Адмирал Империи – 37

Глава 8

Место действия: звездная система HD 60901, созвездие «Тельца».

Национальное название: «Ладога» — сектор контроля Российской Империи.

Нынешний статус: контролируется Черноморским космическим флотом.

Точка пространства: орбита планеты Санкт-Петербург-3.

Дата: 9 июня 2215 года.

Прибыв к планете Санкт-Петербург-3, Иван Федорович Самсонов снова почувствовал, что у него появляется шанс вернуть свои утерянные в этой войне позиции. Стоя на мостике флагмана и взирая на вроде бы серый и неприглядный шар этого нового мира, адмирал-регент ощущал, как в душе разгорается пламя надежды и предвкушения. Словно феникс, восставший из пепла поражений, он готов был вновь ринуться в бой и утвердить свое право на власть.

Численность его Черноморского космического флота постепенно возрастала за счет прибывающих со всего ближнего сектора гарнизонных кораблей, а также новых дредноутов, только что сошедших со стапелей космоверфей звездной системы «Ингерманландия», расположенной по космическим меркам практически по соседству с новой ставкой адмирала-регента.

С каждым днем флот диктатора креп и разрастался, подобно стальному кулаку, занесенному для сокрушительного удара. И этот удар обещал стать поистине страшным для противников. Адмирал предвкушал, с каким наслаждением обрушит всю эту мощь на головы ненавистных соперников, как заставит их корчиться в агонии.

В руках у этого человека по-прежнему находился маленький император Иван Константинович, который полностью зависел от воли Самсонова и лишь только успевал подписывать, присылаемые ему диктатором указы… Юный монарх, запуганный и сломленный жестокостью регента, превратился в послушную марионетку, инструмент легитимизации власти. Одно его присутствие на троне, пусть и номинальное, придавало действиям Самсонова видимость законности в глазах подданных.

Иван Федорович прекрасно понимал, сколь важен этот фактор в нынешней ситуации. Гражданская война расколола общество, посеяла смуту в умах. Люди отчаянно искали твердую почву под ногами, какую-то опору в этом хаосе. И древние устои монархии, освященные веками традиций, могли стать такой опорой. Знамя законного императора, пусть даже младенца, было способно объединить колеблющихся, привлечь на сторону регента новых стронников.

К этому времени забытая всеми нами бывшая столица Российской Империи периода начала экспансии — планета Санкт-Петербург-3 снова стала приобретать свое прежнее значение с прибытием к ней императорского двора и огромного числа первых сановников и министров Империи со своими семьями и имуществом.

Еще недавно этот мир, затерянный на окраине Ойкумены, влачил жалкое существование. Но теперь все изменилось. Прибытие двора вдохнул новую жизнь в одряхлевшую планету. Словно по мановению волшебной палочки ее поверхность буквально на глазах начала преображаться. Армии роботов трудились денно и нощно, возвращая былое великолепие дворцам и особнякам. На улицах сфер модульных полисов вновь закипела бурная деятельность.

Самсонов с удовлетворением взирал на эти перемены. Он всегда питал слабость к внешним эффектам, любил производить впечатление на окружающих. И возрождение былой имперской столицы как нельзя лучше соответствовало его устремлениям. Пышность и блеск нового дворцового комплекса должны были подчеркнуть незыблемость его власти, стать зримым воплощением могущества…

Однако главное олицетворение этой мощи парило в ста тысячах километров над поверхность. Громадная стационарная космическая крепость «Кронштадт», расположенная на орбите планеты, построенная более ста лет тому назад после вторжения в наш сектор экспедиционного флота Арабского Халифата, по-прежнему внушала к трепет и уважение тех, кто приближался к этой поистине гигантской «сфере», по размеру сопоставимой с небольшим естественным спутником.

Это циклопическое сооружение, венец инженерной мысли Российской Империи, было создано в те далекие времена, когда никто не мог и помыслить о междоусобных распрях. Оно предназначалось для отражения внешней угрозы, вызова чужаков, посягнувших на наш суверенный сектор. И вот теперь «Кронштадт» вновь обрел свое истинное предназначение, став одним из главных козырей в рукаве сегодняшнего диктатора.

Стены из так называемой «стеклянной» брони, которая наряду со сплошным силовым полем полностью окружали крепость, теперь после прибытия Черноморского космофлота, были восстановлены и усилены стационарными орудийными платформами, отчего новая база кораблей адмирала Самсонова стала еще мощней и неприступней, чем была прежде.

Иван Федорович лично руководил работами по модернизации крепости, вкладывая в это дело всю свою неуемную энергию. Он понимал, что «Кронштадт» должен стать не просто оплотом его власти, но и символом непобедимости. Одного вида этого исполина, утыканного жерлами чудовищных орудий, окутанного переливами силовых полей, должно было хватить, чтобы повергнуть в трепет сердца любых врагов.

Теперь Санкт-Петербург-3, имеющую собственную орбитальную крепость, вокруг которой крейсировали эскадры охранения, а внутри мог при необходимости легко расположится весь Черноморский космический флот, можно было взять лишь максимальным напряжением сил…

Самсонов упивался этой мыслью, предвкушая грядущие победы. Он представлял, как враги, сломленные и деморализованные, разобьются о неприступные бастионы его твердыни. Как их корабли, объятые пламенем, рухнут на планету подобно метеорам. Как на улицах городов-полисов вспыхнут триумфальные огни, возвещая о его окончательной победе…

Как мы помним, еще один серьезный бонус появился в руках у Самсонова. Этим бонусом оказалось Завещание покойного императора Константина Александровича — именно официальное завещание, заверенной подписью монарха и ратифицированное Государственным Советом. Для диктатора-регента это было немаловажно, ибо, во-первых, вопрос легитимизации его фигуры и должности до сих пор в умах обывателей оставался в подвешенном состоянии.

Иван Федорович отлично сознавал уязвимость своего положения. Да, в его руках была реальная власть, подкрепленная плазменными штыками и палубными пушками кораблей. Но в глазах значительной части правящего сословия он по-прежнему оставался узурпатором, самозванцем, присвоившим не принадлежащий ему по праву титул. Одной грубой силы было недостаточно, чтобы заставить людей искренне поверить в законность его притязаний.

Главный же соперник нашего адмирала-регента — первый министр Граус такой легитимностью, к сожалению, обладал. Так вот — публикация текста данной завещания должна была подорвать доверие к Птолемею, снеся его с политического Олимпа за то, что он подделал столь важный документ… Самсонов предвкушал, какой эффект произведет это разоблачение. Как рассыплется, подобно карточному домику, вся пропагандистская конструкция первого министра. Как в одночасье рухнет его репутация верного слуги Российской Империи и закона…

Пока, благодаря всем своим действиям Ивану Федоровичу удавалось сохранять к себе лояльность. Кто бы и как из представителей высшей аристократии не относился к Самсонову, все-таки большинство простого колониального населения сектора контроля Российской Империи пока достаточно нейтрально, а иногда и положительно воспринимало его верховную власть.

Диктатор-регент прекрасно понимал, сколь важно поддерживать этот кредит доверия. Он осознавал, что его реальная сила зиждется не столько на штыках и орудиях, сколько на расположении и поддержке простых людей. Тех миллионов колонистов, что населяли бесчисленные планеты и станции на просторах российского сектора контроля пространства. Командующий Черноморского флота по-прежнему был окружен ореолом святости и непобедимости еще со времен русско-османской войны…

Кстати, пользуясь этим самым доверием, диктатор приказал провести дополнительный рекрутский набор в подконтрольных ему звездных системах. У Самсонова скопилось большое количество новых, а также трофейных «призовых» кораблей, захваченных после битв с Илайей Джонсом и вице-адмиралом Хромцовой. Вот только верных экипажей командующему явно не хватало…

Приказ о мобилизации был встречен населением с пониманием и одобрением. Патриотический подъем, рожденный победами Черноморского космофлота, гнал под знамена Самсонова толпы добровольцев…

Пока же шел набор и подготовка нового космического флота, Иван Федорович все это время предавался безудержному веселью и пьянству. Его, ставшие печально знаменитыми, ночные пиры, скорее напоминающие собой оргии, стали постоянным явлением на флагманском линкора «Громобой».

Казалось, адмирал-регент поставил себе целью переплюнуть по масштабам кутежей и разврата даже пресловутых римских цезарей земного периода. Дни и ночи напролет в конференц-зале текли реки вина и звучала разудалая музыка. Сотни гостей, принадлежащих к новой высшей аристократии Империи, собирались здесь, дабы засвидетельствовать почтение своему патрону и, если повезет, урвать кусочек власти и влияния.

Самсонов купался в этой атмосфере всеобщего подобострастия и лести. Он упивался своим могуществом, безнаказанностью, возможностью творить любой произвол. На этих безумных пирах рушились судьбы, заключались тайные сделки, вершились судьбы. И горе было тому, кто имел неосторожность перейти дорогу хмельному диктатору или попасться ему под горячую руку.

На одном из своих так называемых пиршеств Иван Федорович, изрядно налакавшись неразбавленного деметрийского вина, в очередной раз стал хвастаться своей «беспримерной» храбростью.

— Я абсолютно не боюсь погибнуть в битве, — смело заявил, еле державшийся на ногах от выпитого, диктатор-регент. Его лицо раскраснелось, глаза лихорадочно блестели, голос гремел под сводами пиршественного зала. Казалось, еще немного — и он сам ринется в бой, дабы подтвердить свои слова делом.

— Путь настоящего адмирала Российской Империи должен быть окончен именно в горниле космического сражения и нигде больше! — продолжал Самсонов, потрясая бокалом с вином. Брызги рубинового напитка летели во все стороны, окропляя застывших в почтительном молчании офицеров и министров-царедворцев. — Встретить смерть на капитанском мостике, среди ревущих орудий и лопающихся силовых щитов — что может быть прекраснее для русского адмирала⁈

Гости одобрительно загудели, спеша засвидетельствовать свое восхищение бесстрашием своего повелителя. Они и сами охотно приняли бы столь славную кончину… если бы не одно «но». Каждый в этом зале отлично знал, сколь призрачны шансы диктатора-регента действительно оказаться в эпицентре битвы. Уж слишком берег он последнее время свою драгоценную жизнь, предпочитая руководить сражениями из третьей «линии» построения…

— Единственное, чего я опасаюсь, — это быть подло убитым в спину, — внезапно сменил тон Иван Федорович. Бахвальство в его голосе сменилось горечью, почти детской обидой. — Я неуязвим и недосягаем для многотысячных вражеских флотов, но беззащитен перед выстрелом подосланного убийцы…

Пьяная слеза скатилась по щеке Ивана Федоровича, так ему вдруг стало себя жалко. В этот миг диктатор являл собой воистину жалкое зрелище — могущественный властитель, раздавленный собственными страхами и подозрениями. Здесь, в кругу приближенных, он мог позволить себе минутную слабость, не опасаясь за свой авторитет.

Придворные притихли, опасливо переглядываясь. Каждый понимал, сколь опасны подобные признания в устах непредсказуемого тирана. Сегодня он жалуется на свою беззащитность, а завтра уже хватается за оружие, подозревая ближайших соратников в измене. Никто не мог чувствовать себя в безопасности рядом с Самсоновым.

— Вы защищены самой преданной охраной из «преображенцев» и самой совершенной системой безопасности и идентификации, господин адмирал, — попытался его успокоить, первый министр правительства Самсонова — Юлиан Шепотьев. Он выступил вперед, склонившись в почтительном поклоне, но, не забывая при этом внимательно следить за реакцией повелителя. От малейшего нюанса в его настроении сейчас зависело слишком многое.

— Вам не стоит беспокоиться за свою жизнь, — продолжал первый министр елейным голосом, всем своим видом выражая сочувствие и желание поддержать монарха. Он указал рукой на участников пиршества. — К тому же, я уверен, что среди нас нет никого, кто бы замыслил подобное злодеяние…

На самом деле Шепотьев вовсе не был так уж уверен в преданности собравшейся в аудиенц-зале линкора «Громобой» знати. Он лучше других знал, сколь хрупка и иллюзорна любая власть, покоящаяся на страхе и насилии. В душе каждого из этих внешне почтительных и раболепствующих людей наверняка зрела своя маленькая измена, тайная надежда на крушение диктатуры Самсонова. Но признаться в этом означало подписать себе смертный приговор.

— Как же, нет никого! — зло воскликнул Самсонов, недоверчиво обводя взглядом присутствующих и хватаясь за эфес свой ставшей уже знаменитой плазменной сабли. Глаза диктатора лихорадочно блестели, лицо исказила гримаса ярости и подозрительности. Казалось, он готов был прямо сейчас пустить в ход клинок, дабы удостовериться в преданности своих подданных.

— Да здесь половина только и мечтает о моей скорой смерти! — продолжал бушевать Иван Федорович, тыча пальцем в лица застывших от ужаса вельмож. В его голосе звучало неприкрытое отчаяние человека, чувствующего себя загнанным в угол, окруженным тайными врагами. — Но они не дождутся! Слышишь⁈ Они не дождутся, потому что я найду всех своих тайных и явных врагов первым и казню их самым жестоким образом!

Последние слова Самсонов буквально выкрикнул, брызжа слюной и потрясая саблей над головой. В этот миг он являл собой воистину страшное зрелище — величественный владыка Империи, сведенный паранойей и алкоголем до состояния жалкого безумца. Даже самые верные соратники опасливо отшатнулись, страшась невольно навлечь на себя гнев повелителя.

Собутыльники в страхе стали успокаивать диктатора и наперебой уверять его в своей верности. Они рассыпались в льстивых заверениях, клялись в вечной преданности. Каждый понимал — любое неосторожное слово или жест могут стать роковыми, послужить поводом для расправы. От пьяных причуд Самсонова сейчас зависели их жизни.

Но Иван Федорович словно не слышал этих отчаянных попыток вернуть его расположение. Погруженный в мрачные раздумья, он мерил шагами пиршественный зал, не замечая никого вокруг. Гнев в его душе постепенно сменялся тоской и обреченностью. Похоже, даже всевластие не могло излечить диктатора от терзавших его страхов и подозрений.

— А, что касается моих телохранителей, — печально продолжал Самсонов, не слушая речей своих подчиненных и отмахиваясь от тех, как от назойливых мух, — то и они не всегда могут помочь. Он замер, погрузившись в воспоминания, и на его лице отразилась целая гамма противоречивых чувств — от гнева до обиды.

— Вот, к примеру, был случай, когда во дворец еще там на Новой Москве-3 пробрался тот предатель из гвардейских офицеров и чуть не пристрелил меня… — поведал Иван Федорович, и голос его дрогнул, выдавая глубоко запрятанную боль. То покушение оставило неизгладимый след в душе диктатора, поселило в ней неискоренимый страх за собственную жизнь. — Мои хваленые охранники даже не отреагировали…

Присутствующие сочувственно загудели, всем своим видом выражая возмущение вопиющей некомпетентностью императорской стражи. Втайне же большинство из них испытывало злорадство, представляя, как близок был заговорщик к успеху. Будь у него чуть больше решимости, чуть крепче рука — и история Империи пошла бы по совсем иному пути. Увы, судьба распорядилась иначе.

— Могу ли я дать вам совет, господин адмирал? — неожиданно попросил его, Шепотьев, склоняясь над ухом Ивана Федоровича. Расчетливый царедворец почуял возможность вновь втереться в доверие к повелителю, упрочить свои позиции при дворе. Сейчас, когда Самсонов пребывал в смятении и растерянности, для этого представлялся отличный шанс.

— Только попробуй напасть на меня, и мои телохранители разорвут тебя на части, — предупредил Самсонов, хохоча своей шутке. Впрочем, веселье его быстро угасло, сменившись подозрительностью.

— О, это действительно весело, — задумчиво произнес Шепотьев, не обращая внимания на шуточные угрозы Самсонова. Беззаботная улыбка министра скрывала напряженную работу мысли. Он торопливо взвешивал каждое слово, стремясь произвести наиболее выгодное впечатление. — Но, все же, выслушайте меня…

С этими словами Юлиан Николаевич приблизился к диктатору и что-то зашептал ему на ухо, видимо, не желая, чтобы его слышали сидящие за столом. По мере того, как Шепотьев говорил, на лице Ивана Федоровича отражалась целая гамма эмоций — от недоверия и скепсиса до неподдельного интереса. Похоже, министр сумел завладеть вниманием своего грозного собеседника.

Лицо Самсонова, поначалу озабоченное, стало проясняться. Тревога и мрачность постепенно уступали место задумчивости и даже какому-то мальчишескому азарту.

— У нас в Империи действительно существуют такие модели⁈ — удивленно воскликнул диктатор. В его голосе звучало неподдельное изумление, смешанное с восхищением. Как и любой военный, Самсонов питал слабость к совершенному оружию, к новейшим достижениям науки и техники. И сейчас он буквально загорелся желанием узнать подробности.

— Я, конечно, могу ошибаться и не знать всех деталей, господин, но похоже, это абсолютная правда, — ответил Шепотьев, многозначительно посмотрев на своего собеседника. Он явно наслаждался произведенным эффектом, сознавая свою значимость как носителя уникальной информации. — Один робот смог перебить чуть ли не всю охрану султана Селима. Я сам, когда это узнал, был приятно удивлен. И прежде всего тому, что это наш отечественный боевой робот…

При упоминании Селима глаза Самсонова вспыхнули недобрым огнем. История противостояния Российской Империи и Османской Империи насчитывала не одно столетие, изобиловала кровавыми войнами и драматическими поворотами.

— Если это так, и если одна девчонка-андроид смогла вырезать всю элитную охрану Селима, — медленно повторил Иван Федорович Самсонов, глядя на своего собеседника и похлопывая его плечу. На губах диктатора заиграла зловещая усмешка, в глазах зажегся нехороший огонек.

— То, можно себе только представить на что способны подобные модели, если, скажем они будут выполнять протокол охраны жизни, — договорил за адмирала хитрый Шепотьев, который сейчас прежде всего пытался оправдаться в глазах диктатора за свою промашку с завещанием, и похоже, восстановить свой авторитет и благожелательность к себе со стороны Самсонова у него получилось.

— Охрана из боевых роботов последней модели, — задумался Иван Федорович, мотая головой и пытаясь привести мысли в порядок. Хмель по-прежнему туманил его сознание, мешал сосредоточиться, но перспектива, нарисованная Шепотьевым, настолько захватила адмирала-регента, что он изо всех сил старался взять себя в руки и вникнуть в детали.

— А это действительно меняет дело, — продолжал рассуждать вслух диктатор, и на его лице постепенно расцветала мечтательная улыбка. Перед мысленным взором Самсонова уже разворачивались грандиозные картины его абсолютной неуязвимости. — Они не предадут, никогда не потеряют бдительности и сделают все, чтобы защитить меня при любом развитии событий…

Иван Федорович прикрыл глаза, смакуя эту мысль. О да, он уже представлял, как стальные телохранители круглосуточно несут вахту вокруг него, оберегая от любой угрозы. Никакие заговорщики и убийцы не смогут подобраться к нему, никакие пули и клинки не достигнут цели. Он станет поистине неуязвимым.

— Лучших телохранителей, чем последняя серия моделей корпорации «Имперские Кибернетические Системы», вам господин, просто не найти, — уверенно кивнул на это первый министр. В его голосе не было и намека на сомнение — похоже, Шепотьев действительно верил в способности этих машин.

Самсонов снова задумался, перебирая в уме услышанное. Да, перспективы открывались просто фантастические. Но тут в сознание диктатора закралась неприятная мысль, мгновенно отрезвившая его, заставившая болезненно поморщиться. Адмирал вспомнил детали своего бегства, хаотичной эвакуации двора, той паники и неразберихи, что царили тогда…

— Черт, но штаб-квартира данной корпорации, ее лаборатории и производственные цеха остались на Новой Москве, — разочарованно воскликнул Иван Федорович. Он хлопнул себя по лбу, мгновенно протрезвев от нахлынувшей досады.

— Более того, они скорее всего уничтожены по моему же приказу, когда мы уходили из столичной звездной системы… — продолжал сокрушаться диктатор, вспоминая свои категоричные приказы сжечь все на поверхности планеты, чтобы оставить флоту Коалиции лишь руины. Да, он своей рукой отдал тот приказ, стремясь не оставить врагу ничего ценного. И, похоже, сам же перехитрил себя, уничтожил собственные перспективы…

Самсонов со стоном закрыл лицо руками. Он готов был взвыть от злости и отчаяния. Такой шанс — и упущен по собственной глупости, недальновидности!

— Не все уничтожено, мой господин, — промурлыкал Юлиан Шепотьев, подмигивая своему патрону. В голосе царедворца прорезались откровенно торжествующие нотки — чувствовалось, что он припас для повелителя нечто по-настоящему ценное и теперь предвкушал эффект своего сообщения.

Иван Федорович захлопал глазами от удивления.

— Основной штат компании, а главное — экспериментальная партия андроидов, о которых мы с вами говорим, в данный момент находятся на планете прямо под нами, — продолжал Юлиан, буквально светясь от самодовольства. Теперь он откровенно наслаждался произведенным впечатлением, купаясь в удивленном и благодарном взгляде диктатора.

— Недавно назначенный глава данной корпорации вышел на меня и убедил меня в необходимости эвакуации ее мощностей и персонала, — пояснил Шепотьев в ответ на немой вопрос Самсонова. — Кстати, именно поэтому я и задержался в «Новой Москве», не успев присоединиться к вашему каравану судов, в итоге попавшись в лапы этому мерзавцу адмиралу Юзефовичу, — печально вздохнул первый министр.

Да, та история до сих пор бередила его душу. Унижение плена, страх за собственную жизнь, позорный торг с похитителями — Шепотьев предпочел бы навсегда забыть об этом кошмаре. Но адмирал-регент не дал ему погрузиться в невеселые воспоминания.

— Но вернемся к сути, — поспешно продолжил бывший канцлер, мгновенно взяв себя в руки. — Так вот упомянутый мной директор и он же по совместительству старший руководитель проекта, уже пытается восстановить лабораторию и цех сборки, с моей помощью, конечно, здесь на Санкт-Петербурге…

— Ты возвращаешь мне надежду, Юлиан Николаевич, — расплылся в улыбке адмирал-регент. Лицо Самсонова озарилось неподдельным восторгом, глаза вспыхнули лихорадочным блеском. — Значит, данные роботы находятся у нас?

— Именно, — кивнул Шепотьев, откидываясь на спинку дивана, на котором он с позволения диктатора сидел рядом с Самсоновым. От царедворца исходила аура крайнего самодовольства и уверенности в собственной незаменимости. Как же, ведь именно он сумел спасти и доставить повелителю столь ценный ресурс! Теперь его положение при дворе станет поистине незыблемым.

— Я пока не знаю точных цифр и деталей, но со слов того же директора корпорации у него уже есть несколько моделей, готовых к выполнению задания… — продолжал первый министр, смакуя каждое слово. Ему доставляло истинное наслаждение выдавать информацию по крупицам, дразня любопытство диктатора.

— Кто же этот прекрасный человек? — спросил Иван Федорович, заинтригованный, а еще сильно обрадованный тем, что очень скоро может абсолютно перестать волноваться за свою жизнь. — Почему я о нем ничего не знаю?

В голосе диктатора прорезались капризные, почти детские нотки. Он привык быть в курсе всего, держать руку на пульсе событий. И то, что столь важная персона ускользнула от его внимания, задевало самолюбие Самсонова, порождало подспудное недовольство собственным всеведением.

— Его зовут профессор Гинце, господин адмирал, — ответил первый министр. — Он получил назначение на должность незадолго до кончины нашего императора…

— Гинце? — повторил Иван Федорович. Брови его сошлись на переносице, на лбу прорезались глубокие морщины. Адмирал-регент напряженно вспоминал, силясь ухватить ускользающую нить памяти. — Где-то я уже слышал это имя…

— Впрочем, это неважно, — отмахнулся диктатор, решительно беря себя в руки. Сейчас следовало сосредоточиться на главном, не тратить драгоценное время на пустую болтовню. — Необходимо срочно навестить нашего профессора и выбить для себя партию таких великолепных, если ты мне не наврал об их характеристиках, роботов…

От возбуждения Иван Федорович заговорил лихорадочно быстро, глотая слова. Он чувствовал, как в груди разгорается пожар нетерпения, как охватывает все его существо неодолимое желание действовать, немедленно воплощать задуманное в жизнь.

— Я с удовольствием возьмусь за это дело, — закивал Юлиан Николаевич. Он уже предвкушал, как лично проведет государя по лабораториям, представит ему гениального ученого, покажет плоды его трудов.

Но тут диктатор неожиданно охладил пыл царедворца. Резким взмахом руки он пресек его излияния, заставил прикусить язык.

— Не торопись первый министр, — остановил его Самсонов, после чего повернулся к контр-адмиралу Зубову, сидевшему на соседнем кресле и молча наблюдавшему за их диалогом. В глазах диктатора вспыхнули опасные огоньки, губы тронула жестокая усмешка.

— Демид Александрович я поручаю именно тебе заняться этим вопросом… — произнес Иван Федорович тоном, не терпящим возражений. Он смотрел на молодого адмирала в упор, словно пытаясь взглядом передать всю серьезность и значимость момента. Зубов был его креатурой, надежным исполнителем самых деликатных миссий. И сейчас настал его черед послужить своему покровителю.

Шепотьев, услышав эти слова, поперхнулся вином и закашлялся. Он был готов к чему угодно, но только не к такому повороту. Как, неужели Самсонов не доверяет ему, предпочитает перепоручить столь важное дело какому-то выскочке-гвардейцу? Это казалось немыслимым, невероятным! Но спорить с диктатором в его нынешнем настроении было бы самоубийством…