Афганский рубеж 4

Глава 28

Двигатели запущены. Показания приборов в норме. Все экипажи, поочерёдно мигнув фарами, подтвердили готовность к взлёту.

Вот только руководитель полётами не даёт условной команды на взлёт. Ещё не время, а хронометраж в операции — важная вещь. Всё должно быть выполнено в срок — не раньше, и не позже.

Ручка управления продолжала слегка вздрагивать в такт покачиванию вертолёта. Стрелки на приборах застыли на расчётных параметрах, а величественное солнце продолжало подъём над долиной.

— 102-й, режим 12, — дал команду руководитель полётами.

— Понял, — ответил я. — Внимание, приготовились! Паашли!

Плавно отделил вертолёт от поверхности площадки. Ми-24 слегка вздрогнул, но послушно завис над поверхностью. Я аккуратно отклонил ручку управления от себя. Вертолёт пошёл в разгон. Справа от меня Винокура повторил за мной, продолжая держаться на установленном интервале.

Мы набирали скорость, поднимая клубы пыли воздушным потоком винтов. Стрелка указателя скорости прошла отметку в 120 км/ч, и я начал отворот влево. В процессе разворота уже было заметно, как разгоняется основная группа вертолётов. И чем дальше мы отходили от Шахджоя, тем наша стая становилась всё многочисленнее.

А в эфире невозможно было и слово вставить.

— 917-й, на боевом.

— 465-й, сброс!

— 315-й, слева «сварка» работает.

С помехами, но были слышны доклады экипажей штурмовиков и бомбардировщиков, которые заканчивали обрабатывать районы высадки. А мы только начинали маршрут.

— 102-й, прошёл исходный, — доложил я, как только мы парой пересекли трассу на Кандагар.

По дороге шли колонны техники, торопясь в районы рассредоточения. Интенсивность движения такая, будто это МКАД, а не транспортная магистраль в Афганистане.

Чем ближе к району высадки, тем приходиться всё ближе быть к земле. Задатчик опасной высоты пришлось слегка снизить. А то установленных 15 метров было уже слишком много. Постоянно выдавался сигнал о снижении за эту отметку.

— 102-й, рубеж 1, — произвёл я доклад в эфир, когда мы с Винокурой пролетели рядом с озером Абу-Мукур.

Разрывы снарядов и гранат следовали с пугающей частотой. Я отметил, как земля на склонах вздымалась от ударов, осколки камней разлетелись во все стороны, а тучи пыли заслоняли видимость.

Равнина провинции Заболь простиралась вокруг — сухая, выжженная солнцем, с редкими кустарниками, которые цеплялись за жизнь. Узкие арыки пересекали местность, уходя к далёким кишлакам. На горизонте пейзаж завершался цепью гор, обрамлённых лёгкой дымкой.

— Понял 101-й, группой рубеж 2, — услышал я в эфире знакомый позывной от ретранслятора.

Веленов, как командир, возглавил одну из групп высадки.

— Саныч, прошли третий поворотный, — сказал мне Кеша, когда мы пролетели над очередной сопкой.

Я доложил в эфир и постарался высмотреть позади нас основную группу. Пока местность ещё была более равнинной, боевой порядок Ми-8 и Ми-24 можно было разглядеть в зеркале заднего вида.

Выстроившись «колонной пар», вся группа напоминала разбухшую гусеницу, лениво следующую над сопками долины. Чем ближе мы будем у района высадки, тем больше мы с Винокурой будем удаляться. Наша с ним задача — «подготовить» площадку для Ми-8.

— Прошли Джанихейль. Скорость 260, — даёт мне подсказку Кеша.

— 125-й, «прибор» 260, — дал я команду ведомому, и мы начали ускоряться.

Дым и клубы пыли, поднятые от разрывов снарядов и ракет, становились всё плотнее. Уже не так хорошо можно разглядеть горы в нескольких километрах на Восток.

Выше 10 метров над рельефом уже не поднимаемся. Можно попасть в зону поражения ракет. Да, местность зачистили, но предосторожность не помешает.

Но тут вступает в работу уже инстинкты. Разум понимает, что ты летишь над землёй, а глазами тебе кажется, что едешь. Можно разглядеть каждую трещину на скалах и высохшей земле.

— 102-й, рубеж 5. Наблюдаю площадку, — доложил я, переключая на панели выбор вооружения.

— Понял, 102-й, — услышал я довольный голос с Ан-26.

Если настроение у командования хорошее, значит, всё идёт по графику. В эфире неслышно какой-то паники или сложностей, которые могли возникнуть у других групп.

Приближаемся к ровной площадке, которую уже достаточно сегодня перепахали снаряды и бомбы наших смежников.

— Заходим. Внимание, отстрел, — скомандовал я, чтобы Кеша начал выпуск ловушек.

Проходим над площадкой, но никакого движения. Расходимся с Винокурой в стороны, чтобы охватить большую территорию, но держим друг друга на виду.

Сначала показалось, что на одном из склонов кто-то вскинул вверх оружие. Но это оказалась птица, от которой пришлось увернуться.

— 102-й, готово, — произнёс я в эфир, и постепенно начали появляться вертолёты с десантом.

Каждый из Ми-8 заходил на площадку, поднимая пылевую завесу. Быстро высаживал десант и уходил на обратный маршрут.

— Подвинься! Не сяду, — подстёгивал подчинённого капитан Бойцов, который был ведущим во второй паре.

Его ведомым был один из бригады «Ух!» — товарищ Максудов. За этим парнем нужно следить не меньше, чем за Гавриковым.

Только первая пара пошла в набор, я увидел, что ведомый слишком размазывает разворот. Ещё и высоту занял ту, на которой кружится над районом высадки моя пара. Прямо-таки наводится в переднюю полусферу на меня!

— Командир, в нас летит, — запереживал Кеша и поспешил меня предупредить.

— 123-й, от себя ручку и влево. Разойдёмся правыми бортами, — дал я понять парню, что вижу его.

— Понял. Выполнил, — быстро ответил командир отставшего Ми-8.

Не прошло и пары секунд, как опасность столкновения была ликвидирована.

— Работают! Плотно! Не могу! — прорвался в эфир чей-то громкий голос.

— 701-й, доложи, что там? — вышел в эфир с ретранслятора руководитель операции.

Но иной информации так и не последовало. С борта Ан-26 продолжали периодически запрашивать, но в ответ только тишина.

Тем временем, свою работу мы заканчивали. С высоты было видно, как спецназ начал занимать позиции и распределяться на господствующей высоте 2348.

— А куда⁈ Куда ещё раз?

В эфире продолжался какой-то беспредел. Ответов руководителю операции никаких не последовало. Только бульканье, свист и непонятные «жёваные» фразы.

— Командир, не к добру, — произнёс Кеша, когда мы выполнили очередной вираж.

Я прошёлся над позициями наших пассажиров и слегка «помахал» крылом.

— Не каркай. Пока ничего не ясно.

Обратный путь на аэродром превратился в череду вздрагиваний моего оператора. Да и мне было не по себе от поступающих докладов на борт Ан-26. Начиналось всё гораздо радужнее.

— 715-й, по мне работают. Атакую.

— Понял, 715-й.

— Не вижу! Откуда атака? — другой экипаж ворвался в эфир.

— Слева-слева…

— Запретил! Оставить высадку. Всех назад, — громко скомандовал командующий, которого я впервые сегодня услышал.

Если уж он вышел в эфир, там что-то явно не то.

— Кого сбили? Доложите 715-й, — продолжались выяснения в эфире. — 715-й, на связь.

В эфире какие-то помехи. Так и не разобрать, что ответили ретранслятору.

— 715-й! — сурово в эфир запросил командующий.

Но только через минуту на борт ретранслятора поступил доклад.

— 726-й, ответил. 715-й сбит. Сгорел.

— Вас понял, 726-й. Понял, — на выдохе ответил командующий.

Даже у меня от такой новости на душе неспокойно. А среди моих подчинённых наверняка есть те, кого мороз проберёт по коже.

— 102-й, 105-му, — запросил меня Ломов, шедший вначале замыкающим группы по обратному маршруту.

— Все работаем на приём, — сразу ответил я.

Пока командование выясняет обстоятельства, мешаться своими разговорами не стоит. Если понадобится, то нас вызовут.

Только подлетев к Шахджою, в эфире появилась ясность. Командование полной информацией о произошедшем не располагает. Оттого и запросы продолжались почти до самой нашей посадки. Никто из моей группы даже разрешение на заход на площадку не запросил. В таком молчании и выполнили посадки.

— Командир, может к повтору подготовимся? — спросил у меня Кеша, когда мы приступили к выключению.

— Разумеется готовимся. Особенно морально.

Только винты остановились, я бросил взгляд в сторону границы. Судьба товарищей меня волновала. А вот натекающая облачность ещё больше не давала покоя.

Я вылез из кабины и попросил Гаврикова поторопиться.

— Понял, командир, — быстро проговорил младший сержант и уже побежал к заправщику за пистолетом.

Осмотрев стоянку, я увидел, что все техники ускорились. Капитан Моряк, употребляя «прекрасные» и «духоподъёмные» слова, подгонял личный состав.

— Сан Саныч, указания будут? — подбежал ко мне Моряк, пока я снимал снаряжение и укладывал его на сиденье.

— Ещё по два блока С-8 на Ми-24. Надеюсь, что не пригодятся, — ответил я, и капитан быстро кивнул мне.

Через несколько минут уже был на ЦБУ и слушал радиообмен, который был в эфире у сухопутных подразделений.

— Рубин-2, ведём огневой бой. Ведём огневой бой, — несколько лениво говорил в эфир командир одного из подразделений.

— Рубин-1, накрывают со склонов. Отойти не могу. Занял круговую, — не менее спокойно говорил ещё один командир.

«Рубин» — позывной не Липкина и не одного из его подчинённых командиров. Его заместитель, что-то быстро записывающий в блокнот, увидев меня, показал большой палец. Значит, с Петровичем всё нормально. Тогда кто такой «Рубин»?

— Сан Саныч, пока располагайся. Тут такое сейчас было. Я давно таких душераздирающих речей не слышал, — показал мне на стул старший штурман моего полка.

Я быстро доложил ему о вылете. Впрочем, он и так всё уже знал. Штурман подошёл к телефону и позвонил в Кандагар.

— Все. Нет, воздействия не было. Да, передам, — ответил он и повесил трубку.

Старший штурман взъерошил волосы и глубоко вздохнул.

— Веленов поблагодарил за работу, но сейчас не может говорить. Думают, как выкручиваться.

— Так что случилось? Я слышал об одной потере в эфире.

Штурман покачал головой и довёл до меня печальную правду.

Оказывается, высадка второй группы была начата под шквальным огнём духов. Площадка, как оказалась, была в самом центре скопления душманов, которые организовали засаду. Плюс, с территории Пакистана началась атака.

— Четыре первых вертолёта были подбиты и сели на площадке. По докладу командира группы, десантироваться пехоте удалось, но и экипажу пришлось остаться с ними. В итоге они в окружении. 50 человек против… да хрен знает сколько их там этих бородачей, — отмахнулся штурман. — И два вертолёта прикрытия были сбиты.

Почему-то мне сразу в голову пришло, в каком месте была эта высадка.

— Перевал Харбакай, я прав?

— Да. Ума не приложу, что пошло не так. Ведь мы и разведка проверяли местность. Куда они там сели, мне непонятно.

— Там погода ухудшается. Что командование думает?

— Да ничего пока не думает, — развёл руками штурман и подозвал меня к карте. — Я им предлагал твой вариант — пойти через ущелье, но там погода начала портиться. Веленов рисковать не хочет.

— Артиллерия? — спросил один из офицеров с командного пункта ВВС армии.

— Если бы могла, уже бы ударили. Значит, они в непосредственном контакте. Ударят «боги войны» и зацепят своих, — высказался я.

Даже смотря беглым взглядом на карту, становится понятно, что у парней положение критическое.

— Я, Рубин-1, ранен. У меня пятеро «300». Не могу отойти, — звучал доклад командира группы из динамика.

Штурман объяснил, что Рубин-1 и Рубин-2 — две группы, которые сейчас дерутся в окружении. Понятно, что нужно уже принимать решение как выручать, но тогда есть риск нарушить весь ход операции. Так что командованию не позавидуешь.

Зазвонил самый важный из телефонов, стоящих на ЦБУ. Он был предназначен для связи с командным пунктом в Кандагаре. И на нём сейчас очень большие начальники находятся.

Трубку снял старший штурман полка.

— Майор Клюковкин? Так точно. Передаю, — ответил он и протянул мне трубку. — Зам командующего, — шепнул штурман.

Вот это поворот! Недавно с ним беседовал по разбору комиссии. Странно, что лично мне позвонил генерал.

— Майор Клюковкин, слушаю.

— Генерал-майор Васин. Узнали? Тогда не будем медлить, раз узнали, — сам ответил на свой вопрос заместитель командующего. — У меня к вам один вопрос — к вылету готовы?

— Так точно.

— Тогда слушайте боевой приказ…