Алло, милиция? Часть 3

Глава 16

Расследование по делу группы Василевича, начиная с понедельника 10 января, напоминала танк, которому грязью залепило прицел и все смотровые приборы: он качал стволом пушки, елозил гусеницами взад-вперёд, оставаясь преимущественно на месте, оттого что командир экипажа понятия не имел, в какую сторону ехать, куда стрелять…

Егор, отстранённый от участия в оперативно-следственной группе, теперь ходил на допросы и на очные ставки к следователю КГБ как свидетель, поражаясь дотошности коллеги. Тот высыпал прорву уточняющих вопросов, добросовестно печатая каждое слово ответа. Наверно, был бы бесценным кадром в РОВД, получив в производство два-три десятка уголовных дел о нераскрытых преступлениях. Так допрашивал бы любого непричастного (а вы уверены, что ваш двоюродный племянник не имеет отношения к данному преступлению? на чём основана ваша уверенность?), что папки с уголовными делами пухли бы в объёме на радость проверяющим.

Во вторник умер, наконец, Киселёв. В среду из Москвы прилетел Сазонов и вытащил Егора из когтей следователя, пригласив прогуляться к Немиге. Наверно, разговор ожидался настолько конфиденциальный, что не хотел вести его в стенах КГБ.

— Завтра объявят преемника Киселёва, и это будет огромная неожиданность для всего местного начальства. В том числе для родителей «золотой молодёжи».

— Их же всех выпустили под подписку?

— Да. Архаровцы на свободе, но на коротком поводке, родители плачутся в прокуратуру, в ЦК… Ну а что нам прокуратура и ЦК? Всё законно, ждите, куда ветер дунет. Но я с тобой хотел поговорить о другом.

— Весь внимание.

Наверно, со стороны они напоминали чиновного дядюшку и племянника-студента. В пальто с каракулевом воротником и норковой тёмно-коричневой шапке полковник выглядел ответственным чиновником, вправляющим мозги студенту-племяннику.

— Наверху созрел план: ликвидировать союзные республики, сделать подобие штатов. Проложить границы не по национальному, а территориально-экономическому принципу. Как губернии в дореволюционной России. Нам поручено провентилировать настроения.

Егор думал с минуту. Ни о чём таком в прошлой жизни не слышал.

— Начну с того, что ничего не получилось, Союз развалится на пятнадцать республик. Но представьте, в каком восторге, граничащем с оргазмом, катались бы первые секретари губернских комитетов партии, стань они главами независимых государств. Сотни государств! Из них многие просто не выжили бы, слишком мелкие. Польша, не подавившись, проглотила бы Брестскую и Гродненскую губернии. Брестскую и Гродненскую республику, если хотите.

— То есть ничего подобного не произошло, либо мы живём в иной версии истории, чем известна тебе.

— Да, Виктор Васильевич. Но пока всё совпадает.

Лейтенант шёл, запрокинув голову. На лицо падали снежинки. Сазонов, наоборот, наклонился вперёд, одолеваемый проблемами.

— Про грядущий распад СССР наш генерал Андропову не доложит. Нужны иные аргументы. Какие настроения у молодёжи? Тех же филфаковских националистов?

— Возмутятся, покричат, под танки не бросятся. Виктор Васильевич, с Гражданской войны здесь велась агитация: белорусы — отдельная нация, БССР — суверенное государство, член ООН. Нафига провоцировать возмущение? А уж что касается Кавказа… Когда Тбилисское «Динамо» выигрывает футбол, ни один местный комментатор не скажет «успех советского футбола». Только — грузинского! Пусть Андропов попытается размяться на каком-нибудь регионе в Закавказье, создаст совместную армяно-азербайджанскую губернию со смешанным управлением… Война в Карабахе начнётся на несколько лет раньше. Лучше скажите, что нас ждёт в Белоруссии в ближайшем будущем? Тут я бессилен в предсказаниях.

— Это просто. Укрепление народного хозяйства. Экономика Белоруссии находится в жутком кризисе. Половина колхозов и совхозов убыточны, а как бы прибыльные… Ты «голоса» слушаешь?

— Редко. Устаю сильно. Ужин, секс, спать.

— «Голоса» тебе бы всё растолковали. И в промышленности далеко не благополучно, производительность труда низкая, даже по сравнению с Прибалтикой. Товарный дефицит, республика не обеспечивает себя самым необходимым — продуктами питания, одеждой. Только оборонка в порядке. А если сравнивать с загнивающим Западом, то у нас вообще кошмар творится. Поэтому к власти придут хозяйственники с задачей исправить положение. Чисто партийная элита, вроде окружения Киселёва и Жабицкого, отправится в отставку или на непыльные, но ничего не решающие должности.

— Вот вы сами всё прекрасно объяснили! На спаде экономики нельзя проводить административную реформу, нужно чуть подлатать хозяйство. Хотя бы год. А там будем приспосабливаться к следующему генсеку.

— Хорошо. Даже — отлично! — полковник рассуждал вслух. — Рапортовать наверх, что их инициатива нереализуема в БССР, невозможно. А одобрить двумя руками, но попросить год на подготовку… Вполне реально. Если ты не ошибаешься со сроками. Егор! Поскольку экономика будет в приоритете, я начну хлопотать о твоём переводе в УВД города. Аппарат ОБХСС обновится. Мы должны как можно больше выявлять серьёзных хозяйственных преступлений, влияющих на безопасность государства. Не «преступной ненарезки огурца». КГБ тоже в деле, но у нас меньше людей. По-прежнему тебя курирует Аркадий Невцов, ты с ним на связи. Но про губернии, слышишь, никому ни звука! Ему — тоже.

— Степень секретности «перед прочтением сжечь», — кивнул Егор. — Где-то уже слышал про такое.

Они дошли до Немиги, пробравшись между старыми, довольно неказистыми домами. Наверно, ещё XIX века. Бурные ветры перемен и грядущей злосчастной «перестройки» сюда пока не добрались.

Повернули обратно.

— Виктор Васильевич, вы — белорус? Если это не секретная информация.

— Всё обо мне секретно. Да, белорус, родители — белорусы, но большую часть жизни провёл в России, служил там же.

— И как лично вам превращение БССР в губернии?

— Честно? Не хотел бы. Русские, я думаю, тоже не придут в восторг, что РСФСР превратится невесть во что. Автономные республики тоже ведь попробуют перекроить, чеченцы вспомнят выселение предков, татары — Казанское ханство. А нас заставят выявлять и гасить очаги напряжённости. Они появятся и без этого, ты говоришь?

— Да. Молдавия-Приднестровье, Грузия-Абхазия-Осетия, Нагорный Карабах, что-то в Средней Азии… Простите, я не справочник по будущему времени.

— Литва? Латвия? Эстония?

— Попросятся в Европу и в НАТО. Всё, давайте прекратим. Виктор Васильевич, вы правильно подметили, нельзя быть на сто процентов быть уверенными в моих прогнозах. Знаете теорию о многомерности миров? Вдруг открывшееся мне — из другого рукава истории? А мы пишем биографию этого.

— Только занимаем в нём очень небольшое место, Егор. Даже я, на генеральской должности в самой могущественной организации государства.

— Вы правильно его занимаете. И экономику нужно поднимать. Любые катаклизмы более богатое государство перенесёт легче. Жду назначения и отказываться не буду.

Кроме того, прикинул Егор, с высот городского управления внутренних дел ему, возможно, окажется проще крышевать поток грузинской одежды. А очередная фура ожидается на следующей неделе.

Отвальная получилась немного грустная.

Вроде и всё хорошо — длинный стол через обширное пространство дома, уставленный яствами по первому разряду, и Алла Пугачёва с новомодным хитом «Маэстро» из роскошных колонок JBL, и Элеонора как картинка на высоченных каблуках, вызывающая тихое бешенство у жён следователей…

Прощаясь с товарищами по отделению, с которыми будет теперь пересекаться только эпизодически, Егор вдруг понял, что не так.

За год попаданства, так или иначе связанный с Первомайским РОВД, он решил множество своих проблем, приобрёл дом, привёл в него невесту, купил машину, прикопал во дворе столько золота, что, обращённое снова в деньги, оно прокормит на много лет, запустил неплохой станок по добыче бабла, продолжающий работать с минимальным участием, сейчас собака появилась, в ближайшие год-два ребёнок… Положа руку на сердце, ему здесь лучше, чем в Москве 2020-х годов.

Но шевелилась неприятная мысль, отчасти высказанная в разговоре с Чергинцом. Большинство человеческого несчастья от преступности омывает мутным потоком стены районной милиции, а не столичного УВД или областей. В горрайорганы и на опорные идут люди, пострадавшие от квартирных краж, угона машин, уличных грабежей и разбоев, домашнего насилия.

Он, пусть ещё совсем молодой, заброшен сюда, обладая послезнанием, а также здоровым цинизмом представителя последующей эпохи. С детства лишённый иллюзий, вдалбливаемых «строителям коммунистического общества». Без слюнтяйских и ханжеских запретов. В тайнике, давно перенесённом с кладбища на участок, лежит пистолет с патронами, в своё время изъятый у Бекетова, причём полироль, а потом надфиль и абразивы здорово изменили рисунок, оставляемый на гильзе и пуле при выстреле, номера спилены, и крайне маловероятно, что оружие может быть идентифицировано с употреблённым ранее. Тем не менее, идеально чистый ствол ни разу не использован.

Так зачем Егор здесь?

Переход в следующую лигу кинет в борьбу за интересы социалистической экономики, той самой, что надорвала пуп в борьбе за военный паритет с Западом, никогда не достигнутый. А ведь всего несколько десятков термоядерных боеголовок да их средства доставки на лужайку Белого дома делают саму идею войны с СССР неприемлемой, самоубийственной. Зачем столько?! На фоне этих безумных растрат убыточные колхозы да массовое воровство с предприятий выглядят мелочёвкой. Хищение миллиона с завода кто-нибудь заметит? А вот тысячи рублей из простой советской семьи — очень даже.

Что Егору рано уходить на повышение, тем более — сразу соскакивать на дела по линии ОБХСС, чувствовали и его коллеги.

— Егор! — поднял рюмку Сахарец, когда все уселись за стол, а Джонник свернулся кольцом у ног Элеоноры. — Ни один из молодых следователей не доставлял мне столько хлопот как ты. Но, признаюсь, отпускаю тебя с большой неохотой. В районе ты мог бы большее сделать, расти, перейти на должность старшего следователя, подсидеть Вильнёва или меня… Знаю, у тебя другие интересы. Но, коль сложилось, успехов тебе!

Лейтенант чокнулся с бывшим боссом и приобнял, вдохнув неистребимый аромат — след миллионов папирос «Беломора», впитавшийся в пиджак.

— Какие успехи… Я элементарным вещам не успел научиться. Если приплюсовать практику, отправил ажно три уголовных дела в суд. Кем буду в городе? Поднеси-подай у следователей, закончивших многие сотни дел с десятками эпизодов и злодеев? Прокладкой между следователями и ОБХСС? Тем более после задержания двух урюков в кафе, а по ним следствие ещё не закончено, опера вряд ли на меня посмотрят дружелюбно.

— Знаю. И ещё знаю — ты выплывешь. Может, утопишь кого-то, барахтающегося рядом.

— Значит, рядом со мной лучше не купаться.

С явного недостатка квалификации начался разговор и с полковником Иванковым, начальником городского следственного отдела. Что любопытно, кабинет у него был меньше, чем у Сахарца в Первомайском. В УВД на Добромысленском переулке чрезвычайно не хватало места.

— Ты кто — кинозвезда? Опыта — с гулькин член, а условий…

— В буржуйском мире условия выступления звезды называются райдером, и не я, Пётр Алексеевич, их для себя вывел.

По случаю перевода в город Элеонора заставила жениха купить новый приличный костюм из коллекции для новобрачных. Талоны для «Счастья» у них были настоящие, но далеко не всё из дефицитов выкладывалось на прилавок. Самые интересные вещи, в лучших традициях советской торговли, отпускались из подсобки, по талонам или без. Первый студенческий с комсомольским значком, доставшийся в наследство от прежнего Егора, давно канул в мусорку, с тех времён сохранился лишь архив фотографий и переписки.

— И кто же писал для тебя этот… райдер?

— Подполковник КГБ Аркадий Невцов, контрразведка, управление КГБ по Минску и Минской области. Начальник управления, чего уж скрывать, обеспечил мой перевод УВД, хоть мне в районе было уютнее, ближе к дому, и жена по пути с работы забирала.

— Я что-то слышал про КГБ, но вот так… Ты им служишь?

Начальник отдела был худ и подтянут, аккуратен и ухожен. Чёрные гладкие волосы разделил идеальный пробор.

— Родине и закону вообще-то. Но — так сложилось. Пришёл на практику в Первомайский, когда там взорвали магазин, КГБ расследовало как теракт.

— Но там же какой-то уркаган, насколько нам говорили…

— Вам сказали правильно, но не всё. Я узнал остальное, о чём товарищи из конторы настоятельно рекомендовали не распространяться. Потом, после практики, выпало так, что я ездил на гастроли с «Песнярами». Гитаристом. По ходатайству минкульта даже был освобождён от военных сборов в универе. КГБ за «Песнярами» присматривал. Меня сочли благонадёжным.

— Гитарист «Песняров»… У тебя столько талантов, но всего три оконченных уголовных дела.

— Получается, я всё время в группе. Командный игрок. Вдобавок, меня используют в оперативных комбинациях. Предсказываю, КГБ через неделю, максимум — десять дней вернёт вам дело Василевича по угонам. Там все подробности в деле, КГБ внедрило меня в среду любителей автогонок. Теперь я — свидетель, даю показания против других зрителей. Много чего было…

— Но всё это уголовный розыск. Почему ты не у Папаныча? Он же как ты — из Первомайского. Или не в ОБХСС? Зачем ты в следствии?

— Сам до конца не понимаю, — признался Егор. — В управлении КГБ мне объяснили, что в 1983 году самая главная задача для Белоруссии — отремонтировать экономику. Поэтому Андропов прислал первым секретарём Слюнькова из Госплана, а не кого-то, карабкающегося чисто по партийной лесенке. Заменят многих. Комитету, милиции и прокуратуре поручается все силы бросить на предотвращение хищений и злоупотреблений в экономике. Почему-то считают, что я принесу наибольшую пользу на этом месте. Пётр Алексеевич! У вас же не заполнили мной вакансию. Добавили штатную численность и меня, такого странного, подсуетили.

— Лучше бы на это место взял кого-то из старших следователей с района. Тебя — к операм.

— Но мы люди военные и исполним приказ. Мне найдётся уголок с сейфом и столик с пишущей машинкой?

— Практически — нет. Наши все сидят по двое, — Иванков на минуту задумался, перебирая в уме интерьеры следственных кабинетов. — Так, дуй к Чешигову. У них есть приставной столик для практикантов. И сосед Чешигова с понедельника ушёл в отпуск. Павлу я сейчас наберу.

— Спасибо, товарищ полковник. Здесь полагается проставляться? По поводу вхождения в коллектив?

Иванков переменился в лице.

— Даже не вздумай! Это — горуправление, а не райотдел. Здесь банкет в служебном кабинете чреват увольнением. Коллективная пьянка — пятнадцать лет расстрела! Чешигов тебя вразумит. Третья дверь после моей, там табличка есть.

Переступив порог в поисках своего нового рабочего места, Егор сначала подумал, что ошибся дверью. Это был не кабинет, а архив. Точнее — склад, и не при особо аккуратном кладовщике. Толстенные гроссбухи занимали подоконник, столы, включая обещанный приставной, стулья, шкафы, пространство над шкафами, часть лежала просто на полу. Словно обитавший здесь следователь открыл магический портал в мир бумаги, и оттуда как попёрло!

— Вы — к кому?

— Я — к себе. Согласно высочайшему повелению Петра Алексеевича… Так, кажется, ещё Петра Первого звали? Короче, здесь мне предназначено трудиться. Егор Егорович Евстигнеев, лейтенант, переведён из Первомайского. Стаж службы — три с половиной месяца.

Чешигов, колупавшийся в раскрытом гроссбухе и что-то из него выписывавший, недоверчиво покачал головой.

— Я, конечно, про тебя услышал, начальник звонил, и приказы выполняю. Но посмотри сам, куда ты здесь ввинтишься?

— А ваш товарищ, когда он не в отпуске, умещается?

— Часть макулатуры — его. Сдвигает, часть перемещает под стол. Лейтенант, тебя тоже на ОБХССные дела бросили?

— Партия и правительство особое внимание уделяют борьбе с хищениями социалистической собственности, подрывающими советскую экономику, — ответил Егор, пародируя голос теледиктора. — Да, бросили. Можно сказать — кинули. Добавили штатную единицу, но не прибавили ни квадратных метров, ни даже пишмашинки. Хоть свою покупай. Я — просто Егор. А вас по имени-отчеству?

— Просто Паша. И на «ты».

Закопавшийся в бумагах имел цвет лица, позволяющий в них спрятаться, с тем же жёлто-землистым оттенком, а упрямая чёрная шевелюра, густая, коротко стриженая и торчащая, словно трава на газоне, напоминала кляксу, поставленную нерадивым бухгалтером. Одутловатое лицо, нос картошкой, глаза, слезящиеся от созерцания квадратных километров документации дополняли образ Дон-Жуана или Алена Делона, но с приставкой «анти». Высокий и спортивный Егор внутренне содрогнулся: неужели и он, отработав сколько-то лет в УВД, обретёт подобный вид?

— Я пока в помощь… Паша, что ты пытаешься выкопать?

Он свалил папки со стула отпускного напарника Чешигова, скинул куртку-аляску и уселся напротив.

— Поручение КГБ. В фуре, перевозившей телевизоры «Горизонт» в Польшу, обнаружили несколько чемоданов. В них — дохренилион часовых механизмов, опознанных как ливер из наручных часов с минского завода «Луч». Пятьдесят тысяч штук. Фактически — часы, но без корпуса, стекла, стрелок и ремешка. Розничной цены на механизм в отдельности нет, гэбисты по согласованию с дирекцией завода установили её, для круглого счёта, в три рубля. Итого сто пятьдесят тысяч, особо крупный размер хищения, расстрельная статья.

— А дирекция завода…

— Пребывает в унынии, потому что зам директора по производству, главный бухгалтер и начальник цеха поправляют здоровье в американке. Написали уже несколько повинных, но ни одна не касается этого груза. Чекисты бодро изъяли два кубометра документации, отражающей движение комплектухи в сборочный цех и из него, после чего затребовали в группу следователя из УВД и привезли кубометры нам: разберись. Напарник тотчас взял бюллетень и написал рапорт на отпуск, хоть и у него запара с делами. Но КГБ у него над душой не висит. Выйдет из отпуска — продлит сроки.

— А ты?

— Разобрать, откуда берётся неучтённый левак, выше моих сил. Одних шестерёнок — десятки, да там ещё разные модели механизмов, чёрт ногу сломит… Пишу поручение в следствие Москвы, чтоб организовали там экспертизу на аналогичном часовом заводе и выявили пути хищения. По крайней мере, от этих залежей на полгода буду избавлен.

Егор задумчиво оглядел Монблан из бумаги.

— Дело в производстве следователя КГБ?

— Полупанова.

— Твою мать… А лучше — его мать. Не понимаешь? Это — небожитель. В КГБ сплошь оперативные работники, немного технических, а следаков — единицы. Расследуют только контрреволюционные преступления типа измены Родины, шпионажа, теракта с покушением на главу государства. Как ты думаешь, такого много случается в Беларуси?

— Боюсь, вообще не случается.

— Боюсь, — передразнил Егор, — что всё же одно-два находят, надо же оправдывать своё существование. Пьяный слесарь с завода имени Вавилова выточил самодельный однозарядный пистолет, и снова жизнь дорогого товарища Генерального Секретаря была под смертельной угрозой, и если бы не бдительность и мужество сотрудников КГБ БССР…

— Что-то ты слишком смел на язык, — оборвал Паша.

— Наобщался с ними. А у Полупанова провёл почти неделю. Я свидетель по делу банды папенькиных сынков, организовавших автогонки на угнанных тачках. Дело подследственности района, в крайнем случае — твоего уровня, увэдэшное, и контора впряглась только потому, что родители покрывают недорослей. Следователь это прекрасно понимает и воротит нос, будто ювелира заставляют копать навоз лопатой.

— Охотно верю…

— Слушай! Не все же до одного на «Луче» крадут продукцию вёдрами. В виде исключения там должны быть честные? Сориентируют — где и что там при желании можно спереть. Дай почитать копии протоколов допрошенных.

— Ты точно из Первомайского? Или с Луны свалился?

— Гость из несветлого будущего. В чём проблема?

Чешигов откинулся на стуле, сцепив пальцы на затылке.

— Проблема в небожителе. Мало того, что копии не снял, а чего проще было копирку подложить, когда печатал протоколы, так и ознакомиться не даёт. Я пробовал вызвать начальника одного из участков, тот: уже допрошен в КГБ, дал подписку — никому ни слова больше.

— Даже так… Ладно. Закрой уши и сделай вид, что не слышишь, — Егор придвинул телефон, до этого погребённый под залежами бумаги. — Аркаша? Приветствую. Городское управление внутренних дел, следователь Евстигнеев, вашими усилиями пристёгнутый к делам ОБХСС. Да, Аркадий, я тоже в восторге. Его не описать без матерных слов. Знаешь сказку «Волк и семеро козлят»? Так вот, «козлят» — это глагол[6]. Причём один за семерых козлит твой Полупанов. Что? Хорошо, пусть не твой лично. Ваш…

Егор, даже несколько сгустив краски, поведал, что у младших братьев по разуму руки связаны. И дело, инициированное КГБ, буксует из-за чванства следователя-капитана, не видящего краёв.

— Можно подъехать посмотреть? Аркадий, мне — не в падлу. Сам прекрасно знаешь, я лёгок на подъём. Но давай в воспитательных целях поступим иначе. Хай оторвёт свой жирный зад от кресла, сходит к ротапринту и отпечатает копии. Вот тогда и заеду. Либо кого-то пришлю. Нет, не обязательно сегодня к вечеру. Завтра к девяти — нормально. Спасибо! Да, за мной не заржавеет. Кстати, мою жену в Культторг перевели. Понадобится что из дефицитов — обращайся. Пока.

На старшего следователя было больно смотреть. Цвет его лица стал серее прошлогодних накладных и складских ведомостей.

— Ты с кем это?.. Иванков запретил КГБ напрягать!

— Мне же не запрещал. Это управление по Минску и Минской области. Ребята сложные, местами вредные как иприт, но у меня с некоторыми наладились неформальные отношения. — Егор не стал распространяться, как спасал Невцова, не рассчитавшего силы во время гастролей «Песняров» по Краснодарскому краю, тем самым вышёл на баланс 1:1, памятуя усилия Аркадия, откачивавшего его самого после пьянки с Говорковым, стоившей участковому жизни. После таких приключений оставаться в официозе «Товарищ лейтенант? Да, товарищ майор!» совершенно не реально. Тем более на следующее утро в Краснодаре из койки Аркадия пришлось доставать чумовую кубанскую казачку, о чём лучше не знать ни Сазонову, ни супруге героя-любовника.

— И правда, будем считать, я ничего не слышал, — согласился Паша.

— Поскольку я сэкономил нам обоим массу времени, попрошу тебя съездить в КГБ самому. Сам метнусь в Первомайский. «Луч» — на их территории. Из-за того, что контора по моей наводке повязала верхушку ОБХСС города, парни пошли на повышение. Боятся меня, где-то ненавидят, но понимают, что в долгу. Пошушукаюсь с ними. В Москву, конечно, отправляй. Хотя бы кабинет освободишь. А я тыхэнько, нызэнько, у самой земли понюхаю.

— Ты — хохол?

— Обижаешь. У меня не то что украинцы, даже евреи плачут. Здоровеньки булы!

Спиной он чувствовал вопросительный взгляд Паши: кто это на самом деле свалился на мою бедную голову.