Глава 82 Лето-осень 1920 года. И на Тихом океане…

Чапаев и Урал-река.[17]

— Не считайте меня за идиота гражданин Фурман! Если Вы верите в идиотские анекдоты о моей неграмотности, то я Вас сейчас разочарую. Одной из моих любимых настольных книг являются «Правила проведения испытаний опытных образцов военной техники», разработанные небезызвестным Лендером. И поэтому сейчас мы организуем натурные испытания найденного Вами способа форсирования реки Урал. Как говориться сапер ошибается в жизни один раз.

— Но я же не сапер господин Чапаев! Я часовых дел мастер!

— С этой минуты можете считать себя призванным на военную службу в качестве командира отдельного особого взвода саперов. Одежду перед форсированием реки рекомендую снять, дабы она не стесняла Ваших движений. Да, в случае, если Вам потребуется медицинская помощь во время форсирования реки, то мой ординарец Петр, ее Вам окажет — он уже вполне сносно осуществляет процедуру эвтаназии и я думаю, что проблем и претензий у Вас не будет.

— Но ведь я не умею плавать!

— Нас не должны пугать эти трудности гражданин Фурман! Назначаю Вас командиром Уральской речной флотилии с одновременным присвоением флотского звания старшина! Вперед! Одежду долой! На форсирование реки марш, марш!..

— Господа! Делайте ставки! Петр! Целься вернее!

— Так нечестно господин Чапаев! Вдруг у него получиться!

— А вот это вряд ли гопода! Иногда и дерьмо тонет! Впрочем, насчет одежды, я похоже слегка погорячился, — произнес Чапаев, наблюдая за тем как гражданин Фурман ползет по льду Урал-реки, — замерзнет этот идиот!

Бьется в тесной печурке жолнер.

Из дневника командира «санационной» дивизии расквартированной в Омске:

«Зима в Сибири выдалась очень холодной и голодной. А может и не голодной, ибо у пресловутых «сибирских стрелков» был один, но очень существенный недостаток — лица у этих откормленных до безобразия людей были такие, что они с трудом проходили в дверь. Теперь в принципе понятно, куда делось продовольствие, предназначенное для Польши — эти чертовы стрелки его съели. А ведь так хорошо все начиналось — не успел польский гарнизон обосноваться на месте и развесить объявления о приеме добровольцев в «легион» и формировании продотрядов, как все свободные вакансии тут же были заняты. Правда на этом хорошее тут же и закончилось. Вначале куда-то исчезли целые километры железнодорожного полотна вместе со шпалами, а затем исчезли и телеграфные провода. Потом, это как-то удалось наладить, но проку от этого не было никакого, только вред, ибо теперь по восстановленной железной дороге движется дивизия Чапаева. У меня конечно тоже дивизия, но только вот как воевать? И в чем? То, что кожаные сапоги оказались вполне съедобными, и более наваристыми, чем ремни и портупеи, это хорошо, но ведь босиком по морозу не побегаешь! И эти продотрядовские стрелки тоже не дураки, невозможность попасть во входную дверь из-за широкого лица они компенсировали отменными навыками в стрельбе. Для тренировок они использовали белок в лесу, которым стреляли в глаз. Из-за этого все белки в Сибири являются одноглазыми. Среди личного состава зафиксированно несколько случаев каннибализма, и попыток использования тупов умерших в качестве топлива для обогрева…»

Мировой масштаб [18]

— Василий Иванович, ну а в мировом масштабе, вы можете командовать?

— И в мировом могу Петр, если мне доверят!

— Так Вы же иностранных языков не знаете!

— А зачем мне иностранные языки Петр, если «Наука побеждать» Александра Васильевича Суворова написана на русском языке!

— А как же грек Александр Македонский в древности побеждал, или он русский язык знал?

— Это только гражданин Фурман живя в России не знал русского языка, а Александр Македонский настоящим русским был! И вообще, увижу тебя за чтением демократической литературы, заставлю пять раз через Амур переплывать! Хоть бы что-то наше родное взялся читать — Суворова, Клаузевица, Шлиффена, а то читаешь какое-то непотребство про стенания декадента на путях перверсии, тьфу!

— Василий Иванович,…

— Да ты дашь поспать наконец? Женить тебя что ли?

Бьется в тесной печурке жолнер.

Из дневника командира «санационной» дивизии расквартированной в Омске:

«Как сказал господин Чапаев, к счастью людей нужно гнать штыками. Нас и гонят. Точнее подгоняют. Те самые сибирские стрелки. Ибо путь в Европу для нас лежит через Владивосток. При условии, что мы восстановим железную дорогу для проезда эшелонов с русскими войсками. Вчера кормил хлебными крошками одноглазую белку с руки. Кормят вполне сносно. Немного смущает, что выданная теплая одежда полосатого цвета. Вчера общался с соотечественниками из другого бывшего гарнизона. Выглядят как ходячие скелеты. Из гарнизона в тысячу человек к моменту нашего приезда осталось человек двести — остальные вымерли от голода и цинги…»

Тонкости восточной дипломатии [19]

— Василий Иванович! А откуда вы японский язык знаете?

— А кто тебе сказал что я его знаю?

— А как вы тогда вели переговоры с японским полковником?

— Что значит как? По-русски конечно, а что я должен был по-ихнему что-ли разговаривать?

— А тогда как же он Вас понял?

— Ему надо было он и понял. Как говорил великий Суворов: «Пуля — дура, Берта Крупп — молодец!»

— Кажется Суворов про штык-молодец говорил, а не про Берту!

— Ага! Про тот, который у тебя в штанах! Строил вчера из себя героя перед Анной Михайловной, а как дело дошло до дела, так — раненный олень на поляне! Молодец! Ничего не скажешь! Тебя что же еще учить как за дамами ухаживать? Может мне с тобой еще и Мазурку сплясать?

Вальс «На сопках Манчжурии»

Из дневника поручика Селезневой Анны Михайловны:

«Вчера Петр Иванович Пелевин сделал мне предложение! Боже, какой он смешной и стеснительный! Он такой наивный! Я ответила согласием. Петя очень хороший человек, честный и порядочный. Что до его неумения танцевать вальс, то это дело наживное, главное, что у него чистая душа и мне он очень симпатичен…»

Хорунжий Мосцицький, а может вернемся?

Из дневника командира «санационной» дивизии расквартированной в Омске:

«Должен сказать спасибо господину Чапаеву за его заботу о моих подчиненных. Благодаря тренировкам по плаванию, которые он устраивал в полыньях Байкала и сибирских рек, мы смогли захватить себе морской транспорт, на котором сможем наконец покинуть Россию. Когда пароходы, до которых мы добрались вплавь, стали поднимать якоря и покидать рейд Владивостока, многие плакали. Плакал и я, не знаю почему, но мне захотелось остаться в России, ибо я уже привык к ее суровой природе и к людям. Ночью, когда мы уже вышли в море, мне снилась одноглазая белка, которую я кормил хлебными крошками с руки…»

Загрузка...