Иногда без традиции не обойтись, тем более, если это хорошая традиция, и она напрашивается, чтоб её соблюли.
Перекрывая застольный шум и бухтение телевизора, Егор громко заявил:
— Прошу внимания! Яков Наумович, прошу прощения, вас тоже касается. Валентина Ивановна, можно телевизор тише?
Он опустился на колено, вытащил красную коробочку и выдал отрепетированный заранее экспромт:
— Дорогая! Мы уже подали заявление в ЗАГС. Но произошло это как-то не буднично, в текучке между работой и прочими хлопотами. Я даже не спросил по всей форме как полагается: ты выйдешь за меня замуж?
Кольцо с бриллиантом разительно отличалось от всего, принятого в СССР, где гнались за массивностью. Писком моды на протяжении полувека считался овальный рубин размером едва ли не с юбилейный рубль, окружённый алмазными блёстками. Этот перстенёк Егор выбрал из замусоленного итальянского каталога, показанного ювелирным мастером в «Верасе», за одну только работу заплатил пятьсот и несколько тысяч — за вставки.
Каратный прозрачный бриллиант имел непривычную для советской ювелирки форму квадрата, так называемая «принцесса». Его вплотную подпирали два сапфира треугольной огранки, не слишком глубокого синего цвета и тоже достаточно прозрачные. Свет, проходящий через сапфиры и проникающий в бриллиант снизу, заставлял играть «принцессу» синими искрами.
У Элеоноры дыхание спёрло. Она стащила колечки с пальцев правой руки и надела подарок. Сел идеально, недаром жених втихую померил её кольца штангенциркулем, сейчас эти подробности ушли на второй план.
— Да-а-а! — воскликнула она, когда смогла, наконец, зачерпнуть воздух всей грудной клеткой.
— Горько! — крикнула Валентина.
Когда Егор оторвался от невесты, поцеловавшись настолько страстно, что уже шевельнулась мысль под любым предлогом зазвать её наверх, он сделал презент и каждому из Кабушкиных, извинившись, что скромнее, иначе Элеонора взревнует, вышло очень уместное дополнение к сервизу.
Выпили за молодых, Валентина Ивановна тотчас засобиралась.
— Ещё один новогодний сюрприз! — шепнула Эля. — Я, правда, ещё вчера знала. Он… необычный. Надеюсь, ты его полюбишь.
«Сюрприз» тявкнул из корзинки, в которой его принесла Кабушкина, и выбрался на пол, смешно ступая очень широкими лапками. Элеонора потянулась к щенку, взяла на колени, тот привстал, достав передними коготками до её груди, царапая дорогой мохеровый свитер, и лизнул в подбородок.
— Сын нашего Джека, — сообщил Кабушкин. — Сосед разводит восточно-европейских овчарок, подкармливает нашего, когда не можем подъехать. Вернём пацанчика на ночь, пусть последний раз побудет с мамой. Три месяца прошло, прививки сделаны, пора в новую семью. Начали приучать, чтоб просился на улицу, но пока следите внимательно.
— У вас свой дом, а какой дом без собаки! — добавила Валентина.
Вот уж действительно — неожиданность, колотилось в голове Егора. Конечно, он в детстве хотел собаку. Но родители не то чтобы напрочь запретили, скорее — отговорили. Пусть район Москвы, где они жили, не из дешёвых, но плотно застроен многоэтажками, человейник. Владельцы мопсов и всяких шпицев выводят их на газон у подъезда, проклинаемые старушками, и немедленно после орошения и удобрения тянут обратно в подъезд. Крупного пса, а хотелось или австралийскую, или бельгийскую овчарку, абсолютно негде выгуливать. Зачахнет в четырёх стенах, увещевал отец и обещал, что когда-нибудь все вместе переедут в дом, который он обязательно построит в направлении Смоленска, и вот там…
Получилось не на десять лет позже, а на тридцать раньше. Свой дом, как раз в направлении Смоленска, только дальше километров на триста пятьдесят. Собака. Жена-красавица. И плевать, что нет айфонов, в январе не слетать в Египет или Эмираты, а вместо нормальной машины — всего лишь «жигули», к ним привык и даже освоил экспресс-очистку вечно забивающегося карбюратора. Тем более, когда кулибин из гаражей у Севастопольского парка поставил дополнительный фильтр, проблема ушла.
Как и все проблемы, легко решаемые в следующем тысячелетии, здесь они преодолевались в индивидуальном порядке за счёт отдельных талантливых людей. Частники-подпольщики делали то, что оказалось не под силу огромной державе с ядерными ракетами и космическими кораблями: делать жизнь соотечественников комфортнее. Хотя бы снабжая джинсами ценой в полтора оклада выпускника вуза.
Точно также производилась расчистка дороги до шоссе на Минск. Предприимчивый сосед, разводивший овчарок, завёл самодельный мини-трактор и разгрёб снег по сторонам так, что на утро 2 января «пятёрка» Егора выскреблась своим ходом и покатила к городу. Нет, чтобы колхозный трактор МТЗ…
— Знаешь, какие менты злые на работе второго января? Особенно, кто на приёме заявлений граждан. Трубы горят, а ты, гражданочка, пристаёшь со своей кражей. В общем, со всех сторон повезло, что второе пришлось на воскресенье. И Крис обживёт новый дом.
Элеонора, державшая щенка на коленях и теребящая его пальцами за бороду, игнорировала милицейские побасёнки, но моментально вскинулась, едва только речь зашла о собаке.
— Почему Крис?
— Крис Норман. Или Пол — в честь сэра Пола Маккартни. Не Лёвой же, под Льва Лещенко.
— Тогда уж Йося, коль от Кабушкиной. Как Иосиф Кобзон.
Сошлись на Джоне, в память о Джоне Ленноне. «Крис» звучало по-крысиному, против Маккартни Эля ничего не имела против, но говорила: у нас целая собака, а не половина.
— Имя — самая простая вещь. Как его кормить, ухаживать, дрессировать? Вообще об этой породе хоть что-нибудь знаешь?
— Конечно! Пока ты геройствовал в Минске, Кабушкины мне целую лекцию прочли. В общем, это улучшенная немецкая овчарка с примесью крови волка. Мордочка похожая, ушки острые и скоро встанут. Но спина ровная, прямая, без скоса как у немцев, и это очень хорошо. Кормить — мясом, мне ещё прикормок дали. А потом достанем импортное питание. Главное, тебе веселее будет бегать по утрам — с Джонни на поводке!
— Договорюсь с кинологической службой УВД, — прикинул Егор. — Коль собака служебная, пусть умеет служить.
— Тяв! — ответил щенок.
Естественно, он не разбирал ни слова, но понял, что внимание новых хозяев обращено к нему, и радовался, не выказывая никакого замешательства от смены обстановки и расстройства от разлуки с родными.
— Он будет скучать по своим?
— Валентина уверяла — недолго. Поскулит немного, когда обнаружит, что его не возвращают к маме, привыкнет и успокоится.
Около дома он вдруг вскочил на четыре лапы и принялся заливисто лаять. И было с чего. Около самой ограды стоял обшарпанный белый «Москвич-412», из него вышел человек с неизгладимой печатью зоны на выражении лица и походке.
— Егор! Вам велели передать, что залётные хотели ставить вашу хату. Мы присмотрели.
— Кто велел? — лейтенант вышел один и захлопнул дверцу, сказав Элеоноре оставаться внутри.
— Батя. Вы его как Нестроева знаете.
Уголовник сел в колымагу, она завелась, водитель, не прогревая мотор, тронул с места. Егор, проводив их взглядом, принялся открывать ворота, чтоб загнать «жигули» во двор. Небольшой намёт раскидал лопатой.
Остатки праздничного настроения сдуло как порыв ветра сносит пламя свечи.
— Кто это? — Элеонора прижимала к себе щенка, не желавшего успокоиться, словно прикрывала его от неприятных незнакомых дядей.
— Слышала, что говорили с трибуны очередного съезда? Организованная преступность в СССР исчезла как явление. Ты только что видела её, исчезнувшую. Пахан, смотрящий за районом, передал, что наш дом намеревались обчистить, но он не позволил. Тот самый, что предлагал патронировать «Счастье». Набивается в друзья, правда, его покровительство обойдётся стократ дороже, чем польза от его услуг. Пока Джонни не защитник, придётся завтра шлёпать в Советский отдел охраны, заказывать сигнализацию. Хлопотно, придётся каждый раз набирать им, приходя с работы. Но дома под сигнализацией не грабят. Менты приезжают быстрее, чем воры успевают обшмонать жилье и скрыться. Кстати, не дорого.
По этой причине очередь граждан, желающих поставить сигнализацию, — многолетняя, как на югославский гарнитур. Но следователю с милицией договориться несложно.
Глеб Василевич, он же «Баклан», привлекал уже тем, что не сиял профессиональным шармом мошенника, сразу располагающего к доверию. Возрастом примерно равный Егору, а ростом чуть ниже, он приехал на место встречи на обычном рейсовом троллейбусе. Как говорили в двухтысячных — беспонтовый.
Лейтенант ждал в такси на площади Якуба Коласа, как раз напротив филармонии, где репетировали «Песняры», а сама площадь по-прежнему несла уродливый шрам метростроя. Подземку планировали сдать к 40-летию освобождения БССР от оккупантов, то есть летом 1984 года, так что жителям города требовалось терпение.
— Глеб? Я — Жора.
Тот кивнул, настороженно глядя.
— Да. Я — Глеб. Пошли, тут на Красной есть кафетерий. Холодно, твою мать…
Внутри заведения стояли высокие круглые столы с алюминиевым ободом, более подходящие для кружек с пивом и воблы, нежели безалкогольного. Василевич взял пирожное и кофе с молоком, Егор — чёрный кофе без сахара, но зря, напиток был отвратителен, сахар и молоко немного бы перебили вкус. Советский вариант — кофе с цикорием — мог понравиться только тому, кто ни разу в жизни не пил нормальный, сваренный в кофемашине.
— Жора, ты кто?
— Если опустить ненужные тебе подробности, искатель острых ощущений.
— Деньги есть?
— Денег нет. Несколько тысчонок найдётся, но разве это деньги? Быстро приходят, легко уходят. Живём один раз.
— Сестрицу мою впечатлил.
Егор через силу отхлебнул кофейный суррогат.
— Вот те крест: не пытался. Она как бабочка — летит на огонь. А я — даже не огонь. Солнечная плазма. Постараюсь не обжечь ей крылышки.
— Слушай… держался бы подальше от неё, — включил «заботливого брата» Василевич.
— Смешно. Ты за неё переживаешь? Лучше бы не нюхала кокаин. Тем более, их нормального поставщика взяли. Нарвётся на дебила, что подкинет ей фуфел, и отравится. Ну, и с обкурившейся или нанюхавшейся девкой делай что хочешь.
— А ты — хочешь?
— Не скрою. Когда целовались последний раз перед Новым годом, у меня встало. Но — стрёмная. Я больше по простым, по колхозным. Которые без претензий.
Бритая физиономия Глеба свидетельствовала: он обескуражен такой откровенностью. Парень снял вязаную шапку, открыв взору длинные светлые вихры.
— Неуважительно как-то. А она за тебя ходатайствовала…
— Спасибо ей. Но я и сам. Тем более, это всего лишь развлечение. Хочешь — бери меня в дело. Ну а нет — без обид. Разбежались.
— Она сказала, что ты торговал золотом?
— Вот же язык без костей… — изобразил раздражение Егор. — Точно бабам ничего говорить нельзя. Объяснил ей: с этим давно покончено. Потому что — статья. А пока я нашёл схему, Кодексом не предусмотренную. Само собой, попытаются приколупаться, если всплывёт… Но чрезвычайно маловероятно, что кто-то будет копать в моём направлении.
— Туману напускаешь?
— Какой туман! Я прямо говорю — не скажу. Вижу тебя первые десять минут. Твоя сестра тебе тут же выложила про золото, ты кому про мои гешефты расскажешь?
— А вроде говорил ей, что ты рисковый и фартовый, — поддел Глеб.
— Без базара. Это когда делаешь ставку и ждёшь — сыграла она или деньги ушли в задницу. Но вот ждать, придут за мной или нет, нам не нужен такой хоккей. И тебе, Глеб, скажу: меньше знаешь — крепче спишь.
— И как с тобой говорить…
— А ты пока правила расскажи. Может, я сам первый пошлю тебя дальше, и продолжения не будет.
— Правила простые. Входной билет двести рублей, и ты мне отдашь их прямо сейчас. Минимальная ставка — тысяча.
Вот это инфляция, подумал Егор. До Нового года за билет просил сотку. Растут аппетиты у пацана… Ну, пусть потешится напоследок.
— А максимальная?
— Нет максимальной. Правда, больше пятёрки никто не положил.
— Продолжай.
Глеб всматривался в Егора столь испытующе, что, казалось, дырку прожжёт.
— Участвуют пять водителей. Чья машина останется на ходу, тот и победил. Соответственно, победили те, кто на него поставил. Я удерживаю пятнадцать процентов, всё честно.
Лейтенант потёр лоб.
— Нихрена не понятно. Допустим, два десятка игроков, вряд ли больше. По паре косарей положили в среднем, итого сорокуха. Пятнадцать процентов с неё — это шесть тысяч. Надо: нанять гонщиков, подмыть пять тачек… Не, арифметика не пляшет. Останется пшик. С двух угнанных «жигулей», разобранных и проданных, навар куда толще. А пять… Ты, часом, не разводишь?
— А ты, часом, не из мусоров? — разозлился Василевич.
— Почему «часом»? Два года отработаю в ментуре по распределению. Ольга в курсе. Не час. Потом свалю, если война в Афгане кончится, и нас не будут обувать в сапоги. Но ты не ответил, зачем тебе этот гемор? Поднимешь вчистую штуку или две, а шуму и риска… Столько людей в теме! Кто-то вложит ещё. Обиженный проигравший, например.
— Обиженный? Пусть приходит снова и играет! У нас дверь в одну сторону. Зашёл — выхода нет. Делай следующую ставку или…
— Или? Смотрю, у тебя железные яйца, парень. В самом деле? Чтоб такие заявки делать, нужно кого-то за спиной иметь. А также сверху, чтоб прикрывал и крышевал. Не блефуешь?
— Один сосунок думал — блефую. По концухе повесился.
— А если бы не повесился? Хватит духу завалить отказника?
Конечно, такого напора Василевич не ждал.
— Если один раз позволишь послать себя на Х, все будут вытирать об тебя ноги.
— Тут ты прав, Глеб. Короче, у меня предложение простое. Сейчас даю тебе две сотни. Да хоть три. Смотрю твоё автородео, пару штук поставлю. Понравится — буду ходить дальше. Нет — значит, нет. И не потому, что на тебя можно класть болт. Просто так договорились.
— Так не правильно… И за мной есть, и надо мной есть. Они не одобрят.
— Тогда не на того напал. Люди при деньгах, они с характером. И со своими условиями. Я сам решаю, куда трачу бабки, с какими девицами встречаюсь. Или ты ищешь пельменя, готового лезть в петлю?
Егор сделал последний глоток, плеснул остатки в полузасохший фикус, поймав осуждающий взгляд тётки за стойкой, и повернулся уходить.
— Стояночка… Ты уже слишком много знаешь о нас.
Тон гопника плохо удавался студенту.
— Не проблема. Могу завалить тебя прямо тут. И тогда все будут знать о Глебе Василевиче 1959 года рождения, погоняло «Баклан», только одно: он — труп.
— Ты даже мою фамилию выяснил… И год рождения!
— Само собой. Это не сложно. Подумай, я буду доверять несколько кровных тысяч неизвестному Васе Пупкину? Сам так развлекайся. Эх, жаль, что не вышло разговора.
Он решительно вышел из кафе, взяв курс на стоянку такси. Расчёт был прост: Баклан, строящий из себя крутого, не может оставить всё как есть, иначе он — в проигравших.
Как и следовало ожидать, Глеб догнал.
— Давай так: первый раз — без обязательств. А там решишь, ты с нами дальше или отваливаешь.
— Когда?
— Завтра около полуночи встречаемся у выезда на Брест перед Кольцевой. Машины есть, готовятся. Будет лучше, чем в прошлый раз. Тебе понравится.
— Ну, смотри. Если что, я знаю, где тебя найти. Даже без помощи Ольги.
Егор, не смущаясь, что находились на открытом месте, сунул четыре зелёные пятидесятки.
— Хорошо. А на твой вопрос я отвечу: мне нравятся машины. И мотоциклы. В юности тренировался на кроссовых на «Заре». Считай, что гонки — это хобби. Зарабатываю другим.
— Нормальный, пацанский ответ. До завтра, Глеб.
Ага… Вот что сыщик из Заводского знал про стадион «Заря», о занятии мотоспортом организатора преступления. Что же сам не вычислил Василевича, с такой-то зацепкой?
Хуже всего, что выезд на Брест — практически прямо противоположное место относительно стадиона, прикинул Егор. Тот — на северо-востоке от центра, Брестское шоссе уходит на юго-запад. То есть рихтовать тачки они будут в другом, пока неизвестном месте.
С грузом тяжёлых мыслей вернулся в РОВД и тут же начал звонить, пользуясь отсутствием Вильнёва.
Услышав доклад Егора, Аркадий заскрипел зубами так, что слышно было даже по телефону.
— Что, оцеплять все ровные пятаки размером со школьный стадион? Да ты хоть знаешь, сколько таких стадионов по городу?
— Спугнёшь. Проще тогда делать засаду на выезде на Брест, брать всех тёплыми и колоть.
— А толку? Там наглые, раскормленные цековские выродки! — Аркадий удивительно непочтительно выразился в адрес ЦК, учреждения, которое его контора обязана денно и нощно лелеять. Причём — по открытой линии. — Будут нагло ржать нам в лицо, потом вмешаются папашки, и дело закрыто. Нет, нужно откровенное соучастие в преступлении. Башляя за зрелище в третий раз подряд, они подстрекают Василевича на новые угоны и уничтожение личного имущества граждан. Устойчивая организованная преступная группировка.
— У нас же нет оргпреступности! — притворно удивился Егор.
— В секретной отчётности — есть. Ладно. Времени немного. Что-то придумаем до следующей ночи. Можешь пока встретиться с сестрой Василевича. Потом обидится за брата — не даст.
Хотелось вспомнить вслух словечко Вильнёва «писькострадалец», но лейтенант не хотел избыточно поддевать гэбешника.
— Это я ей не отдамся. Перетопчется, — Егор принёс нархозовкам в жертву Давидовича — пусть тешутся. Тем более, Лёха не в претензии. — Вас волнуют высокородные мальчики, ментов — машины. Мне звонить в УУР?
— Погоди. Розыск мы сами подключим. Если будет нужда.
Последняя фраза не понравилась абсолютно. Запахло извечной конкуренцией, КГБ против МВД, где Егор играл за обе команды сразу, сидя на разъезжающихся стульях. Так и анус недолго порвать.
А если у КГБ элементарно не хватит людей? Мастерство их группы захвата, когда брали ОБХССников, не впечатлило ни разу.
Что любопытно, операция выпала в ночь на пятницу, то есть с шестого на седьмое. Коммунистические безбожники Рождество не отмечали никак. Ни озорующая пацанва, задумавшая крушить тачки, ни открывшие на них охоту силовики.
Поскольку был четверг, по советским понятиям — рыбный день, Егор потратил остаток дня на ловлю рыбы в мутной воде. А именно — шлифовал расклад по договорённостям с Яковом Наумовичем.
В итоге доля Егора, собственно — будущей четы Евстигнеевых, ужалась с двух третей до одной трети пирога. Но в абсолютном выражении он мало потерял. Может, и выиграл, поскольку продажа грузинских поделок минской фарце мелким оптом по каналам директора торга предполагала большую маржу, расходы меньше, не нужно платить «шиксе» и другим торговкам из «Счастья». Безопасность Яков брал на себя и сохранность под собственную материальную ответственность. Естественно, большая часть левака не предназначалась для хранения вместе с официалом. Егору осталась работа с поставщиком, Кабушкиной — транзит в Прибалтику. Доля Валентины Ивановны также несколько усохла, но, к счастью, по инициативе директора, а не Егора. Та, слегка расстроившись, собственно, как и любой другой из торговой сферы, согласилась. А ведь недавно вообще собиралась соскочить! К тому же «Счастье» избавлялось от параллельных потоков — правого и левого. Теперь, по большому счёту, Кабушкину не за что прищемить. Отчего быть недовольной?
Наверно, очень недовольный был бы Папаныч. Гэбисты к поимке Василевича сыщиков не привлекли. Аркадий сослался на прямой запрет Сазонова, уверенного, что из розыска кто-то обязательно сольёт информацию, и вся комбинация пойдёт прахом. Проблема в том, что в КГБ БССР не существовало никакой спецгруппы вроде «Альфы», та имелась лишь в Москве. С ОМОНом, СОБРом и прочими командами накачанных и выдрессированных костоломов ситуация обстояла так же — никак. В начале восьмидесятых не задумывались, что в тихой Беларуси понадобится спецназ. Простого хулигана и участковый заломает…
Но готовились капитально, потратив весь вечер пятницы. Егор получил в своё распоряжение чёрную «волгу» с частными номерами. Технарь, показавший в ней некоторые ухищрения, правда, до тачек Джеймса Бонда она не дотянула и близко, заверил: даже при выключенном двигателе работает довольно мощный передатчик, сигнал засекается более чем за десяток километров. Под одежду навестили «бюстгальтер», то есть комплект передатчика и микрофона, причём аппаратура «волги» и ретранслировала, и записывала услышанное микрофоном. И хотя всё это великолепие запросто перекрыл бы любой недорогой смартфон, Егор счёл необходимым восхищённо цокнуть языком и сказать «да-а-а… до чего техника дошла», а потом попросил поездить на «волге». Первый и последний раз он рулил такой, когда вёз в багажнике два грузинских трупа.
В этот раз надеялся, что обойдётся без жертв. Но как любой, интуитивно одарённый чувствительной пятой точкой, догадывался: что-то произойдёт. Нехорошее.
Особенно смущало, что план операции отсутствовал, потому что не знали, где состоится гонка. Соответственно, где будут стоять парни на шухере, которых предстояло нейтрализовать. А затем отрезать пути отступления и участникам, и зрителям.
Егор получил фальшивое водительское удостоверение на имя Георгия Петрова, то есть Жоры. Милицейское оставил в «жигулях» во дворике КГБ, так же как жетон, карточку-заместитель и, главное, белый пластмассовый свисток, залог ментовского успеха. Табельное не взял, так при всём напряжении фантазии не смог бы объяснить оперативному дежурному, зачем следователю идти в оружейку и брать личный пистоль — после службы да перед выходными. Уток стрелять?
К кольцевой выехал в гордом одиночестве, насвистывая «Союз нерушимый республик свободных», чтоб диктофоны КГБ зафиксировали его ура-патриотический настрой.