежурный заранее отставлял ближе к походному очагу, дабы не остыло и не потерялось в сумерках.

Капитан натянул на неохватные плечи поларовый свитер и накинул куртку. И в который раз порадовался тому обстоятельству, что в день выхода на операцию появилась у него идея использовать возможность и походить с ребятами по пересечёнке — в удовольствие, без напряга. Не получилось. Но только благодаря этой неожиданной мысли он приказал ребятам взять снаряжение. В результате — его люди не мёрзли, в каждом рюкзаке лежали медикаменты, ремонтный набор, инструменты, фильтры и боезапас. Конечно, всё по минимуму, но в ситуации, в которой они оказались, этому можно было радоваться, как манне небесной. Ребята и радовались, за спиной пошучивая над ясновидением Топтыгина. Возможно, они бы и роптали, желая вернуться на неделю назад и прихватить с собой весь положенный груз плюс что-нибудь для души, набив под завязку полный литраж большого походного рюкзака, но сравнение с положением раверсников их отрезвляло и давало повод радоваться и заполненным литрам «малюток» за плечами.

В темноте, неожиданно быстро свалившейся на лагерь, света вырывающихся из «колодца» бликов едва хватало, чтобы не промахиваться ложкой мимо рта и видеть силуэты друг друга. Людям было не привыкать. Сперва молчали, изголодавшись за день ходьбы, с жаром уминая грибы с мясом. Потом начались разговоры. Как всегда — ни о чём. Просили-передавали, обсуждали день и погоду, травили анекдоты. Два главных момента не озвучивали: странное блуждание по лесу и пленника.

— Потапыч… Может, рыбы завтра наловим, — предложил Родимцев. — Грибы с мясом уже приелись. А рыбка будет само то!

— Точно! — Поддержал Вячеслав Кузнецов. — Пока в речку упёрлись. А то потом, наверняка, больше не попадётся.

— Ох, не знаю, попадётся или не попадётся, — Зубров оторвался от кружки, — но рыбки хочется.

— А вам, Юр-сан, рыбы всегда хочется, — беззлобно хмыкнул Катько. — Волжанин, что поделаешь.

— Угу. А тебе — сала. Да побольше, побольше!

Катько с воодушевлением начал объяснять, помогая себе жестами:

— Что такое бутерброд по-украински? Берёшь, значица, кусочек хлебушка. Кладёшь на него тонюсенький ломтик сальца. Сверху, значица, укладываешь шмат сала…

— Выше водружаешь кусманище сала! — Хмыкнул Родимцев.

— А апофеозом становится убирание хлеба из-под этой стопки, — отставляя чистую тарелку, докончил Николай Рощин.

— Ладно, — хлопнул по колену Медведев. — Хорош душу травить! Есть добровольцы до подъёма рыбалкой заняться?

Народ притих. Несколько минут слажено жевали, поглядывая друг на друга. Потом Зубров вздохнул:

— Давай, я.

— Ну, вот, — фыркнул Медведев и строго взглянул на своих: — как рыбку предлагать, так кто другой, а как добывать — так Юр-сан!

Таёжники приглушённо засмеялись.

— Потапыч, на «рыбку» наш самурай попадётся всегда, — заявил Родимцев, начавший разговор. — Уже даже не интересно его растравливать. Поведётся однозначно!

— Да ну вас, мужики, — вздохнул Юрий. — Бьёте ниже ватерлинии. Рыбалка — святое дело. Апостольское, между прочим. Может, я по воде ходить хочу научиться?

— Неа, крыльями не вышли, — Родимец ткнул пальцем в плечо Зуброва, где когда-то был шеврон с летучей мышью.

Посмеиваясь, уткнулись в чашки. Медведев, усмехаясь всеобщему веселью, достал сигарету, раскурил и пустил по кругу. Сколько здесь времени приведётся шататься — Бог знает, — а курить хочется. Пачки сигарет у всех здорово отощали ещё за первые двое суток в лесу, теперь приходилось экономить — то один не выдержит, закурит и пустит по кругу, то другой. В принципе, все уже не раз проверяли, что бросить курить при отсутствии возможности — дело простое, но иногда приятно сознавать, что скоро домой. Сигаретка в пляшущих пальцах — памятка о доме… Если не затягиваться — одна на всех в самый раз. Зубров принял у товарища слева переходящий огонёк и на правах последнего затянулся. Сощурившись по привычке, посмотрел в сторону молчаливых «раверсников», уже закончивших ужин и теперь негромко о чём-то беседующих возле пленника.

— Однако, — тихо сказал он, — интересно мне — почему всякой мистикой у нас занимается ФСБ?

— Кто-то же должен этим заниматься, — пожал плечами Михаил. — Почему бы не им.

— При царе этим занимался тайный отдел военной разведки, — покачал головой Юрий.

— Так то при царе…

— Инквизитор, — шёпотом предупредил Рощин.

Разговоры тут же смолкли. Степан Полынцев подошёл к костру и присел рядом с Медведевым:

— Холодает. Да и ветер нехорош. Как Вы хотите расположить людей?

— Ваших — как обычно, под тенты, — пожал плечами Медведев. — А мои орлы сейчас экран себе повесят из плёнки. Жарко будет, как в бане.

Полынцев обежал хмурым взглядом сидящих «таёжников» и кивнул. Говорить о том, что плёнка мала — ветер будет донимать с краёв и в дождь все вымокнут, — не стал. И то ладно. Ведь ответственность на командине, а опыта за Медведевым порядочно, чтобы успеть подумать о мелочах. И говорить об этом необязательно. Да и ребята его… Достаточно посмотреть, как они втихаря ухмыляются, что бы понять, что вопросы об их ночлеге излишни — эти устроятся с всевозможным комфортом, даже в худших условиях.

— Товарищ капитан, — Юрий прокашлялся, прежде чем продолжить — Может быть, расскажите, кого мы так трепетно охраняем?

Полынцев повёл плечами и, подумав, ответил:

— Ну, раз сложилась такая сказка… Отчего ж не рассказать…

Михаил посмотрел на то, как Полынцев достал из кармана сигареты, прикурил, наклонившись к самому огню. Не так уж просто Инквизитор относится к «тварям», как пытается показать! В круге костра прекратили позвякивать посудой и ожидающе примолкли. Так просто, для себя, Медведев отметил, что сигарету командир «Р-Аверса» по кругу пускать не собирался. В принципе, и не должен. Но всё равно — жест. «Каждый сам за себя — основной закон джунглей».

— Называют они себя — Тэра, — заговорил Полынцев, сощурившись на свет костра. — Раса их пришла на Землю ещё до ледникового периода и за прошедшее время неплохо ассимилировалась. От человека они фактически не отличаемы. Те же рожи, те же потроха. Только мозги иначе работают да способности выше наших. Выносливость, как у верблюдов. Регенерация на грани фантастики. Быстрота реакций. Вам, должно быть, показалось, что он сверхъестественно дрался, когда его брали? Магия там, гипноз, ясновидение?.. Но всё проще — он успевал просчитать чужие действия и приходил к выводам о траектории атаки быстрее, чем она оформлялась. В результате одного движения хватает, чтобы противника положить. Из научно необъяснимой магии у них немного фокусов, но весьма неприятных — умеют, черти, своё личное оружие вытаскивать из какого-то тайника в подпространстве, в глубокой медитации могут остановить сердце, сымитировав смерть, бывает, сквозь огонь пробегают — и хоть бы хны… Ну, на что они ещё способны? Генерирование тепла, лечение наложением рук, видение потоков энергии,… да много всего…

— А откуда знаете? — вклинился Славян.

— В «Р-Аверсе» есть отдел по обучению, — усмехнулся Полынцев. — Там инструктор — тэра-полукровка. Живьём показывает множество фокусов, доступных ему. Потрясающее зрелище. После этого фильмы о Супермене или человеке-Пауке кажутся не сказкой, а реальностью. Вангу, Джуну и многих других проверить уже не представляется возможным, но нынешние экстрасенсы уже на учёте как «неразбуженые» Тэра. На внешность особо не отличишь, поэтому проверяют тотально кровь, сетчатку глаз и прочее.

— Что значит «неразбуженные»?

— Это значит — «куколка», — охотно пояснил Полынцев, — Тэра может жить среди обычных людей и не ведать, что он не-человек. Под воздействием окружающих он будет вполне адекватным, не подозревая о сущности своих ненормальных способностей. В «кукольном» состоянии он может пребывать до встречи с тэра-пробудителем, который обнаружит родство в человеке и передаст ему часть своей силы. Инициация для них священнодействие, замешенное на крови и энергетике, потому не каждый может пробудить себе подобных… Но даже в «кукольном» состоянии тэра можно определить… По иному развитию психики. Все тэра-полукровки люди какие-то недоделанные, чудные, хотя всего-то два механизма разума нас отличают: способность к взрывным сверхусилиям и повышенная чувствительность. А в результате — совершенно иная природа и осмысление жизни! Тэра — потенциальные убийцы. С детского возраста способны осознанно убивать ради выживания или отстаивания своих представлений. И умеют, чёрт возьми! Игры, обман, манипуляции не понимают вообще — всё принимают за чистую монету, даже совершенную ересь. Поздняя половозрелость, зато с фонтаном гормональных переживаний, настолько, что творят непотребства совершенные, если себя не контролируют. Гуманистических принципов не приемлют. Такие понятия как «прощение», «милосердие», «благодарность» у них искажены до неузнаваемости…

— Это как? — поинтересовался Юрий.

— Под прощением они понимают наказание или самонаказание, — с готовностью отозвался раверсник. — Простил по-настоящему тот, кто ударил. Тот, кто отпустил грехи и не обиделся — не простил. Милосердие — это, по их мнению, сумасшествие, которого нельзя допускать, поскольку милосердие немотивированно. Благодарность — это та ещё штучка! «Спасибо» или не говорят вообще, или, если сказали, то считают себя уже вполне свободными от каких-либо обязательств. «Долг» для них понятие несуществующее. Они просто не понимают, что это такое. По их мнению, они никому, кроме себя, ничего не должны. Даже маме с папой…

«Ну, с прощением всё понятно… — подумал Медведев, — одна из прелестей Закона Джунглей и состоит в том, что с наказанием кончаются все счеты. После него не бывает никаких придирок. Но вот вопрос благодарности и долга… это серьёзно».

— А чем эти Тэра мешают? — Смотря в землю, спросил Якоби. Его заметно потряхивало — вечерний холодок да плюс лихорадка от ранения. Клинок тэра был остёр. Судя по состоянию — зацепил-таки кость.

Полынцев помолчал, прежде чем ответить. Потом заговорил медленно, с остановками. Момент восхищения способностями тэра прошёл, и снова вырвалась задавливаемая сильной волей организованного сознания ненависть:

— Тэра — паразиты. Именно так. Вирусы. Глисты. Они паразитируют на человечестве. Неразбуженные — сами того не понимая, собирают силу с окружающих людей, а разбуженные… это другая сторона медали. У тэра своя структурная сеть вот уже веков тридцать. Храм Солнца. Действует по всей планете. Тайно-тайный союз.

Михаил задумался: «Тайно-тайный? Это из классификаций иезуитов. Союз, о котором даже догадываться не должны. Свидетели и особо думающие уничтожаются. Тайна — превыше всего. Неужели до сего дня сохранились такие организации? При нынешнем-то уровне работы СМИ, демократии, плюрализме и свободе слова, когда любой гадкий утёныш, мечтая стать соловьём, поёт обо всём, что знает, чего не знает и о чём догадывается? А тэра до сих сохранили и тайну своего существования, и развитую сеть».

— Этот союз активно вмешивается в жизнь людей, перестраивает общества и меняет политику государств. Всё, вроде бы, по мелочи работают, но всегда в точку. Там человек не успел на встречу, здесь письмо глупое затерялось, а в результате — война меж странами или падение урожая на полях государства… Тонко работают. Держат нас, человечество, в узде. Направляют уколами стимула в полупопия — направо, налево, направо! Войны — их механизм нашего сдерживания.

— Угу, — протянул Анатолий Якоби. — То, в чём раньше евреи и масоны были виноваты, теперь, в свете последних инструкций правительства, положено сваливать на этих…, етит их душу,… тэров!

Медведев в душе взвыл. Предки Якоби ухитрились пострадать в прошедшем веке от всех правительств России — от временного до первопрезидентского. Теперь Анатолий, взятый в «Тайгу» только благодаря прошению капитана, тихо точил зубы на гонителей рода. И под негласным надзором и мягкой опекой Юрия стачивал их.

Полынцев высказывание Якоби проигнорировал. Словно его и не было. Только Медведеву не нужно было объяснять, чем дело кончится. Такую реплику особист не забудет. «Эх! — думал Медведев, — Щенок готов утопиться, лишь бы укусить луну в воде… Вот и Толька, как тот щенок. Укусил-таки луну в воде».

— Самое нехорошее, что нас ждёт, господа, это время, когда такие, как этот, — Полынцев кивнул в сторону пленника, — смогут полноценно раскрыть себя. Сеть Храмов стремится к мировому господству, к диктатуре по расовому признаку. Это внутренний враг, имеющий потенциал стать внешним. Человечество будут ждать тяжёлые дни, если мы не сможем остановить их. Пока же у нас ещё есть время для действий. На нашей стороне то, что они фактически не отличаются от людей, пока их способности не разбужены. А значит — уязвимы, как мы. Это нас спасает. Иначе бы уже давно они смогли организоваться и поработить род человеческий…

— Ну, блин, понятно дело! — Опять вклинился Якоби. — Значит, сильный враг. Уважим пулей в лоб?

Полынцев тонко усмехнулся:

— Ваше предложение не…

— А я не предлагаю. Я, етит твою душу, настаиваю, — усмехнулся Якоби.

— Толя! — одёрнул Михаил.

Но было поздно — Батон взорвался:

— Какого черта мы тащим его по лесам? Куда должны были довести? До лысого склона? И где он, твою дивизию!?.. Мы здесь, может, ещё год топтаться будем! И возможно — из-за него же! Завёл, тварь чёртовая, не выберемся! Всё, нафиг, задолбало! Это в вашем управлении садомазо распространённо, а мне не в кайф, когда за здорово-живёшь калечат! Нам его не вывести, самим бы выбраться! Не можем довести — пристрелить к чертям собачьим! Пишите потом — при попытке к побегу. Нефиг мужику маяться беспричинно, а нам тут ковыряться! А не могёте своего суженного-ряженного сами кончить, так за этим не постоит!

Медведев стиснул кулаки: «Йок! Зная Полынцева, Батону светит очень нехороший приём дома. А с его-то личным делом… Эх. А если я влезу — тоже ничего хорошего…. Вот, ведь, блин — Батон…»

А Батон, упруго поднявшись, двинулся в сторону пленника. Двое «раверсников» мгновенно оказались на его пути. Походка Анатолия стала пьяной, раскачивающейся, не предвещающей ничего хорошего, а у костра рывком поднялись таёжники.

Время потекло вялым киселём, обтекая тренированные сознания, готовые к бою.

Командир «Тайги-2» сжал кулаки. В голове заметались мысли, вихрем пролетая за мгновения, требующиеся на принятие решения: «Ну ситуёвина, блин. Ну, Батон подкузьмил! Если не влезть — потом на нём отыграются. А влезу — всех рикошетом зацепит…».

Медведев начал подниматься, сам толком ещё не решив, что делать, как заметил, что общее движение не затронуло Полынцева — тот продолжал сидеть возле костра и хмуро смотреть на… На него. Капитан «Р-Аверса» не смотрел в сторону Якоби, не глядел на впрягающихся бойцов, он в упор смотрел на командира «таёжников» и ждал его действий. Потому ли, что столкновение на уровне людей — это столкновения на уровне ответственных руководителей? Нет, было в этом что-то особенное. И оттого опасное даже выше, чем думалось. Это ощущение опасности, равное тому, что испытывал уже не раз в горах на сложных маршрутах, скрутило под грудиной и заставило лихорадочно решать.

«…А Наташка говорила, что малого хочет. Может быть, и ждёт уже — что-то загадочная в последние недели ходит… А я получается и хлеба с маслом достать не могу. Всё из-за своего чистоплюйства. Думал хорошеньким остаться с такой-то работой?! Твою душу! Свинство и так, и так… Это и называется — дёргать смерть за усы!», — со злой бесшабашной удалью подумал Медведев.

— Батон! — окрик негромкий, даже не в сторону бойца, а так — в пространство. Всё равно услышит.

Он услышал. Остановился на выдох, продолжая едва заметно пружинить с ноги на ногу. Остановились и другие. Юрий, что-то буркнув себе под нос, опустился на прежнее место.

— Сядь, — так же негромко сказал Михаил.

Батон ещё раза три покачался туда-сюда, останавливая внутренний маятник и, спиной вперёд, молча вернулся к костру. Блики на скулах выдали бледность. Опустились на свои места и другие. Напряжённо и зло: на «раверсника» — за то, что вообще существует; на Батона — за то, что крыша поехала; на Топтыгина — что остановил. Медведев бегло оглядел своих людей и посмотрел прямо в глаза Полынцеву.

— Вы, капитан, неплохо выстроили свою речь. Проникновенно получилось. — Медведев неторопливо говорил, борясь с желанием натворить уж совсем непоправимого. — Только вот ни одного аргумента мы не услышали. Одни сказки. А потому на весь этот бред мне посрать большой ароматной кучей… И пока я не услышу что-то более аргументированное, чем весь этот ералаш, я не дам калечить пленного. Усекли?..

Полынцев сощурился:

— Не дадите калечить? Ну-ну, — поднялся и бросил, словно грязью облил, — Ещё поговорим.

И ушёл, кивнув своему человеку, уже схватившемуся за кобуру. Тот, двинулся за командиром, прикрывая его движение, хотя повода егеря не давали, молча сидя на своих местах.

Медведев сплюнул и исподлобья оглядел своих людей. Таёжники молчали. Он чувствовал ещё минуту назад, что люди готовы защищать его и товарища, оголтело бросаясь на неприятеля, но вот прошло это мгновение, запал угас и окружающие полны задумчивой растерянности. Вроде и прошёл конфликт после долгого напряжения, а, вот поди ж ты, никакой разрядки не получилось. Пшик один. И ещё хорошо, если потом, на «базе» он не аукнется. Не в том положении команда, чтобы рисковать, ох, не в том…

Медведев понял и глухо сказал, в одну фразу освобождая от ответственности и сомнений:

— Не вибруруйте, парни. Вы исполняете приказ, — И, поднявшись, добавил: — Холодает. Поставьте заслон. Зубров, доложишь.

Уходя к берегу, он спиной чувствовал взгляды.