Андромеда

13. Необходимое Зло

Восторгов хватило не надолго.

Очень скоро первые впечатления от учебной станции остались позади. Отныне эта станция была моим домом, моим миром. Её реальность сделалась моей реальностью. Её музыка практически заглушила музыку вселенной.

С условного утра до условной ночи мою жизнь составляла учёба.

Я зубрила наизусть формулы и таблицы, тренировала воображение специальными упражнениями, развивала тело, которое должно было соответствовать растущему духу, как говорили преподаватели.

Я научилась называть отдыхом длительные медитации.

Нилли предпочитала проводить их с утра пораньше. Я же отводила им вечерние часы. После всего, что выдерживала за день, к вечеру голова уже просто гудела от перенапряжения, и поэтому избавление от мыслей давалось мне куда легче.

Возможно… Да, возможно, иногда я просто спала во время медитации.

Каждый раз, когда нам казалось, что уже — всё, уже — предел, на нас вываливали что-нибудь ещё. И внезапно оказывалось, что мы можем больше.

Как в тумане явилось мне понимание, что первый оборот остался позади.

— Нилли? — позвала я ночью, внезапно проснувшись.

— М? — невнятно отозвалась Нилли.

Мы лежали в раскрытых капсулах. Это было моё тлетворное влияние. Когда Нилли начала жаловаться, что опять всё хуже слышит Музыку, я предположила, что, быть может, ей не стоит очищаться каждую ночь. Сама я тоже предпочитала пользоваться капсулой по назначению не чаще раза в неделю, этого было, как мне казалось, более чем достаточно для поддержания внутренней гигиены.

— Мы что — на втором обороте?

— Угу. Неделю как. Ты что не спишь?

— Проснулась…

— А… — И Нилли отключилась.

А я ещё долго лежала, вглядываясь в темноту. Потом встала и активировала иллюминатор. Завороженно смотрела на бесконечно далёкие звёзды. Почему-то захотелось плакать, и я заплакала. Белая ментома была не нужна, никто меня не видел, никто не спросил бы, что со мной.

Мне просто хотелось плакать от боли за всё, что ушло из моей жизни, и от радости за всё, что в ней появилось, а также от предвкушения всего, что появится в ней позже.

Айк не отставал от нас с Нилли. Садился рядом на лекциях, подсаживался в столовой — и нам пришлось-таки перебазироваться за один из больших столов, где сразу показалось как-то пусто и неуютно, но мы привыкли.

Мне всё сильнее казалось, что это — начало пятёрки. Однажды я даже решилась поделиться этим соображением с друзьями. Они отнеслись до странного равнодушно, как будто это вообще не имело никакого значения.

Я усвоила урок. Больше не открывать себя, не нужно. Пусть они говорят с белой ментомой. Пусть дружат с Белянкой, им так проще. И мне так — не больно.

Впервые за долгие годы у меня появились друзья, и я не хотела их терять. Пусть даже они дружили не со мной, но я — я дружила с ними.

Наверное, так не образуются пятёрки. Пятёрка — это значит, полная открытость.

Не знаю, буду ли я когда-то готова к такому…

— Существует протокол, — говорила хранительница. — Каждая пятёрка созидателей производит пять миров, которые должен пожрать Кет. Но чтобы он не заметил подмены, первый мир должен соответствовать реальностикак минимум на девяносто процентов. Восемьдесят девять процентов уже вызывают волну. Дыхание Кета.

Такая волна унесла Альвуса и Еффу. Я старалась изо всех сил, и когда мой мир развернулся, приборы показали девяносто восемь процентов.

«Молодец!» — сказала хранительница и привела меня в пример всему обороту, ведь такого результата не было ни у кого.

А я осталась недовольной. Я должна была сделать сто. И ночью разрушила всё сама, после чего пришла к потрясённой хранительнице с просьбой дать мне возможность создать ещё один мир.

Она не задавала вопросов. Просто позволила мне прийти в аудиторию и сесть за функциональный стол.

«Развернули» мир мы той же ночью. Алгоритм анализировал его долго, и я приготовилась расплачиваться за свою мнимую гордыню семьюдесятью процентами или даже ниже. Но на голограмме высветилось: 100.

Я приветствовала число белой ментомой.

Это для тебя, Еффа. Это — для тебя, Альвус…

— После того, как Кет поглотит мир-копию, мы можем считать, что он заглотил наживку. По этой же леске спускаем в его утробу остальные четыре. Они могут — и должны! — быть любыми. От тридцати процентов соответствия, ниже — лучше не рисковать, но и стараться сделать максимум — бессмысленно. — Хранительница выразительно посмотрела на меня. — Однако этого мало. Все пять миров должны быть объединены в систему. Для этого мы создаём нечто вроде стержня, на который будут нанизаны они все. Но это — не просто стержень. В нём сойдутся вместе избранные жители всех пяти миров, чтобы сражаться. Кет не притронется к миру, в котором нет отражения борьбы с ним самим. Вам предстоит уделить немало внимания сотворению этого «стержня», этой арены бесконечной битвы. Но это — задача для третьего оборота. А пока вам предстоит создать для вашего мира Зло.

— О да, детка, — пробормотал Айк и размял пальцы, будто предвкушая тяжёлую, но приятную работу.

Здесь я засбоила так, что самой стало удивительно.

Я не желала, не могла понять концепцию этого зла. В смысле… мы же всё равно скармливаем миры Кету. Так зачем же там ещё и какое-то выдуманное Зло?!

Если бы не Айк, я бы, наверное, на этом и закончила обучение. От Нилли толку не было. Когда я попыталась озвучить свои путанные и плохо сформулированные вопросы, она пропыхтела:

— А что? Просто берёшь… И вводишь зло.

Она лежала на наклонной скамье, делала подъёмы корпуса, а я стояла рядом, переводя дыхание после гравитационной силовой установки.

Про необходимость уделять внимание телу нам талдычили каждый день все преподаватели без исключения. И я стала уже на своём опыте понимать смысл.

Чем сильнее становилось моё тело, тем сильнее делалась я, как созидатель.

Вместилище духа — не голова. Голова — вместилище разума.

Вместилище духа — не сердце. Сердце — вместилище души.

Дух больше нас. Мы не владеем им, но мы — часть его. И совершенствуя разум, душу и тело, мы приближаемся к нему.

Наверное, как-то так.

— Зачем? — не понимала я. — Какой смысл в этом Зле? Им и без того придётся погибнуть! Обязательно ещё поиздеваться?

Нилли с ужасающим рёвом подняла корпус ещё раз и осталась в этом положении, вцепившись в края скамьи. Уставилась на меня.

— Ты о чём говоришь, Белянка? Кому — «им»?

— Жителям… миров, — пролепетала я, опустив взгляд.

Белая ментома — как щит. И сквозь неё смотрю на плечо Нилли. Она, как и я, в обтягивающем чёрном тренировочном костюме, который помогает извлекать из каждого упражнения сто процентов эффективности.

— Ты что, наслушалась этого безумца?

Я вздрогнула и попросила:

— Не называй его так.

— Это ещё что за новости? — удивилась Нилли.

— Просьба. Безумцами внизу называют тех, кто посчитал нынешнюю эпоху — эпохой вседозволенности. Убийцы, мародёры…

Нилли соскочила со скамьи и встала рядом со мной. Коснулась пальцем моего подбородка, заставила поднять голову и посмотреть ей в глаза.

— Алеф, ты больше не внизу. Ты — житель Безграничья. Причём, я бы сказала, почётный житель, учитывая твои способности. Смотри вперёд, а не назад, и уж тем более не вниз. Я не хочу тебя потерять.

— Правда? — вырвалось у меня.

— Я не знаю, сойдёмся ли мы в пятёрку, честно. Если бы это зависело от меня, я бы хотела, чтобы вышло так. Но объединение пятёрки — нечто иное. Для начала нужно немного повзрослеть. А уже после этого — слушать Музыку и ждать нужного такта. Всегда — Музыку. Личные привязанности здесь мало что значат. Закончив обучение, мы, возможно, расстанемся навсегда. Но, Алеф… Пожалуйста, не слейся раньше. Ты сильнее всех, кого я когда-либо знала. Если кто и сможет тебя одолеть — так это только ты сама. Сделай то, что от тебя требуется, и не рассуждай. Не уподобляйся Виллару. Он-то уж точно однажды уничтожит себя сам. Ничья помощь не потребуется.

Я уныло кивнула. Нилли улыбнулась и предложила:

— Пошли на центрифугу?

— Меня тошнит от центрифуги.

— А я знаю. Давай так: кто первым блеванёт. Проигравший делает победителю расслабляющий массаж.

— Нилли, в твоей капсуле есть режим расслабляющего массажа.

— Иными словами, ты всерьёз настроилась проиграть?

Я в шутку замахнулась. Нилли со смехом отпрянула.

Разумеется, я бы её не ударила. Правил на станции было не так уж много, но это было незыблемым: никаких драк, даже никакого намёка на драки. Наказание за удар, нанесённый одним, несли все. И уже в первую неделю обучения нам дали понять, что это такое.

— Эй-эй, Алеф, что такое? Ты совершенно нихрена не ешь. Как насчёт отдать эту аппетитную кашу бедному голодному Айку?

Ко второму обороту каноническое приветствие «здравствуй, друг» практически забылось. Мы не здоровались и не прощались. Мы будто круглыми сутками варились в одном большом котле, и здесь казалось глупым тратить время на стремительно теряющие значение фразы.

На земле приветствие вливало силы в контур того, к кому обращаешься. Незначительное количество, но вполне достаточное для того, чтобы символ не забывался. Здесь, на станции, токи распределялись иначе, и фраза осталась лишь данью этикету, над древностью и нелепостью которого Айк поглумился ещё в первую встречу.

— Я затащила её в центрифугу, — наябедничала Нилли, с аппетитом уплетающая свою порцию.

— У-у-у… Массаж? — понимающе переспросил Айк.

— Не в ближайшие несколько часов, — мрачно ответила я. — Нилли почему-то не хочет, чтобы меня в процессе вывернуло ей на спину.

— Ты слишком чувствительная, — махнула ложкой Нилли. — Если у тебя есть слабости — надо их прорабатывать, вот и всё.

— Действительно, — подтвердил Айк. — Я тоже раз проиграл ей на центрифуге и тоже расплачивался. Ничего страшного, второй раз меня даже не вырвало.

— Идиот! — фыркнула Нилли.

— Серьёзно, вообще никакого отвращения! — продолжал Айк, будто не понимая, как бесит Нилли каждым словом. — Скорее даже наоборот. Я ощутил что-то рудиментарное, тот давно позабытый инстинкт физиологического продолжения рода. Мимолётное чувство, но довольно забавное. Тебе понравится.

Я подняла на него взгляд. Чувство было такое, словно взгляд весит тонну.

— Я — девушка, Айк.

— Я заметил, — кивнул он. — Так как насчёт каши?

— Она — тоже девушка.

— Каша?

— Нилли. — Я подвинула кашу к нему, всё равно не сумею запихать в себя ни кусочка. — Какой, к Кету, инстинкт физиологического продолжения рода, если мы с ней одного пола?

Айк нешуточно озадачился. Нилли, кажется, тоже подвисла. Я поверить не могла, что для них, детей Безграничья, такие вещи являются откровением. Хотя… Я, пожалуй, знаю больше них не потому, что родилась на земле, или, вернее, не столько потому.

— Для потомства нужны мужчина и женщина, — сказала я со вздохом. — Так и работает инстинкт, или что там… — Мне неприятно было называть это инстинктом.

Потому что…

— А, да… — протянула Нилли, понизив голов. — Ты ведь…

— Да, — оборвала я её. — Хватит об этом.

— Хватит о чём? — вмешался Айк. — Посвятите меня, чтобы мне тоже было хватит. Пока что вообще недостаточно информации.

Внимательно слушая, он не забывал уплетать мою кашу. Боялся, что передумаю.

— Меня зачал мужчина и родила женщина, — сказала я. — Так это происходит. Иногда.

Айк поперхнулся и долго-долго кашлял. Гораздо дольше, чем было необходимо.