Ноябрь, 1983 год. Гарнизон Шахджой, Демократическая Республика Афганистан.
Полёт в грузовой кабине вертолёта сродни поездке опытного водителя на заднем сиденье. Так и хочется подсказать тому кто рулит, что он делает неправильно. Невольно прислушиваешься к каждому постороннему звуку и ждёшь, что вот-вот сейчас пойдёт что-то не по плану.
Но тем и хорош Ми-8. Внутри всё трясётся и вибрирует. Непрерывно гудит со всех сторон и перещёлкивает. Но на выполнение полёта никак не влияет.
Особенно, это никак не отражается на восприятии пейзажа за бортом. В иллюминаторе будто другая планета.
Нет снега и густых лесов Торска. Не видно заросших берегов Тверцы и куполов старинных церквей. Здесь другой мир. Знакомый и одновременно неизведанный.
Дорога от Кандагара извивается среди сопок, проходя параллельно реке Тарнак. Предгорья Гиндукуша, отделённые от транспортной артерии степями и высохшими руслами рек, имеют разноцветный оттенок. Так и хочется сказать, что это какой-то коктейль из различных горных пород.
Засмотревшись на Афганский пейзаж, я не сразу понял, что мы начали уходить в сторону. Командир отвернул вертолёт вправо, проходя в стороне от большой деревни. Дома в ней построены из белой и красной глины. Вновь восточный колорит Афгана налицо.
Вертолёт слегка подбросило, и тут же командир его «успокоил». Удержав сумку на скамейке, я отклонился назад и прокрутил в голове последние четыре дня.
С момента доведения до меня приказа, времени на раздумывание и рассуждения у меня не было. Быстрые сборы, оформление документов и бегом в Мигалово. Первым же рейсом на Ан-22 оказался в Тузеле, а затем улетел в Кандагар.
Одно меня радует, что я хотя бы заместитель командира и мне будет с кем работать в направлении наведения порядка. А именно это и было обозначено моей основной задачей, когда я представился командиру полка в Кандагаре.
По его взгляду мне показалось, что он меня готов перекрестить, если б не был атеистом.
— Пролетаем Калат. Вчера отсюда Ми-24 обстреляли. Будьте начеку, когда сами начнёте летать, — подошёл ко мне бортовой техник, отлучившийся из кабины экипажа на перекур.
— А что в Шахджое не знают об этом? — громко спросил я.
— Могут и не знать. Там у них вечно всё через задницу, — отмахнулся бортач.
Пока молодой лейтенант «дымил» рядом с иллюминатором, я начал представлять свой первый «рабочий» день в Шахджое. По словам инструктировавшего меня командира полка, забот выше крыши. А ещё строго предупредил, что через месяц-два я с комэска жду комиссию.
У меня сложилось впечатление, что командование в Кандагаре со своими подчинёнными не общается совсем.
Прошло немного времени, и вертолёт начал заходить на посадку. В иллюминаторе показались серо-жёлтые холмы, окружавшие небольшой гарнизон Шахджой. Городок сверху выглядел как кишлак — те же дома из глины, накрытые шифером. Заметны несколько модулей на стадии строительства и стоянка спецтехники недалеко от вертолётов. Даже пожарный ЗиЛ присутствует.
Вертолёт начал сбрасывать скорость. Уже можно разглядеть расположение частей спецназа и ВДВ, живущих в основном в палатках. Виден плац и импровизированный спортгородок. Не так уж всё здесь и плохо.
Ми-8 завис над грунтовой полосой и медленно приземлился на три стойки. Бортач вышел из кабины и пошёл открывать сдвижную дверь. Пока я благодарил экипаж за «доставку», к вертолёту подбежали несколько человек, чтобы забрать несколько ящиков.
Я пожал руку бортовому технику и спрыгнул вниз. Только я отошёл на несколько шагов, как Ми-8 взмыл вверх и занял курс в направлении Газни.
Когда пылевое облако осело, мне открылся вид на гарнизон Шахджой. Очертания глиняных домов скрывались в песке, нагоняемым слабым ветром. Пройдя несколько шагов, я погрузился по щиколотку в песок. Ступил, что называется, в этот сугроб сухой пыли.
— Афганская пыль везде одинаковая, — произнёс я про себя, поправил фуражку, смахнул пыль с кожаной куртки и пошёл в сторону городка.
Слева тихо и мирно стояли Ми-24 и Ми-8. Лопасти слегка покачиваются на ветру, а между бортами устало ходил часовой с автоматом. Ещё один стоит под караульным грибком сразу за вертолётами. И как-то уж совсем странно, что никто из техсостава не работает на машинах. Ни обслуживания, ни подготовки к вылетам. Как будто задач перед эскадрильей никто не ставил никаких на сегодня.
Где-то в глубине гарнизона слышен гул моторов. Начали проверять «боевые колесницы» десантники и спецназовцы.
На первый взгляд не так уж всё и плохо. Дорожки выложены из металлических плит К-1Д или камней. Кое-где разложены доски. Видимо в местах, где наибольшая грязь. Система туалетов, как и на любом аэродроме — либо старый кунг, либо сколоченный из досок сортир. Главное, что запах везде соответствующий. Одно насторожило — слишком уж керосином запахло, когда я прошёл мимо одного из сухопутных «гальюнов».
Пройдя несколько шагов, заметил приближающегося ко мне паренька в шлемофоне и технической демисезонке на голое тело. Не идёт, а рисует синусоиду. Да такую, что амплитуда не поддаётся никакому замеру. Увидев меня, он выполнил подобие боевого разворота и чуть было не попал в левое вращение.
— Ко мне, орёл горный, — спокойно сказал я.
Паренёк застегнул куртку и подошёл ко мне строевым шагом. Далось это ему нелегко. Вестибулярка у него совсем отключилась.
— Млад… серж… ик… Гавриков, товарищ… а, я вас не знаю, но фуражка у вас серьёзная.
Видимо, это один из техников моей эскадрильи. У них доступ к спирту есть постоянный. Только запах от Гаврикова был несколько иной.
— Майор Клюковкин, замкомэска 6-й эскадрильи. Где так налакался, гаврик? — удержал я младшего сержанта от падения, схватив за воротник куртки.
— Это всё вер… вер… верблююю… — произнёс Гавриков и резко ушёл в сторону, не справившись с тошнотой.
В этот момент у него из кармана выпала фляга. Ёмкость оказалась пустой. Открыв крышку, я ощутил запах не спирта, а другого пойла.
И да, верблюжья колючка в его ингредиентах тоже присутствует.
— Кто ж тебя надоумил солдатский сидр приготовить? Спирта мало в эскадрилье? — спросил я.
— Эфтаназии… ик… безобразия… ой! Разнообразия захотелось, товарищ майор, — ответил Гавриков.
— Понятно. Где командир эскадрильи?
— Ему плохо.
Блин, неужели и комэска ещё подшофе⁈ Бардак полнейший.
— В смысле, он болеет. В Кабуле. Или в Ташкенте, я не помню, товарищ майор.
Тут у меня в голове будто загорелась лампочка. Кусочки пазла собрались в картину под названием «задница».
Пока Гавриков с развязанным языком, можно было с ним поговорить откровенно. Выдал мне парнишка всё. Оказывается, комэска сюда был назначен, но пробыл в Шахджое всего неделю. Благополучно получил ранение в бытовой обстановке и убыл в госпиталь.
Обстоятельства ранения уточнять я не стал. Разницы нет, отчего свалил комэска. Теперь я исполняю его обязанности. И что-то мне подсказывает, буду я это делать очень долго.
— Ну, тогда пошли. Устрою тебе разнообразие. Где баня?
Термокомплекс оказался совсем рядом. Чуть ближе, чем штаб эскадрильи, который мне показал младший сержант. Сам Гавриков плёлся за мной и рассказывал всё самое интересное, что есть в гарнизоне.
— Вылетов почему нет? — спросил я, когда мы подошли к строению из бомботары.
— Товарищ майор, так погоды нет на перевалах. Вот никто и не летит.
Я повернулся в сторону гор и прекрасно разглядел вершины. Обернулся назад и посмотрел на вытянутый хребет Сургар. Ситуация аналогичная.
— А керосин?
— Хватает.
Гавриков стоял и вращался на месте с небольшой амплитудой. Пока информации достаточно.
— Живо под холодную воду. Через полчаса с замом по ИАС ко мне. Время пошло, — сказал я и пошёл в направлении штабного домика.
На входе мне встретился невысокого роста паренёк, внимательно изучающий меня взглядом. Китель со старлейскими звёздочками был у него расстёгнут. На ногах вязанные носки и тапочки.
— Откуда такой, братишка?
— С Кандагара к вам в командировку. Ты кто в миру будешь?
— Эво ты дерзок! Тут так не разговаривают. У нас, братулёк, всё как у братьев.
— Ну, тогда по-братски, одолжение сделай — проводи в мой кабинет. Заместитель командира эскадрильей майор Клюковкин.
Парень чуть сигарету не проглотил. Выпрямился и широко распахнул глаза.
— Старший лейтенант Сычкин, зам по тылу. Товарищ майор, не признал. Вы ж без погон. Да и такой молодой.
— Ты тоже нестарый. А бросишь курить, ещё лучше будешь выглядеть. Где мой кабинет? — спросил я, и старший лейтенант открыл дверь, пропуская меня в здание штаба.
Оно было одноэтажное. Чем-то напоминало модуль, только коридор был шире и помещений больше. Пройдя мимо солдата, стоящего у дверей, поздоровался с ним.
Тот не поверил, что к нему могут обращаться не «Эй, ты!». Так что ответное голосовое приветствие я услышал не сразу.
— Как служба?
— Жалоб нет. Кормят хорошо. Случаев неуставных взаимоотношений не было, — протараторил боец.
Я повернулся к Сычкину, чтобы спросить о столь интересном и чётком ответе бойца.
— Долго их этому учили? — спросил я у Сычкина.
— С первых дней службы здесь. Моя была идея. Чтоб если проверяющий приедет, все были готовы, — обрадовался старший лейтенант.
Говорливый попался мне тыловик. Надеюсь, что его способности пригодятся в деле обеспечения эскадрильи всем необходимым. Пройдя по коридору, Сычкин мне показал каждый плакат с информацией и боевыми листками, прославляющими успехи личного состава. Вот только датированы они были июнем этого года.
— Товарищ майор…
— Без звания. Наедине, можно Саныч. На людях — Александр Александрович, — обозначил я разрешённую между нами дистанцию.
— Как скажете. А вы к нам надолго? У нас просто место здесь… неудачное.
— Проклятое? — улыбнулся я.
— Есть и такое. Действующий командир знаете, как уехал?
— Ну не своим ходом точно, — ответил я, рассматривая стенд с фотографиями героев-вертолётчиков.
На одной из них был Димон Батыров. Даже на фото у него испуганные глаза. При одном взгляде на моего бывшего командира звена вспомнились наши с ним вылеты в Панджшерское ущелье. Как будто вчера было.
— Сан Саныч, я…
— Тебя как зовут?
— Яков Ильич.
— Вот и отлично. Будем знакомы! Сработаемся. Где начальник штаба?
Сычкин пожал плечами. Более я его задерживать не стал и отпустил. Пока что из всех, кто мне встретился в Шахджое, самый прилежный был часовой на стоянке. И тот не из нашей эскадрильи.
Дойдя до кабинета, я заметил, что таблички с фамилией командира и предыдущего зама, болтаются каждая на одном гвозде.
Я попробовал дёрнуть на себя дверь, но она не поддалась. Похоже, рано отпустил Сычкина. Тут же за дверью послышался шорох и… звон бокалов. Судя по частоте шагов, там не один человек.
Прошло несколько секунд, и замок двери щёлкнул.
— Чего тебе⁈ — вылезло из кабинета взъерошенное «чудище» с голым торсом.
— Ничего, а здравия желаю, — сказал я.
Среднего роста человек моментально отпрыгнул от двери, взявшись приглаживать волосы. Я молча прошёл мимо него и осмотрел внутреннее убранство.
Слева «рычал» холодильник, а сверху на нём вибрировали гранёные стаканы.
Два больших стола стояли буквой «Г», за которыми и должны были размещаться комэска и его зам. В углу большой сейф, а на нём чёрно-белый «Рекорд». В эфире показывали какой-то концерт классической музыки. Самое-то, в утренние часы слушать Чайковского.
Вдоль одной стены стоял высокий шкаф, а другой — затёртый небольшой диван, требующий уборки.
Оглядевшись, я задумался над тем, что здесь делает этот взъерошенный парень.
— Вы — майор Клюковкин? Так рано вас не ждали. Заместитель командира эскадрильи по политчасти старший лейтенант Ломов Виктор Викторович, — представился он, подтягивая спадающие штаны.
— Сан Саныч, рад познакомиться, — ответил я, пожимая руку замполиту.
Подойдя ближе, заметил, что глаза у Ломова бегают из стороны в сторону. Волнуется от чего-то.
— Собственно, вы теперь командир до прибытия комэска. Скажу вам так, что он нескоро появится. Ранение очень серьёзное.
— Викторыч, ну раз все мне пытаются поведать эту потрясающую историю, давай рассказывай. Послушаю.
Лучше бы не слушал. Оказывается, комэска получил новый бронежилет. Тут как нельзя кстати подвернулся случай его проверить — день рождение у зама по ИАС. Где же ещё проверять бронежилет!
Выстрел один, другой. Все пули пистолета Макарова выдержал броник.
— А потом? — спросил я.
— Комэска решил испытать его на себе.
Взял он «броник» и надел на себя. Определил того, кто стрельнет в него. И как часто в таких случаях бывает, нашёл самого «трезвого». Промах был эпичный.
— Всё закончилось благополучно — мужское достоинство на месте. Пуля попала во внутреннюю часть бедра. Бывает и такое.
Пока Ломов всё это рассказывал, меня не покидало ощущение, что кто-то за нами наблюдает. Да ещё и аромат цветов, нехарактерный для кабинета командира, витает в воздухе.
— Ясно. Викторович, ты бы оделся.
Ломов замялся и сказал, что просто заработался и уснул здесь. Так я ему и поверил! Как будто у него нет своего кабинета. Просто в этом помещении есть все условия для… свидания. Диван, например.
Я положил сумку рядом со столом, снял куртку и повесил её на спинку стула.
— Виктор Викторович, откройте шкаф и выпустите пленницу. Я думаю, ей нужно по служебным делам идти.
Ломов пару раз отрицательно мотнул головой, но всё же сдался. Дверь шкафа открылась и оттуда выскочила девушка в военной рубашке и юбке. Она уже застегнулась и держала в руках туфли.
— Здравия желаю, товарищ майор! — поздоровалась девушка, но Виктор Викторович её быстро выпроводил.
После он привёл себя в порядок, пока я просматривал документацию. Больше всего меня интересовали графики натренированности лётного состава, плановые таблицы и всё, что касается боевых вылетов. Но ничего этого не было. Как будто не работали совсем в эскадрилье.
— Сан Саныч, давайте поговорим, — начал Ломов, будто психотерапевт на сеансе.
— Это лишнее, Викторович, — ответил я и взглянул на часы. — Сейчас посмотрим, как будет выполнено моё первое поручение.
Не прошло и нескольких секунд, как в дверь постучались. На пороге появился крупного вида человек, напоминавший батискаф.
— Капитан Моряк Сергей Семёнович, заместитель командира эскадрильи по инженерно-авиационной службе! — выпрямился он.
Я встал со своего места и поздоровался с ним.
— Рад знакомству. Будем работать.
— Сегодня? — удивился Семёнович.
— Я вам не вопрос задал. Лётному и техническому составу, построение на стоянке через 15 минут.