После её слов повисла пауза, которую через некоторое время нарушил я:
— Погоди! Что значит мёртв? Я во многое могу поверить, и многое могу понять. В современном мире возможно практически всё. Но человек либо жив, либо мёртв. А как он может быть мёртв, но в то же время жить?
— Не знаю, — пожала плечами Амина, — я, может быть, неверно выразилась, а может, вы меня неверно поняли. Но вопросы жизни и смерти очень сложны. Мне бы изучать свой дар и постигать его возможности, но как я этим могла заниматься, вися на стене? Короче, Воланд умирал, у него какое-то редкое врождённое заболевание, и оно как раз после прихода магии начало сильно прогрессировать. Поняв, что мир меняется и приносит новые возможности, он стал судорожно искать средства побороть свою болезнь. Кстати, я думаю, что если бы не болезнь и не его острое желание жить дальше, то он ничего бы не добился. У него просто была очень сильная мотивация. Возможно, это тогда меня в нём и подкупило… кто ж знал, что он окажется таким подонком! Кстати, знаете, как у него настоящее имя?
— Нет, откуда? — ответил я.
— Валерка Морозов, — усмехнулась Амина, — но да, у него всегда была страсть к показухе. Понты, это святое!
— Тут я согласен, — улыбнулся я, — иногда понты очень хорошо работают, когда приходится бодаться с тем, кто заведомо сильнее тебя.
— Возможно, — сказала Амина, — в общем, имея уникальные возможности копировать дары, что задумал Воланд?
— Скопировал твой дар, чтобы стать бессмертным? — предположила Маша, — но зачем же тогда ему ты понадобилась.
— Мой дар оказался слишком уникальным, — на этих словах Маша хмыкнула, но Амина это проигнорировала, — и невозможным для копирования. Воланд не смог получить его от меня в полной мере. Но он смог привязать мой дар к себе. И получается, что я его всё время поддерживаю своим даром.
— Так зачем было тебя вешать на стену? — всё никак не могла понять Маша.
— Контроль! — пожала плечами Амина, — меня практически невозможно контролировать. Мне могло стать скучно, и я могла уйти. Совсем! Навсегда! Как, например, могу сделать это и сейчас. Имейте это в виду, я не люблю терпеть. Если мне где-то или с кем-то не нравится, я просто ухожу.
— Ну ладно, допустим! — сказал я, — но что же это получается, если тебя убить, то и он умрёт?
— Я же говорила, что ты сообразительный малый! — улыбнулась Амина, и, резко повернувшись к Фаеру, сказала, — даже не думай! Если мне хоть намёком покажется, что ты задумал неладное, в порошок сотру. Не нужно пытаться уничтожить Воланда, убив меня. Искренне не советую.
— Это не наш метод, — серьёзно сказал я.
— А я и не вам это говорю, — сказала Амина, снова повернувшись к Фаеру.
— Да не собираюсь я ничего делать! — возмутился тот, — и в мыслях не было!
— Смотри у меня! — строго сказала ему Амина, и, повернувшись ко мне, лукаво подмигнула. Она опять немного дурачилась.
— Продолжай, — сказал я, — это же ещё не всё, верно?
— Верно, — кивнула Амина, — он создал мои копии, чтобы разделить меня между ними. И получилось, что дар, который поддерживает в нём жизнь, был по чуть-чуть в каждой из моих отражений.
Я пощёлкал пальцами, вспоминая слово.
— Крестражи, верно? Так вроде это называлось в «Гарри Поттере», да? — вспомнил я.
— Да, — кивнула Амина, — я же говорю, он любит всю эту лабуду. И псевдоним поэтому себе взял такой созвучный. В общем, чувак подстраховался по полной программе. Я была нужна как основной носитель дара. Меня, как экспонат повесили на стену, зная, что я не умру, а буду как законсервированная. Если бы старый меня не кормил, я бы всё равно жила. Но, скорее всего, сейчас бы была в худшем состоянии. В общем, двенадцать шустрых и подготовленных боевых копий меня носили по частичке моего дара. И даже если бы кто-то погиб, остальные остались бы живы. Короче, кощей разложил свои яйца с иголками по разным корзинам. Что было очень мудро с его стороны. И Амины обычно не собирались вместе, максимум небольшими группами… ну, до сегодняшнего дня. Но, как я уже говорила, тут он сам себя перехитрил. И теперь его жизнь зависит только от меня!
— А ты можешь на это как-то повлиять? — спросил я, — на действие своего дара?
— Думаю, что могу! — радостно сказала Амина, — но здесь тоже всё не очень просто. Нет учебников, по которым мы изучали магию и свои дары. Всё приходилось постигать на собственном опыте, или на опыте знакомых, которые готовы были бы им поделиться.
— Очень знакомо звучит, — сказал я с пониманием, и остальные тоже закивали. Все, осваивая магию, проходили один и тот же путь.
— Я кое-что опустила в рассказе, а, похоже, что зря, потому что непонятно получается, — задумалась Амина, — ладно, я коротко, сугубо по фактам пробегусь. Мы были с Валерой, то бишь с Воландом близки. Очень близки. Парочка магов, мечтающих о великом будущем для себя. Всё омрачала только его болезнь, которую Воланд, а уже тогда он просил его так называть, но ещё без «де Морта», так и не смог победить. В общем, он умер!
— Чего? — удивилась Маша.
— Он умер, но я его вернула, — сказала Амина, — и именно это изменило всё. Он сходил на ту сторону и вдруг понял, что смерть, это ещё не конец, и что этим можно управлять. Переоценка собственных сил и гордыня сыграли с ним злую шутку. Он заигрался и думал, что с ним ничего не может случиться, а если что, то всегда всё можно исправить. Но исправить можно не всё! Он начал рыть и искать все возможные знания и практики, касающиеся жизненной энергии. И этот поиск привёл его, условно говоря, на тёмную сторону. Я не верю, что есть добро и зло в чистом виде, есть только наши поступки и их интерпретация. Но всё равно, магические навыки, знания и дары можно делить на тёмные и светлые. Те, что созидают, и те, что разрушают. И пытаясь постичь искусство некромантии, он влез туда, куда лезть было не нужно, не имея достаточных знаний, и убил себя. Умер во второй раз.
— Но ты его снова вернула, — сказала Маша.
— И да и нет, — пожала плечами Амина.
— Это как? — удивилась Маша.
— Мы все живы, пока в нас есть жизненная энергия. Это тонкая сущность, которую сложно понять и измерить. Но она лежит в основе всего живого. И вот эту свою жизненную энергию Воланд и уничтожил, пытаясь овладеть некромантией. Так что, можно сказать, в каком-то смысле овладел. Но вот жить без этой энергии, в отличие от прирождённых некромантов, не смог. Вернуть я его вернула, но восстановить поток жизненной энергии было уже не в моей власти, — сказала Амина, — и удерживать его в этом мире стоило очень больших усилий.
— Но он нашёл выход, да? — спросил я.
— Да, — сказала с сожалением Амина, — и помогла ему в этом я. Мы пытались понять, как можно возобновить его энергию, и хотя я всегда была против его экспериментов с тёмной стороной, но и бросить не могла… не хочу употреблять это дурацкое слово, но вы понимаете…
Мы понимали и не стали ничего уточнять.
— Ну так вот, — продолжила Амина, — мы собрали к тому моменту уже много знаний, и именно я выдвинула идею, что жизненную энергию можно получать практически из воздуха. То есть, внутренний источник, заменить на внешний. И мы нашли способ, как это делать. Но этой энергии в окружающем нас пространстве очень неравномерное количество. То пусто, то густо. Больше всего её там, где много людей. А если эти люди ещё и испытывают эмоции, то количество этой энергии в пространстве становится просто огромным. Почти никто этого не видит, но многие чувствуют на каком-то интуитивном, подсознательном уровне. И Воланд умеет эту энергию из воздуха получать и аккумулировать в себе. Это своего рода костыли для него. Но именно благодаря им он жив.
— Так вот зачем они здесь устраивают все эти игры! — дошло до меня.
— Именно! — сказала Амина, — это фабрика человеческих эмоций, и, как следствие, выделяемой людьми в пространство жизненной энергии. Ну, точнее, энергию они выделяют не жизненную, а некую промежуточную субстанцию, замешанную на эмоциях. Этот обмен энергией был всегда, поэтому люди и ходили в клубы, на концерты, на массовые мероприятия, на стадионы, где эта энергия буквально разлита в воздухе. Но как часто бывает, кто-то находит, а кто-то теряет. Тут от человека всё зависит. И одни берут эту энергию, другие отдают. Вот Воланд, только забирает и перерабатывает этот полуфабрикат в жизненную энергию для себя. Для него это вопрос выживания. Я поддерживаю жизнь в его физической оболочке, но без этой энергии он был бы как живой труп. Как растение. Лежал бы и не мог пошевелиться.
— Обалдеть! — с искренним возмущением сказала Маша, — то есть, всё это здесь нагромождено, чтобы поддерживать жизнь в одном человеке? Чтобы только ему было хорошо?
— Ты до магопокалипсиса успела историю изучить? — спросила у неё Амина.
— Немного, — смутилась Маша.
— Вся история человечества, это имена людей. И не простых, а с большими амбициями. И все войны начинали и вели конкретные люди. И не всегда они хотели сделать хорошо для всех. В общем, практически любой человек думает в первую очередь о себе. За редким исключением. И эти исключения бывают, но только подтверждают правило. Эгоизм правит этим миром.
— Так, вернёмся к нашим баранам, — сказал я.
— К кому? — вытаращила на меня глаза Маша.
— К нашей теме, — переформулировал я, — получается, что если ты отключишь его от своей «воскрешалки», то он тут же окачурится?
— Нет, — покачала головой Амина, — не всё так просто. Впрочем, как всегда. Он же привязал мой дар к себе. Как разорвать эту связь, я пока что не знаю. Но обязательно попробую это сделать. Но хорошая новость в том, что если его убить… ну просто, физически прострелить башку, то он умрёт, и наша связь разорвётся. То есть, произойдёт своего рода перезагрузка. И если раньше его могли вытащить мои отражения, для этого он их и создавал, ведь они ему полностью подчинялись. Но теперь осталась только я, а я этого делать, естественно, не буду. Так что, теперь он смертен, хотя пока что и висит на моей, как ты её назвал, «воскрешалке».
— А ты что, можешь воскресить даже того, кому голову прострелили? — удивилась Маша.
— Честно? — хитро взглянула на неё Амина.
— Конечно, честно! — сказала Маша.
— Понятия не имею. Я воскресила только одного человека. А до этого на котятах тренировалась. В прямом смысле этого слова, — сказала Амина.
— А почему? — удивилась Маша.
— Ну как бы с момента обнаружения у себя дара и его осознания, до того как я попала сначала в психологическую, а потом и в физическую зависимость к Воланду, прошло не так уж много времени и при мне просто никто не успел умереть. Тогда времена ведь ещё были не такие суровые. Кризис начался, когда меня уже приковали. Тогда произошли основные смерти и разрушения в городе. Но Воланд к тому времени уже набрался сил и сумел отстоять это место, — сказала Амина.
— Ты очень много знаешь для человека, столько времени провисевшего на стене, — сказала Маша.
— Не забывай, что у меня было двадцать четыре глаза, и двадцать четыре уха. И кто-то из них всегда был рядом с Воландом и с другими важными в этом месте людьми. А я всё это слушала и воспринимала, — сказала Амина.
— А меня очень волнует вопрос, как ты от всего этого не спятила, а производишь впечатление вполне благоразумного человека… в последние десять минут, — сказал я.
— Да! — тут же поддержала меня Маша. Ей, похоже, понравилась фраза про десять минут.
Амина, пообещав серьёзный разговор, держала слово и почти не скатывалась к своей привычной манере общения. А значит, могла вести себя и по-другому.
— Шанс такой был, — усмехнулась Амина, — но, честно говоря, я бы скорее свихнулась, если бы просто висела на стене, без своих отражений. Вот это был бы настоящий ад. А так я смотрела за происходящим, изучала его, запоминала то что мне нужно. В общем, была внимательным наблюдателем.
— Но через двенадцать копий сразу? Как вообще это можно всё воспринять? — удивился я.
— Сначала было тяжело, и в голове был хаос. Потом я научилась отстраняться и смотреть на них как бы со стороны. Как много картинок на одном экране. У охранников раньше такое бывало, видели, может? Много камер показывают разные входы в здание, а один человек на вахте сидит и смотрит в этот монитор. А если где-то начинает происходить что-то важное, он кликает на нужную картинку, и она раскладывается во весь экран. Я делала примерно то же самое. Научилась смотреть в общем, а если что-то привлекло моё внимание, концентрироваться на этом отражении, игнорируя остальные.
— Жаль, что ты не можешь воскресить человека с простреленной головой, — сказала вдруг Маша.
— А что, у тебя есть кто-то на примете? — улыбнулась Амина, — и я не сказала, что не могу. Я сказала, что не знаю. Сейчас мой дар вообще заблокирован, так что воспользоваться им не получится. Сейчас он поддерживает только Воланда, и меня. Но меня это по умолчанию, я для этого даже не делаю ничего. Но скажу честно, если вдруг меня разорвёт на тысячу маленьких Амин, то вряд ли они смогут собраться вместе.
— Двенадцать-то собрались, — сказал я.
— Тело у меня оставалось целым, — возразила Амина, — а если его уничтожить, сомневаюсь, что смогу восстановиться. Уверена, что не смогу. И где проходит грань между смогу и не смогу, я не знаю.
— Вообще странно, что такой удивительный дар «воскрешения», достался именно тебе, — сказала Маша.
— Потому что я такая импульсивная? — улыбнулась Амина.
— Пускай будет «импульсивная», — нехотя согласилась Маша, хотя подразумевала что-то другое.
— Дары не выбирают, — сказала Амина, — это чистая случайность.
— А может, и нет, — сказал я, подумав при этом про Риту, — у меня есть основания полагать, что дары всё же соответствуют нашей личности и наклонностям. Это не всегда очевидно, но я знаю примеры, когда это сто процентов так. Просто бывает, мы и сами себя не настолько хорошо знаем, чтобы понять, почему получили тот или иной дар.
— Но воскрешать людей, это же что-то такое… — Маша задумалась, подбирая слово.
— Божественное! — крякнул Фаер, который до этого долго молчал, внимательно слушая наш разговор.
— Божественное! — согласилась Маша, — а досталось Кислоте.
— Мань, вот заметь, я даже совершенно не обижаюсь на твоё отношение ко мне. Возможно, я сама немного перегнула в общении с тобой. Но меня, когда начинает нести, я не могу остановиться. Почти никогда. Вот сейчас стараюсь держать себя в руках, но даётся мне это нелегко. Просто разговор очень серьёзный, вы должны были понять всё и про меня, и про Воланда.
— Да я не плохо к тебе отношусь, — немного смутилась Маша, — просто мне кажется, что ты недостаточно добрая для такого дара. В тебе есть жестокость.
— А может быть, этот дар как раз создаёт баланс внутри меня? А? — подмигнула ей Амина.
— Мы вроде бы всё обсудили, — сказал я, подводя черту, — если кто-то хочет ещё что-нибудь сказать, то говорите. А то нам двигаться пора. Отдохнули, дух перевели и в путь. Нас здесь рано или поздно могут найти.
— Да, а глаз, бегающих по всем закоулкам «Острова Мечты» у меня больше нет. Честно говоря, до сих пор к этому привыкнуть не могу. Как будто меня лишили чего-то. Успела привыкнуть к этим своим отражениям, — вздохнула Амина.
— Жалеешь, что они мертвы? — с интересом спросила Маша.
— Нет! — уверенно ответила Амина, — так в миллион раз лучше, чем было! Просто человек ко всему привыкает, и я привыкла. Но отвыкну быстро, не переживай!
— Вот уж больно надо, переживать ещё! — хмыкнула Маша.
— Фаер, может, хоть клюшку возьмёшь? — спросил я, — всё лучше, чем с голыми руками. А напоремся на кого?
— Я огненный маг! — гордо сказал Фаер, — клюшка ваша мне будет только мешать!
— А у меня есть твой дар! — весело сказала Амина, проходя мимо Фаера и потрепав его при этом по волосам.
Фаер сморщился, но ничего не сказал. Она же в этом была не виновата, не сама ведь его у него скопировала. Обстоятельства так сложились.
— Когда дойдём до перекрёстка, какой коридор следующим выберем? — спросила через плечо Амина, которая шагала первой.
— Левый, — сказал я.
— Ах ты шалунишка, — хохотнула она, — так тебя налево и тянет! Эх, ребятки, чувствую, сегодня денёк будет жаркий, а мы даже оргию перед этим не устроили. Да что там оргию, даже голыми друг друга не видели. Стоп! — Амина вдруг остановилась и развернулась к нам, — вообще-то, вы меня видели, а я вас нет. Непорядок! Ну-ка раздевайтесь!
— Ты серьёзно? — опешил я.
— Мне никогда это не надоест! — рассмеялась Амина, — почему вы всё время ведётесь? Конечно же, я шучу. Чего мне на голую бабу смотреть? Ты раздевайся! — и она ткнула в меня пальцем. Я аж поперхнулся от неожиданности.
— Я?
— Нет, вы неисправимы! — рассмеялась Амина и лёгкой походкой зашагала дальше по коридору.