Алая кровь на белых крыльях

Глава 3 Декабрь 1918 года. Ласка не попадает в мышеловки

Она знала, что рано или поздно они придут. Вряд ли Сруль Койцман, их сосед, откажется от возможности приобрести почти задаром, что-нибудь из обстановки их квартиры. Его ломбард процветал еще до войны. О том, сколько денег он нажил, когда спекулянты взвинтили цены на продукты, не знает никто. Самое страшное в нынешней ситуации, даже не «натурализация», а то кто ей будет руководить. Старший сын ее соседа — Самсон Срулевич Койцман командовал ныне отделением 4-го петроградского батальона Свободного Иностранного Легиона, и гордо носил нарукавную бело-красную повязку, на которой была изображена рука, сжимающая саблю. Он не простит ей того публичного унижения, которое он пережил тогда в первые дни войны. Светлана как сейчас помнила тот пьяный и самодовольный и похотливый взгляд самца, когда он вечером поймал ее выходящую из подъезда, и схватив за волосы, с криком: «Пойдем со мной, гойская шлюха!», попытался на глазах у стоящих людей затащить ее обратно в подъезд. Это животное было на полторы головы выше ее, и, по мнению Светланы, не уступало ростом и силой одноименному библейскому персонажу. Она не растерялась тогда, вспомнила чему учил ее отец — и врезала коленом в пах этому ублюдку. А затем приложила еще, снова коленом но уже по лицу, согнувшегося от боли сынка ростовщика. И тут же убежала наверх, в свою квартиру. Он тогда лишился двух передних зубов, но щербатым ходил не долго — папаша вставил ему золотые. А сейчас это животное выполняет приказы польских оккупационных властей о «натурализации» и отправке рабочей силы на запад в Великую Польшу. Причем еще недавно Самсон Койцман щеголял в кожанке сотрудника Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по Борьбе с контрреволюцией и саботажем. Дальним родственником Койцманов был некий Гельфанд (который был известен в большевистских верхах как Парвус) Эх, улететь бы сейчас! Светлана Долгорукая с тоской вспомнила о своих полетах на «Моране» и «Ньюпоре». Сколько трудов ей стоило добиться разрешения обучаться в летной школе! Если бы не отец, воевавший тогда на Кавказе, наверное ей бы не разрешили. А тогда, в семнадцатом, она узнала об ударном батальоне Бочкаревой, и даже встретилась с ней. Мария Леонтьевна отнеслась очень серьезно к ее идее, и обещала помочь. И даже кое-что успела сделать — бумаги с предложением сформировать женский авиаотряд попали на стол к Главнокомандующему, но потом все завертелось и разрушилось с ужасающей быстротой — большевистский мятеж, штурм Зимнего. По слухам Прапорщик Бочкарева была зверски убита там в Зимнем, защищая власть, которая по сути предала всю Россию. И убили ее те, кто сейчас вступил в ряды «санационных» батальонов и Легиона, те, кто готов был на любую жесткость и подлость ради удовлетворения своей похоти и унижения слабых.

Светлана Долгорукая подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Дурацкое галифе! Но в платье сейчас нельзя — очень неудобно двигаться и убегать в случае чего. Именно убегать и готовилась Светлана всю последнюю неделю. Вид Самсона Срулевича, и взгляд который он бросил на нее на улице, когда она выходила за продуктами, говорил ей о том, что развязка неизбежна. Похоже, что он издевается над ней, а скорее всего унижает, заставляя ожидать страшной и мучительной смерти. Она видела трупы «натурализованных» барышень на улицах Петрограда — некоторые трупы выбрасывали на тротуар или мостовую гогочущие польские солдаты, проезжавшие в грузовиках, следовавших через город, некоторые трупы появлялись под утро — либо подвешенные к фонарным столбам, либо приколоченные к дверям подъездов или магазинов. Поэтому, что сотворит с ней Самсон и его дружки-«бундовцы» Долгорукая хорошо себе представляла. Была надежда на наган, который она всегда с собой таскала, но вот успеет ли она его вытащить, когда в квартиру вломятся насильники? А может не ждать неизбежного а сбежать? В деревню? Вещи на случай бегства она собрала — остатки маминых драгоценностей, что-то из столового серебра — что не было сдано в ломбард Сруля Койцмана. А может именно этого и ждет Самсон? Что она сама придет к нему, после того, как проест последнее, за что еще можно получить деньги в ломбарде? Но не слишком ли этот еврейский переросток о себе возомнил? Не слишком! — выглянув в окно Светлана увидела, что возле подъезда дежурит парный патруль с повязками, кажется Изя Бриллиант и Авраам Шейкман — друзья Самсона, тоже бывшие Чекисты. Видимо охраняют барахло его папашки, а заодно и за ней присматривают — чтобы не убежала. Черный ход в подъезде был надежно заколочен по приказанию Сруля Ароновича, опасавшегося грабителей. Остается один путь — на чердак. Попасть туда можно только одним путем — по пожарной лестнице из окна кухни, так как на самих чердачных дверях висел надежный замок, повешенный тем же Койцманом. Для барышни, три года летавшей на аэропланах проблемой данный путь не был, высоты Долгорукая не боялась. Значит на том и порешим! Светлана взвесила саквояж — не очень тяжелый, но нужно какой-нибудь ремешок прицепить, чтобы повесить через плечо и освободить вторую руку. Готово. А теперь в путь! Светлана кинула последний взгляд на квартиру, стоя на кухонном подоконнике, вздохнула, и ухватившись за край пожарной лестницы рукой, поставила на железную ступеньку ногу…

Дверь в квартиру Долгоруких, вскрыл боец батальона Изя Бриллиант. До революции он зарабатывал на хлеб открыванием замков чужих квартир, принося украденное имущество отцу своего друга Самсона на продажу. Осмотр квартиры и открытое окно на кухне указывали на то, что пленница упорхнула. От бессильной злобы Самсон грязно выругался на идише. Однако куда она денется — барышня из благородного семейства? Весь город под контролем, нужно только договориться через свою общину, чтобы чужие ее не «натурализовали» раньше времени, а оставили ему за вознаграждение еще нетронутой. Вот тогда и посмотрим, гойская сука!