Глава 35. Лето 1919 года. И поднялась дубина народной войны

Из детских сочинений:

«Загорелось сердце, хотелось подойти, ударить, убить, но приходилось только молчать и смиряться».

«Я поклялся — мальчишка — отомстить им».

«В этот моменту меня явилось желание мести, мести ужасной. Я готова была сама убить тех, кто убил моих братьев».

«С тех пор я ненавижу поляков и буду мстить им за смерть отца, когда вырасту большой».

«Французы всячески издевались над моими родителями, и когда я об этом узнал, то решил мстить им до последнего».

«Утешаю себя мыслью, что когда-нибудь отомщу за Россию и за Государя, и за русских, и за мать, и за все… что было мне так дорого. Как «они» глупы. Они хотели вырвать из души… людей то, что было в крови, в душе, в сердце. Не удастся им это, дорого заплатят они за свои подлые, гнусные дела. Наш час пришел».

«После ранения он много страдал, особенно на перевязках, часто бредил и в бреду ругал французов, говорил, что если выздоровеет, то отомстит им. Когда на его огороде поспел один огурец, я ему его принес. Он очень обрадовался. Долго он мучился и умер. Когда вырастем я и брат, то сможем отомстить за него. Буду драться с ними до тех пор, пока не потеряю и свою жизнь, которая теперь мне недорога».

«Я по примеру своих товарищей поступил в армию. Я горел желанием отомстить Антанте за поруганную родину».

«Здесь приходилось неоднократно ловить французов… я мстил им как мог».

«Я очень был ожесточен… Но после я им доказал, не менее взрослого человека».

«Я видел крушение большого поезда и радовался, что так много врагов погибло».

«Это были легионеры, которые грозили моей смерти… я пошел в станичное управление и доложил атаману. Они были взяты и покончены. Я получил небольшую награду, которая помогла мне в отношении к оружию. Я бы написал многие вещи, но мала моя размысленность, да и места мало».

В том, что их найдут, и расстреляют за побег, Федор не сомневался, поэтому первым делом он решил обзавестись оружием. Особых проблем с этим не оказалось. Как выглядят нужные ящики он знал, как выглядят винтовки и патроны тоже. В результате взрывов содержимое складов было разбросано по окрестностям. Что-то сгорело, что-то само взорвалось, что-то было погребено под обломками, но оружием они обзавелись. Винтовки, гранаты, пистолеты-пулеметы, два ручных пулемета, пистолеты. Прихватили с собой какие-то консервы. И стали двигаться на восток. Смогут ли они вернуться на родину Федор не знал, но оставаться возле мертвого города он не хотел. Точной дороги никто не знал, но ясно было одно — нужно придерживаться малолюдных мест, держаться поближе к какому-то лесу. Двигаться ночью, днем отсиживаться. Плюс извечный вопрос с едой. Еда есть либо в магазинах, куда путь понятное дело заказан, либо в сельской местности — в деревнях, хуторах, поместьях. Еду придется отнимать силой, ибо вряд ли кто-то согласиться за так накормить два десятка оборванных прокопченных людей. Оружие есть, значит отнимем. Так и поступили.

Поместье Свиницких, на которое забрели непрошенные гости было не очень большим. Два десятка холопов из восточных земель, аккуратный хозяйский двухэтажный домик, хозяйственные пристройки. Все бы ничего, да только Пан Свиницкий решил разобраться с беглыми рабами с помощью револьвера, наивно полагая, что его вид вызовет у быдла покорность и смирение. Так и упал он с простреленной головой под ночным небом. Хозяйка, дура, вместо того чтобы молчать кинулась к его распростертому на аккуратной дорожке из желтого кирпича телу с дикими воплями, а затем увидев, что он мертв кинулась с кулаками на непрошенных гостей. Лучше бы не кидалась, а стояла молча, пока ее скрутили, а по другому остановить было ее невозможно, ибо коготки у пани оказались не приведи господь холеные — троим успела лица расцарапать, выбежала и доченька, лет семнадцати. Не выдержали мужики, две бабы под рукой, а они уже столько времени женского тела не видели, да и распалила их мамаша своей выходкой. Вообщем, поволокли и одну и вторую в хозяйский домик с ясно выраженными намерениями. Федор все понял, да только останавливать не стал. Вспомнилось, как в их деревне поляки девок забирали. Пусть мужики потешатся. Кровь за кровь. А вот то, что кто-то начал к коньяку прикладываться, ему не понравилось. Вырвал из рук бутыль, и доходчиво по-русски объяснил всем присутствующим, что с ними со всеми будет, если они превратятся в пьяных свиней, что именно так, как свиней, их поутру поляки и прирежут. Из опроса работающих в поместье выяснилось, что управляющий семейства Свиницких — еще та сволочь. Поначалу найти не могли, Кузьменчук уже перепугался, думал, что этот урод за полицией дернул, но Павел Корчагин, нашел спрятавшегося в платяном шкафу.

В хозяйстве Свиницких рабов было двадцать душ — десять мужского и десять женского пола. Что теперь с ними будет было яснее некуда. Обвинят в убийстве хозяев и в лучшем случае расстреляют, в худшем, в худшем женщин будут насиловать до смерти, а мужчин либо запорют до смерти, либо разрежут живьем на куски. Поэтому дорога у бывших работников Свиницких была одна — с отрядом Кузьменчука. Повезло, что хозяин был страстным охотником, и держал в доме коллекцию ружей — значит вооружить можно будет почти всех, даже женщин. Здесь кстати Кузьменчук категорически запретил. Сказал, что не по-христиански без венчания. На ехидную подковырку насчет пани и панночки, чьи истошные крики, доносились с верхнего этажа, Федор поднапрягшись, вспомнил рассказ своего командира о войнах, и сказал, что таковы правила войны. Дескать если город занят в результате штурма, то войска имеют право три дня творить что забагорассудится по праву победителей. На том и порешили. От предложения попробовать полячек Федор отказался, не потому что ему не хотелось женщины, а потому, что он не до конца еще расстался с мирной жизнью, и не до конца осознавал себя человеком, вставшим на путь войны. Путь насилия и смерти. Пока бывшие холопки Свиницких кашеварили на хозяйской кухни, чтобы накормить группу Федора, крики наверху превратились в всхлипы и хрипы. К его мужикам присоединились и бывшие холопы из поместья. На вопрос к одной девушек почему они так спокойно реагируют на происходящее наверху, ему ответили, что таким же делом регулярно забавлялся и управляющий поместья, чей труп сейчас валялся в подвале, и сам пан Свиницкий, в те дни когда его жена с дочкой уезжала к соседям или в город. Ночь прошла неспокойно, хотя Федор попытался организовать подобие караула и подобие часовых. Впрочем несли службу честно и никто не спал на посту. Молодая панночка умерла к середине ночи от потери крови, ее мать продержалась почти до утра, но то же не выдержала и отдала душу богу. К своему удивлению, угрызений совести по поводу происшедшего Федор не испытывал. Ничего в душе не шевельнулось. Поскольку поместье Свиницких располагалось на отшибе и в стороне от больших дорог, он решил переждать световой день и выступить дальше на восток вечером после захода солнца. Отдых отряда продолжился, но часа через два после полудня был прерван появлением неожиданных гостей.

Пан и пани Тужецкие решили проведать своих соседей и подкатили на экипаже к их поместью. Отступать было некуда, поэтому разговор получился короткий — пану раздробили голову прикладом, а пани Тужецкую поволокли по уже известному маршруту. Тут уже и Федор не удержался, и в ответ на предложение попробовать, кивнул в знак согласия. Он никогда еще не брал женщин силой, но определенные сомнения по данному вопросу сразу же рассеялись. От него сейчас это и не требовалось — он был вожаком, командиром, его уважали и поэтому сказали что позовут, когда пани Тужецкая будет готова. Так и вышло. Какое-то время раздавались истошные крики сверху, а потом за ним пришли. Все было просто в этот первый раз. С женщины сорвали всю одежду и привязали за ноги и за руки к спинкам большой хозяйской кровати. Первый раз прошел для Кузьменчука словно бы в тумане. Она кричала, кажется о чем-то умоляла, пыталась безуспешно сжать растянутые широко в сторону ноги, но он навалился на нее сверху, а ее судорожно извивающееся тело разбудило в нем зверя и он взял ее очень жестко и очень грубо, а затем встал, оделся и позвал следующего. Конвейер заработал. Потом ему будет хотеться большего, и он будет делать все сам. Но это будет потом, когда он привыкнет к пути на который он встал. Сейчас же он только становился на этот путь и был еще не опытен. Когда стемнело отряд собрался и двинулся в путь, оставляя в поместье одну живую человеческую душу — пани Тужецкую. Федор не захотел брать грех на душу, поэтому ее не стали убивать. Ее так и оставили привязанную к кровати на втором этаже. Может выживет, а может нет. Какая разница? Кровь за кровь!

Тужецкие были побогаче Свиницких — хлопов пять десятков, управляющий, три надзирателя, земельки побольше, конюшня покрупнее. Впрочем, что могут сделать четыре человека привыкшие к покорному послушанию рабов, которых пугает один вид кнута, с четырьмя десятками вооруженных людей? Ничего! Четыре трупа возле хлева дополнили утренний пейзаж. Путь бывших рабов на пока еще далекую родину продолжался.

Из детских сочинений:

«Однажды снаряд попал к нам в квартиру, был страшный переполох, т. к. мы еще не привыкли к таким случаям».

«Золотые часы, которые папа оставил мне, приняли за оружие».

«И грабили по мандатам и без мандатов».

Загрузка...