Афганский рубеж 4

Глава 25

Приглушённый свет приборов в кабине начал сливаться в одно красное пятно. Дыхание и сердцебиение участились. Эффект растягивания времени был налицо. Будто кто-то мне дал время на раздумье, но такого быть не может.

— Вниз! — громко произнёс я, и буквально «толкнул» ручку управления от себя.

Вертолёт опустил нос, и мы резко спикировали. Землю разглядеть сложно, но если не маневрировать, то шансов не будет совсем.

— Я ушёл вправо! По тебе работают, — громко крикнул в эфир Ломов.

Только вертолёт «клюнул» вниз, как я разглядел в свете луны очертание сопки под собой. Ручку управления тут же отклонил влево, уходя от столкновения.

— Отстрел, — проговорил в этот момент Кеша, выпуская ловушки.

И тут же над нами произошёл взрыв. Вертолёт изрядно тряхнуло. Но и это ещё не всё.

Вокруг кромешная тьма. Сложно просматриваются очертания рельефа и скал по левому борту. Вот-вот и зацепим. Но вновь вертолёт встряхивает.

— Ещё взрыв! Вон какая дорожка, командир, — привлекает моё внимание Кеша к чему-то «очень» интересному.

Спутный след от пролетевшей ракеты был виден справа. Куда ушла ракета, мне совсем непонятно. Да и неважно это, поскольку рвануло ещё раз над головой.

Яркая вспышка заставила слегка сощуриться, но это было не единственное неудобство в эту секунду. В очередной раз я резко ушёл в сторону от столкновения с сопкой, а затем вынырнул из ущелья.

— 102-й, наблюдаю вас. Готов к работе, — доложил Ломов.

Я оценил размер цели перед собой. Тут куда ни целься, однозначно попадёшь. НАРы уже готовы к применению. Выполнять удар с пикирования нельзя.

— Атакуем с «горки». Прибор 260, — скомандовал я, разгоняя вертолёт в паре десятков метров от земли.

— Понял. Разгон, — ответил Ломов.

Расстояние между нами увеличилось. Кеша, похлеще бортовой вычислительной машины, отсчитывал примерное расстояние до выполнения «горки».

— Доворот 5°, — корректировал меня Кеша.

Скорость на указателе уже за отметкой 260 км/ч. Точка начала ввода в кабрирование всё ближе, а «пунктиры» пулемётов рассекают ночное небо всё чаще.

— Внимание! Манёвр, — громко сказал Кеша, и я энергично отклонил ручку управления на себя.

Нос начал быстро задираться. К креслу слегка прижало, а голову отбросило назад. Несколько мгновений и авиагоризонт подошёл к отметке 25° на угле кабрирования.

— Пуск! Влево ухожу, — произнёс я.

Вертолёт слегка качнулся вправо и влево. Ракеты устремились к цели, но и нам нужно уходить.

Начинаю разворот и тут же пикирую вниз. Указатель скорости начал показывать неустойчивые показания. Кеша занервничал.

— Скорость! Скорость, командир, — выдавливал из себя Петров, пока вертолёт входил в разворот и начал пикировать.

— Всё в норме, — успокоил я оператора, когда мы выровнялись после пикирования.

Слева от себя увидел, как пронёсся Ломов. Слишком близко он подошёл к цели.

— Вижу разрывы! Вижу цель! Пуск, — доложил он и выпустил по лагерю залп С-8.

За контроль результата в нашем экипаже отвечал Липкин, так что я ждал его доклада.

— Кучно! Хорошо попали, — произнёс по внутренней связи Пётр Петрович, пока я прикрывал ведомого.

Выполнили ещё одну атаку, чтобы полностью опустошить наши блоки. Языки пламени были повсюду. От взрывов опрокидывало машины, которые пытались уйти из лагеря.

Всё вокруг взрывалось так, что звук было слышно сквозь шум двигателей. Даже плотно надетый шлемофон пропускал этот грохот.

— Тряхнуло, — произнёс Виктор Викторович, когда выходил из второй атаки.

— Борт порядок? — запросил я.

— Порядок, — ответил Ломов.

Более оставаться здесь было нельзя. Один раз от ракеты ушли, но второго шанса могут не дать.

Только вышли из ущелья, как на глаза попались несколько машин, стремящихся как можно скорее уйти по просёлочной дороге. Есть возможность отработать и по ним.

— 105-й, работаем «сигарами», — дал я команду.

— Понял.

— Один заход выполняем и уходим, — уточнил я.

Начинаем сближаться. Кеша наводится на цель, а Ломов в эфир уже чуть ли не кричит, что готов стрелять. Так быстро он прицелиться бы не смог.

— Марка на цели. Дальность 5, — доложил Петров.

— Приготовиться! Пуск!

Ракета с глухим звуков вышла из направляющей и устремилась к цели. Несколько секунд и произошёл взрыв. Первая машина в этой колонне уничтожена.

Пока я выходил из атаки, следил за Ломовым, прикрывая его. Только он отработал, я вывел вертолёт напрямую, и мы продолжили полёт в сторону Шахджоя.

— Теперь уже точно летим в пункт постоянной дислокации, — произнёс я по внутренней связи, утирая пот с кончика носа.

— Завтра нужно слетать на контроль результата. Либо группу высылать. Улов знатный! — довольным голосом ответил Липкин.

Он протиснул голову в мою кабину и подсветил карту. Ему нужно было моё подтверждение в каком месте мы накрыли лагерь духов.

— На выходе из ущелья. Вот здесь, — указал я на карте.

— Понял. Отметил. Ещё раз спасибо, Саныч. Ещё и за уход от ракеты. Я думал, что пора молиться, — ответил по внутренней связи Липкин, тяжело выдыхая.

— А ты умеешь, Петрович? — спросил Кеша.

Пётр промолчал.

— В окопах атеистов нет, верно? — сказал я.

— Не поспоришь.

Сколько уже раз убеждаюсь, что на войне без веры нельзя.

— Сан Саныч, одной верой сыт не будешь, — вновь заговорил о еде Кеша.

— У тебя день непродуктивный, если ты не съешь достаточно продуктов. Правильно, Иннокентий? — спросил я.

— Ну я правда есть хочу, — расстроено произнёс Кеша.

Дело уже сделано, но надо ещё перевалить за хребет Сургар. Продолжаем полёт и не прекращаем смотреть по сторонам. Я посмеялся над очередным требованием Кеши его покормить. Липкин ещё пару минут шутил над Петровым, но его шуткам пришёл конец.

В этот момент на проходе рядом с кишлаком Нава, я усмотрел какое-то пятно. Оно начало двигаться к нам, а потом резко изменило направление. Ещё несколько секунд, и световое пятно стало маневрировать.

Да и возле кишлака под горой, какое-то странное не то свечение, не то вспышки.

— Этот кишлак давно разрушен. Тут мирных нет, — произнёс Кеша.

— Наблюдаю, Саныч. Справа под 90°, — доложил Липкин. — Отработаем?

Я быстро осмотрел местность. Есть у меня сомнения. Уж слишком явно машина сначала ехала в нашу сторону, а потом свернула к ущелью. Как раз между двумя хребтами.

— Оставим. В ущелье уже не догоним, — произнёс я.

— 102-й, наблюдаю цель, — прозвучал в эфире голос Ломова.

— 105-й, следуем на Коверкот, — повторил я, но, повернув голову, увидел, что Виктор отворачивает.

— Цель вижу. Готов к работе, — продолжил Ломов.

Только я собирался сказать что-нибудь погрубее в эфир, как с земли потянулся пунктир «сварки».

— Слева работают, — произнёс я в эфир, резко развернув вертолёт.

Пушка уже готова к бою. Направил Ми-24 на место стрельбы и выпустил очередь снарядов. Вертолёт слегка подбросило под действием отдачи.

Снаряды устремились к цели. Секунда, и произошёл взрыв. Столб пламени поднялся вверх.

— Назад! Запретил! — дал я команду Ломову, но ему было уже не вырваться.

Справа сверкнула вспышка, и в ночное небо устремилась ракета.

— Справа ракета! — произнёс я в эфир, но как тут уйдёшь.

Я быстро прицелился и пустил очередь из пушки по месту старта ракеты. Пока на земле в воздух поднимался огонь, я продолжал наблюдать след от выпущенной ракеты. Небо озарили три вспышки, одна ярче другой.

Вот он пресловутый «Старстрик»!

Вижу, как вертолёт Ломова начал вилять из стороны в сторону, снижаясь к земле. С правой стороны заметил, как что-то ярко засветилось.

— Пожар правого двигателя! — возвестила о попадании «девушка РИта».

— 105-й, вижу огонь справа, — сказал я в эфир и начал пристраиваться к неповреждённой стороне.

Если и сюда прилетит, то шансов спастись будет крайне мало у экипажа.

— Затушил, — доложил Ломов.

20 километров, отделяющие нас от Шахджоя, теперь превращаются в опасное мероприятие. Дотянуть на одном двигателе ночью не так-то просто.

Пока не было мыслей в голове о наказании Ломова. Сядем и будем разбираться.

— Ловушка была, Саныч, — сказал про внутренней связи Липкин, который сам первоначально предлагал пойти за машиной.

— Петрович, ты извини, но пока не до тебя сейчас, — объяснил я, смотря на вертолёт Ломова.

Прямого попадания ракеты не случилось. Однако взрыва рядом хватило, чтобы поражающие элементы повредили двигатель. Главное, чтобы и второй не встал.

— Не молчи, 105-й. Что у тебя происходит? — запросил я.

— Температура и обороты винта норма. Держаться на уровне 95%.

— Не проваливай их ниже 92%. Рядом с дорогой на Кандагар сбросишь подвески. Готов?

Мы ещё не совсем вышли из-за хребта, но уже видна серая ленточка дороги Кандагар — Газни. Здесь и можно Ломову облегчить вертолёт.

— Сбросил, — доложил Виктор.

— Коверкот, я 102-й. Команду техпомощи и пожарку к посадке. Фельдшера предупредите. По 105-му попали, — сказал я в эфир.

— Принято, — ответил руководитель полётами, но на заднем фоне было слышно, сколько человек у него запрашивает обстановку.

— И полосу подготовьте. По-самолётному будет садиться, — добавил я.

Полоса в Шахджое не бетонная, а сложена из плит К-1Д. Длина 700 метров, но для посадки Ми-24 с пробегом хватит. Главное, чтобы её порог обозначили.

Не прошло и пары минут, как РП уже доложил о готовности полосы.

— Торец подсвечен автомобилями. Светят навстречу.

— Понял. Скорость 105-й? — запросил я у Ломова, заметив, что начинаю его обгонять.

— 150… нет, 140. Уже 130.

До полосы ещё километров 10. Уже видны огни гарнизона, но похоже, что дотянуть будет Ломову сложно.

Проблема в том, что вокруг сопки. Единственная ровная площадка — сам аэродром.

— В горизонте не можешь лететь?

— Могу, но не совсем. Болтает.

— Держи ровно. Дотянем до полосы. Шасси контроль. Торец наблюдаешь? — спросил я.

— Выпущены, три зелёные горят. Полосу вижу.

Скорость у Ломова начинает падать. Сейчас она не больше чем 110 км/ч. На такой скорости он может изменить курс не более чем на 70°.

— Плавно поворачиваем. Следи за оборотами. Не проваливай их, — спокойно сказал я, следуя за Виктором слева.

— 102-й, вашу пару наблюдаю, — доложил руководитель полётами.

— Понял. Ветер?

— Штиль. Разрешил посадку.

— Выполняем.

Ломов начал снижаться. Скорость уже 90 км/ч.

— Полосу вижу. Сажусь, — произнёс Ломов.

В его голосе чувствовалось напряжение, но теперь шансов гораздо больше.

— На основные садись и ручку от себя. Шаг вниз, — подсказал я Виктору.

— Понял.

В эфире оператор Ми-24 Ломова начал отсчитывать высоту. Его вертолёт снижается. Уже почти коснулся полосы. Прошёл торец. Ещё немного.

— Касание, — подсказал я.

Вертолёт Ломова прокатился вперёд и остановился.

— Посадка. Двигатели выключил, — доложил Виктор.

— Покинуть вертолёт, — скомандовал руководитель полётами в тот момент, когда мы начали заходить на посадку.

Пока мы выключали двигатели, к вертолёту Ломова уже спешили техники и спецтранспорт. С одной стороны нужно на старлея злиться и «всыпать» как следует. С другой — в сложной обстановке справился. Правда завтра же отправлю на дорогу, чтобы доставал блоки, которые сбросил.

Пока я вылез из кабины, уже прибыла большая делегация с ЦБУ. Полковника Углова среди них не было.

— Сан Саныч, бесподобный вылет! Накрыли осиное гнездо, — жал мне руку заместитель Липкина, который ещё не вылез из грузовой кабины.

— Не то слово. Улей просто разворотили, — ответил я.

Настроение было не самым хорошим. Мне уже было ясно, что последует за разбором боевого вылета. Поблагодарив техников, я направился к повреждённому вертолёту.

Когда я подошёл ближе, мне стало совсем тоскливо. Правый двигатель разворотило по полной. Повредили главный редуктор, а жидкости продолжали вытекать на землю. Техники с фонарями обследовали силовую установку и лопасти.

— Командир, я не знаю как он сел. Тарелка автомата перекоса с таким перекосом теперь, что ей кранты, — стоял на одном из капотов младший сержант Гавриков.

— Ещё что?

— Двигатель, лопасти, гидросистема — с ними жопа. Остальное как-нибудь восстановим или вертолёт на донора растащим, — предложил Гавриков.

— Решим потом. На стоянку вертолёт и отдыхать. Завтра будем над ним колдовать.

— Понял. Техпомощь и пожарку на стоянку, — скомандовал зам по ИАС капитан Моряк.

Оставшийся техсостав начал работу, а я нашёл глазами, стоящего в стороне Ломова. Он ещё слегка трясся, не сняв шлем.

— В кабинет, Виктор Викторович, — сказал я и пошёл в ЦБУ.

— Товарищ командир…

— Быстро, — прервал я ответ Ломова.

Только я отошёл на несколько шагов, как почувствовал запах гари. За спиной вспыхнул огонь. Ночь уже перестала быть столь тёмной.

Вертолёт начал гореть. Техники бросились к вертолёту, а пожарные тут же снова начали разматывать рукава. Но самое плохое было не это. Грузовая кабина была закрыта, а среди техников я не обнаружил самого заметного из них.

— Гавриков где? — крикнул я.

— В кабине. А она закрыта, — рванул один из инженеров к вертолёту.

— Назад, — остановил я парня и сам кинулся к грузовой кабине.

Огонь распространялся всё быстрее. Начал нарастать гул. Промедление сейчас смертельно. В пушке ещё остались снаряды, которые могут взорваться.

— Я помогу, — услышал за спиной голос Ломова, когда подбежал к грузовой кабине.

Обшивка фюзеляжа начала нагреваться, а открыть дверь было сложно. Слышно было, как внутри кто-то колотит по блистеру. Ещё небольшое усилие и дверь поддалась.

Гавриков лежал на полу грузовой кабины, а огонь уже подступил к нему. Ещё немного и будет взрыв. Схватив его вместе с Виктором, мы быстро вытащили его и понесли на безопасное расстояние.

Тушить здесь уже было нечего. Огонь слишком быстро распространялся. Мы отбежали метров на 150 от вертолёта, как произошёл взрыв. Тут же в стороны полетели горящие осколки.

— Гавриков, очнись, — похлопал я по щекам младшего сержанта.

Он не сразу пришёл в себя. Открыв глаза, техник начал громко кашлять. Воротник его куртки обгорел, издавая противный запах палёной шерсти.

— Командир, я не пью уже вторую неделю, — начал подниматься Гавриков, утирая лицо грязными руками.

— Не рассказывай сказки, — ответил я, поднимаясь с земли.

От вертолёта поднялся яркий и мощный столб огня. В воздух вырвался густой и тёмный дым, заполнявший весь аэродром едким запахом. Гул от горящего вертолёта оглушал и не позволял слушать, что мне говорит Ломов.

Пока не закончились все работы по ликвидации пожара, я с аэродрома не ушёл. Пару раз ко мне прибегал начальник штаба Пяткин, чтобы передать указание главного штурмана Углова прибыть к нему с докладом. И каждый раз я отправлял Гвидоновича обратно.

— Товарищ командир, всё закончили. Вертолёт восстановлению… ну вы и сами поняли, — подошёл ко мне Моряк с докладом.

— Да, вижу. Все в порядке? Никто не пострадал? — спросил я.

— Так точно, — ответил капитан, утирая грязное лицо тыльной стороной ладони.

— Ладно. Я в ЦБУ, если что. Ночь сегодня всё равно бессонная, — пожал я руку заму по ИАС.

Пока я шёл в здание ЦБУ, искал как бы улучшить настроение. А причин для смеха было не особо много. Но главное, что после вылета у меня и спецназа полный комплект людей. Вертолётов наша промышленность ещё наделает.

Только я вошёл в зал управления, как тут же услышал пронзительный возглас Углова.

— Клюковкин, совсем потеряли страх⁈ Я долго вас ждать буду?

Я посмотрел по сторонам. В помещении помимо меня были и другие офицеры. Также на радиостанциях сидели связисты в званиях сержантов и ефрейторов. При всём к ним уважении, но разговаривать со мной так позволять нельзя.

— Не потерял. Ждать вы меня будете столько, сколько нужно. У меня, знаете ли, и авария, и наземное происшествие произошло. Я должен был быть на аэродроме, а не бегать с докладами каждые 10 минут.

Углов покрылся белым налётом и приготовился уже разорвать тишину пронзительным криком.

— Вы… — начал Антон Павлович, но рядом с ним зазвонил телефон.

Полковник представился и начал нервно теребить молнию на комбинезоне. Пока Антон Павлович с кем-то говорил, я быстро рассказал Сопину, что мы видели.

— Укрепрайон. У самой границы, под прикрытием Пакистана и рельефа. А ты любишь нам подкидывать задачи, Саня, — улыбнулся Игорь Геннадьевич.

С комбригом спецназа нужно согласиться. Но есть ещё кое-какая информация. Уж слишком сегодня ночью нас потрепали ПЗРК.

— Тут ещё кое-что. Помнишь новый ПЗРК «Старстрик»? Повреждение Ми-24 нанесли с большой вероятностью им.

Сопин почесал подбородок, поглядывая на карту. В это время Антон Павлович что-то рьяно доказывал своему собеседнику. Ничего не понимаю, что он говорит.

— Если стреляли из «Старстрик», то в рядах духов точно есть наёмники из БлэкРок, — сделал заключение подполковник Сопин.

— Конечно. Попасть ночью очень сложно. Но для нас были сделаны засады. Плюс была приманка, на которую… не стоит пока об этом, — прервался я.

Углов с, еле скрываемой, улыбкой отложил в сторону телефонную трубку. И довольного взгляда с меня полковник не сводил.

— Вас к телефону, майор, — сказал Антон Павлович, и я подошёл к телефону.

— Слушаю, майор Клюковкин.

— Это Веленов. Я кратко, Сан Саныч. Заместитель командующего ВВС армии звонил. По тебе приняли предварительное решение, — ответил комполка.

Его голос звучал не так молодцевато, как обычно. Да и мне не нравится сама идея «предварительного» решения.

— Я готов выслушать, командир.

— Тебя временно отстранили от полётов. Жди очередную комиссию.