95-й. Сны о будущем прошлом

23. МАЙН КАМПФ С ГРУСТЬЮ И ТОСКОЙ

СПЛОШНЫМ ТЕКСТОМ

Суббота, 19 августа 1995 продолжается.

И такого я от этой злости бодрячка словила, кто бы мог подумать! Срочно, срочно деятельности!

Что тут у нас? Отец вчера звонил, говорил, надо продукции ещё подвезти. Вот этим и займёмся. Между прочим, когда злишься, бязь рвётся ну просто на ура.

Ещё я хотела сходить в свою новую квартиру, но одной очково было. Подъезд там стрёмный, да и на углу без конца серые тени трутся. Чёт мне не хочется, чтобы меня за пару босоножек прибили…

Пока шила, завела большую стирку, с полуавтоматической «Сибирью» это та ещё эпопея, шланги на весь коридор.

Снова ревела. Нет, не так, чтоб в голосину, просто плакала тихонечко. Обидно мне было, ужас. Ну что за люди, а? Сердита я была на всех оптом — и на начальство Вовкино идиотское, и на родню его, которая, видите ли, оскорбилась неуважением. То есть, не считая краха глобальных планов на всю Вовкину жисть, претензия была ещё и к тому, что он меня загодя им не представил, разрешения на женитьбу не спросил и вообще свадьбу (в виде гулянки) зажал…

Да пошли вы!

Но обидно, капец…

Вечером позвонил Вовка.

— Здравствуй, любимая!

— Ой, как ты смог???

— Я в столовке… договорился, короче. У них тут свой телефон, отдельный.

Ясен пень, проплатил кому-то «телефонный абонемент». Но говорил всё равно негромко. Должно быть, чтобы не спалиться.

— Ну что, как и ожидалось?

— Естесссно. Увольнение мне не светит.

— Вот уроды, блин. А я уже соскучилась. Можно я завтра к тебе приеду? Хоть поговорим…

Он начал что-то прикидывать.

— Так-так… Приходи к двум. Нет, в два пятнадцать лучше.

— На какую?

Городок ИВВАИУ здоровенный, на три остановки растянутый.

— На «Орбиту» подъезжай.

Мы поболтали ещё минут десять. А потом я сидела и смотрела на телефон. Всё-таки легче. Хоть голос его услышать. Но радость эта была с преизрядным оттенком горечи.

Воскресенье, 20 августа 1995.

С утра заехал папа, готовые комплекты постельного забрать. А я ему:

— Слушай, пошли в эту квартиру сходим? А то я одна боюсь.

— Вот купила, молодец! — саркастически похвалил меня он, — А дальше как будешь пользоваться?

— Я надеюсь, когда мне наступит время ей пользоваться, я буду заходить с другой стороны.

Пошли мы, короче, смотреть. Как там что выглядело, вы примерно знаете. Папа скептически огляделся.

— Что думаешь? Ремонт?

— Да я хотела вообще в нежилое перевести, определиться с планом, потом уж ремонты.

— А-а. Я смотрю, там посередине дома чего-то копошатся. Магазин, что ли, делают? Тоже магазин хочешь?

— М-гм… — и вдруг я внезапно со страшной силой поняла, что я совершенно (большими буквами: СОВЕРШЕННО!!!) не хочу быть продавцом.

Не моё это, вот от слова совсем. Я хочу делать то, что мне нравится. Пусть это даже приносит меньше денежек. Только вот имеющиеся площади не вполне соответствуют желаемому счастью. Мне нужен…

— Слушай, пап, а этот ваш юрист земельными вопросами занимается?

— А чё ты хотела?

— Я хотела бы… Вот те товарищи торговцы, видел, не просто ремонт делают, они строить там начали?

— Ну.

— Хочу пристрой. Раз они получили разрешения и согласования, значит это, в принципе, возможно. Тем более, что мы не магазин будем строить, а культурный центр, — папа посмотрел на меня подозрительно, — Культурно-досуговый, — уточнила я.

Это звучало совершенно дико. Бесплатные-то дома пионеров (поспешно переименованные в дома творчества) и клубы для взрослых (в их советском понимании) фактически загибались. Вложиться в такое? Поверить, что буквально через год люди понесут в секции аэробики и танцев очень неплохие деньги, было очень сложно. Поэтому я для верности сказала:

— Да ты не парься. Когда отстроится, можно будет его и в магазин переоформить. С готовым помещением это куда проще.

Да вообще, в те дикие времена, по-моему, много что было проще, только башляй… Беззаконие как оно есть, в диком, первозданном виде. Я ж говорила, что половина законов и прочих регулирующих актов, которыми руководствовались всякие разрешающие органы, были написаны в СССР. В СССР нежилые помещения, конечно, были. А вот право собственности на них отсутствовало как явление. Выводы можно сделать самостоятельно.

Чувствую, на эти согласования вся моя вновь подкопленная заначка в семнадцать мильёнов уйдёт. Это я ещё оптимистически. Не хватит, поди…

Забились с отцом на восемь вечера: приедет, юриста привезёт.

В город я поехала вместе с папой. Помните, я про серёжки рассказывала? Мастерицу ещё в Москву потом сманили, которая ажурные оправы делала. Хочу забежать в самоцветный магазин. К моим серьгам с чёрным нефритом такое, помнится, шикарное колье было. Я в прошлой жизни всё на него облизывалась, а денег не было. Гляну, лежит ещё — нет. Серёжки, кстати, в уши вдену, чтоб плетение сравнить.

Заскочила к папе в магазин, глянуть, как там у них дела, и тут Алла Алексеевна меня прямо обрадовала: пара индивидуальных заказов для меня, вот прямо сегодня утром уже успели. С предоплатой! Может, раскачается всё же это сарафанное радио?

Пошла до цирка, там в переулке как раз эти «Самоцветы» сидели. Колье оказалось аж два. Оба на большое декольте, как я люблю. А ценник… захотелось присвистнуть. Пятьсот тысяч с мелочью! Понятно, почему я тогда их не купила. Померила то и другое. Второе показалось мне более тяжеловесным. Слишком солидным, что ли? Выбрала, в общем, первое. Сразу надела, понеслась счастливая!

Выскочила на «Художественный музей» (остановка так называется), села на маленький сипящий и свистящий лиаз-двадцатку, он тогда круги наворачивал между аэропортом и ж/д вокзалом. Даже не знаю, ходит теперь такой — нет.

И вот сижу я вся такая красивая, в чёрном сарафанчике в стиле лоли-готик, умеренном таком, но с кружевами и рюшами, всё как положено (у папы я его в магазине и купила, одно такое платье было на весь город Иркутск), в чёрных блестящих лодочках (туфли, туфли такие, обязательно на каблучке), в черных своих выпендрёжных цацках… На облезлом кожаном бордовом сиденье. Эти сиденья ещё такие гладкие были, что если вдруг у вас голые ляхи, то когда встаёшь, ляхи от искусственной кожи отрывались со смачным «х-х-рычь!» А автобус так дребезжит, как будто вот прям щас все окна разом одномоментно выпадут. А в голове одна мысль: «Лихо летит этот сарай…»

Ой-й…

Ограда у ИВВАИУ (я всё по-старинке его ИВАТУ называю) и правда прозрачная. Кирпичные столбики метра, наверное, через четыре-пять, а между ними решётка из довольно широко поставленных металлических прутьев. На уровне середины по высоте, метрах, наверное, в полутора над землёй, в эти прутья такие типа декоративные круги были вставлены. Я ещё смеялась, что это специально отведённые места, чтоб руки просовывать. Или не руки, хех…

Походила вдоль забора — смотрю, Вовка бежит. Наряжен, как я в первый раз его здесь увидела: форма типа песчанки, только более оливковая, под курткой майка такая же.

— Любимая! Тридцать минут у меня!

Вот так полчаса мы у заборчика и простояли, за ручки подержались.

— Это я что теперь, до новогоднего отпуска тебя и не обниму, что ли?

— Обнять сможешь. На счёт остального вот сложности. Смотри, завтра у нас физуха, дрочево часа на два. Подъезжаешь к десяти к остановке ИВАТУ и прямо идёшь через КПП.

— А у вас разве не по пропускам вход?

— По пропускам. Но у девушек никто никогда не спрашивает. Проходишь прямо-прямо, метров… двести, наверное. И налево поглядывай. Как увидишь толпу курсантов, туда сворачивай. Роты по очереди бегают. Трёшку, сотку и так далее.

— А, типа по очереди разное?

— Да. Наша шестая рота. Пока первый взвод бежит — наши на травке валяются. У меня будут такие кусочки, минут по пятнадцать. Я смогу с тобой постоять. Пообнимать.

Господи, как же он улыбается… А тут эти железяки посреди.

Всё равно как-то меня немножко это КПП тревожило. Такая я, блин, всю дорогу законопослушная, а тут… Я представила себе, как меня арестовывают. Ладно, задерживают и выспрашивают причины проникновения на закрытый военный объект. Бр-р-р…

— Вов… А так точно делают? Вдруг заловят меня?

— Точно. На территории ИВВАИУ сколько семей живёт! У них дети, жёны. К нашим курсантам, у кого постоянные девушки есть, ко всем приходят. Проходят спокойно.

Ага. Я уже в курсе, что у них в роте этих «всех» три человека, а все остальные им завидуют.

Ну вот, теперь я тоже буду приходить. Пополню, тысызыть, ряды.

А ведь правда, с безопасностью полный швах был. Дежурный курсант гораздо больше боевиков опасался гнева какого-нибудь полковника-папы, которому дочка звонит с КПП и говорит, что она забыла пропуск, а её тут мерзавцы домой не пускают. «Папа спрашивает, как ваша фамилия?..»

И хотя совсем недавно произошёл ужасный случай с террористами в Будённовске, всеобщая подозрительность ещё не наступила. Ну, реально, там же толпа ваххабитов, а тут, например, я… Шахидок ещё не придумали, во всяком случае, у нас. Дома́ тоже пока не взрывали. Никто одиноких девушек не боялся, такие дела.

Время у моего любимого мужа кончилось, и он побежал по своим курсантским делам. А я задумчиво пошла вдоль улицы. Дошла до следующей остановки, вспомнила как я тут месяц назад объявления о продаже квартир разглядывала… Меньше их не стало, наоборот, вон свежих сколько. И меняют люди иногда на сущую фигню. На машины. На садовые участки с домом. Причём, если при слове «дом» вам представляется что-то типа коттеджа — фигушки! Хватали всякие, даже совсем небольшие, типа три на четыре, садовые домишки. Наша вот эта сумасшедшая соседка снизу в прошлом году так сменялась. Досталась ей по наследству квартира — двухкомнатная! — мгновенно она её на дачу поменяла. Зато мебель всю вывезла и к себе составила. Наша баба Рая к ней заходила по какому-то делу, как старшая по подъезду, — говорит, теснота такая, не повернуться. Мда.

Вот и думай: сто́ит такие шальные квартиры искать, рисковать, проверять, или уже в то что есть потихоньку влаживаться? Я что-то, пока каталась, прикинула сколько мне на этот павильон бабосов надо, и была, как та учительница русского языка из анекдота, несколько обескуражена. Нет, вслух другое не кричала, но думала разное. Как говорится, «всё здорово, но хотелось бы побольше деняк».

Нет, я наверное, попыталась бы что-нибудь с квартирами замутить, пустила бы в ход доллары. Но.

У нас с Вовой (с Вовой из будущего, я ж туда периодически ныряю, хоть и редко) родился замечательный план. Я, правда, не знаю пока, как его в деталях реализовать, но заплавленная в два полиэтиленовых пакета пачка за ванной хранится именно для него. И если он выгорит — а он не может не выгореть! — проблемы с деньгами после две тысячи двенадцатого года исчезнут. Сперва «почти», а потом «совсем» и «навсегда». Но до этого надо ещё дожить.

Домой пришла, достала листы миллиметровки (бумага такая, в мелкую сеточку, для чертежей и выкроек), тщательно перерисовала план квартирки из техпаспорта. А потом, на втором листе — что я хочу из неё получить и вокруг нагородить. Картинка, конечно, получилась шикарная (это я так сама себя хвалю), однако сумма требуемых вложений стала ужасать ещё острее. Ладно, без паники. Пока разрешительные документы получим, а с остальным можно будет разбираться поэтапно.

В восемь примчали папа с юристом. Походили вдвоём вокруг моего угла дома, зашли в квартиру. Я представила свой шикарный план-перехват.

Вообще-то план дяденьке понравился, это прям видно было.

— А вот эту схему кто вам рисовал?

— Я и рисовала. У меня так-то по черчению пятёрка была.

Покивал очень сдержанно, как это юристы умеют.

— На счёт вот этой территории нужно будет выяснить, нет ли там водопроводных или иных коммуникаций.

— Ничего нет. Я узнавала, — ну, я просто знаю, где у нас какие трубы и кабели проходят, видела неоднократно, когда копали, — Но вы на всякий случай проверьте, и чтоб документально было подтверждено.

— Вы в БТИ уже зарегистрировали?

— Нет ещё, паспорт меняю. Завтра получу, попытаюсь пробиться.

— М-гм. Вы тогда завтра как подъедете, сразу идите в шестой кабинет. Я утром позвоню, предупрежу, вас без очереди примут.

— Спасибо! — реально, ненавижу очереди! — Сколько заплатить?

— Нисколько. У нас, так скажем, оптовая договорённость, сумма для вас будет небольшая и войдёт в общий договор. Оттуда сразу ко мне, — дяденька протянул мне визитку с именем и адресом конторы. Виталий Юрьевич. М-гм. На Горького сидят, замечательно.

— Цену озвучь, Юрьич, — попросил отец. Сдаётся мне, с таким посылом, мол, «может, в себя придёт да передумает».

— С учётом работы архитектора и согласований, десять миллионов.

«Всего десять⁈» — чуть не выкрикнула я, но вместо этого спросила:

— А студентам скидки есть? Или семейные? Мы же вроде как с папой семейные клиенты.

Виталий Юрьич усмехнулся:

— Специальная семейная скидка в пять процентов вас устроит?

— Отличная скидка! Мне, конечно, больше нравится число семь, но пять тоже неплохо. Сумма включает сбор согласий с собственников и прочее?

— Верно. Полный пакет необходимой документации.

— Я правильно понимаю, письменного договора не будет, мы с вами сотрудничаем исключительно на дружеских началах? Дружно укроемся от налогов?

Вот тут он засмеялся:

— Иваныч, ну точно твоя дочь!

Нет, вы не думайте! Налоги платить я собиралась. Но не со взяток же…

— Так одно же лицо! — я встала рядом с папой, посветила фейсом и открыла сумочку, — Можно я тогда с вами сейчас рассчитаюсь? Не хочу по толпе с пачкой денег ходить.

Да, у меня в сумке была вся моя наличность. Я же чего-то подобного ожидала. Приволокла все имеющиеся рубли. Хорошо, хоть не все пригодились! Выложила на стоящий посередине комнаты обеденный стол девять толстеньких пачек соток и одну половинчатую.

— Девять пятьсот. Считайте.

Ну вот. Теперь у меня и свидетель будет. Ну, так, на всякий случай.

Юрьич (на этот раз он был на своей машине, чём-то большом, чёрном и квадратном, не разбираюсь я в марках) взял у меня мои чертежи и отбыл. Папа тоже на чаи заходить не стал.

Вечером я снова сортировала свои мотки-рулоны и заодно размышляла, каких бы таких держателей понаделать, чтобы Вовино игровое оружие при каждом моём глубоко-задумчивом подходе не рассыпа́лось.

В углу комнаты у меня теперь стояло всякое. Для начала, та первая валлонка. Потом шпага полегче. То, что называется «побеждалка». Я так поняла, Владимир Олегович таки мечтает, что я когда-то буду ей активно махать. Ой, свежо питание…

Ещё меч-одноручник, под викинговку. И несколько выточенных клинков, которые пока ожидали свои эфесы. Хоть стойку для зонтов покупай.

Понедельник, 21 августа 1995.

С утра я забежала в наше старое отделение милиции, получила новящую паспортину. Ну всё, теперь беречь, как зеницу окорока! А то в прошлый раз при замене обнаружили, что верх корочки на сгибе надрываться начал от частых втаскиваний-вытаскиваний из обложки. Чуть не завернули меня по порче документа! Я теперь умнее буду, вставлю только одну сторону, чтоб лишний раз не гнуть.

Там всё случилось быстро, хотя толпень была преогромная. Только я успела слегка приуныть — мол, придётся тут три часа куковать — как все как-то р-р-раз — и проскочили!

С новым паспортом полетела к Вове. Через КПП прошла, морда кирпичом. Ну правда, никто на меня и глазом не моргнул. Ой, нет, глазом-то наоборот, я ж выпендрилась как вчера. Лоля в чёрном, все дела. Так что таращились мне и навстречу, и вслед.

А они там бегают, лоси. Как раз Вовкина рота. И пока все не пробегут, он отойти не может, типа бдит за процессом — он же сержант.

Ну вот, шла я шла, и метрах так в десяти остановилась, чё я в толпу полезу-то. А молодые здоровые парни дружно начали на меня глазеть. Собственно, ради чего всё и затевалось. Пусть Вовке завидуют, салаги.