Алая кровь на белых крыльях

Еще один Эпилог или послесловие Эпилога, точнее эпитафия эпиграфа. Короче! Смерть американским оккупантам и прочим гадам!

…Закончил стрекотать кинопроектор, и в зале Особых Совещаний воцарилась мертвая тишина. Трое из четверых находившихся в помещении, порясенные увиденным зрелищем локального Армагеддона молчали. Наконец Корнилов посмотрел в сторону Берии и произнес:

— Когда мы сможем повторить это в боевых условиях?

Лаврентий Павлович, не глядя в папку, ответил:

— С учетом доводки средств доставки изделия к цели и изготовления самого изделия в количестве двух экземпляров — через шесть месяцев. Вот расчеты и предполагаемый план операции «Либераст».

Лавр Георгиевич поморщился, и повернувшись в сторону супруги, и барона Маннергейма произнес:

— Надо бы еще реформу языка произвести, и некторые слова перевести в режим нецензурных! — Берта и Маннергейм в ответ кивнули, а Корнилов продолжил — Операцию провести в соответствии с намеченным планом. И еще — город Саров, переименовать в Сталинград. Странный был все же человек Иосиф Виссарионович, странный и страшный и любящий Россию, и умер он страшной смертью, но дело до конца довести сумел, я думаю, что будет правильным увековечить его имя. И еще, — на лице Корнилова появилась злая, хищная усмешка. Берия напрягся, а Лавр Георгиевич продолжил — учредите международную премию мира имени Сталина — на манер Нобелевской, а предстоящей операции дайте другое название — «МЕЧ ВОТАНА».

Лаврентий Павлович кивнул, и вышел из зала. Случайный наблюдатель оказавшийся в тот момент в пустынном коридоре мог бы заметить, что Берия улыбался. Улыбался какой-то жуткой сатанинской усмешкой.

— Ну что, судари мои доигрались? — этот вопрос задал один из сидящих за большим деревянным круглым столом джентльменов, своим собеседникам.

— Не понял уважаемый Агасфер! Что значит доигрались? Неужели все так плохо в нашей игре?

— Не плохо, уважаемый Азазель, а очень плохо! Игра пошла не по нашим правилам, и ситуация вышла из под контроля!

— То есть, как вышла? — вмещался Уриэль.

— Совсем вышла! Теперь мы даже не можем выбраться из этого мира, не говоря уже о том, чтобы что-то в нем поменять, или уничтожить совсем.

— Как не можем? — испуганно воскликнул Азазель, — совсем?

— Совсем, как тогда, когда мы играли в рыцарей короля Артура.

— Но новые гекатомбы… — начал Мерлин, но Агасфер его тут же оборвал, — какие гекатомбы? Три биологических объекта из тех девяти, что ввели в игру уцелели. Если бы мы в момент начала данной фазы игры, находились за пределами этого мира, то особенно страшного ничего бы не произошло — просто в момент гибели шестерых из девяти данный мир закрылся от нас в результате выброса энергии и мы, придумали себе другое развлечение в другом мире. А из-за того, что мы оказались здесь, мы утратили возможность выхода отсюда и возможность изменить свойства данного мира с помощью своих мыслеформ. Мы заперты здесь Господа Игроки!

— И что же делать?

— Для того, чтобы разрушить оболочку вокруг этого мира, мы должны уничтожить три оставшихся биологических объекта. Только вот сделать это можно только физически, ибо деформировать реальность мысленно мы сейчас не можем.

— Так за чем же дело встало! Давайте пошлем этого форзейля Антона! У него должок перед нами!

— Очнитесь уважаемый! У этого Антона, такая слащавая рожа, что он и шага по России ступить не сможет — мигом отправят в Сибирь лес валить.

— Так они в России? Что ж Вы сразу не сказали! Воевать с Лаврентием Берия? Да лучше сразу застрелиться!

— А может, Ловушку сознания на него натравим? Привьем так сказать чувство вины за содеянное!

— Смотрите Уриэль, как бы он Вам чего-нибудь не привил! Черенок от вишни например, или от яблони! Говорят этот палач отдает всех в руки безумца Мичурина, который мнит себя великим ботаником, и пытается начитавшись Маяковского создать человека-сад!

— Маркиз де Сад?

— Да не Маркиз де Сад, а человек-сад — у которого из головы или из туловища растут ветви фруктовых плодоносящих деревьев!

— Вы мне еще про барона Мюнхгаузена и его оленя с вишневым деревом расскажите, уважаемый Мерлин, друид вы наш недоученный!

— И расскажу! Распе ведь свою книгу написал после посещения бароном России! А Россия, как Вы только что убедились — загадочная страна.

— Есть одна идея!

— Какая?

— Мы можем использовать психоматрицы погибших биологических объектов! Только вот из тех шести, что погибли, наиболее подходящими являются две — Новикова и Шульгина. И то, если их использовать в паре — ибо Шульгин, без Новикова вряд ли будет способен в одиночку уничтожить трех женщин — слишком он слаб на передок, а вот помогая своему другу, он вполне способен на осуществление данной акции.

— А не проще ли изъять психоматрицы у трех оставшихся объектов женского пола?

— Поскольку речь идет не о подсаженных психоматрицах, то изъять психоматрицы можно только в момент уничтожения их носителей!

— И вы считаете, что эти двое справятся?

— А мы придадим им в качестве усиления группу офицеров, эмигрировавших в Парагвай, потренируем в лагере, оснастим оружием.

— Вы, имеете ввиду Басманова, Кирсанова и прочих?

— Именно их, уважаемый! Они давно не были в России, и им наверняка не понравиться, что белое движение и большевики сейчас объединились. Новиков сумеет вложить им в уши нужные идеи, и их настроя хватит на то, чтобы выполнить задачу.

— Понятно. Про потом я разумеется не спрашиваю, ибо всех их отловят и уничтожат.

— Разумеется, но дело они успеют сделать.

— А их личные мотивы? Чем Вы их завлечете на участие в этом деле? Или Вы думаете, что они будут работать только за то, что мы их воскресили?

— Пообещаем им членство в наших рядах, наплетем что-нибудь про борьбу добра со злом, скажем, что они смогут стать Держателями и полными хозяевами этой реальности.

— Знаете, я думаю, что благодаря их склонности к интеллигентским заумствованиям, это может сработать!

— Значит решено?

— Решено.

Город Северосталинск, расположенный в устье Северной Двины и на острове Ягры, был закрытым городом, защищенным двойным кольцом береговых батарей, сетью аэродромов и многочисленными отрядами спецегерей. Такие меры безопасности были предприняты для того, чтобы защитить от посторонних глаз и от атак с моря судостроительный завод, который был для города градообразующим предприятием. В огромных железобетонных корпусах, способных выдержать воздействия боеприпасов весом до пяти тонн, создавались корабли для океанского флота Тройственного Союза.

Северное лето в этом году выдалось на удивление теплое. К концу августа установилась устойчивая тридцатиградусная жара. И температура устойчиво держалась вторую неделю вполне южная, так что узкий песчаный пляж на северо-восточном берегу острова Ягры, отнюдь не пустовал. Правда, прелестями зеленовато-хрустальной воды, безоблачного неба и в самую меру жаркого солнца по-настоящему наслаждались только трое: Наталья Андреевна, Ирина Владимировна и Сильвия. Пользуясь полным уединением, они загорали «топ-лесс», отдыхая от непрекращавшихся авральных работ на судостроительном заводе города Северосталинска. Помимо работ на заводе, Ирина и Сильвия по нескольку часов в день гоняли на полигоне женский ударный батальон Бочкаревой, а также подразделения генерала Глебовского, охранявшие закрытый для въезда посторонних город, обучая их методам ведения боевых действий принятых в конце двадцатого века, в том мире, откуда они прибыли. Щурясь от бьющего в глаза полуденного солнца, Ирина вдруг спросила:

— А ну, девчата, кто лучше ядерную физику знает? Что лучше естественная циркуляция теплоносителя в активной зоне, в широком диапазоне мощности или многоскоростные циркуляционные насосы первого контура при отсутствии режима естественной циркуляции? Завязался веселый спор, напомнивший Ирине студенческие дискуссии на РНЦ КИ, вроде той, где долго обсуждалась проблема снижения гидравлического сопротивления активной зоны ядерного реактора.

С подъездной дороги послышался чавкающий звук работающего на малых оборотах четырехтактного мотоциклетного двигателя. Девушки, не спеша, вновь перевернулись со спины на живот.

— Нам нечего скрывать от своего народа, — смеясь, сказала Наташа.

— Кажется это Глебовский! — произнесла Ирина, — девочки, давайте оденемся, и не будем смущать семейного человека.

— А почему бы и не посмущать? — задала вопрос Наташа, — это Сильвии хорошо, ей от Карла Денница прохода нет, а нам с тобой, Ирина, пора кавалеров искать!

— Наташ, прекрати! — вспыхнула Ирина, — он же семейный человек, и жена у него замечательная, или лавры этой чокнутой Эммануэль тебе покоя не дают?

— Какой Эммануэль? — Наташа удивленно посмотрела на подругу.

— Да той самой, бетономешальщице из четвертого цеха, которая по ночам в голом виде бегает по окрестным лесам, подставляя свои чувственные ягодицы роскошно-царственных округлых форм своего тела, под укусы местных комаров, чтобы испытать сладострастную истому взрыва чувственных интимно-божественных наслаждений от их укусов! Уже третью диссертацию на эту тему в Париж отослала, и все о комарах и наслаждениях! — вставила ехидно Сильвия.

Наташа, задумавшись, прикрыла на секунду глаза, вспомнив, очевидно огромные размеры местных комаров, почти сравнимых с колибри, и вздрогнула от представленной мысленной картины рассказанного ей процесса.

— Ладно, подруги, уговорили, — ответила Наталья и потянулась за полотенцем.

Из рощи выкатился на пирс тяжелый «БМВ» с коляской, ведомый Глебовским в пропыленном и выцветшем камуфляже, с закатанными до локтей рукавами и с нарочитой небрежностью положенным поперек бака пистолетом-пулеметом.

— Приветствую прелестных наяд… Или русалок? — генерал был не слишком силен в мифологии и сразу же получил от Ирины легкий щелчок.

— Спасибо, хоть хватило деликатности прямо утопленницами не назвать. А вообще-то мы нереиды здесь все…

— Тем более, сударыни, тем более. Срочная и неотложная информация от Лаврентия Павловича. Вам, Ирина Владимировна и вам леди Спенсер надлежит прибыть в управление ООООО.

По прибытии в Москву их группа, изображавшая командированных на какие-то сборы офицеров, разместилась в гостинице. По имеемым данным, три женщины, подлежащие уничтожению, должны были быть в Москве. Известны были и места, где они появлялись. Но, для того, чтобы непосредственно приступить к выполнению задания, необходимо было произвести рекогносцировку местности. В Москве было полно патрулей и без знания местности, путей отхода и прочего проведение операции было невозможным. Да и нужно было адаптироваться к местной жизни, понять чем живут люди, чтобы не наделать явных глупостей и не вызвать подозрения к себе раньше времени. Уже во время поездки из Константинополя в Москву, Новиков и Шульгин, стали понимать, что обаяние и очарование их персонами в отряде, начало потихоньку и необратимо таять. Хотя они и стремились минимизировать контакты рейнджеров с местным населением, все равно — случайные фразы случайных попутчиков, картинки жизни в России из окна поезда, увиденное в Москве — все это не соответствовало той ужасной картине, которую Новиков, так тщательно рисовал перед офицерами. Что-то не походила Россия на страну порабощенную злыми большевиками. Один вид смешанного патруля на вокзале в Курске, где трое пожилых рабочих, старательно пытались вышагивать в ногу за начальником — юным прапорщиком пятнадцатилетнего возраста говорил офицерам под командованием Басманова гораздо больше, чем многочасовые лекции Новикова о большевистской тирании. По приезду в Москву, Андрей и Сашка решили, что выпускать офицеров из гостиницы в город нельзя, ибо их воинство распадется после общения с местным населением за считанные часы. Поэтому корнету Ястребову, и еще нескольким москвичам в их отряде они, не смотря на их просьбы и уверения в знании Москвы «сход на берег» они запретили. Проводить рекогносцировку в городе пришлось им самим. Чтобы не терять время, которого у них было немного, то они разделились.

Шульгин шел параллельно трамвайным путям в районе Патриарших прудов. Ну не мог он приехав в Москву, не побывать в тех местах, где происходило действие Булгаковских «Мастера и Маргариты»! И тогда он увидел ее! Прямо в нескольких шагах.

Одета она была во все белое, полупрозрачное, простое по замыслу, но удивительно ей идущее… Ровно настолько, как нужно, открывающее и длинные загорелые ноги, и высокую шею, и руки, украшенные массивными браслетами. Было видно, что из нижнего белья на ней только трусики, и нет бюстгальтера, но он и не нужен был ей, при ее идеальной форме груди.

Тонкий прямой нос, надменного выреза губы, не делающие, впрочем, ее облик слишком уж неприступным, роскошные золотистые волосы. Но главное — глаза! Огромные, небывалого фиалкового цвета. У меня даже холодок пробежал по телу от восхищения. И другого, более сложного чувства. Будто и зависть, и тоска, и мгновенная платоническая влюбленность, и готовность к преклонению.

Единственное, что ее портило, точнее сказать было нелепым в ее облике, это огромная десятилитровая бутыль из стекла, наполненная подсолнечным маслом. Ничего нелепее, чем эта огромная бутыль и такая роскошная женщина, я в своей жизни не встречал. Где-то за ее спиной, впереди, прозвучал звонок приближающегося трамвая. От звонка она вздрогнула, и остановилась, а затем перехватила дурацкую бутыль с маслом поудобнее. Должен сказать еще раз и еще раз, что Ирина, а это была именно она, была восхитительно сложена. Интересно, заметила она меня или нет? Честно говоря мне несколько было жаль того, что сейчас должно было произойти. Стрелять лучше, когда трамвай подъедет еще ближе, тогда его трезвон заглушит звук выстрела «беретты». В этот момент, Ирина, в очередной раз перехватив дурацкую бутыль, видимо намеревалась пересечь трамвайные пути, но вдруг обернулась и посмотрела в мою сторону. Заметила, черт! Я намеревался выстрелить ей в спину, чтобы не видеть ее глаза перед смертью — ну не мог я, глядя ей в глаза нажать на курок. Не мог я вот так взять и убить прекрасную женщину, выстрелив ей в лицо! В затылок — пожалуйста! Но только, чтобы не видеть ее глаза!

Мы встретились взглядами. Она меня узнала и сразу все поняла, потому, что я не успел убрать со своего лица свои намерения. На какой-то момент время словно бы остановилось. Сзади приближался трамвай. Приближался все ближе и ближе. Черт возьми мне придется стрелять ей в лицо. В это прекрасное лицо, глядя ей в эти глаза. Глаза! Прости Ирина, шептал я мысленно, но я вынужден это сделать. Андрей мой друг, и я должен ему помочь! Ради бога прости. Кажется, она понимала, что скоро умрет — было видно, как по ее шее потекла вниз в ложбинку между грудями капелька пота, руки как-то нервно тискали эту дурацкую бутыль, словно бы пытаясь ее смять. Ирок! Мысленно закричал я, видя, что трамвай уже почти поравнялся с ней, ну повернись спиной! Пожалуйста! Дай мне сделать свою работу! Не знаю почему, но мне показалось, что она услышала мой мысленный крик, и в ее глазах появилось сожаление. А еще грусть и печаль. Она видимо тоже прощалась со мной. Извини Ирок, но я должен это сделать. И в этот момент, она глядя мне в глаза, отшвырнула наконец эту дурацкую бутыль, звук падения которой заглушил грохот трамвая, и метнулась через трамвайные пути. Спасибо Ирина! И я сделал шаг вперед выхватывая «беретту». Прости Ирина! Прости ради бога!

Что за…? Кто-то словно схватил меня за правую ногу, крутанув ее, вокруг оси вправо, и я полетел на землю. Черт! Лопух! Она ведь была не одна, и кто-то, тот кто схватил мня за ногу, наверняка стоял у меня за спиной! Я сумел в падении развернуться и упасть спиной, одновременно нажав несколько раз спусковой крючок «беретты», стреляя в стоявшего за спиной. Вместе с болью от удара спиной о землю пришло и осознание того, что стрелял я в пустоту, и никого сзади меня не было. Что за черт? Масло!!! Я поскользнулся на масле, которое несла, в бутыле, а затем разлила, бросив на мостовую, Ирина! Масло? Трамвай? Трамвайные пути? В этот момент, что-то темное заслонило для меня свет, а затем чудовищная боль в районе шеи, после которой все для меня исчезло в этом мире.

Новиков шел по тротуару Тверской, смотрел по сторонам и размышлял. Нет, все-таки правильно, что они оставили рейнджеров сидеть в гостинице. Пару часов прогулки по Москве, и они наверняка бы покончили со мной и Сашкой без всяких церемоний. Ну ничего, главное успеть выполнить задание, а потом, у них с Шульгиным будут такие возможности, что они от них избавятся. Краем глаза Андрей заметил, что-то несуразное, неестественное. Навстречу по мостовой не спеша катило шикарное ландо, в котором… В котором сидел один из объектов. Это была его бывшая любовница. Она читала какую-то толстую книгу, и не замечала восхищенных взглядов, которые кидали на нее прохожие. И было чем любоваться — сквозь полупрозрачное белое платье… Черт, где же Шульгин? Почему его нет, когда он так нужен? А если попробовать самому? Андрей огляделся по сторонам. Нет, не получиться — навстречу ему шел офицерский патруль. Даже если он застрелит Ирину, ему потом не уйти живым, а раз не уйти живым, то зачем все это? И тут, ему пришла в голову оригинальная идея.

Подождав, когда экипаж с Ириной, поравнялся с ним, он вскочил на подножку, и опустился рядом с ней на бархатное сиденье. Ирина, сидящая рядом, вздрогнула, но, посмотрев на него, быстро взяла себя в руки, и стала совершенно спокойна, очаровательна и женственна, как никогда. Глядя в ее фиалковые глаза, я уловил какую-то грусть и печаль, словно бы она ехала с чьих-то похорон. Мы ехали молча. Она положила мне на руку легкую ладонь, словно невзначай придвинулась поближе, прижалась на мгновение бедром и грудью. Такие мимолетные, незаметные со стороны, но всегда меня жутко возбуждавшие прикосновения она практиковала еще в молодости, когда мы с ней только-только познакомились и ничего еще фривольнее обыкновенных поцелуев между нами не было. Я даже подумал тогда, что эта девочка только прикидывается неопытной скромняшкой, а на самом деле весьма сексуальна и изощренна и провоцирует меня, чтобы потом сразу же потащить под венец.

С некоторыми знакомыми ребятами такие штуки барышни проделывали, тогда достаточно было «обманутой» обратиться в деканат или партком, чтобы безнадежно испортить человеку биографию. Правда, я вовремя сообразил, что уж такой немыслимой красавице, как она, подобные ухищрения ни к чему, и без них стоило ей лишь намекнуть, и самые завидные женихи Москвы (хотя бы и уже женатые) униженно припали бы к ее ногам. Как оно потом и получилось, после моего отъезда в Никарагуа. Секретарь Союза писателей, трижды лауреат, количество сберкнижек у которого едва ли не превышало суммарные тиражи его романов, наплевав на выговор с занесением, бросил ради нее свою жену и года три влачил жалкую участь подкаблучника и «крыши» для ее шпионской деятельности…А вот сейчас прикосновение едва прикрытой тонким муслином тугой груди и сильного бедра оставило меня равнодушным. Зря стараешься, дуреха. Сделаю свою работу, и у меня таких, как ты будет целый гарем, по сотне на день. Захочется и тебя клонирую. Будешь смотреть на меня своими грустно-осуждающими глазами глазами, и реветь от ревности по ночам, наблюдая как я гуляю с роскошными женщинами. Но только если захочется! Твоя образованность, и твой интеллект, честно говоря меня уже достали, была бы ты поглупее, я бы пожалуй тебя и клонировал, а так — извините май бьютифул леди, но нам в разные стороны. Сейчас отъедем чуть подальше от патрулей, и у перекрестка, я выстрелю тебе живот, а затем в голову, спрыгну с экипажа и исчезну в лабиринте московских переулков. Похоже, Ирина поняла, что ее чары на меня не действуют — она вытащила заколку из прически и тряхнула головой, рассыпав по плечам роскошные золотистые волосы. Зря стараешься дура! Скоро я с Шульгиным на пару стану властвовать этим миром и определять, что как в нем жить, и скоро только от нас с Сашкой будет зависеть жить человеку в этом мире или умереть. Она повернулась ко мне лицом. Пытается наверное загипнотизировать! Но я не боюсь, ибо твои чары Ириша, никогда на меня не действовали. Ну что ты так смотришь на меня осуждающе? Наверное, тебе хочется жить? Чувствуешь, что сейчас умрешь? Так не строй из себя саму гордость и неприступность! Упади мне в ноги, попроси прощения! Ведь все началось именно из-за тебя! И карьера моя рухнула из-за тебя! Ты конечно мне кое в чем помогла, но этого мало, чтобы компенсировать то, что мы тогда с ребятами для тебя сделали! Мы ведь тебе жизнь тогда спасли! А ты за это до сих пор не рассчиталась, да и не рассчитаешься уже, потому что ты расходный материал. Ты ведь все равно была камикадзе с билетом в один конец, так что не обижайся, что именно я пущу тебя в расход. Интересно, ты что, научилась читать мои мысли? Что это за презрение появилось в твоем взгляде? И тут у меня перед глазами будто опустился экран из толстого поляризованного стекла. Голоса друзей доносятся глухо, и яркие краски женских нарядов стали уныло серыми. А сердце осторожно, но жестоко стала сжимать мягкая когтистая лапа.

Вот так, возможно, умирают от инфаркта. Господи! Почему так больно! Я задыхаюсь! Что за…!

— Ирина Владимировна! — раздался голос генерала Глебовского, она посмотрела на ряженного извозчика, — может не стоило так рисковать? Мы бы сами справились! Если Лаврентий Павлович узнает…

— Этой мой крест, — ответила Седова генералу, выдергивая из тела Новикова, заколку от волос смазанную ядом кураре, — я не привыкла прятаться за чужие спины, и перекладывать ответственность на других, я должна была сделать это сама… Сашку Шульгина жалко, — тут, взгляд Ирины, стал печальным, и в глазах мелькнули слезы, он ведь так и не понял, что все можно было решить миром, никого не убивая, я ведь до последней секунды надеялась, что он подойдет ко мне и просто скажет «Здравствуй мать! Шикарно выглядишь!», а он…

Шикарный Ландо, с плачущей женщиной катился по Тверской, и прохожие с сочувствием оглядывались…

Павел Владимирович Кирсанов мерил шагами гостиничный номер уже второй час. Время контрольного возвращения их нанимателей закончилось два с половиной часа назад. На связь они не выходили, и на запросы по рации не отвечали. Нужно было что-то предпринимать. Только вот что? Энтузиазм, с которым их группа ехала в Россию, спасать ее от коварных происков большевиков и сионистов уже прошел. Наблюдая из окон гостиничного номера и с балкона за жизнью Москвы, он лично убедился, что ничего подобного и похожего на то, что говорили Шульгин и Новиков в природе не существует. Конечно же, большевики были, но как он успел убедиться, находились они чуть ли не в подчиненном положении у людей одетых в форму офицеров русской армии. Никаких потоков крови, растерзанных и распятых на дверях магазинов барышень гимназисток он тоже не увидел. Город жил напряженной, но мирной жизнью. Особенно его смутила, вышедшая из ресторана напротив странная толпа, состоящая из русских офицеров, немецких офицеров, русских пролетариев, и каких-то немецких граждан в черных рубашках. Прохожие на улицах отнеслись к ним весьма благосклонно, и подвыпившая толпа, увеличившись в размерах, отправилась в ближайший парк, где играл духовой оркестр. Посовещавшись с Басмановым и командирами взводов, было решено, что он отправиться в ближнюю разведку вокруг окрестностей гостиницы, так, что бы его было постоянно видно из окон гостиничных номеров, в которых остановились офицеры его батальона.

Щурясь от солнца, Кирсанов вышел из гостиницы. Лица прохожих, которые он увидел на улице, были открытыми и спокойными, конечно же у многих на лице была какая-то озабоченность, но не та, которая заставляет людей по ночам вздрагивать от каждого шороха или шума на улице. Это была озабоченность людей занятых повседневными делами, и как бывший офицер жандармского управления Кирсанов в этом деле хорошо разбирался. Взгляд его скользнул вдоль улицы, и задержался на на практически пустых столиках летнего кафе чуть в стороне. Все столики в нем пустовали, за исключением одного, за которым сидела читая газету одинокая посетительница. Прикинуться провинциалом, который первый раз в Москве, познакомиться и попытаться в беседе узнать что-нибудь интересное? Хорошая мысль, Павел поправил мундир и направился в кафе. Однако, когда он поравнялся с первым столиком, посетительница опустила газету, и потянулась за чашечкой кофе. Увидев ее лицо, Павел чуть не споткнулся. Это была она! Одна из тех, чьи фотографии показывали их наниматели. Чтобы не выдавать себя раньше времени, и не выглядеть несуразным со стороны Павел сел за столик, у которого чуть не споткнулся и заказал себе кофе. То, что ее облик не шел ни в какое сравнение с убогими фотографиями, это еще слабо сказано. Она была потрясающе красива. Кирсанов поймал себя на мысли, что он бесстыже пялится на ее полупрозрачное платье, и покраснел. Черт! И что же теперь делать? Павел искоса посмотрел на окна гостиницы, и увидел, что не он обнаружил один из объектов, подлежащих уничтожению — то тут, то там в окнах блестела оптика снайперских винтовок. И тут объект посмотрел на него!

Тонкий прямой нос, надменного выреза губы, не делающие, впрочем, ее облик слишком уж неприступным, роскошные пепельные волосы. Но главное — глаза! Огромные, небывалого фиалкового цвета, грустные, уставшие и печальные. Черт! И я должен вот так выстрелить в эту женщину? Это одно из тех чудовищ, которые тайно руководят бесчеловечным большевистским режимом в России? Не верю! И почему она так смотрит на меня? Внезапно, она кивнула мне приглашающе, скосив взгляд в сторону своего столика. Мне почему-то стало не по себе. Стоп, а чего я боюсь! Она же одна, и без оружия — под таким платьем и не спрячешь ничего! Что с тобой Павел? С каких это пор ты стал бояться женщин? Я встал и направился к ее столику. Подошел и попросил разрешения присесть — она молча кивнула в знак согласия. Сел. И…

— Может быть, Вы сразу сложите оружие, или сразу застрелите меня, Павел Владимирович, — произнесла она и посмотрела мне в глаза, — Вы ведь русский офицер, а значит воспитанный человек, и не станете мучить женщину неизвестностью ожидания! Мне ведь очень страшно сидеть здесь, в этом кафе, под прицелом ваших людей, поэтому пожалуйста или делайте свое дело или сдавайтесь. Я очень устала за сегодняшний день, и потеряла человека, которого считала своим другом. Давайте решим все сразу, без этого трепа о судьбах России! Мы ведь взрослые и серьезные люди!

Черт! Я почувствовал, что краснею под ее взглядом. И что я ей сейчас скажу? Что я борюсь за будущее России? За какое будущее? Таскать как Шульгин Золотые часы на золотой цепочке, трость с золотой рукояткой, и двухфунтовый золотой портсигар с бриллиантами? И еще за то, чтобы по утрам пить коньяк, а вечером трахать девок в этой, как его, в сауне? Что она чудовище, которое помогает большевикам губить цвет русской нации? Простите, а кто тогда гуляет сейчас по улицам Москвы? Откуда этот счастливый детский смех, который доноситься из близлежащего парка? А эти улыбки у прохожих на лицах? Что я ей могу сказать, чтобы не выглядеть идиотом? Что она по ночам пытает на дыбе… Ты, сам то хоть веришь в это Павел? Думай быстрее идиот! Ей же действительно страшно — сигарета, которую она достала из портсигара подрагивает в ее руке. И не тормози а достань зажигалку и дай даме подкурить!

— Как должна выглядеть наша сдача?

— Просто выйдете из гостиницы и сядете за столики в этом кафе. Да это и не сдача вовсе а собеседование! Вы ведь присягали России Павел Владимирович? Или для Вас и ваших товарищей эта присяга ничего уже не значит? Если Россия для Вас не пустой звук — продолжите службу в подразделении генерала Глебовского. Он готов прибыть сюда для собеседования со всеми офицерами.

Я кивнул в знак согласия, и задумался. То, что все наши в гостинице согласятся с предложенным вариантом, я не сомневался. Но до них это нужно еще донести! А сейчас, я находился в такой ситуации, что любое мое движение, может быть истолковано, как сигнал к открытию огня по этой женщине!

— Я не знаю, как подать своим сигнал о сдаче! — произнес я.

Она задумалась на мгновенье, а затем… А затем она быстрым и неуловимым движеньем оторвала кусок подола своего платья, обнажив еще больше и без того бесстыдно открытые красивые ноги, я покраснев отвел взгляд в сторону. Протянув мне оторванный кусок белого материала, она сказала:

— Держите его на виду, когда пойдете в гостиницу!

— А если наши откроют стрельбу, когда я зайду внутрь, посчитав, что перемирие закончилось.

Она грустно на меня посмотрела, и я понял, что тогда… Черт! Как не хотелось бы! Я шел обратно в гостиницу на негнущихся ногах. Самое ужасное, что опасность угрожала не мне, а бывшему объекту номер один — одинокой женщине сидящей за столиком в кафе. Зайдя в гостиницу, я пулей метнулся наверх, кажется, я сшиб кого-то по дороге, не помню, помню только, что после этого забега на короткую дистанцию минут пять сердце пыталась выпрыгнуть из грудной клетки. Но я успел. Впрочем, как выяснилось позднее, никто и не стал бы ничего делать до моего возвращения и моих объяснений.

Как и было оговорено, мы вышли из гостиницы и сели за столики в кафе. Вскоре подкатил автомобиль, из которого вышел человек в мундире генерала. Ирина Седова представила нам его как генерала Глебовского, после чего, попрощавшись со всеми, она пошла к автомобилю. Я и все наши смотрели ей вслед, на ее фигуру, еще больше открытые, благодаря экзекуции с платьем ноги и чувствовал, что краснею, она села в автомобиль и уехала.

А где-то, совсем рядом, сбоку, саданул по нервам звонкий смех. Он был такой неожиданный, что я вздрогнул и резко обернулся. Молодая дама, лет двадцати с небольшим, прогуливалась с двумя дочками лет семи. Девчушки играли с котенком, поддразнивая его солнечными зайчиками, которых пускали с помощью зеркалец. Он смешно прыгал от одного зайчика к другому, пытаясь их поймать.

— Ну и что мы будем делать уважаемые? Кого теперь и куда пошлем? Время-то идет!

— Давайте клонируем психоматрицу Новикова в двух десятках экземпляров и пошлем клонов с повторной попыткой!

— А почему Новикова, а не скажем Берестина и Воронцова?

— Ну да, а через полчаса эти клоны истыкают нас флотскими кортиками и десантными ножами! Вы, что не поняли милейший, что только у Новикова есть слабина — виде жажды к власти и известности, которую мы можем использовать, остальные помешаны на патриотизме, любви к Родине и прочих пещерных атавизмах.

— А Шульгин? Почему не растиражировать и его? Его боевая эффективность выше чем у Новикова!

— Извините милейший, но здесь на Земле, мы не можем корректировать психоматрицам память — с теми воспоминаниями, что у него остались, от него мало проку. Он и так колебался между симпатиями к объекту номер один и поставленной целью, в условиях же повторной операции, он скорее убьет все клонов Новикова. Представляете десяток без умолка болтающих объектов? Такого ни в одном парламенте мира еще нет! Не выдержат у Шульгина нервы, да и слабоват он на передок!

— А Новиков Ваш? Какой от него толк? Он ведь тоже…

— Да не тоже! Во первых он в отличие от Шульгина не колебался, нажать на курок или нет, во-вторых, объект номер один нанес удар по его самолюбию. Он ведь был уверен, что как мужчина неотразим. Поэтому клонируемый повторно, он с радостью кинется выполнять задание. Что до недостатка его боевой подготовки, то мы компенсируем это количеством копий.

— Интересно, откуда у него этот эгоизм? Скажите милейший, вы не знаете, он ходил в детстве с отцом в баню?

— Причем здесь баня?

— Как причем, если он ходил в баню и увидел, что его фаллос меньше чем у отца, у него затаилось…

— Вы киньте Вашего Фрейда вместе с его фаллосами и либидо на помойку! Вы бы еще сюда Фен-шуй притянули!

— А чем Вам не нравиться Фрейд! У него все толково…

— Ваш Фрейд — шарлатан-недоучка! Если рассуждать по его схеме, то четыре ножки кресла, на котором вы сидите, суггестивная подготовка к осознанию полигамии, а чернильница и перо в руках женщины, которое она туда макает, завуалированный призыв к лесбийской любви, в которой она будет выполнять роль мужчины.

— А что, разве не так?

— Господа прекратите свой диспут на отвлеченные темы! И что там за шум на улице? — Агасфер повернулся к стоящему у стола в позе гарсона форзейлю, и продолжил — что это за шум Антон?

— Господин Агасфер, это демонстрация итальянских проституток, последовательниц Эммануэль, требующих получения выездных виз в Россию!

— Что-то я не понял Антон! Мы вроде как во Франции с вами, а не в Италии! Спуститесь вниз, и скажите, чтобы заперли двери, а затем вызовите полицию!

— Слушаюсь, мой господин, — произнес с полупоклоном Антон и выйдя из зала стал спускаться вниз по широкой лестнице, устеленной персидским ковром, к привратнику.

В середине колонны итальянских проституток, истерично и страстно выкрикивающих по-испански:

— Vse mugiki kozli! — , и прочие политические лозунги, двигалась наряженная колесница, сделанная из городского автобуса. По бортам она была украшена гигантскими муляжами различных предметов женского нижнего белья, а на крыше, был огромный макет мужского Фаллоса с двумя изделиями Фаберже в комплектности, который разрезали гигантские ножницы. По всей видимости, данная художественная композиция символизировала абсолютное превосходство женского либидо, над мужской брутальностью, что несомненно говорило о том, что устроительницы данной демонстрации были очень хорошо знакомы и с работами доктора Фрейда, и с научными трудами Эммануэль. В тот момент, когда форзейль Антон начал спускаться по лестнице в вестибюль, колесница как раз поравнялась с входной дверью особняка, и остановилась. Из внезапно открывшихся дверей стали выскакивать, одетые в военную форму и, вооруженные пистолетами — пулеметами с глушителями, женщины и не теряя ни мгновения, через входную дверь устремляться внутрь особняка.

Вид внезапно распахнувшихся дверей и потока вооруженных женщин устремившихся вверх по лестнице, вверг форзейля Антона в ступор, и заставил замереть на пол-пути к входным дверям. Впрочем ступор его продолжался не долго. Ибо он увидел Сильвию Спенсер, бегущую по ступенькам ему навстречу. На ней была русская военная форма и погоны полковника, а в руке пистолет «Вальтер» с глушителем. На секунду их глаза встретились, а потом между ними встряло дуло пистолета. Яркая вспышка перед глазами — последнее, что успел увидеть форзейль в своей жизни, ибо через долю мгновенья, его мозг разорвало от чудовищной боли и наступила тьма. Вместе с мозгом, как удовлетворенно заметила Сильвия, продолжая движение по лестнице вверх, разрывная пуля разнесла в клочки и голову ее врага. Наверху тоже уже все было кончено. Два десятка мужчин, одетых в черные и белые одежды, и сидевших за круглым столом были уже мертвы. Неутомимая Айну, неторопливо отрезала очередные уши для своей гирлянды, у очередной своей жертвы. Ирина, точнее полковник Седова, стояла в какой-то напряженной позе возле стола, с закрытыми глазами, и как будто молилась, шепча что-то губами. Испугавшись за подругу, Сильвия отыскала взглядом Марию Бочкареву и вопросительно посмотрела, та в ответ вопросительно пожала плечами, мол не понимаю. Пока Сильвия огибала огромный стол, с сидящими за ним телами трупов, Ирина уже открыла глаза.

— Что случилось Ир?

— Ничего, — тихо ответила Ирина, — просто мы теперь стали Держателями.

— Что держать нужно, Ирина Владимировна? — подскочила, озабоченная странной сценой, Мария Леонтьевна.

— Не держать леди Бочкарева, о как это говориться, — Сильвия, решившая ответить за Ирину, на секунду призадумалась, подбирая нужное слово, — а мочить, мочить этих козлов, как говорил Лаврентий Павлович, можно даже и в сортире.

— Ну, если мочить, так это запросто, — улыбнулась Бочкарева, краем глаза наблюдая, как Айну, отрезает очередные уши, у очередного своего охотничьего трофея.

Отход осуществлялся четко и быстро. Ударницы выскочили из особняка, отцепили от автобуса идиотские декорации, загрузились внутрь, и отправились в сторону порта. Что, до итальянских активисток-проституток, то они решили слегка подзаработать местной валюты. Сделать это можно было путем временного устранения конкуренции со стороны местных путан, путем легкого разукрашивания физиономий француженок хорошо отманикюренными ногтями. Чем они тут же и занялись, разбившись на боевые группы и устремившись в районы сосредоточения местных жриц любви, используя время перехода к местам предстоящей схватки за желтый металл, для дополнительной заточки и полировки ногтей, маникюрными наборами фирмы «Крупп».

Что касается ударниц, то они уже через полчаса вышли в море на борту паровой яхты «Сицилия» в сторону дружественных сицилийских берегов. Лазурный берег и красоты Ниццы, так и не тронувшие, сердца русских женщин в военной форме постепенно таял вдали. Впрочем, Сильвию сейчас интересовали другие проблемы, не связанные с иррационально объяснимой привлекательностью того или иного ландшафта в том или ином географическом регионе, поэтому она продолжила беседу с Ириной.

— И сколько нас Ир? Я имею ввиду Держателей?

— Много Сильвия, и самое странное, что почему-то все Держатели теперь женщины, может это злая шутка природы за то, что предыдущие Держатели были мужчинами, и вместо дела, занялись играми? Честно говоря не знаю.

— Подожди, а мужчины, что тогда делать будут?

— Как что? Родину защищать конечно! Они же мужчины! Это их прямая обязанность! Они защищают Родину от врагов, мы ее держим в чистоте и порядке. Те, «мужчины» которые бесполые, и ничего, кроме как болтать языком не умеют, скоро в Тройственном Союзе вымрут или перевоспитаются в принудительном порядке, останутся только те, кто делает полезное дело.

— И что мы можем как Держатели? В плане возможностей?

— Абсолютно все! Только для этого нужно приложить голову и руки! А ты разве не заметила там в Северосталинске? Новые корабли, которые строятся на тридцать — сорок лет современнее здешних! И без всяких форзейлевских технологий и дубликаторов! Лет через десять наверняка в космос полетим!

— Подожди, про это я и так знаю! Я имею в виду экстраординарные возможности!

— А вот тут, самое интересное, Сильвия, из той информации, которую я получила оттуда во время сеанса, — Ирина кивнула на небо, — вырисовывается очень простая вещь, — человек может абсолютно все, только для этого ему нужно потрудиться! И стать Богом, если нужно он тоже может! Но только через труд! Халява и гешефт, как крайняя ее форма — ловушка сознания — созданная предыдущим кланом Держателей, для развлечения в их Игре. И «Карфаген», как Старый, так и новый — их затея. Те, кто идут по пути халявы, губят свои истинные возможности и способности — это и есть та самая «величайщая» тайна Вселенной, которую я узнала. Как говорил классик — труд создал из обезьяны человека, — но классик этот лукавил — труд создал из человека Бога и хозяина своей судьбы. Тот кто трудится, тот и Бог.

— Подожди, Ир, а Лаврентий Павлович? От него же за милю, фонит чем-то таким, потусторонним и сверхъестественным! Он кто?

— Лаврентий Павлович, действительно не человек! Он — Природа, точнее сказать Санитар Природы, которой надоели эти «Игры Идиотов». Он появился как реакция Природы, на все те эксперименты, которые над ней ставили. Кстати он бессмертен, точнее сказать вечен и неуничтожим (при этих словах Ирины сто тридцать шесть поколений демократов в нескольких десятках параллельных миров, с ужасом и паникой начали метаться в своих гробах). Поэтому мир ждут веселые времена долгожданного очищения от скверны.

— Подожди, Ирина, ты говоришь про людей, а мы аггры, мы как в Держатели попали?

— Какие аггры Сильвия? Человеком является тот, кто считает себя человеком. Ты, знаешь, что твой Карл, считает твои «инопланетные» откровения о неземном происхождении, следствием нервного и психологического шока, вызванного той торпедной атаки, поставившей крест на «Валгалле»? Поэтому выброси эту дурь из головы!

— Выброшу, когда Вы с Наташкой замуж выйдете, а не будете няньчиться с железяками на заводе!

— Давай, вначале вернемся, а потом я тебя с ним познакомлю, — засмущавшись произнесла Ирина.

— А вот с этого момента, давай поподробней сестричка!

— Ну Сильвия! Давай вначале вернемся, а потом и поговорю — ответила, краснея, полковник Седова, и крутя в руках изящный стальной портсигар.[20]

Черная «Дося» летела над морем в сгущавшихся сумерках, приближаясь к острову Лонг-Айленд. «Дося» — двенадцатимоторный двухкорпусной гидросамолет «Дорнье-Сикорский — 2Х» была выкрашена черной матовой краской и поэтому ночь была ее стихией. Самолет приближался к точке приводнения и поэтому Серб с некоторым сожалением передал штурвал полковнику Долгорукой. В принципе обижаться было не на что, ибо речь шла не о банальном полете а о проведении боевой операции. И то, что именно он был вторым пилотом воздушного монстра, говорило о том, что он многое успел и смог за последние четыре года. Он не завидовал летчикам истребителям, которые вытворяли всякие чудеса в воздухе, что с того, что они там кувыркаются? Им не понять того, что испытывает пилот бомбардировщика когда прорвашись сквозь зенитный огонь сбрасывает бомбы на цель. Но сейчас им не нужно было идти сквозь лавину огня. Им просто нужно было приводниться и ждать несколько часов. Все остальное сделает флот, в лице вице-адмирала Лотара фон Арнольда, его нового корабля и еще трех моряков.

Светлана приняла управление «Досей» и уверенно по одним только заметным ей признаком совершила посадку на воду в наступившей темноте. Во время тренировок Серба порывало спросить, как она это делает, но он не стал делать этого, ибо считал святотатством лезть к Валькирии с глупыми вопросами, и просто стал считать, что она видит в темноте вторым зрением, котрым обладают Валькирии, отличающиеся от простых смертных вроде него. Он вежливо отвернулся в сторону, когда Лотар и Светлана попрощались, а затем стал проверять показания приборов, ибо через несколько часов им предстояло снова взлететь. О том, что будет если Лотар не вернется он старался не думать. Ясное дело, что Светлана наплюет на все инструкции и будет ждать до самого конца, их конца. Впрочем шансов умереть или погибнуть при возвращении и тоже достаточно, так что наверное лучше уж страшный конец, чем ужас без конца. По крайней мере будет что увидеть, жаль конечно что рассказать об этом уже не удасться.

Лязгнули открывшиеся замки сцепки, и отсоединенный от «Доси» катер «Good bye America» заурчав двигателем двинулся в сторону Нью-Йоркской гавани. Катер этот имел все соответсвующие документы, и никакого подозрения у морской полиции не должен был вызвать. Тем более, что утром его видели выходящим из Нью-Йоркской гавани. О том, что таких катеров было на самом деле два, знал только Лаврентий Павлович Берия. И тот, что вышел утром в море, уже лежал на дне морском затопленный его агентами. Лотар этого не знал, а поэтому сильно нервничал. Ему необходимо было зайти в гавань, ошвартоваться у пирса, где зарегистирован данный катер, и пересесть на другой, переведя перед уходом аппаратуру изделия на борту «Good bye America» в действие. Первоначальный вариант доставки изделия на борту аэротранспортируемойсверхмалой подводной лодки, был отвергнут из-за того, что емкости аккумуляторных батарей хватало только в обрез, и случись какая-то неприятность или поломка его возвращение было бы проблематичным. Поэтому Берия данный вариант отверг. Ибо данную миссию можно было доверить только особо доверенным лицам, по совместительству являющихся друзьями Великой Берты Круп-Корниловой — соответственно подставлять свою голову под топор из-за каких-то там аккумуляторов Лаврентий Павлович не хотел. Вместо подводной лодки решили использовать катер — это давало и выигрыш в весе, и сэкономленное топливо для «Доси» на обратный рейс, и возможность в некотором роде действовать нагло, а наглость как известно в таких операциях один из факторов успеха.

«Good bye America» приткнулся к пирсу, и Лотар огляделся. Все верно. Вот он стоит рядом. Катер «Joseth Steelman». Именно на нем они через несколько минут и должны убыть. Ну что ж! Тогда за дело! Он спустился в рубку и сдвинув скрытый рычаг отодвинул панель, за которой открылся вход в трюм где было закреплено изделие. Достал инструкцию, которую он уже давно знал наизусть и в строгом соответствии с ней перещелкнул несколько тумблеров, и проверил показания приборов. Все в порядке — электрическая цепь действует, значит с помощью аппаратуры Бекаури, можно будет произвести управление изделием с борта «Доси». На случай отказа еще предусмотрен часовой механизм, а также химический взрыватель, в котором подрыв происходит после разъедания медных пластин кислотой. Все верно. Лотар, стоя на выходе из трюма оглянулся на зловещий металлический ящик украшенный крупповскими кольцами, на котором чья-то рука начертала «За Родину! За Сталина!», после чего аккуратно закрыл потайную панель. Пора в обратную дорогу! Он бросил снизу взгляд на статую женщины стоявшей с неприлично широко раздвинутыми ногами и сплюнул за борт. Они бы еще ее раком поставили! Странное у утих уродов понятие о свободе! Особенно символичен банан в руке.

Никакое ожидание не может быть вечным. А Бог как сказал Наполеон всегда на стороне русских и прусских батальонов. «Joseth Steelman» аккуратно замер между корпусами «Доси», щелкнули захваты, и ласковые но сильные женские руки вытянули Лотара наверх. Операция «Меч Вотана» вступала в завершающую фазу. Взревели моторы «Доси», и «Черная Валькирия» начала разбег по воде. Взлет и разворот на обратный курс осуществляла Светлана, далее после удаления самолета на безопасное расстояние управление подхватит Серб, который уже знал, что его сон про полет на стомоторном бомбардировщике сбудется через пару лет, ибо сейчас они летели на двенадцатимоторном. Где то там, в одном из закрытых городов, за много тысяч киломтров трудится Бекаури, осуществляя свой очередной безумный проект, возможно в предчувствии того, что сейчас произойдет он отложил карандаш и напряженно вслушивается в сибирскую тишину, еще не зная о том, что проект указа о награждении всех причастных к операции «меч Вотана» уже составлен и в случае успеха его ждет орден Андрея Первозванного, а также Сталинская премия за выдающийся вклад в дело мира, плюс премия имени Берии за вклад в мировой гуманизм и борьбу за торжество идеалов демократии, но это в случае успеха. Ведь если капризная девушка Фортуна придет в джинсах, то никакого успеха и никаких наград не будет скажете Вы и ошибетесь. Зачем Лотару Фортуна, если у него есть своя Валькирия!

Черной-черной ночью с борта черного-черного самолета, удалившегося от Нью-Йорка почти на пятьдесят мильв северном направлении ушел в радиоэфир через мощный передатчик радиосигнал «У РЫБАЦКОГО ПАТРУЛЯ КОНЧИЛОСЬ ВИСКИ» Несмотря, на заблаговременно одетые всем экипажем черные очки Сербу пришли на ум поэтические строки «В сто тысяч солнц закат пылал…» Зрелище, которое было сейчас за спиной, было завораживающим. Где-то там из центра Нью-Йорка в течении почти минуты пыталось взойти огромное Солнце, после чего небо в том районе стало светиться кроваво-багровым заревом. А потом самолет затрясло и он вместе со Светланой удерживал «Черную Валькирию» на заданном курсе. Лотар же в этот момент помня о красочном фейерверке в бывшем Гданьске пытался по размерам вспышки определить мощность взрыва, и по мере расчетов, его волосы поднимались дыбом.

Ядерное устройство мощностью в пятьдесят килотонн взорвалось на борту катера «Good bye America» ошвартованного к пирсу в районе Гудзонова туннеля. Город уже начал пробуждаться в момент, когда это произошло. Конечно же многие здания выпоненные из железобетона устояли. Многие, но не все. Дело усугубилось тем, что обломки зданий и ударная волна разрушили системы газоснабжения, элетроснабжения и водоснабжения Массовые утечки газа в сочетании с короткими замыканиями электросети привели к тому, что по всему городу разверзя огненный ад. Отсутствие воды лишило возможности тех кто уцелел вести борьбу с огнем, и через пару часов над городом Желтого Дьявола взвился огненный смерч, который засасывал в себя все больше и больше, в воздухе летало все что могло и не могло гореть. Те кто не погиб при взрыве и в огне погибали от удушья, а смерч все бушевал и бушевал. И его цвет напоминал тем кто его видел цвет ярко-алой крови. Крови, которая была пролита ранее — в России и Германии.

А «Черная Валькирия» продолжала лететь на север, к берегам Гренландии… Командир «Черной Валькирии» полковник Долгорукая фон Арнольд удалилась в каюту вместе с вице-адмиралом Лотаром фон Арнольдом, ибо им еще предстояла промежуточная посадка дозаправка и путь домой. Серб держал штурвал и пел незамысловатую старинную песню про разрушение мира насилья до основанья, у не было еще странное название «Интернационал», почему он выбрал именно эту он не знал, но по его мнению она соответствовала сути момента. Операция «Меч Вотана» выполнена, и даже если они не вернуться, то цели они все равно достигли. Но они вернуться! Серб уже знал секрет Русской Валькирии! Если в руке у нее Германский меч, то все у них получится! А меч в лице Лотара у них был. И он, Серб еще оправиться в полет на сорокамоторном бомбардировщике. И он знал, что командовать этим воздушным драконом будет она же — Валькирия!

Плановые учения Тихоокеанского Флота САСШ по уже сложившейся за последние четыре (пять) года традиции завершались обстрелом руин Владивостока и подавлением или уничтожением береговых батарей постоянно восстановляемыми упрямыми русскими. Тут кстати командующий американским флотом заблуждался — после гибели Владивостока батареи на прежних местах восстанавливать не стали — решив использовать в качестве средств противодействия железнодорожные батареи. Строительство новых батарей велось медленно, по причине того, что все было очень засекречено, и сопровождалось несколькими ложными стройками. Но так или иначе в бухте Золотой Рог регулярно появлялись вновь отстроенные деревянные здания — местное население занималось сезонным рыболовством.

Однако не все коту масленица. Стая «Дось» покачивалась на амурских волнах и готовилась к боевому вылету. В настоящий момент времени к замкам захватов подвешивались очередные игрушки Беркаури — АПСС автономные подводные самоходные снаряды. Между тем, американский флот тоже готовился к предстоящему действу. Командующий флотом решил в первую очередь потренировать экипажи новейших линкоров оснащенных каждый по дюжине шестнадцатидюймовых орудий. Дело как говориться близилось к развязке, ибо эскадрилья «Дось», завершив погрузку, уже маневрировала по водной глади Амура для взлета.

Впереди флота поборников демократии, рассыпавшись как стая гончих рыскали эсминцы в поисках подводных лодок русских. Лодок у русского флота в этом регионе не было и американцы об этом знали, но командующий флотом решил потренировать свои корабли в отработке совместных действий. Впрочем дальше линии предельной дальности русских батарей экипажам эсминцев он соваться запретил — ибо эсминец не линкор и двенадцати или четырнадцатидюймовый снаряд может мигом отправить его на дно. Поэтому вперед на линию огня устремились шесть новейших линкоров «Саут Дакота», «Индиана», «Монтана», «Норт Каролина», «Айова» и «Массачусетс». Кружащая на расстоянии нескольких миль от эскадры чертова дюжина русских самолетов опасения не вызывала, ибо при попытке выйти в атаку их встретит плотный огонь противоаэропланных пушек всей эскадры. Это там в Америке один такой герой Митчелл пытался всем доказать, что флот отжил свое и авиация сильнее. И что? Сутки напропалую американские бомбардировщики бомбили трофейный немецкий дредноут прежде чем тот наконец таки затонул. Если учесть, что американских самолетов было в три раза больше, чем сейчас русских, а также то, что зентиного огня по ним никто не вел, и на мишени никто не боролся за живучесть, и была она абсолютно неподвижна, то получается, что у русских шансов нет никаких!

И свободолюбивые американцы построившись в кильватерную колонну отправили первые подарки мировой демократии русским варварам, приобщая их с помощью тысячекилограммовых стальных болванок начиненных взрывчаткой к мировой культуре и торжеству идей свободы. Русские батареи почему-то молчали — либо по причине того, что они не восстановили свои батареи, либо потому что установили их дальше от берега, поэтому стреляющие линкоры стали сокращать дистанцию, чтобы спровоцировать ответный огонь и запеленговать огневые точки противника. Стая русских двухфюзеляжных гидросамолетов развернулась и полетела в сторону берега — видимо сегодня не их день, этих азиатов, ан нет чертова дюжина русских «рам» как их уже успели окрестить американцы показалась вновь. Они летели строем фронта выдавая в эфир радиосигналы. Командир «Саут Дакоты» заслушав доклад радиста рассмеялся — эти варвары даже не сумели настроиться на частоту переговоров американского флота чтобы глушить переговоры.

Страшный взрыв подбросил «Индиану». Следом за ним прогремел еще один, а затем настала очередь «Индианы», потом «Монтаны», «Норт-Каролины», «Айовы», «Массачуссеса» и «Саут Дакоты» — последняя погибла практически сразу ибо возле ее борта прогремели сразу три взрыва. Подводные лодки? Мины? Стая эсминцев рванула к порежденным линкорам, сканируя сонаром подводные глубины. Но противника не было ибо электрические телеуправляемые игрушки Бекаури уже сделали свое дело. Чертова дюжина бесследных гигантсих торпед несших на борту по тонне взрывчатки, доставленных к месту атаки эскадрильей «Дось» уже сделала свое дело. Так что коварный итальяшка свери дырку еще для одного ордена! И когда эсминцы поравнялись с тонущими линкорами, из-за сопок полетели гостинцы от русских варваров — ожили береговые батареи. Злобные азиаты играли в кровавую игру «Кто не спрятался, я не виноват!». И не всем изящным корабликам удалось повернуть обратно. Два ушли в морскую пучину сразу, а три окутались паром и застопорили ход.

Спасение утопающих дело рук самих утопающих! Командющий Тихоокеанским флотом бессильно наблюдал, как гибнут в далеких чужих и враждебных водах славные американские парни. Он был здравомыслящим человеком и понимал, что попытка приблизиться к берегу чревата опасными сюрпризами, и все что он мог это курсировать неподалеку в ожидании, что русские прекратят огонь и разрешат спасти экипажи попавших в ловушку кораблей. И по этой причине он прозевал второй удар. Чертова дюжина летающих русских ублюдков, очевидно подкралась с противоположного направления и сбросила какие-то странные предметы на расстоянии пяти миль от его эскадры. Все-таки мины понял американский адмирал и приказал нанести места их установки на карту. Однако он ошибся, и даже странный маневр русских самолетов не заставил его насторожиться. Они полетели от его эскадры, в сторону моря, а затем развернувшись строем фронта полетели обратно выдавая в эфир радиосигналы, оживляющие телеуправляемые торпеды. Прозрение пришло слишком поздно, когда еще полдюжины дредноутов и новейших линейных крейсеров вместе с флагманской «Саратогой» содрогнулись от страшных взрывов. А потом наступила тишина, сопровождаемая ревом пара, шумом поступающей воды, метанием экипажей кораблей пытающихся справиться с поступлением воды.

Но счастье не может длиться вечно! И они вернулись, хотя ничего такого и не обещали! Чертова дюжина чертовых русских «рам» вернулась, и начала совершать облет американского флота. И тогда командующий флотом принял решение оставить поврежденные корабли, ибо известный американский принцип гласит: «У короля много, а нам американцем всегда мало!». Не обращая внимания на кружившие русские самолеты, на кораблях началась другая суета — уничтожали документы, переправляли раненных на крейсера и эсминцы, открывали кингстоны. А чертовы «рамы» не торопились, и когда уцелевшие остатки американского флота потянулись прочь, радисты услышали в эфире: «Верной дорогой идете товарищи!». После этого стая гидросамолетов помахав крыльями на прощанье, легла на обратный курс.

Глорха неудержимо рвало на Родину. Бледно зеленый от пристума болезни он освобождал содержимое своего желудка в специальный герметичный бумажный пакет разработанный фирмой Крупп — на боковых стороных которого была изображена карта его Родины — Германии. Именно туда его и рвало. Он лежал пластом в каюте и «готовился» к предстоящей операции. «Готовился» — потому что его организм не был приспособлен к пребыванию в какой либо другой среде, кроме ставшей уже ему привычной поверхности земли. В конце концов, утешал он себя, я ведь — Глорх, а не какой нибудь Дракон или Кракен! Это они или летают в воздухе или живут в море! Глорхи же, как всем известно передвигаются по земле! И русский писатель Александр Бушкофф это уже всем давно доказал (Глорху удалось достать книги этого писателя, и он знал про себя все!).

А ведь как все хорошо начиналось! Вызываем в Берлин! На смотр-конкурс лучших танкистов! Если бы он знал, чем это все закончится в итоге! Впрочем, наверное, все равно бы согласился! Конкурс он выиграл. А дальше — а дальше получилось как в сказке — чем дальше тем страшнее. Его пригласили на собеседование к Самому Властелину Мордорской Тьмы Злому Саурону, тьфу, не к нему а как еще более страшному и жуткому человеку, от недремлющего ока которого ничто и никто не могли укрыться. С ним беседовал Начальник ООООО (Особого Отдельного Отдела Особых Операций) Тройственного Союза Лаврентий Павлович Берия. Злые языки утверждали, что Лаврентий Павлович Берия очень любил зловещие шутки, и именно поэтому придумал такую аббревиатуру ООООО, дескать, если пять русских букв «О», расположенных в две строчки и напоминающих по форме кольца, переплести по крупповски, то получался всем известный символ олимпиского движения, которое, как известно, борется за мир во всем мире и торжество светлых идеалов демократии. Если бы злые языки знали о том, что в состав ООООО входит учрежденный Берией Олимпийский Комитет, то наверное они бы сами с перепугу отрезали себе языки за разглашение государственной тайны. Чем занимался Олимпийский Комитет было известно только Лаврентию Павловичу, но мы подозреваем, что речь шла явно не о мире, и уж тем более не о демократии.

Лаврентий Павлович Берия жил и действовал по заветам своего вождя и учителя — Иосифа Виссарионовича Сталина, погибшего от тяжелой формы лучевой болезни при создании атомной бомбы. Он сидел в кабинете и курил сталинскую трубку, набитую табаком из папирос «Герцеговина-Флор» и думал злобную думу о том, как ему погубить несчастное человечество и мировую демократию. Перед ним на стуле сидел молодой человек в форме капитана танковых войск Германии и ужасно нервничал.

— А что, товарищ Глорх, вы и вправду лучший танкист Германии?

— Так считает мое командование герр Берия!

— А море вы любите товарищ Глорх?

Тут Глорх побледнел и начал зеленеть.

— Никак нет герр Берия! После ранения у меня проблема с вестибюлярным аппаратом и море я переношу очень плохо.

— Товарищ Глорх! Наш Великий народ, Правительство Тройственного Союза собирается доверить Вам выполнение очень важного задания! Поэтому о нелюбви к морю Вам придется забыть! Запомните: нет таких демократических крепостей, которые не могли бы развалить наши солдаты! Российский Кайзер и Германская Кайзерин, а также народы Тройственного Союза ожидают, что вы исполните свой долг! За Родину! За Сталина! За Кайзера! За Фатерланд!

Глорх вскочил и прокричал:

— Хох! Хох!

— Идите и помните, что будущее мира и мира во всем мире в Ваших руках!

А потом начались изнурительные тренировки. Тренировались по ночам, на засекреченном полигоне. Глорх недоумевал, зачем он нужен, если его действия в предстоящем задании выполнялись менее чем за минуту. Однако отступать было некуда. И он тренировался как проклятый, осваивая модернизированный крупповскими заводами образец военной техники, тайно полученный от англичан. Он даже придумал свое название этому изделию — «Спагетти длиною в жизнь.». Если бы он знал, что помимо борьбы с морской болезнью ему придется еще бороться с воздушной! Впрочем, теперь именно с морской а не воздушной — в каюте зажглась предупредительная лампа и зазвенел звонок. Понеслась! Рвать на Родину будем позже!

Черная «Дося» пилотируемая одной из русских Валькирий приводнилась в окрестностях Скапа Флоу, где находился Британский флот, вернувшийся с сезонных учебных стрельб по городам Германии расположенным на берегу Северного моря. Между двумя ее фюзеляжами покачивался катер-танк типа «Вервольфмарине», являвшийся улучшенным образцом своего итальянского прототипа — «Грилло». На катере прогревали маршевые двигатели. Вскоре неслышно урча «Майбахом» «Вервольф марине» отправился в сторону базы британского флота.

Глорха мутило на морской зыби, но он терпел из последних сил. Уже скоро! Скоро эти чертовы боновые заграждения для преодоления которых его столько тренировали! Ну наконец-то! Глорх взялся за рычаги фрикционов, и катер, на борту которого было начертано очень краткое, но очень гордое имя «Нелинейный корабль флота Ее Величества императрицы Берты Крупп-Корниловой и Его Величества императора Лавра Крупп-Корнилова Балтийского Флота Флота Тройственного Союза «Че» (названный в честь великого борца с демократией в Латинской и Южной Америке Че Гевара прославившегося тем, что бойцы его отряда парализовали добычу нефти в Колумбии и Венесуэле на несколько лет) стал преодолевать боновое заграждение. Чтобы подбодрить себя Глорх вполголоса напевал:

Кайзера на борту катера не было, но командовал им целый адмирал — Колчак, и еще было два офицера в команде — в чине капитанов 1 ранга, и он Глорх, — капитан танковых войск. Впрочем, напевал Глорх недолго, ибо боновое заграждение он преодолел меньше чем за минуту, после чего управлять катером продолжили флотские. Катер неслышно урча двигателем заполз в бухту, где был иной и чуждый мир — стояли британские корабли с непогашенными огнями, сновали туда-сюда в разъездные катера, где-то шли ночные работы. «Страна непуганых идиотов» — охарактеризовал увиденное адмирал Колчак. После чего экипаж принялся за работу — Колчак занялся специзделием, а остальные члены экипажа спустили на воду резиновую лодку, и стали перегружать в нее канистры с бензином и устанавливать подвесной мотор. Приведя изделие в боевое положение адмирал перебрался на лодку и отдал команду на обратный переход. Благодаря малой осадке, резиновая лодка проскочила боновое заграждение и устремилась к ожидавшей ее в ночной темноте «Досе».

Во время обратной дороги, Глорха стало снова рвать на Родину, ибо прыгающая по волнам лодка дала прямой сигнал желудку. Но несмотря на это он иногда прерывался в своей тоске по ностальгии и распевал песню про броневой ударный батальон, который мчался по родной Дальневосточной тайге. Не смотря на «морскую болезнь» он был счастлив, ибо был уверен, что наконец-таки утер нос Сербу! Вскоре «морская болезнь» уступила мето «воздушной», ибо Черная «Дося» легла на обратный курс. А затем всем приказали надеть черные очки и держаться как можно крепче. В радиоэфир ушел сигнал: «Над Данцигом безоблачное небо». И ночное небо окрасилось ослепительной вспышкой взорвашегося ядерного заряда. Говорят, что адмирал Колчак при этом произнес «Я еще Вам за Севастополь не отомстил!». Но скорее всего это миф придуманный известным антидемократическим убийцей Бодроффым, наводящим ужас на всю Америку. Впрочем, созерцание красочного зрелища и жуткая тряска от ударной волны пошла Глорху на пользу — он заснул под убаюкивающий гул моторов. Снился ему странный сон о том, как из подводы на берег солнечного пляжа выползают танки из чрева гигантской подводной лодки. И что этими гигантскими танками командует он, а пехотой, которая их сопровождает, командует бородатый человек, одетый в странную пятнистую форму, и что зовут этого человека Федор Кастро Русский. А еще ему снилась Валькирия — подполковник Татьяна Михайловна Авилова, которая командует воздушным монстром на борту которого он находится. И они… Черт однако Серб все же меня опередил! Да и как мне сухопутному с ней познакомиться?

Камни алтарей на острове Рюген и в Полесье в эту историческую ночь выдавали в небо ослепительнее столбы света. По всей территории Тройственного Союза то здесь, то там обнаруживали столбы света вырывающиеся из земли у упирающиеся в небо. Это были пока еще брошенные алтари бога Сварога.

Той же ночью Черная «Дося» пилотируемая генерал-майором Мариной Александровной Ухтомской с Начальником ООООО на борту взяла курс к берегам Японии.