Агония

ГЛАВА 6 Собака-сновидение и пальцы-листья

Прокричав на Мику минут пятнадцать, мистер Грей вылетел из кабинета, перед уходом приказав ему «хорошенько обдумать свое поведение». Мика остался дожидаться возвращения мистера Грея, который, как он полагал, отправился в туалет отмывать присохший к бровям и ресницам коктейль «Бодрость».

Мика никогда прежде не бывал в кабинете директора и теперь сидел возле директорского стола, с затравленным видом озираясь по сторонам. Кроме абсолютно пустого стола в комнате стояло три жестких стула с неудобными прямыми спинками и тонкими металлическими ножками. Стены были выкрашены тусклой серой краской, из окна открывался унылый вид на консервную фабрику и линию электропередач. На стене напротив стола висели мониторы, на которые передавалось изображение с камер видеонаблюдения, развешанных по всей школе: залитая бетоном площадка для игр под зданием школы, погруженные в полумрак пустые коридоры, протекающие краны и ржавые унитазы в туалетах и классы, в которых школьники, склонившись над партами, были заняты работой. Мика встал со своего места, подошел поближе к мониторам и, отыскав на одном из них свой класс, стал смотреть, чем занимаются его одноклассники. Сестра Слейтер ходила между рядами парт, раздавая детям бумажные сумки с подарками. На лице женщины-телеголовастика застыла напряженная улыбка, она холодно кивала головой в ответ на их вежливое «спасибо». Мика наблюдал, как одноклассники с горящими глазами хватают сумки, словно это рождественские подарки от самого Санта-Клауса. Они вываливали содержимое сумок на парту. Бейсболка, керамическая кружка и еще множество мелких предметов, которые Мика не мог рассмотреть. Разноцветные шарики на стенах и свисающие с потолка гирлянды дополняли картину праздника. Похоже, для одноклассников Мики сегодняшний день действительно стал праздничным. Мика вернулся на свое место, уселся на неудобный стул, положил руки на стол и, уронив на них голову, стал «обдумывать свое поведение». Он не меньше мистера Грея хотел понять причину своего взрыва. Но Мика понятия не имел, почему вдруг ни с того ни с сего плеснул в директора витаминным коктейлем. Он сидел в пустой серой комнате, чувствуя себя одиноким и несчастным.

«Я должен извиниться, — решил Мика. — Сказать, что мне ужасно жаль, и все такое. Потом вернуться в класс и впредь вести себя как нормальный человек».

Но как он сможет вести себя как «нормальный» человек, если не чувствует себя нормальным? Как заставить себя взять у телеголовастика сумку с подарками и при этом улыбаться до ушей? Беспокойство, заставившее Мику бежать из класса, только усиливалось. Пока мистер Грей орал на него, в голове у Мики звучал совсем другой голос; кто-то упорно нашептывал ему на ухо: «Они хотят отравить тебя. Все их слова — сплошная ложь. Не верь, не верь им». Голос был похож на голос… Элли? С тех пор как она исчезла, Мике часто казалось, что он слышит голос сестры. Кто-то упорно разговаривал с ним…

Мика зажмурился и, обхватив голову руками, начал раскачиваться на стуле. Из темноты выплыли лица телеголовастиков и устроили свой привычный хоровод — они, словно привидения, кружились в воздухе, перед носом Мики то и дело мелькали их остро отточенные ножи, которыми монстры собирались порубить его на мелкие кусочки и подать к столу в виде мясных канапе.

«Хелен. Мне нужно срочно поговорить с Хелен, — в отчаянии думал Мика, — Она поможет мне. После разговора с ней мне станет намного лучше».

Дверь кабинета с грохотом распахнулась. Мика вздрогнул от неожиданности и вскинул голову — на пороге появились мистер Грей и миссис Фулер. У учительницы был растерянный вид, она успела снять со своего кардигана ленточки серпантина и теперь стояла рядом с директором, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Мика видел, что миссис Фулер чувствует некоторую неловкость из-за того, что с ее учеником обращаются как с преступником, но в то же время он прекрасно понимал, что учительница не сделает ничего, чтобы защитить его. Мистер Грей был ее начальником, и он устанавливал порядки в школе.

Отмывшись от розовой жижи, мистер Грей вернул себе неприступно-устрашающий вид. В одной руке он сжимал папку с личным делом Мики, в другой — тяжелый металлический предмет, в котором Мика узнал ошейник: такие ошейники надевали на провинившихся детей. Последний раз Мика видел подобную штуку на шее мальчика по имени Детройт Пиппин. В возрасте семи лет Пиппин пытался поджечь школу, правда, у него ничего не вышло, поскольку бетонные стены оказались слишком сырыми; к восьми годам парень уже считался закоренелым злодеем и был отправлен в тюрьму где-то на северном побережье Ирландии.

— Твои родители скоро будут здесь, — объявил мистер Грей. Он осторожно положил ошейник на стол, чтобы грубые металлические края не поцарапали столешницу, — Мы собираемся с ними немного поболтать.

Мика издал безмолвный стон и втянул голову в плечи. Он начал понимать, что плеснуть витаминным коктейлем в лицо директору — преступление гораздо более серьезное, чем попытка поджечь школу.

— Итак, — мистер Грей деловито кашлянул, расправил плечи и раскрыл личное дело Мики, — список наказаний!

Мистер Грей перечислял назначенные Мике наказания так, словно читал список покупок:

— Исключение из школы на семь дней, — директор мельком взглянул на Мику, чтобы проверить его реакцию. Мика упрямо смотрел прямо перед собой, не желая демонстрировать мистеру Грею свои чувства. — Электрический ошейник со специальными датчиками, чтобы ты не вздумал куда-нибудь сбежать или развлекаться в течение этих семи дней. Сортировка бусинок, десять тысяч штук, шесть цветов. И последнее, штраф сто фунтов. Полагаю, твои родители будут счастливы.

Мика перевел взгляд на ошейник и прикусил губу. Ему было плевать и на этот ошейник, и на исключение из школы, и на идиотское задание по сортировке бусинок, но штраф сто фунтов! Ведь это он провинился, это он заслужил наказание, а не его родители. Нет, это несправедливо.

Ошейник был сделан из двух полос металла, соединенных между собой тяжелыми петлями. Мика почувствовал, как по всему телу побежали мурашки, когда холодный металл коснулся шеи. Мистер Грей с пугающим энтузиазмом начал закручивать винты и крутил их до тех пор, пока Мика не начал задыхаться; ему казалось, что голова сейчас треснет, как спелый арбуз. Он хотел было сказать об этом мистеру Грею, но, вспомнив о судьбе Детройта Пиппина, решил промолчать.

— Мне кажется, ему трудно дышать, — робко заметила миссис Фулер. Она с тревогой наблюдала за Микой, нервно обкусывая ноготь на большом пальце.

— Неужели? — удивился мистер Грей. Нахмурив брови, он уставился на свою жертву, словно не замечая, что глаза Мики того и гляди выскочат из орбит.

— У него лицо покраснело, — добавила учительница.

Мистер Грей нехотя ослабил винты.

Металлический ошейник давил на горло и врезался в кожу. Мистер Грей объяснил, как работает ошейник: если Мика попытается выйти за порог квартиры, его немедленно ударит током.

— Один шаг — и ты получишь разряд, которого будет достаточно, чтобы ты наложил в штаны, — с ехидной улыбкой предупредил директор. Затем он обогнул стол, выдвинул один из ящиков и достал пластмассовый контейнер с разноцветными бусинками. — Это тебе, — мистер Грей швырнул контейнер на колени Мике, — чтобы не скучал.

Мика невидящим взглядом уставился на контейнер. Бусинки были такими мелкими, что ухватить их можно было только с помощью пинцета, а за неделю Мике предстояло разобрать бусины по цветам и разложить в отдельные маленькие коробочки.

— Ты хочешь что-то сказать? — мистер Грей вскинул брови.

Мика покачал головой. Желание извиниться перед директором бесследно исчезло.

— Отлично, — кивнул мистер Грей. — Прибереги свои оправдания для родителей. У меня и так дел по горло. Увидимся через неделю, когда ты придешь в этот кабинет, чтобы извиниться и выпить свой витаминный коктейль.

Мика сжал зубы.

«Непременно, — подумал он. — Видимо, тебе понравилось принимать витаминный душ».

Директор разговаривал с родителями Мика в коридоре у дверей своего кабинета, Мика остался ждать их внутри. Он ерзал на жестком стуле, нервно грыз ногти и представлял, какие ужасные вещи рассказывает о нем мистер Грей маме и папе. Мистер Грей вернулся в кабинет чрезвычайно довольным; вошедшие вслед за ним Дэвид и Аша молчали, от возмущения они не могли произнести ни слова. Глаза Аши сверкали, Мика не решался даже взглянуть в лицо матери; отец был бледен, он сжимал кулаки с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев. Родители развернулись и, по-прежнему не говоря ни слова, вышли из кабинета. Мика поднялся и пошел за ними. Он брел по коридору, прижимая к груди контейнер с бусинками, сердце в груди трепыхалось, словно попавшая в силки птица.

Мика плелся вслед за родителями к воротам школы. Небо затянули свинцово-серые тучи, начал накрапывать мелкий дождь, погода вполне соответствовала мрачному настроению Мики. На улице не было ни души, все взрослые обитатели города отправились на работу, дети — в школу. Ветер, свободно гулявший вдоль пустынных улиц, кидал в лицо Мики холодные капли дождя. Дэвид и Аша были одеты в форму, которую они носили на работе. Мике пришла в голову мысль, что у родителей могут быть серьезные неприятности из-за того, что им пришлось средь бела дня покинуть свои рабочие места. Мика смотрел в спины шагавших впереди родителей, понимая, что худшее еще впереди, — дома его ждет грандиозный скандал. Над улицей проходила подвесная железная дорога, Мика слышал грохот проносившихся над головой поездов и мерное гудение аэромобилей, которыми пользовались богатые люди; городской шум дополнял тяжелый металлический лязг станков на расположенной неподалеку консервной фабрике. Эта безумная какофония звуков действовала Мике на нервы.

«Почему мы живем в таком ужасном мире? — думал Мика. — Неужели на земле не осталось ни одного красивого места, где человек мог бы отдохнуть от этого беспрерывного лязга и грохота?!»

Мика оглянулся по сторонам — повсюду были лишь серые бетонные конструкции, возведенные людьми. Под настилом, по которому они двигались, плескалась холодная черная вода, в небе плыли тяжелые грозовые тучи. Даже Эпидемия стала результатом деятельности человека: дикие животные заразились от крысы, которая сбежала из одной научной лаборатории, и, тем не менее, во всех своих несчастьях люди винили животных. С началом Эпидемии те же люди уничтожили всю растительность на земле и отравили почву, чтобы заболевшим животным негде было жить и нечем питаться. Все прекрасное, что было в этом мире, погибло, умерло от руки человека. Как же могло случиться, что люди превратили свой мир в ядовитую помойку? Мика тосковал по вещам, которых никогда не видел: по шелковистой зеленой траве, которую никогда не чувствовал под ногами, по цветам, которых никогда не нюхал. Он злился, что ему приходится жить на земле, которая была уничтожена еще до его рождения. Как люди могли допустить такое? Жизнь в его мире выглядела бессмысленной тратой времени, он сам казался себе человеком, чье существование не имеет смысла. У Мики было такое чувство, словно он бредет по незнакомой дороге с завязанными глазами и вытянутыми вперед руками. Мика пытался решить задачку, условие которой ему неизвестно. Да и как он, двенадцатилетний мальчик, может найти ответ, если ему даже не позволяют самостоятельно решить, хочет ли он принимать какие-то дурацкие витамины. «И все смеются надо мной, — думал Мика. — Они считают меня психом. Даже Коби — и тот выпил коктейль».

Наконец они добрались до дома, все трое молча вошли в свою тесную квартирку. Комната была погружена в полумрак, но родители не стали зажигать свет, они остановились возле дивана и оба одновременно повернулись к Мике.

— Итак? — начала Аша, ее лицо было мрачнее тучи.

— Я ничего не мог поделать, — промямлил Мика, чувствуя, как душа уходит в пятки. Сейчас ему было даже страшнее, чем час назад в кабинете мистера Грея.

— Что значит «ничего не мог поделать»? — холодно спросил Дэвид.

— Я не мог заставить себя выпить коктейль, — сказал Мика, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— И поэтому ты решил выплеснуть его в лицо директору, — сказала Аша, — Великолепная идея, лучше не придумаешь. А что же ты не догадался заехать ему кулаком в живот, пока он стоял напротив тебя?

— Мика, что ты делаешь? — спросил Дэвид, устало проводя рукой по своим редеющим волосам, — Хочешь, чтобы мы оказались на улице? Штраф сто фунтов! Мы не можем позволить себе такие расходы. Мы еще даже не оплатили счет за твое пребывание в больнице!

— Я знаю, папа. Мне очень жаль, что так получилось, — совершенно искренне сказал Мика, — Но мистер Грей хотел силой заставить меня выпить коктейль.

— Ты что же думаешь, они хотели отравить тебя? — взорвался Дэвид, не в силах больше сдерживать накопившуюся внутри ярость. Он принялся ходить взад-вперед по комнате.

— Не знаю, — тихо произнес Мика. — Но у меня было нехорошее предчувствие.

— О, Мика! — У Аши вырвался тяжелый вздох. Она взглянула в растерянное лицо сына, чувствуя, как сердце сжимается от боли. — С чего вдруг им травить тебя? Вы первое поколение детей, рожденное после тридцатилетнего перерыва. Они хотят помочь вам вырасти здоровыми и сильными. Поэтому ученые и создали специальный витаминный коктейль. Вы же питаетесь одними консервами.

Мика видел, как его отец рухнул на диван и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза — у него был вид усталого, сломленного жизнью человека. В какое-то мгновение Мике показалось, что Дэвид сейчас заплачет.

— А ты знаешь, из чего делают консервы? — продолжила Аша.

Мика отрицательно качнул головой.

— Из плесени! — воскликнула Аша, в ее глазах стояли слезы. — Они выращивают белые плесневые грибы на стенах консервной фабрики, затем счищают их, смешивают с пищевыми красителями и ароматизаторами, чтобы эта так называемая еда была похожа на натуральную пищу. Мы питаемся консервами, потому что у нас нет иного выбора! Ты должен быть благодарен за то, что тебе предлагают пить витаминный коктейль!

Пока Аша рассказывала о том, что такое консервы, отец Мики, казалось, пришел в себя. Он поднялся с дивана и в упор взглянул на сына.

— Ты будешь пить витаминный коктейль! — не терпящим возражений тоном заявил Дэвид, — Когда вернешься в школу, ты каждое утро будешь начинать со стакана коктейля.

— Я не хочу, — буркнул Мика.

— А я не хочу каждый день водить этот проклятый поезд! — заорал Дэвид. — Ты полагаешь, я получаю огромное удовольствие от моей работы? Каждый день я веду поезд от Оксфорда до Глазго, туда и обратно, сорок восемь раз в день. Я даже не веду поезд. Это делает за меня компьютер. А я просто сижу в кабине и пялюсь на монитор. Думаешь, это очень весело? НЕТ! Это скучно, смертельно скучно! Так что мне хочется выдрать волосы из собственной головы, волосок за волоском, и начать пересчитывать их — хоть какое-то развлечение!

Дэвид с размаху ударил кулаком по подлокотнику дивана. Мика от неожиданности подпрыгнул, подпрыгнули и бусинки в пластиковом контейнере, который Мика, сам того не замечая, все еще прижимал к груди. Он никогда не видел отца в таком гневе.

— Взгляни на меня! — Дэвид ткнул пальцем себе в грудь, обтянутую голубой униформой с золотыми пуговицами и вышитыми золотом лычками на отворотах пиджака, — А теперь посмотри на маму! Как, думаешь, она должна себя чувствовать, каждый день напяливая на себя эту форму?

Аша была одета в костюм деревенской девушки: широкополая ковбойская шляпа с черно-белыми пятнами, имитирующими рисунок на шкуре коровы, белая блузка с перламутровыми пуговицами, плиссированная юбка и высокие сапоги со шпорами. Аша работала официанткой в ресторане в центре Оксфорда, где богатым посетителям подавали натуральную еду. Каждый день, когда Аша уходила с работы, ее тщательно обыскивали, чтобы она не дай бог не украла кусок недоеденной котлеты, оставленный на тарелке сытым богачом. Мика взглянул на мать. В течение последних семи лет он настолько привык каждый день видеть Ашу в этом наряде, что перестал обращать на него внимание, и только сейчас заметил, насколько глупо она выглядит в нелепом ковбойском костюме, который так не вязался с ее тонкими чертами лица и пышными волосами.

— Иногда нам приходится делать то, что нам НЕ нравится! — гаркнул Дэвид.

— НЕТ! — Мика с воплем выскочил из гостиной и, ворвавшись в свою комнату, бросился на постель Элли. — Я НЕ БУДУ ПИТЬ ИХ ПРОКЛЯТЫЙ КОКТЕЙЛЬ!

— Отлично, — заорал ему вслед Дэвид, — в таком случае будешь лежать в постели до тех пор, пока не образумишься!

— Ну и буду! — заливаясь слезами, крикнул Мика.

Мика до вечера провалялся в постели Элли. Он то засыпал, то просыпался и лежал, уставившись на основание верхней кровати, которое находилось в нескольких сантиметрах от его носа. Кровать была обклеена фотографиями. По большей части это были фотографии Элли: Мика наклеил их после исчезновения сестры. На них Элли улыбалась, выглядывая из-под шапки курчавых волос, или строила дурацкие рожицы. Остальные картинки с изображением животных когда-то наклеила сама Элли. Ашу картинки с животными раздражали. Она не могла понять, почему ее детям нравится смотреть на этих кровожадных монстров, из-за которых их жизнь превратилась в сплошной кошмар. Тигры в зарослях джунглей, стада зебр, пасущиеся на просторах африканской саванны, и парочка волнистых попугайчиков — птицы сидели на ветке дерева, тесно прижавшись друг к другу своими изумрудно-зелеными грудками. Мике нравились картинки, которыми Элли украсила их комнату, но сегодня он чувствовал себя настолько несчастным, что не мог смотреть на них. Мика аккуратно отклеил фотографии и спрятал под подушку. Он лежал, прислушиваясь к голосам родителей, мама и папа напряженным полушепотом спорили о чем-то в соседней комнате.

Потом он услышал, как они раздвигают диван и укладываются спать. Мика повернулся на бок и поудобнее устроился на подушке в надежде уснуть и хотя бы на время забыть о свалившихся на него неприятностях. Однако устроиться поудобнее и уснуть, когда у тебя на шее болтается металлический ошейник, оказалось не так-то просто. Мика начал было проваливаться в сон; он словно камень, который катится вниз по обледенелому склону, падал в черную бездну. Но камень постоянно натыкался на глыбы льда, подскакивал, ударялся о стволы деревьев и снова катился вниз; при каждом ударе Мика вздрагивал и просыпался. Однако постепенно его веки отяжелели, у него уже не было сил поднять их. В те короткие мгновения, когда сознание возвращалось к нему, он продолжал лежать с закрытыми глазами, заставляя свой мозг вернуться в состояние зыбкой полудремы. Мика не знал, как долго пролежал в этом забытьи, когда неожиданно почувствовал, что к его левому глазу прижалось что-то холодное и влажное. Мика с трудом разлепил веки и замер, уставившись на возникшее перед ним темное пятно.

Почти вплотную к своему лицу Мика видел странную физиономию, влажный черный нос напоминал лакричный леденец. Два темных умных глаза, не отрываясь, смотрели в глаза Мики, мягкие уши были прижаты к голове — вероятно, внезапное движение Мики напугало ночного гостя. Мика решил, что перед ним нечто вроде собаки, хотя он не был в этом уверен. Мика никогда в жизни не видел живой собаки, только на картинках и по телевизору, но это были зараженные чумой животные с безумными, налитыми кровью глазами. Эта же собака не имела ничего общего с подобными страшилищами. Большая, поджарая, она была похожа скорее на оленя, чем на собаку. Казалось, она сама боялась Мики, гораздо больше, чем он ее.

— Привет, — осторожно прошептал Мика. Он старался придать голосу дружелюбный оттенок, потому что ему совсем не хотелось, чтобы собака покусала его.

Собака отозвалась на приветствие Мики новой попыткой ткнуться ему в глаз своим влажным носом; затем, придвинувшись поближе, принялась лизать его шею проворным розовым языком. Мика слышал, как собачий хвост радостно колотит по одеялу, и чувствовал возле уха ее горячее дыхание. Поняв, что собака не собирается кусать его, Мика осмелел и, слегка надавив ей ладонью на плечо, отодвинул в сторону, чтобы получше рассмотреть животное. Собака оказалась тяжелой и теплой. Она была необыкновенно изящной, даже элегантной: длинная крепкая шея, стройные лапы и упругий, похожий на ивовый прут хвост. Тело собаки было покрыто короткой шелковистой шерстью приятного золотисто-бежевого цвета, оттенок напоминал цвет свежей бисквитной корочки. Мика провел рукой по голове и шее собаки, поражаясь мягкости ее шерсти, никогда в жизни ему не доводилось прикасаться ни к чему более мягкому и теплому; умные темно-коричневые глаза и черный нос резко выделялись на фоне ее светлой шерсти. Мика чувствовал, как под кожей животного перекатываются сильные мускулы.

— Ты красавица, — сказал Мики. — Но что ты делаешь в моей спальне?

Собака уселась на пол и окинула его дружелюбным взглядом.

— Что? — спросил Мика.

Собака подняла длинную переднюю лапу и положила ее поверх одеяла, ее крепкие когти надавили на лежавшую под одеялом руку Мики. Он услышал, как в темноте что-то негромко звякнуло — присмотревшись, Мика заметил на ошейнике собаки круглый металлический медальон. Он выбрался из-под одеяла и, усевшись на край кровати, приподнял медальон двумя пальцами, пытаясь в полумраке комнаты разглядеть, что на нем написано.

— Авен, — прочел Мика. Собака насторожила уши, узнав свое имя. — Авен? Значит, тебя зовут Авен?

Авен склонила голову набок и громко задышала, вывалив из пасти розовый язык.

— Привет, Авен, приятно познакомиться, — улыбнулся Мики.

Он потрепал шелковистые уши собаки, с удивлением открывая для себя новое незнакомое ощущение, которое испытывает человек, прикасаясь к животному. Мика вздрагивал, чувствуя под своей ладонью теплое мускулистое тело, покрытое мягкой золотистой шерстью, мальчик не мог остановиться, он все гладил и гладил собаку.

«Я ей нравлюсь, — решил Мика. — И она мне тоже».

Собака лизнула его левую руку, затем еще раз и еще, это облизывание было похоже на неторопливую ласку. Мика ощутил приятное покалывание в кончиках пальцев. Чем дольше Авен облизывала его руку, тем интенсивнее становилось покалывание — до тех пор, пока у Мики не появилось странное чувство, будто из кончиков его пальцев, прямо из-под кожи пробивается наружу что-то живое. Это движение не причиняло боли, напротив, оно было приятно. Мика осторожно отнял у собаки руку, медленно поднес к глазам и увидел, что на конце каждого пальца проклюнулись маленькие зеленые ростки, но ни крови, ни боли не было, только легкое пощипывание. Из руки Мики прорастали тонкие стебельки с острыми почками на конце, почки лопались и разворачивались в ярко-зеленые листья. Когда стебли сравнялись по длине с пальцами, они перестали расти. Мика вылез из постели и направился к окну, чтобы получше рассмотреть свою руку. Он стоял, залитый лунным светом, не замечая, что с порога комнаты за ним наблюдают родители. Аша и Дэвид проснулись, услышав, как Мика разговаривает с собакой.

— Что он делает? — шепотом спросила Аша. Она испуганно вцепилась в плечо мужа, когда Мика подошел к окну и, вытянув вперед руку с растопыренными пальцами, уставился на нее.

Мика стоял перед окном в луче молочно-белого лунного света, на его шее поблескивал металлический ошейник, глаза Мики тоже сияли.

— Он спит, — шепнул Дэвид. — Ему просто что-то приснилось, но он не выглядит испуганным. Думаю, нам лучше не трогать его. Идем, через пару минут он сам уляжется.

Аша и Дэвид на цыпочках вышли из комнаты и вернулись на свой диван. Они сидели, подперев спину подушками, и тихо перешептывались в темноте.

— Хотела бы я знать, что творится у него в голове, — сказала Аша. — Может быть, тогда я смогла бы понять, что с ним происходит. Я чувствую себя виноватой, Дэвид. Нам следовало бы проявить больше терпения.

— Да, конечно, — вздохнул Дэвид.

— Мы должны были поговорить с ним и попытаться понять, почему он это сделал.

— Да, я знаю. Но этот штраф… я просто взбесился…

— Единственное, в чем я абсолютно уверена, он действительно ничего не мог поделать с собой, — продолжила Аша. — Я видела это по его глазам. Он выглядел таким несчастным и потерянным. Мика совершенно искренне верит, что Элли жива и что директор пытался отравить его. Но почему?

— Думаю, нам нужно попросить Хелен навестить его, — сказал Дэвид, — Завтра, пока мы на работе, они смогут спокойно поговорить. Посмотрим, что она скажет. Может быть, Мика объяснит ей, почему он так поступил.

— Отличная мысль, — согласилась Аша. — Как думаешь, он уже вернулся в кровать?

— Думаю, вернулся.

— Хорошо, — вздохнула Аша. — А то мне становится так жутко, когда он начинает бродить по ночам, прямо мурашки по коже.