Агент Их Величеств, часть вторая

Глава 7

Высокие напольные часы зашипели, зажужжали и мерно, вкрадчиво пробили девять раз. Вечер, но здесь, в Верхнем Тудыме, ещё детское время: на улицах только-только начинали появляться гуляки и всё чаще стучали по брусчатке копыта лошадей запряжённых в мелькающие за окнами пролетки. Дождь холодными пальцами быстро-быстро барабанил по карнизам, но горожанам, похоже, было всё равно: дождь на улице, снег, или извержение вулкана. Главное, что горят в темноте вывески над сомнительного вида разливочными, трепещет пламя под колпаками газовых фонарей и доносится музыка из полуподвальных дыр, где играли в карты на деньги, дрались на деньги, пили на деньги, а также многое другое, о чём не говорят в приличном обществе, если таковое, конечно, ещё где-то осталось.

— Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт.

Фигаро взъерошил волосы, стукнул кулаком по столу, и хмуро уставился на болтавшийся в углу скелет.

В полумраке (горела только настольная лампа) комната — она же морг, она же стоматологический кабинет — выглядела мрачно. Не «загадочно и мрачно», а именно мрачно безо всяких дополнений: тусклый зелёный свет лампы в сорок свечей холодными бликами сверкал на изгибах хирургической стали, тошнотворного вида зубодёрных инструментах и шкафах, за стеклянными дверцами которых плавала в формалине всякая-разная анатомическая гадость, к которой следователь особо не присматривался.

— Чёрт!

Скелет, похоже, был, в целом, согласен. Будучи просто кусочками белёного дерева, коим долженствовало изображать человеческий костяк в натуральную величину, за свою жизнь он успел побыть и вешалкой для шляп, и подпоркой для дверей, и даже пугалом, так что скелету было кое-что известно о жизненных перипетиях.

Следователь покачал головой, вздохнул, ругнулся поматерно, сжал испачканными чернилами пальцами автоматическое перо, и уставился на лист бумаги, что лежал на столе, прижатый по углам потёртыми латунными зажимами для письма. Бумажный лист был уже порядком заляпан кляксами, почёркан и забрызган мелкими чернильными капельками; на нём громоздились друг на дружку овалы и круги с именами в них и путались в дикие узлы идущие от этих кругов стрелки.

«Роберт Фолт» — кричала красночернильная надпись в одном из овалов, от которого тянулись стрелки-ниточки к кружкам «Косой Рене» и «Мартин Фолт». И, конечно же, широкая стрела указующая в самый верх листа, где согбенной виселицей корёжился Большой Вопросительный Знак — таинственный колдун «господин Тренч».

Фигаро вздохнул, и обвёл вопросительный знак красным. Это не слишком помогло мозгу зацепиться, наконец, хоть за что-то в хаотичном переплетении стрелок и имён на бумаге, зато принесло некоторое нервное успокоение. Следователь подумал, и пририсовал вопросительному знаку маленький галстук-бабочку, висящую прямо в воздухе шляпу-цилиндр и усики-стрелочки. Теперь условный колдун-инкогнито выглядел куда солиднее, и Фигаро, удовлетворённо отложив в сторону автоматическое перо, встал с кресла и, шумно отдуваясь, прошёлся по комнате, заложив большие пальцы за брючный ремень.

Вслушиваясь в дробный стук дождевых капель по стеклу, Фигаро вдруг понял, до какой степени ему не хочется заниматься этим делом. Строго говоря, ему не хотелось заниматься вообще ничем; дневной запал выдохся, и теперь следователь чувствовал нечто вроде умственного похмелья.

Напольные часы, тихо прошептав себе под нос едва слышное ругательство, вызвонили четверть. Зашуршал в углу домовой, недоверчиво буравя странного колдуна глазками-бусинами, но Фигаро не обратил на домашнего духа внимания; он медленно подошёл к окну и рассеянно коснулся кончиками пальцев холодного стекла.

За окном пронеслась шумная пролетка, полная смеющихся молодых людей в одинаковых зелёных пальто и девиц в алых дождевиках; девицы делали вид, что сейчас свалятся вниз, на брусчатку (что, в общем-то, было вполне возможно — девицы слишком уж усердствовали), а зелёные дождевики с гиканьем затаскивали девиц обратно. Извозчик — коренастый пожилой мужичок в широкополой шляпе с обвисшими полями — флегматично жевал зубочистку и, похоже, дремал на ходу, грезя горячим супом, печным огнём, штофом водки и мягкой постелью.

«Где-то там, наверняка, и Юск. Днём дантист, понятно, работает, а вот вечерами, похоже, любит гульнуть… С другой стороны, а кто не любит? Может, всё дело в этом? Может, ты хандришь из-за того, что тебе не с кем просто посидеть, поговорить по душам, никуда не спеша и не думая о том, что будет завтра? С Орбом Мерлина на пальце ты совершенно отвык от одиночества, и теперь оно тяготит тебя, точно тяжёлое пальто, в которое приходится влезать после долгого жаркого лета: тут жмёт, там протёрлось, в карманах крошки, а уж сколько оно будет пахнуть шкафной пылью, нафталином и плесенью… Пальто в таких случаях, как правило, вывешивают проветриться. Так может…»

В дверь постучали, легко и нетерпеливо. Так стучат, когда точно знают, что хозяева наверняка ждут гостей: давайте, давайте, дверь нараспашку, несите полотенце и стакан, погода собачья, негоже держать на пороге доброго человека!

«Юск? Да ну, с чего бы это ему ломиться с чёрного хода? Он бы через парадную, а потом… Хотя, может, он уже накидался как плотник, и хочет пообщаться? Хм, почему бы и нет? А если это поздний посетитель? С флюсом, острой болью и вот этим всем? Да нет, чушь — такой визитёр ломанулся бы в двери под вывеской… Хрен с ним, сейчас узнаем…»

Фигаро отодвинул надёжный стальной засов, вытащил из паза цепочку, и открыл дверь.

На пороге стоял мужчина лет пятидесяти, в широкополой шляпе с пером, модном кремовом плаще и сапогах со шпорами. Чем-то посетитель напоминал мушкетера, оставившего военную службу, но не дуэли: лихо закрученные усы, бородка клинышком, волевой подбородок и глубокие карие глаза, в которых плясали весёлые чёртики. В руке у мужчины была трость — тяжёлая черная палка с набалдашником в виде львиной головы, и по тому, как поздний посетитель держал её в руке, чувствовалось, что трость — отнюдь не просто красивая игрушка, а ножны, в которых таится скрытое лезвие, или палочка-концентратор (от усача ощутимо веяло колдовством).

— Чем могу? — Следователь приподнял бровь, пытаясь сходу определить, что за заклятье висит на «мушкетёре». Это у него неожиданно получилось: заклинаний было два: «зонтик» — лёгкий кинетический купол, защищавший позднего гостя от дождя, и Фазовый Стробоскопический Щит (творение великого Ангазара, высшая школа сопромага).

— Могу я видеть почтенного господина Фигаро, следователя? — осведомился усач бархатным баритоном, растопившим, должно быть, не одно женское сердечко.

Следователь кивнул.

— Перед вами. Да вы заходите, заходите. Погода нынче дрянская… Вы к господину Юску?

— Нет, — «мушкетёр» широко улыбнулся, — я к вам.

Фигаро нахмурился.

Проблема была в том, что он знал стоявшего перед ним человека. Знал, но никак не мог вспомнить, где и когда…

— Господин следователь, — усач окинул Фигаро крайне озабоченным взглядом, — а вы не подскажете, сколько вы весите?

— Эм-м-м-м… — Брови следователя полезли на лоб. — Эм-м-м… Ну, где-то пудов шесть… наверное. Я давно не… Так, стоп. А вы с какой целью…

Вместо ответа «мушкетёр» достал из кармана маленькую баночку, быстро отвинтил жестяную крышку, и высыпал на ладонь немного белого порошка, который, ехидно ухмыльнувшись, резко сдул c ладони прямо в направлении следовательского носа.

— А‥! А-а-а! А-а-а-а-апчхи!! Как… Какого!‥ Да что вы…

— Аха-ха-ха-ха-ха, ой, не могу! Ой, держите меня семеро, я сейчас лопну! Ох, мои рёбра! Ай, ну вы и дубина, Фигаро! Ну и колода! Два раза на один и тот же… па-х-х-х-х-а-а-а-аха-ха!

— Это что, сахарная пудра?! Хм… Да, она самая… Вы что… Вы чего… Стоп. Минутку…

АРТУР?!?

— …и потом на перекладных добрался до Верхнего Тудыма. Вот такое путешествие от Столицы в вашу глушь. Почему не блиц-порталом? Потому что не хочу! Хочу ездить на лошадях! Плавать на пароходах! Летать на демонах! Кататься в прокуренных плацкартах!‥ Ладно, с плацкартами это я перегнул, пожалуй. Но! Я хочу жить, Фигаро, понимаете? Жить! Ух, как же это здорово: вновь обрести живое человеческое тело!

Артур-Зигфрид Медичи, он же Мерлин Первый, основатель Классической школы колдовства, председатель Верховного Совета Белой Башни, глава Колдовского Квадриптиха и прочая и прочая сидел в кресле напротив письменного стола, пил сок из высокого стакана, курил сигару и, оживлённо жестикулируя, без умолку болтал, точно легкомысленная вдовушка на светском рауте. Плащ колдуна сам собой приземлился на хмуро скрипнувший скелет-деревяшку, туда же, на белёную черепушку аккуратно спланировала шляпа, а на полу непонятно откуда организовалась целая кипа дорожных чемоданов: дорогих кожаных пузанов с позолоченными ручками, кодовыми механическими замочками и защитными печатями — от воров, от сглаза и от колдовского досмотра. Хотя Фигаро и так знал, что там внутри: носки, книги, кошельки с золотом, шоколадные батончики и куча запрещённой алхимии: яды, взрывчатка и немного по мелочи.

— А вы, Фигаро, отменную комнату сняли, я вам скажу! Шикарную! Просто закачаешься! И морг, и операционная, и кабинет, и спальня — класс! Беру назад всё, что я говорил о вашем вкусе, точнее, о полном отсутствии у вас такового. Я прямо как в Башне себя чувствую; всё такое родное, уютное… Вот только с освещением тут плохо. Я люблю, чтобы ярко. Сейчас… — Артур, дирижируя указательными пальцами, принялся зажигать под потолком колдовские огни, льющие мягкое сияние похожее на солнечное. — Вот. Так-то лучше. Осенью и зимой человеку не хватает, в первую очередь, света. Отсюда хандра, нервические расстройства и бледная немочь. Это во-первых. Во-вторых, человеку в такую погоду не хватает хорошей компании. Поэтому я решил направиться к вам сразу по прибытии. Ну и, разумеется, не мог же я завалиться в гости с пустыми руками! У меня тут гостинцы из Башни: вот вино — пятьсот лет выдержки, между прочим — вот консервы: мясо омаров, лосось и, кажется, какой-то осьминог, тут коробки с печеньем, а в этих жестянках табак — вы такого точно не пробовали… Ну-ка, уберите на столе… Хотя стоп, лучше я сам. — Колдун взмахнул рукавом (под плащом у Артура оказался зелёный камзол с кучей маленьких и больших кармашков; было совершенно невозможно определить, снял ли его Зигфрид-Медичи с мёртвого лесоруба, приваленного сосной, или это последний писк моды от мадам Воронцовой) и все книги и бумаги следователя, поднявшись в воздух, аккуратно сложились в стопку на полке в углу. — Да, так гораздо лучше… Ну, тащите посуду, чего ждёте? Или мне её из воздуха делать?

— И сделаете. Ничего с вами не случится, не перенапряжётесь. Вы же Мерлин Первый — чай не хвост собачий! А то я так и не понял, где Юск держит посуду. Ну, то есть, по логике, где-то на кухне, но мне сейчас вот совсем неохота её искать. Хочу выпить. Хочу курить! И не хочу никуда идти и ни о чём думать. — Следователь схватился за голову. — У меня башка раскалывается, хандра, работа эта дурацкая, и тут вы как снег на голову. Ну, нет, всё, на сегодня приём окончен. Наливайте! И объясните на милость, какого чёрта вы выглядите на пятьдесят лет? Вы что, не могли сделать себе тело двадцатилетнего?

— Мог бы. — Мерлин хлопнул пробкой, тут же соткав из пустоты пару великолепных бокалов тончайшего стекла. — Но не стал, и тому есть причины. Во-первых, — в бокалы, булькая, полилась густая, тёмная, почти чёрная жидкость — эфирный каркас тела окончательно формируется как раз к пятидесяти годам. Для колдунов это возраст расцвета. А во-вторых… Ну не чувствую я себя на двадцать, Фигаро! Не чувствую, и не хочу опять становиться безбородым хлыщом! А то будет как в той сказке… ну, вы, наверное, помните…

— Вот идёт молодой дурак, — процитировал следователь, принимая из рук Артура бокал. — Не сумел он прожить жизнь с толком, и решил начать жить сначала… М-м-м-м, а запах хорош. Это Мерло?

— Ну-у-у-у… Сложно сказать. Этот виноград, однозначно был предком нынешнего сорта Мерло, тут вы угадали. Но он давно исчез с лица земли: селекция и естественные мутации плюс изменения климата. Когда мы с вами допьём эти бутылки, то больше такого вина не будет никогда.

— Ну и шут с ним. — Фигаро пожал плечами, ещё раз понюхал вино, пригубил тёмную жидкость, покатал на языке и проглотил. — Сегодняшний день тоже никогда уже не настанет, что ж с того?‥ И да: пил я вина и получше, чем ваше пятисотлетнее. Суховато, чересчур терпкое, как по мне, да и послевкусие бледновато.

Артур захохотал.

Древний колдун трясся от хохота так, что умудрился пролить немного «уникального пятисотлетнего» себе на камзол. Он кряхтел, перхал и хрюкал, то успокаиваясь, то вновь срываясь на смех, колотил ладонью по столешнице и даже, кажется, икал.

— Мда, — сказал он, наконец, — мда. Я тут драматизирую, а он… на электричке едет… Па-ха-ха-ха!‥ Так, стоп, собраться, собраться… Всё, молчу, всё, я спокоен… Но на самом деле это хорошо, что на вас не действуют подобные вещи. Сегодня вы прониклись историей вина, а завтра уже лопаете государственную пропаганду, да так, что за ушами трещит. Правильно, Фигаро, правильно! К дьяволу все эти «последние», «уникальные» и «неповторимые» штуки! Неповторима только человеческая жизнь; всё остальное — пыль под ногами! Выпьем!

Они чокнулись и выпили. Следователь достал из банки кусок нежно-розового мяса — прямо пальцами, и отправил его себе в рот.

— Хорофо-о-о-о! Фкуфная фткуа! Куда луффе фашего фина!‥ М-м-м… Хотя, на самом деле, вино неплохое. Это я просто в винах не особо разбираюсь; мне ближе коньяк… А как вы вообще меня… А-а-а-а, точно — кольцо. Орб-то свой вы, небось, с той стороны Луны почуете… А вот признайтесь: вы в курсе, что я делаю в Верхнем Тудыме? Наводили справки?

— Представьте себе, нет. — Артур ухмыльнулся. — Не забывайте, что именно я был автором протоколов безопасности Особого Отдела. Так что нет, не рискнул. Я поступил проще: позвонил вашему куратору и попросил посвятить меня в детали вашего расследования.

— О! И что он сказал?

— Ноктус? Он сказал: «вот пускай Фигаро вас и посвящает, а вы его развеселите, потому что у него осенняя хандра». Так что валяйте, посвящайте.

— Обязательно. Но потом. Сейчас мне не до работы. Сейчас я хочу… Хочу ничего не делать! Хочу…

— Вы всегда хотите ничего не делать.

— …хочу понять, как вам так быстро удалось найти себе новое тело, в конце концов! Чуть больше года — и вот вы сидите здесь, передо мной живой, в настоящем теле!

— Го-о-о-о-ода? — Мерлин презрительно вытянул губы в трубочку и открыл одну из жестянок с табаком. — Какой, к чёрту, год. Вырастить гомункула из кусочка моей плоти — а их я в своё время спрятал в морозильниках Башни немало — это, максимум, неделя. Особенно если добавить алхимических присадок для ускорения процесса. Ну а перенос сознания в структурно неповреждённой ауре — процесс уже отработанный. Поверьте: запрыгнуть в Орб куда сложнее, чем в живое человеческое тело. Так что на всё про всё у нас с Морганой ушло, примерно, дней десять.

— Десять дней?! И где же вас черти носили всё остальное время? Чем вы занимались в Башне? Помогали Моргане спасать мир?

— Нет, Фигаро, нет. Я учился ходить. Сидеть, есть, говорить, колдовать — всё вот это вот. Видите ли, моторные навыки сами по себе не передаются нервной системе гомункула, на это нужно время. Тело приходится разнашивать, точно пару новых туфель, учить его. Даже мозг не так просто адаптировать под уже сформировавшееся сознание, поэтому мне пришлось набить эту черепушку целой кучей кортекс-имплантов… м-м-м-м… короче, такими специальными железками, которые взяли на себя ответственность за большую часть высокоуровневых когнитивных процессов. Иначе бы пришлось ждать лет десять, покуда я опять стану Мерлином Первым, а не студентом первого курса, что не в состоянии швырнуть даже простую шаровую молнию. Потом мне пришло в голову, что было бы глупо потерять тело, которое я только что заново обрёл, поэтому я напихал себе в потроха всякого разного: ну, там, кости из углеродных нанотрубок, печень с защитой от ядов, бронированное сердце и немного по мелочи… Да, я перестраховщик и всегда им был. Чем и горжусь, а кто имеет что-то против — может катиться к дьяволу.

— То есть, получается, Орб на моём пальце сейчас пуст?

— Работает в режиме ожидания. Если я снова скопычусь, то… Впрочем, вы уже видели, что в этом случае произойдёт.

— Ага, — Фигаро глубокомысленно кивнул, — вас засосёт назад в кольцо, и вы опять станете призраком. Удобно, однако. Старая проверенная уловка… Стоп, а что это у вас такое… приятно пахнет? А, табак! У меня как раз трубка вычищена, так что…

— Давайте, давайте, налетайте. Вам что, особое приглашение нужно? Это, Фигаро, табак, я вам скажу, всем табакам табак. Такого табаку даже Их Величествам пробовать не приходилось. Его выращивают на маленьком острове в Тихом океане, недалеко от восточного побережья Британских Штатов; это… м-м-м-м… семейное дело, которому — хотите верьте, хотите нет — уже почти пятьсот лет. Понюхайте эти листья! Помните их в пальцах! Попробуйте на зуб! Каково, а?!

— Так, — Следователь усмехнулся, запихивая щепоть табаку в свою старую трубку вишнёвого дерева и утаптывая ароматные листья пальцем, — а выращивает, стало быть, какой-нибудь демон. Я угадал?

— Тьфуй, ну а как же! Без вмешательства Других сил столько лет не сохранить ни вкус, ни цвет, ни аромат! Демон, конечно же, демон — старенький, но всё ещё бодрый Трансмагист, повёрнутый на садоводстве. Для него полтыщи лет — пшик, разве что наш эфирный климат раздражает старика, поэтому и пришлось выделить под его плантации целый остров вдалеке от людских поселений… Ну, что скажете?

— Бесподобно… В табаке я разбираюсь куда лучше, чем в винах, поэтому могу с уверенностью сказать, что это совершенно бесподобно… Вы знаете, я у вас, пожалуй, свистну одну банку.

— Берите пять. Я, вообще-то, их для вас привёз.

Растроганный следователь тут же полез обниматься, чем вызвал бурю возмущения со стороны Артура («…так, а ну, хватит вот это всё! А-а-а-атставить! Я нежности не люблю! Тут вам не здесь, панимаш!»). От старого колдуна пахло дорогим одеколоном, магниевой вспышкой и вокзальными чебуреками.

Откупорили вторую бутылку вина, и мир вокруг расправил плечи, переслал ссутулиться, отряхнулся, и неожиданно стал местом вполне подходящим для того, чтобы жить в нём, работать и иногда даже радоваться первым двум занятиям. Следователь, прищурившись от наслаждения, пускал дымные кольца, попыхивая трубкой, пил вино и поглядывал на Артура-Зигфрида Медичи, который, развалившись в кресле, оживлённо жестикулировал, болтая на разные отвлечённые темы. Он явно не спешил выпытывать у Фигаро подробности его текущего задания; древнему колдуну было весело и точно не хотелось думать о работе — чьей-бы то ни было.

— Кстати, — Фигаро взял из жестянки ещё щепоть табаку, — а как же госпожа Моргана? Почему не приехала с вами? Я был бы рад повидать метрессу; мы с ней в своё время приятно трепали языками.

— Фу! Вы что, не знаете, что Моргана занята?

— Да бросьте, Артур. Я вас знаю не первый день, так что не надо вот тут мне начинать вешать на уши лапшу о том, что ваша старая подруга и моя пра-пра-пра… ну и так далее чего-то там настраивает в Белой Башне, спасая мир от неминуемой гибели. Более того: я подозреваю, что Башня сама всё подкрутила и настроила в тот самый миг, когда Демон Квадриптиха отгрыз от нашей старушки-Земли добрый шмат.

— О! — Мерлин неистово захлопал в ладоши, — О! Вот это да, вот это я понимаю! В вас, как любит выражаться наш любезный друг Седрик Бруне, задребезжал разум. Именно «задребезжал» — Бруне всегда был едким старикашкой с ядовитым нутром. Даже когда ему было двадцать… Хотя о чём это я — ему и сейчас двадцать, если так подумать… Да, вы правы, Фигаро, Башня компенсировала нанесённый Демоном ущерб в автоматическом режиме. Она ещё много чего может: сбивать опасные астероиды, кометы и прочие небесные тела, прикрывает наш шарик от мощных вспышек на Солнце, следит за газовым составом атмосферы и тому подобные полезности. Их Величествам я, понятное дело, навешал на уши, да только сдаётся мне, Тузик с Фунтиком всё прекрасно поняли — не дураки. Но рисковать, пытаясь надеть на меня блокирующие вериги, они не станут — слишком уж высоки ставки. К тому же я дал обещание, что буду вести себя хорошо, хе-хе… Моргана сейчас на Дальней Хляби, мастерит с вашим давним приятелем Алистаром Метлби какую-то колдовскую хреновину. Не расспрашивайте меня, какую именно, и дело даже не в том, что хреновина эта страсть какая секретная — плевал я на секретность! — а в том, что я действительно не вникал. Что-то вроде телескопа, только в качестве линзы они с Метлби хотят использовать нашу несчастную Луну и сканировать эфир на больших глубинах. Или не эфир. Да пофиг, пусть сканируют что хотят; я Моргане теперь должен. Без неё я бы адаптировался в этом теле о-о-о-очень долго… Ну а от тех, кому я должен, я предпочитаю держаться подальше. Особенно от Морганы, а-ха-ха-ха-ха!‥ Ого, да тут икра. Красная… а вот и банка чёрной… Точно, это ж Моргана с Хляби прислала. Ну что ж, уважим гостинец! Оп! Ну, пробуйте! К чёрту масло; просто берите вот так, и на хлеб…

— А как вы вот только что открыли банку? Я тоже хочу знать такое заклятье.

— М-м-м? А, это не заклятье, это я себе такое устройство в палец запихнул. Там всякие штуки, которые режут, жгут, пилят и многое другое… Впрочем, если хотите…

— Нет-нет, спасибо, обойдусь. Я лучше открывашкой.

— Эх, Фигаро, нет в вас широты мышления. А если схватят вас злые некроманты, свяжут, да и бросят в клетку? Как выпутываться будете, если вериги на руках? Тут бы вам такой мультитул… ну, такая штуковина и пригодилась.

— Если меня поймают некроманты, — следователь облизал ложку, — то они, в первую очередь, спеленают господина Фигаро «Путами Олдриджа», сиречь невидимыми и неощутимыми силовыми лентами. И что, разрежет их ваша открывашка?

— Хм. Тут вы, пожалуй, рассуждаете логично. Ну а если простые бандиты?

— Простых бандитов я вырублю несильной молнией и сдам жандармам, на чём всё и закончится.

— Эх, — Мерлин безнадёжно махнул рукой, — не перестраховщик вы.

— Это плохо?

— Для обычного человека, может, и хорошо. Люди и так забивают себе головы удивительным количеством ерунды. А вот королевскому агенту не помешало бы быть немного параноиком. Бруне, например, когда заседал в Научной когорте, спал, обвешавшись сотней щитов и с пистолетом под подушкой. И, заметьте, до сих пор жив.

— Потому что Бруне — сам по себе ходячая паранойя. Он совершенно не позволяет себе расслабиться, и живёт в состоянии перманентного нервного тика. Знаете, мы с ним напились в дымину за день до отъезда с Хляби…

— О, поверьте, знаю.

— …и он признался, что его не берут даже самые сильные наркотизирующие препараты. Он сохраняет ясность восприятия даже под «синей пылью», а от грибов семейства псилоцибе у Бруне постоянные кошмары и паника. Как по мне — поделом старой сволочи. Но я не об этом. Сдаётся мне, что наши… кхм… перегибы характера в какой-то момент становятся… как это вы называли… патологическими, вот.

— Вы уже и длинные слова запоминаете? Ещё немного, и я начну вами гордиться, Фигаро.

— Поначалу Бруне было достаточно хранить у себя в «копилке времени» сотню лет. Но его постоянно преследовали навязчивые мысли: а если устройство Кроули сломается? А что если существует некий лимит удержания времени для одного человека? А что если… Ну, в общем, он набил себя этим самым временем под завязку — две тысячи лет! Ха! Безделица! И чем всё кончилось?

— Мы превратили его в вешалку.

— Вот! — Следователь веско поднял палец, и строго пригрозил древнему колдуну; вино Артура, возможно, и не было самым вкусным вином на свете, но здорово било в голову. — И ради чего я буду жечь себе нервы? Помните, как умер Харазин Великий?

— Обвешался целой кучей защитных заклятий, не рассчитал сил, получил эфирную контузию, свалился с лестницы и расшиб голову о ступеньку.

— Именно. Поэтому моё любимое времяпрепровождение — отдых… Кстати, об отдыхе — вы чего это там курите такое ароматное? Часом, не гашиш?

— Нет. Точнее, не совсем. Это соцветия конопли сорта «Усы Ангазара»; Моргана выращивает её в Башне в специальных световых ящиках. У старушки такое хобби; она страстный селекционер и сумела добиться крайне высокого содержания тетраги… короче, одного из основных действующих веществ в растениях каннабиса.

— Эм-м-м-м… А зачем?

— Во-первых, разумеется, в научных целях. Если я — специалист в области квазиматематики, то Моргана — биолог. Её всегда интересовало влияние эфира на живые существа, взаимосвязи «вита» и Единого Поля, ну, короче говоря, вот это всё.

— А вас разве нет?

— Меня — да, но в основном, что произойдёт, если в живое существо прилетит шаровая молния с кинетической компонентой, или тепловой луч мегаватт, эдак, в двести. В таком вот ключе. Моргана же искренне любит всё живое: рыбок, птичек, кошек… кошек, кстати, особенно. И, вот, растения… М-м-м-м, замечательный аромат! Глубокий, землистый, но с явными фруктовыми нотками… Хотите?

— Конечно. Что за глупый вопрос? Но вы не закончили отвечать. Что ещё за «научные цели»?

— Держите трубку, — Артур протянул следователю миниатюрную трубочку с очень длинным чубуком, — сейчас сами всё поймёте. Только не увлекайтесь: в том гашише, что вы иногда покуриваете активных веществ в четыре раза меньше.

— Артур?

— Агась?

— Почему я просто не могу жить спокойной сытой жизнью? Почему вокруг меня постоянно происходит какая-то глобальщина? Оно мне надо?

— Это потому, что вы у нас меченый, хе-хе-хе. Договор оставил на вас свою печать, и теперь… Ладно, ладно. Шучу. Вы делаете то, что делаете, потому что у вас глаз плотника.

— Что?

— Это Моргана как-то ляпнула, а мне понравилось. Вы как плотник, который не может спокойно пройти мимо кривого сруба, покосившегося забора, кое-как брошенных стропил. Сразу начинаете ворчать — а какой-такой козёл криворукий это наделал? А подайте-ка мне его сюда! А вот сейчас покажу, как надо! И показываете. И в какой-то момент с домовых и банников вы потихоньку переходите на мелких демонов, потом на кикимор с драконами, ну а там и до Демона Квадриптиха рукой подать. Вас раздражает неустроенность мира. И вы начинаете мостить себе как бы шалаш в лесу: окопаем от дождя, крышу погуще да поплотнее, колдовством укрепить, а тут вот яма для костра, а почему бы её камнем красиво не выложить, а дрова-то можно и в поленницу сложить, чего им кучей валяться, а ещё можно частокол изладить от волков… Туда-сюда, а там, глядишь, уже и изрядный кусок леса имеет вполне себе обжитое состояние… Это я, кстати, сейчас не ехидничаю; я эту черту в вас, Фигаро, уважаю. Вы не весь мир перекраиваете, а начинаете с ма-а-а-ахонького кусочка вокруг себя. И это правильно. А то у нас много таких: сидят по уши в помоях, и рассуждают, как они будут менять вселенную. И ведь иногда попадает же такое тело в важное кресло — подумать страшно!‥ Ладно, где там у вас… А, мы уже бутылку приговорили? Ну, давайте ещё одну откроем… Икра… креветки… лососина… Тьфуй! Хочется мяса на вертеле, да с луком, да с острым соусом…

— Дьявол вас пожуй, Артур! Я сейчас слюной захлебнусь!‥ А вы можете того… ну… наворожить шашлыку?

— Могу. Но у меня вкусно никогда не получалось; будете как подмётку жевать. Вот Моргана да, Моргана талантище в плане кулинарной трансформации. Она вам такой шашлык бы из воздуха сделала — ум бы отъели. И ведь не воспроизведёшь — тут всё на грани ощущений. Способности нужны. Особого рода способности, от головы и желудка идущие, и в неравнодушном сердце встречающиеся… В общем, жуйте хлеб с икрой… Хм… Мне вот что в голову пришло: в доме этого вашего дантиста должна быть кухня. Ну? Здраво рассуждаю?

— Должна, ясен пень… Вы что, предлагаете совершить туда вылазку? Под покровом ночной темноты?

— Фу! Вы нас сейчас прямо какими-то ворами представили! Мы оставим дантисту денег. С горкой насыплю, или я не Мерлин Первый!

— Хм… Тогда я того… Не вижу, так сказать, состава преступления… Идёмте?

— Ага. Только сейчас, дайте придумать, как подняться с этого кресла. Ноги ватные…

— Темно…

— Ага, темно. Но всё равно видно же: вот лестница, например. Мы туда не пойдём… А вот какой-то коридорчик.

— Кухня там, зуб даю.

— Хм… А почём вам знать, любезный Фигаро?

— Да потом, что оттуда запахи. Такие, что у меня сейчас желудок судорогами зайдётся. Картошка… мясо, и… ну да, капуста квашеная…

— Тогда вопросов нет; вашему носу в вопросах нахождения съестного я доверяю абсолютно. Идёмте, идёмте!‥ Тс-с-с! Аккуратнее, тут половицы скрипят!

— Тут всё скрипит. Но сейчас глухая ночь, кто на кухне-то ошиваться будет в такое время?

— Эм-м-м-м… Воры?

— Сейфы все честные граждане наверху прячут, поближе к спальням… Так, это, надо понимать, комнаты прислуги. И они пустые, колдовским чутьём чую.

— Ага, колдовским чутьём. А навесной замок на двери вам ни о чём не говорит.

— А вот это кухня… О, надо же: не заперто!‥ Слушайте, Артур, а давайте немного постоим в темноте? Послушаем, не идёт ли кто.

— Фигаро, вы — Агент Их Величеств, а я — Мерлин Первый. Ну, придёт даже если кто — что с того?

— Я не собираюсь швыряться заклятьями в честных граждан!

— Да какие заклятья, Святый Эфир вас упаси! Вас что, прислуга не знает?

— Видела пару раз, а что?

— Ну, увидят, что гость ночью на кухню лезет. Что с того? А меня представите своим приятелем, с которым вы перебрали чуток.

— Ничего себе — чуток. Всё вокруг как будто сверкает… И темнота вся в… м-м-м-м… блёсточках.

— Это затухающие импульсы в отвечающих за зрение долях… А, плевать. Действительно ведь, красиво.

— И мысли в голове такие странные: объёмные, надутые. Вот, например, чего мне в голову пришло: вы как-то рассказывали, что Квадриптих боролся с голодом, причём небезуспешно.

— Ну да, было дело. А что?

— Да не понимаю просто, как с ним бороться? Ну, с голодом? С болезнями ещё понятно, а вот голод?

— А, вы об этом… Изменили основные виды посевных культур: пшеницу, овёс там всякий… э-э-э… картошку, кажется… Да много чего. Где колдовством, где наукой. Увеличили устойчивость к болезням, паразитам, подкрутили урожайность — всякое такое… Так, вот и кухня. О! Угли в печи ещё не затухли; хороший знак…

— А я думал, что голод почти извели, потому что колдуны научились погодой управлять, и засухи извели.

— Фигаро, вы в Академии вообще учились? У вас были пары по погодному колдовству? Или, может, вам попадались учебники по климатомантии?

— М-м-м-м…

— А, может, у вас есть знакомые колдуны, что умеют управлять погодой?‥ О, глядите — картошка!

— Печёная! С грибами и мясом! А тут что, в крынке?‥ Огурцы! Солёные!

— Вы это… того… берите, а я сейчас империалов хозяевам отсыплю… Хм… Нет, империалов недостаточно, нужно ещё записку оставить… Где мой блокнот? А, вот… Так… Довожу до вашего сведенья, что я, ваш постоялец…

— Нет. Не знаю ни одного колдуна, чтобы с погодой управлялся. Вообще ни одного. И заклятий таких не видел. Странно, почему так?

— …в связи с чем приношу свои извинения и оставляю сию скромную компенсацию… Потому что, Фигаро, погода — сложная штука. Вы призовёте дождь, но никогда не сможете предсказать последствий этого, а последствия могут быть самыми разными: от засухи в соседнем уезде, до града размером с кулак тремя верстами севернее. Несколько же колдунов одновременно пытающихся изменить погоду каждый в своём уголке Королевства создадут такие климатические аномалии, что вы даже не поверите, если я расскажу вам о последствиях. Ураганы, морозы в июле, грозы, сжигающие нахрен целые деревни, цунами… Короче, никакого погодного колдовства. Запрещено.

— Но ведь дожди вызывают.

— Да, подчиняя для этих целей мелких духов. Другие на то и Другие, чтобы не дать нерадивому колдунишке разнести всё вокруг в пух и прах… Так, Фигаро, не тормозите! Берите горшок с картошкой, а я возьму огурцы…

— Ум-м-м-м-м! Слушайте, а вкусно. Действительно ведь вкусно! Это, кажется, белые грибы?

— Угу, они фамые. Форт, фкуфнотиффа! М-м-м-м-м! Где огурчики?‥ А, вот они… Слушайте, Артур, а почему мы едим стоя в коридоре?

— Хм… Знаете, интересный вопрос. Но, так или иначе, мы уже утоптали половину… Чёрт, курить-то как хочется…

— Может, в комнату?

— Да, давайте… Понять бы в какой она стороне… Вот эта лестница тут была? А мы, значит, по коридору шли, и вышли… эм-м-м… Поколдовать, что ли?

— Не надо, я помню… кажется. Вот по этому коридорчику и налево. Там будет дверь… М-м-м-м, почему же всё такое вкусное?‥

— Мне вот только что пришло в голову, что мы с вами странно выглядим стоя здесь посреди ночи без света, разговаривая шёпотом и лопая картошку с мясом прямо из горшочка. Давайте-ка понемно-о-о-о-ожку, ма-а-аленькими шажочками, на цы-ы-ы-ы-ыпочках…

— Угу, иду, иду. Только огурец доем… И вы аккуратнее, а то пол скользкий — мастика… О, а вон и дверь в нашу комнату. Виднеется.

Обволакивающая свинцовая тяжесть, искрящаяся в голове радужными фейерверками отступила, и ей на смену пришла пушистая облачная лёгкость, которая куда больше понравилась Фигаро. Следователь лежал в кресле, положив ноги на стол, попыхивал трубкой и блаженно жмурился. Ему было хорошо.

Артур, в конечном счёте, наплевавший на такую условность как мебель, просто развалился в воздухе, покачиваясь в невидимом силовом гамаке. Он курил папиросы — самые обычные «Сибирь-трастЪ» с гильзой — жевал галету, поглаживал бородку пальцами и всем своим видом излучал благодушие, что, скажем начистоту, с Мерлином Первым случалось нечасто.

— Вот теперь я, наконец, расслабился с дороги, мать-перемать… Как бы я ни любил путешествия, но, сдаётся мне, что очень скоро клоповый комфорт королевских вагонов и тарахтящие мотофургоны мне встанут поперёк горла, и я вернусь к старым добрым способам перемещения в пространстве, кои долженствуют лицу моего статуса. Колдовским, разумеется, а как же!

— Вроде блиц-коридоров? — Следователь прикрыл глаз и выпустил изо рта пару идеально круглых дымных колечек.

— П-ф-ф-ф, вот ещё! Блиц-коридор — это не про путешествия. Это транспортное заклятье для экстренных случаев, скучное как палка и такое же изящное, на самом-то деле. Там самое сложное — математика, и если у вас имеется вычислительное устройство немногим мощнее лампового арифмометра, то шанс напортачить и заслать себя куда-нибудь на Венеру становится равным нулю. Не-е-е-е-ет, путешествия — это когда ты лениво наблюдаешь из окна за проплывающим мимо ландшафтом — желательно симпатичным — пьёшь содовую из пузатой бутылки и наслаждаешься ветерком, играющим в волосах. Вот, например, в Халифате всегда были популярны летающие ковры — красота! Ну, красота же! Если зачаровать ковёр правильно, убрать к чертям инерцию, отклонить фронтальный поток воздуха и установить какую-никакую защиту по периметру — ну, чтобы не сверзиться по неосторожности вниз — то получается великолепное транспортное средство. Отменное, поверьте! У меня такой ковёр был, был и у Морганы, и я искренне считаю, что любой, кто претендует на степень магистра, должен решить Задачу Летающего Ковра. А она, поверьте, нетривиальна; там с одной аэродинамикой намучаетесь. Но самое главное то, что с ковра всё видно. Вот эти вот самые просторы, луга, реки, долы и прочие прелести, сотни раз воспетые в мерзких стишках но от этого, на удивление, на потерявшие своей привлекательности…

— …а вот это хорошо звучит, кстати. На летающем ковре я вас легко могу представить; Мерлину такой транспорт как раз подойдёт.

— …или, вот, к примеру, летающие поезда: открыл окно в купе, а за ним — облачка! М-м-м-м! Достал курицу, котлеты, бутылочку водочки, и сидишь себе, треплешься с попутчиком о высоких материях. Днём солнышко сияет — причём всегда, потому что над облаками летишь — ночью — звёзды, а ты плывёшь, плавно покачиваясь вместе с вагоном над грешной землёй… Ах, если бы вы, Фигаро, знали, какие сны снятся в таких поездах! Как в детстве.

— Стоп. — Следователь потянул из трубки, с неудовольствием понял, что та потухла, и щелчком пальцев поджёг табак заново. — Минутку. Я думал, что летающие поезда — сказка. Вроде того дракона, на котором Моргана прилетела на Последний Капитул.

— Дракон — сказка, да, а вот Воздушные Железнодорожные Пути Белой Башни — самая что ни на есть правда. Они соединяли Башню с анклавами Квадриптиха по всему миру и исправно работали много лет, до тех пор, пока Квадриптих, то есть мы, не оставил Башню на попечение кучке мелких политиканов. Воздушные поезда придумал, кстати, Бруне, так что не стоит совсем уж огульно утверждать, будто у старика всё плохо с фантазией… Ну что, Фигаро, как вы себя чувствуете?

— Знаете, замечательно. Хотя вы были правы: эта ваша травка из Башни — крепкая штука… Ух ты ж ё-моё, да ещё полуночи нет!

— Ускорение восприятия — один из своеобычных эффектов этого растения. Он, вообще-то, должен быть вам знаком… Ладно, а теперь рассказывайте, что у вас тут за дело в этой глуши. Хотя, как я погляжу, Тудым Верхний по сравнению с Тудымом Нижним чисто мегаполис: десяток крупных фабрик, два грузовых вокзала, шахты…

— Да, да, почти что Столица, осталось только подвеску провести и пару дворцов отгрохать — тогда вообще не отличить… Но вы правы: Нижний Тудым на фоне Верхнего просто затерялся бы. Это я так, ёрничаю. Инстинктивно защищаю родное гнездо. — Фигаро усмехнулся и рассеяно поскрёб затылок. — Забавно: я даже не заметил, когда Нижний Тудым стал для меня домом. Объективно я понимаю — дыра. Но чем-то мне эта дыра дорога.

— Стряпнёй Марты Бринн, вот чем. И всё же… Хотя нет, стоп. Дайте попробую угадать: это русалка? Ну скажите, что где-то здесь завелась русалка; реки и озёра вокруг Верхнего Тудыма — настоящее химическое болото… Хотя нет, стоп: русалка уже была; Ноктус повторяться бы не стал, он вас тренирует… О, это демон, так? Я угадал? Это же демон?

— Отдаю честь вашему уму, — Фигаро отвесил шутливый поклон, чуть коснувшись кончиками пальцев висков, копируя древний полузабытый жест, которым приветствовали колдунов Высокого Круга Белой Башни, — но вы не угадали. Точнее, вы попали в десятку: Ноктус прислал меня сюда проверить гипотетическую демоническую активность. Однако демона тут не обнаружилось, о чём мой куратор наверняка до сих пор жалеет — он-то надеялся посмотреть, как я себя поведу в бою с Другим такого уровня… под прикрытием Ударного Отряда, конечно… А, чёрт с ним: забейте-ка мне ещё щепотку этой вашей уникальной травки, и я расскажу вам всё в подробностях. Любопытно узнать, что скажет об этом деле Мерлин Первый.

То ли «Усы Ангазара» сделали Артура менее склочным и въедливым, чем обычно, то ли старому колдуну действительно было интересно, но слушал он внимательно, не перебивая и не вставляя обыкновенных для него едких замечаний, лишь изредка задавал уточняющие вопросы или жестом просил Фигаро приостановить рассказ для того чтобы что-то записать в маленьком чёрном блокнотике. Его даже не выводили из себя пространные описательные отступления, которые следователь по привычке вставлял в свой рассказ там и сям в самых раздражающих местах, порой полностью топя в этих самых отступлениях смысл.

Когда Фигаро, наконец, закончил свой рассказ (который, вопреки ожиданиям Артура-Зигфрида занял всего-то немногим более часа), Мерлин пыхнул трубкой, взъерошил усы, достал из кармана огромный носовой платок, трубно высморкался, и, наконец, сказал:

— Понял. Я имею в виду, понял, почему вас это дело так зацепило.

— Вот как? — тут же заинтересовался Фигаро. — И чем же, если не секрет?

— Да тем, что оно бредовое. Абсолютно. От начала и до конца. Здесь нет никакой логики и это не вызывает ничего, кроме раздражения.

— А почему вы считаете, что логики нет? Свои мысли на этот счёт я уже изложил; теперь было бы интересно послушать ваши соображения.

— Ну, смотрите, — Артур принялся загибать пальцы, — во-первых, мотив. Во-вторых, реализация. И, наконец, в-третьих, место действия. Давайте на секунду предположим, что я — таинственный колдун, которому по счастливой случайности ли, либо по великому уму посчастливилось изобрести что-нибудь эдакое. Что-то такое совершенно невероятное, новое, обещающее в перспективе стать источником фантастической прибыли. Продавать это своё изобретение я не хочу, официально регистрировать — тоже, ибо полагаю, что на этом этапе моё детище обязательно сопрут — и полагаю, надо сказать, не без причины — а в хитросплетениях Другого Кодекса разбираться мне недосуг, поелику я уже сходил к двум юристам, и один сказал, что мне за мои шалости совершенно ничего не будет, а второй напророчил двадцать лет Дальней Хляби.

— И, наконец, — продолжал Мерлин, по привычке левитируя кругами вокруг люстры, — мне пора переходить к опытам на людях. Собачки и обезьянки плохи тем, что в колдовском ремесле от них мало толку, поскольку колдовство влияет на ауру, сиречь энергетический каркас тела, а у животных он слишком уж отличается от человеческого. Что я сделаю? Припрусь ли я в довольно большой город, где есть действующий редут Инквизиции, полно жандармов, где все друг друга знают, и где сплетни распространяются со скоростью пули? Святый Эфир, нет! Я поеду куда-нибудь на Чернополынь, найму на горсть серебра толпу босяков, готовых продать душу за миску каши, поставлю на них все необходимые опыты, задокументирую результаты, внесу в свои вычисления нужные коррективы, а подопытных, ежели они прикажут долго жить, утоплю в болоте… Ну, не смотрите на меня так, я же просто теоретизирую.

— Хм… Но почему Чернополынь? Там же каторга.

— Фигаро, Фигаро, — Артур снисходительно поцокал языком, — вы со своими домовыми и Буками совершенно не знаете реалий подлинного криминального мира… Хотя, может, оно и к лучшему; вас бы там живьём сожрали… Потому Чернополынь, что преступный мир действует по тем же законам, что и так называемая правящая элита. Это надир, абсолютно повторяющий зенит; там есть свои министры и свои жандармы, своя тайная полиция и свои дипломаты. Единственная разница в том, что в криминальных кругах гораздо реже нарушают установленные правила и спрос с нарушителей там куда жёстче… И, кстати, свои услуги высшему свету я бы тоже предлагал через ребят с Чернополыни. Да-да, Фигаро, вы удивитесь, а, скорее всего, не поверите, если я вам расскажу, в какие столичные дома вхожи тамошние воры в законе. Верх и низ, Фигаро, верх и низ, решки и орлы, две стороны одной и той же монеты. Поэтому рассказ этого Фолта о том, что местный криминальный авторитет пришёл к нему с предложением сделки — полнейшая чушь.

— Вы думаете, Фолт врёт?

— Совсем не обязательно. Но вы сами говорили, что у него в башке «склейка». Под «склейкой» опытный псионик может спрятать всё, что угодно, да хоть полжизни переписать. Поэтому показаниями Роберта Фолта можно пренебречь; цена им — ноль.

— Но люди из Отдела проверяли Фолта. Наверняка они нашли бы…

— Нет, не нашли. Потому что для детального анализа содержимого головы Фолта его пришлось бы уложить в депривационную камеру и сканировать нейронные цепи то-о-о-о-оненькими пучками, детально. А это очень долго и очень опасно. Да вы и сами знаете.

— Но врождённый псионик…

— …мог бы распотрошить ему башку гораздо быстрее, да. Но сколько, по-вашему, в Отделе таких псиоников? Один? Два? В любом случае, их приёмные часы расписаны на месяцы вперёд. Ноктус прислал вас сюда ради демона, демона здесь не обнаружилось, и он тут же потерял к Фолту всякий интерес. О, я предвижу ваш вопрос: а как же псионическое вмешательство? Отвечу — да никак. Ноктус установил, что в башку к Фолту лазил обыкновенный колдун, а подобные мелочи куратора Особого Отдела не волнуют. Вот если бы это был врождённый псионик, то Ноктус наверняка устроил бы на него облаву, а так… Думаю, Фолтом будут заниматься по линии Инквизиции, что означает — не будут вообще. Как только Оливковая Ветвь узнает, что следы в эфире затёрли, они тут же отправят папочку с пометкой «Роберт Фолт» в архив к другим «висякам», где она благополучно канет в забвение. Увы, но так всё это работает, Фигаро; непойманных колдунов-преступников по земле ходит куда больше, чем пойманных.

— Да, пойманные сидят на Дальней Хляби… Ладно, допустим, в отношении Фолта вы меня убедили. Хотя я всё равно из Ноктуса всю кровь выпью, пока он не выделит для работы с этим несчастным псионика экстра-класса. Но тем не менее.

— Идём дальше. На кой ляд я по прибытии в Верхний Тудым потащусь в этот клуб для местной молодёжи? Единственное оправдание этому то, что я — чокнутый идиот, потому как вообще решил приехать в этот город, но даже его недостаточно в случае ребятишек из «Шервуда». Если вы хотите с вероятностью в железную единицу запороть какое-нибудь дело, то свяжитесь с подростками — не прогадаете. Юношеский максимализм, феерическая глупость мнящая себя гениальностью, перепады пубертатного настроения — вы не представляете, сколько прекрасных идей, заклятий и артефактов было загублено лишь потому, что они попали в руки к кучке отроков с сердцами горящими и мозгами мышиными… Эх, даже вспоминать не хочу — на слезу пробивает. Святый Эфир, демоны небесные, а также подводные, подземные и Силы Внешних Сфер, как же мне повезло — и как повезло окружающим! — что я стал полноценным колдуном уже тогда, когда мне было сильно за сорок… Но предположим, что мне за каким-то неведомым чёртом крайне необходимо проворачивать свои дела именно в Верхнем Тудыме. Что я сделаю? Ась? А ну-ка, напрягайте котелок!

— Приедете сюда как коммивояжер или страховой агент?

— Бинго! В яблочко! Видите, даже вы это поняли без труда. Конечно же, я завалюсь в этот городишко как, безусловно, уважаемый гражданин от которого остальные уважаемые граждане стремятся держаться как можно дальше… Чёрт, да я бы приехал сюда под личиной инквизитора, если бы здесь не было редута Оливковой Ветви… Ладно, хрен с ним, с моим алиби — зачем эта странная демонстрация возможностей перед сильными града сего? Ради чего? Реклама? Я бы начал с кого-то одного. Запугивание? Не так-то просто запугать инквизитора, а уж судью и того сложнее. И я бы вообще не рекомендовал запугивать городского голову, у которого наверняка есть надёжные знакомства среди личностей самого тёмного пошиба. Да, как колдун я не боюсь ножа в подворотне, но ходить, постоянно ожидая зачарованной на крови железной пули, которую в любой момент может послать мне в башку опытный и не страдающий от избытка совести снайпер… нет-нет, увольте.

— А это вообще возможно? Ну, в смысле, передать способности одного человека другому?

— А вы сами как думаете? — Колдун хитро прищурился.

— Я думаю, что да. Ну… если Другие как-то могут такое провернуть, то…

— Ну, ну, не мнитесь, Фигаро! Не мнитесь! Вы не на экзамене. Тем более что вы совершенно правы, хотя и приводите неуместный пример. Другие — да, но на то они и Другие, чтобы наплевательски относиться к законам бытия. А мы с вами люди, хоть и колдуны.

Мерлин Первый набил трубку — на этот раз обыкновенным табаком — плеснул себе в бокал немного вина, и, наконец, опустился в кресло. Фигаро пришло в голову что эта, казалось бы, совершенно обычная человеческая поза абсолютно не идёт Артуру-Зигфриду, которого следователь привык видеть парящим, летающим или закладывающим петли в воздухе. Более того: сам Артур тоже чувствовал себя явно неуютно, точно за три прошедших с его «смерти» года разучился сидеть, и теперь старому колдуну приходилось себя сдерживать, чуть ли не насильно усаживаясь в злополучное сиденье, обитое выцветшим велюром основательно потёртым на спинке.

— Мы занимались этим вопросом. — Табак в трубке Артура сам собой вспыхнул, и в воздухе поплыли уютные клубы дыма. — О, Квадриптих не собирался торговать чьими-то ворованными талантами; такие мелочи нам были без надобности. Нас интересовала проблематика передачи уникальных способностей не повреждающая ауру донора. Ну, подумайте: кому бы не захотелось стать природным псиоником? Или уникальные силы некоторых колдунов: никакая квазиматематика не объяснит, почему Моргана может создать умопомрачительный пирог с яблоками из воздуха, а мой пирог будет на вкус напоминать портянку. И, разумеется, нам хотелось иметь такой мощный инструмент в распоряжении наших медиков.

— Медиков? При чём здесь?‥

— Фигаро, вы знаете, сколько людей умирало от рака, пока алхимия не поставила на нём жирную точку? Каждый десятый. Мы способны вылечить практически любое заболевание, включая аутоиммунные. Пока нам не по зубам только заболевания генетические, психические — хотя тут мы и достигли определённого прогресса — и травмы ауры вызванные воздействиями Другого характера. Даже я благополучно помру, если мне расслоить ауру «Лезвием Монро». И Орб не поможет.

— А при чём тут…

— При том, Фигаро, что и передача талантов, и врачевание колдовских травм по сути, опираются на один и тот же механизм: копирование устойчивых структур ауры и приживление их другому человеку. Этим мы с моей Научной когортой и занимались в те далёкие времена, которые даже я сейчас воспринимаю как лохматую древность. И, предвосхищая ваш вопрос, мы потерпели неудачу.

— Да ладно. — Следователь недоверчиво прищурился и, протянув руку к бутылке, второй рукой опрокинул бокал в рот. — Вот прямо вообще ничего не получилось? Совсем?

— Получилось наполовину. Но, как совершенно справедливо заметила Моргана, нельзя забеременеть немножко. Мы разработали процедуру, позволяющую извлекать из эфирного каркаса донора нужный нам кусок не повреждая ни его, ни ауру, но только единожды. Донор оставался жив, но лишался… чего-то. Пекарь забывал, как печь хлеб, борец становился просто горой мышц без какой-либо сноровки, а колдун переставал быть колдуном. А вот засунуть извлечённый таким образом фрагмент ауры в кого-либо другого у нас уже не получилось. Мы сошлись на том, что это возможно теоретически, но эксперимент решили прикрыть.

— Почему?

— Потому что некоторые из Когорты хотели использовать созданное нами устройство для того, чтобы лишать колдунов их способностей. Наверняка и навсегда. Ничего себе наказание, а? Мы с Морганой подумали-подумали, и решили, что нам совершенно не улыбается однажды утром проснуться и понять, что пришло время переквалифицироваться в управдомы. Поэтому я собрал все наши наработки и закопал их вместе с прототипом к хренам собачьим в таких дебрях, где и сам чёрт не нашёл бы, не говоря уже о ком-то из моих заклятых друзей.

— Хм… А мог кто-то… Ну, найти этот ваш прибор… случайно?

— Нет, — отрезал Мерлин, — не мог. Я там всё защитил по высшему разряду, отвёл глаза всем, от человека до пронырливого Другого, и заминировал сам чемоданчик. К тому же, если здесь, в Верхнем Тудыме, и работает некое устройство, похищающее у людей их способности, то оно явно не имеет отношения к разработке Квадриптиха по одной простой причине: она не работала. Ломать ломала, но строить не умела.

— И что, у кого-то получилось то, чего не вышло у Научной когорты Мерлина Первого? — Следователь иронично изогнул бровь. — Да ладно вам.

— Я уже говорил вам, — Артур театрально закатил глаза, — что не стоит недооценивать всю силу, внезапность и дурость эмпирических открытий. Устройство могли изобрести заново — совершенно случайно. К тому же, вы не берёте в расчёт ещё одну возможность. Догадываетесь, какую?

Фигаро думал секунд двадцать.

— Другой? Сильный демон, от первой категории и выше? Вроде Розового Арлекина в Серебряной Пагоде?

— Вот именно. Обнаружить такое существо тяжело, ещё сложнее его локализовать, а уж прижучить так и подавно работа не для колдуна средней руки.

— Да я, собственно, и не претендовал…

— Я имею в виду не вас, Фигаро. У вас-то как раз получилось скрутить в бараний рог Арлекина — демона, за которого и я бы взялся, только двадцать раз продумав все возможные последствия. Я просто подвожу вас к несложной мысли: если здесь замешан демон, то Особый Отдел его профукал.

— Но вы не думаете, что это демон, верно?

— Нет, не думаю. — Артур довольно хихикнул. — Такая огромная свалка тупости и всевозможных несуразиц однозначно указывает на деяния представителей рода людского. Поэтому завтра мы с вами возьмёмся за это расследование в четыре руки, и закончим его раньше, чем солнце в следующий раз коснётся горизонта, не будь я Мерлин Первый!‥ Что? Чего? Почему вы ржёте как конь?

— Да мне просто пришло в голову… Аха-ха-ха-ха! Пришло в голову… Ой, не могу, ах-ха-ха-ха-ха!‥ Я тут подумал, что совсем недавно Мерлин Первый, Глава и Основатель Колдовского Квадриптиха, создатель Белой Башни и основоположник Классической школы колдовства, а также его верный спутник… па-ха-ха-ха… верный спутник Александр Фигаро, Агент Их Величеств, совершили воистину эпический подвиг, достойный живописания в балладах, полотнах, и этих… как их… в камне, короче… аха-ха-ха-ха… Сии два могущественных колдуна и просто отважных мужа через невысказанные опасности и невероятные трудности, терпя лишения и обрушивая на головы вразей все силы небесные, проникли на кухню провинциального дантиста и свистнули оттуда горшочек с картошкой и немного огурцов… А-а-а-а-а, я больше не могу смеяться, живот болит…

— Ну вот только не надо этого «свистнули»! Что значит, «свистнули»?! За всё уплачено с лихвой… Но я понимаю, о чём вы. Давайте завтра, всё же, извинимся перед уважаемым дантистом. Или хотя бы перед прислугой, которая стряпала всё это добро на утро.

— Да, хорошая мысль. — Фигаро, всё ещё перхая, достал из кармана носовой платок и трубно высморкался. — Пф-ф-ф-ф, ну и ночка, чудны дела твои, Эфир Горний… И всё же, я не понимаю, почему вы так уверены в том, что завтра мы покончим с этим делом. Вы вообще с какой стороны намерены за него браться?

— А с какой стороны взялись бы за него вы? При условии, что вас ну совершенно ничего бы не сдерживало, и вы имели бы право буквально разобрать этот городишко по кирпичику?

— Эм-м-м-м… Ну, я бы, разумеется, тщательно обыскал клуб «Шервуд». Думаю, там мы нашли бы ответы если не на все, то на многие из тех вопросов, что не дают покоя вашему покорному слуге. Вот только сделать этого я не могу; под такое Ноктус мне легенду кроить не станет.

— Вот. — Мерлин довольно потёр горбинку на носу, и воспарил над креслом (похоже, старый колдун делал это совершенно непроизвольно, и даже не особо замечая). — Именно этим вы завтра и займёмся.

— Вы собираетесь вломиться в «Шервуд» паля во все стороны шаровыми молниями? Ноктус не поймёт.

— Эх, было бы здорово, — Артур мечтательно прищурился, — это дело я люблю. Давно я никуда не вламывался, вышибая двери. Сжечь там всё к чертям, устроить обмочившимся от страха отрокам допрос с пристрастием… м-м-м-м, красота! Но нет, мы не будем нарушать общественный порядок, и портить имущество. Ваш покорный слуга просто устроит этому зданию глубокое эфирное сканирование. Обойдём их защиту, проникнем внутрь, поглядим, что там к чему, и, может, даже устроим поверхностный когнитивный анализ — ну, так, по верхам, чтобы никто не заподозрил псионического вмешательства. Да, да, Фигаро, я тоже умею действовать тонко, и не делайте такие глаза. Хотя вы правы в том смысле, что предпочтение я отдаю другим методам. Хорошая потасовка с взрывами, молниями и кинетическими ударниками успокаивает дух и настраивает на созерцательный лад… В общем, вытащим завтра с утра этого колдуна инкогнито и поговорим с ним по душам…