95-й. Сны о будущем прошлом

21. ПОДАРОК СУДЬБЫ, ПРАКТИЧЕСКИ

ВОТ ЭТО Я ВОВРЕМЯ!

Я спускалась с остановки под арку между домами (нашим и соседним, пятьдесят шестым), и услышала этот разговор. Первый голос, низкий и немного гнусавый, не узнала. А второй, высокий и очень эмоциональный, принадлежал высокой женщине с последнего подъезда соседнего дома, которую непонятно за какие заслуги весь двор звал «Баба Яга». Вполне милая тётка, между прочим.

— Слыхала, Инка-то приехала с Голландии за матерью? — спрашивала первая, — Хотела быстренько квартиру продать, цену заломила в шестьдесят миллионов!

— Да ты что? — удивилась баба Яга, — На первом этаже? Да на остановку⁈

— Но! У самих билеты через три дня уже, заметались, заметались, три раза уже ценник сбили. Каждый день в газете печатают, а никто всё равно не идёт, — в голосе послышалось некоторое злорадство от того, что Инка, которая первые дни задирала нос и кичилась заграничными шмотками, села в лужу.

— Вся гарь, весь дым к ним в окна! — согласилась баба Яга, — Ни одного же окна во двор! Кому она нужна, такая квартира? Вон у Люды на остановку тоже, так только ночью проветривать можно.

Вот вы мне не поверите, а квартиры на первом этаже, особенно рядом с магазином или просто в доме с магазином, считались долгое время ущербными и стоили сильно, сильно дешевле. Особенно выходящие на проезжую часть.

Я резко развернулась и снова вышла на остановку, прошла вдоль дома. Пока из будущего почти сплошного ряда магазинов присутствовали только товарищи кавказской национальности, суетящиеся и что-то ковыряющие в газоне напротив окон посередине здания, да пыльное окно заброшенной автобусной диспетчерской. Кто-то же её, эту диспетчерскую, потом продаст. Тоже вот занятный вопрос — как? Госсобственность? Хотя, чего удивляться, фабрики-заводы распродали, а тут квартирка однокомнатная, подумаешь…

И, кстати, а вот эти ушлые кавказцы чего на лакомый голландский кусок не кинулись? Тупо не знают? Или весь лимит свой и родственников исчерпали? Вот это скорее всего, они ж сразу три или четыре квартиры выкупили. И каким-то образом умудрились подвал под ними тоже прихватизировать. И теперь городили значительное по тем временам сооружение: двухэтажный магазин, первый плюс цоколь. Нехилая затея, если подумать.

Я прошла весь длиннющий шестиподъездный дом. Нету, что ли?

Квартира, по закону подлости, оказалась в самом конце. Ха, ещё и угловая! Как мне, помнится, тогда объясняли: угловая всегда холоднее, поэтому обязательно дешевле. И ещё типа в случае землетрясений они должны обрушиться в первую очередь.

Видок у окон что-то был подзаброшенный. Но с внутренней стороны на стекло были налеплены вырезанные из цветной бумаги крупные буквы: ПР, в следующем окне ОД, потом АЕ и в последнем ТС. За углом на одном из двух окон, расположенных по центру, обнаружилась сиротливая Я. Буквы сперва, должно быть, были красными, но быстро выгорели до почти коричневых. А с учётом отблёскивающих стёкол и вовсе были видны плохо. Креативщики, тоже мне.

Я обошла торец дома, зашла в подъезд, постучалась в квартиру.

— Кто там? — спросили изнутри. Женский голос, молодой. Должно быть, эта Инна.

— Я по поводу вашего объявления.

— А почему вы не позвонили? — подозрительно спросила из-за двери Инна.

— Потому что не успела. Я могу подняться к себе и позвонить. Но пока хожу, могу передумать. Оно вам надо?

Щёлкнул замок, дверь приоткрылась, но по-прежнему осталась заперта на цепочку.

— А как вы узнали?

— На окнах ваших буквы висят. Может, вы меня уже впустите? Что-то я не очень хочу, чтоб меня у вас в подъезде обокрали.

Это, наконец, возымело нужный эффект. Дверь быстро захлопнулась, скрежетнула цепочка по пазу, так же стремительно распахнулась:

— Заходите скорее.

Инна быстро меня впустила и закрыла замок.

— Вас что, тоже уже ограбить пытались?

— А вас? — она пытливо впилась в меня глазками.

— Слышали, наверное, аптека горела?

— А-а-а! Так это вы были?

— Да, повезло вот.

— Ужасная страна! — Инна передёрнула плечами.

Я ничего не стала на это возражать. Страшно тогда было. Так страшно, что некоторые такие вот девчонки сбежали не то что за красивой жизнью, а просто за нормальной. Самым простым путём — выйдя замуж за иностранца.

И эти простые наши, обычные девчонки реально были сильно красивее окружающих их тамошних женщин — достаточно посмотреть фотографии. Тут спасибо, как говорится, европейской инквизиции.

Многие, уезжая, старались совсем забыть о Родине. Представлялись другими национальностями… Инка-то за матерью хоть приехала.

Так, квартира, судя по всему, была стандартная четырёхкомнатная малометражка. То, что потом в документах будут писать как «трёхкомнатная». Коридор побольше нашего, где-то два с половиной на два с половиной. Из него три двери: в зал, в маленькую комнату и в кухонно-ванный коридорчик

— Инна-а… — из кухни, придерживаясь за стенки коридора, появилась пожилая женщина, — Ой, Олечка! А ты чего к нам?

— Здравствуйте. Да вот, весь двор уже обсуждает, что вы через три дня улетаете, а квартиру продать не смогли.

Инна, увидев, что мать меня знает, расслабилась, но совсем чуть-чуть. Ну, мало ли, знакомая. И знакомые знакомых грабили, только в путь. В ответ на мой пассаж поджала губы. Да и пусть.

— Я бы хотела посмотреть.

— Ты купить хочешь? — удивлённо спросила Инкина мать. Блин, не помню, как её зовут.

— Если меня устроит состояние и мы сойдёмся в цене, я готова купить сегодня. Но отдел БТИ, — Росреестра-то ещё нет… — боюсь, не будет столь стремителен. Если вам повезёт занять очередь часов в пять утра и попасть в число принятых счастливчиков — тогда зарегистрируемся завтра. Можно проплатить нотариусу. НО, повторяю, если меня устроит состояние и цена. Смотреть будем?

— Сюда, пожалуйста, — Инна кивнула налево, — Это зал.

В противоположной стене имелись ещё две двери, в совсем уж крошечные спальни.

— М-м, а зал-то проходной, получается?

Да, это считалось явным минусом, не смотря на то, что в подавляющем большинстве хрущёвок залы были проходными. Инна слегка дёрнула губой:

— Да проходной. Не разувайтесь! Мы уже натоптали.

— Как скажете, — я прошлась по залу, заглянула в комнаты, в которых царил некоторый, связанный с переездом хаос — А здесь площадь?..

— Как и зал, вместе тоже восемнадцать, да мам?

Мама покивала.

— А с учётом шкафа?

Между комнатами, как и у нас, был встроен межкомнатный шкаф из жуткого ДСП

— Получается девять и шесть с половиной, что ли…

— М-гм… А батареи когда меняли?

Инна с матерью растерянно переглянулись.

— То есть никогда, с тысяча девятьсот семьдесят третьего года?

— Ну… да.

— И сантехника тоже старая? Пойдёмте, посмотрим.

Кухня, ванная и туалет во всех хрущёвках прижаты друг ко другу. Ладно, хоть в этой серии туалет с ванной раздельные. Стены крашеные «панелями», то есть полтора метра от пола — синие, выше — беленые. Давно беленые.

В жилых комнатах, кстати, побелка была сделана с советским шиком, «с накатом» — когда по фону (обычно светлого оттенка) прокатывался валик с выпуклым рисунком, другого цвета. Обычно маляры имели в запасе три-пять вариантов, или соседи давали валики взаймы друг другу. Такой вариант «обоев» для тех, кто на выдумку хитёр.

Здесь листики и цветочки были напечатаны выпендрёжно, серебрянкой. Но давно, должно быть, задолго до отъезда Инны «взамуж». Извёстка основы пожелтела, местами (на солнце) сильно выгорела.

— Трубы канализации и водоснабжения, я так понимаю, не меняли с момента постройки дома?

— Да, — как будто через силу кивнули обе.

По дороге заглянула в туалет:

— М-м, с потолка подтекает иногда, да? — ну правда, вон разводы просвечивают.

— Маша со второго этажа ремонт сделала, — поторопилась уверить меня Иннина мама, — Теперь не течёт.

— М-гм… — протянула я, как будто не поверив.

Ну да, нагнетаю, а как? Они, буржуины, в Голландию рванут, марихуановые кексики лопать, а нам тут десять лет минимум ещё выживать по-взрослому.

Заглянула в кухне под раковину. Вроде сухо, и плесенью не пахнет, но угукнула многозначительно. Проверила воду. Кран свистит… Покрутила вентили в ванной. Хмыкнула. Дёрнула за верёвочку верхний сливной бачок в туалете, постояла, послушала звук.

— Да-а-а, тут в одну сантехнику сколько вкладываться, — как будто сама себе пробормотала я, заглядывая из прихожей в четвёртую комнату, между залом и кухонно-туалетным блоком, — А ремонт стен и потолков когда делали?

— М… Я точно год не помню.

— Может быть, десятилетие?

Инна покраснела:

— Зато она на солнечную сторону.

— Тополя от жары немного спасают да? — вежливо поинтересовалась я.

Тополя были высажены вдоль всего фасада и дальше вдоль дороги практически через каждые три метра. И подстригались в те годы так себе. В квартире было темновато. Но, тем не менее, тополиные кущи не помешали увидеть маршрутку, остановившуюся прямо под окнами. Маршрутчик высаживал людей, не заглушая двигатель. В щели деревянных рам потянуло выхлопом. Я-то знаю, что через год-другой им тут останавливаться вообще запретят, а хозяйки дружно покраснели.

— А балкона нет, правильно? — вспомнила я.

Жуткий минус по меркам постсоветского человека. Ну и что, что первый этаж, и не предусмотрено! Многие пристраивали, да ещё не трёхметровые, а типа лоджий, на две, на три комнаты. Иногда и второй этаж с первым договаривался, так расширялся. До сих пор в Юбилейном несколько таких домов с пристроями стоят.

Инкина мама не выдержала первой:

— Ой, купил бы уже кто-нибудь эту халупу! — раздражённо всплеснула она рукой.

Между прочим, в то время ходил очень стойкий слух, что хрущёвки рассчитаны максимум на тридцать лет, и что в две тысячи третьем дома микрорайона начнут массово разрушаться. Люди пересказывали домыслы и страшные истории, одна другой апокалиптичнее. Да-да, помню, как одно время я спать боялась. Почему-то именно спать. Мне прям представлялось, как ночью стены трескаются и рушатся…

У кого была возможность, старались обменять жильё на годы поновее.

Инка вскинулась, выпучила на мать страшные глаза.

— Ну чего, чего ты таращишься? Человек пришёл! Послезавтра билет!

Опа, вот это поворот.

Я постаралась бурно не реагировать.

— И какова же… цена?

Инна явно боролась внутри себя. Жадность с прагматичностью.

Наконец кто-то победил.

— Двадцать миллионов.

Еб*ть ту Люсю!* Извините…

*А всё Владимир Олегович со своей страстью

к красочным идиоматическим выражениям…

Хорошо, что я вслух не выкрикнула. Покивала типа с сомнением:

— М-м-гм… М-м-гм… А сколько тут квадратов, забыла спросить?

— Шестьдесят.

— А сколько собственников?

— Один, мама.

— Ну, что ж… — хватит сомневаться уже, — Если вы берёте на себя оформление у нотариуса, предлагаю проехать прямо сейчас. Потому как БТИ может с лёгкостью завернуть нас по любой мелкой причине. И пять дней рассмотрения. Отстоим день в никуда. А времени у вас уже нет. А потом уже с нотариальным договором я сама пойду в БТИ. И для этого мы составим с вами генеральную лицензию на управление квартирой от имени мамы плюс отказ от претензий с вашей стороны — на всякий случай, перестраховка уже для меня. И за это заплачу уже я. Я правильно понимаю, вы единственный наследник первой очереди? Можно документы на квартиру посмотреть?

Инна слегка оторопела от таких построений.

— Да. У нас вообще больше родни нет, только я и мама…

Я так понимаю, импортный муж не в счёт? Никогда не слышала, чтоб мужья через голову жён на что-то претендовали…

— А это вот обязательно? — Она вынесла и протянула мне свидетельство о праве собственности, от руки заполненное на казённом бланке с печатями.

— Конечно! Вдруг вы решите мамину сделку опротестовать?

Ой, не удивляйтесь, рынок такой дикий был, каких только вывертов не случалось. Так что я и впрямь перестраховываюсь, и это нормально.

Вообще, хорошо, что я сегодня про них услышала. В моей изначальной ветке времени квартиру они продали в самый последний момент, буквально за несколько часов перед вылетом. Появились какие-то барыги, совсем уж дожали их, до десятки, что ли. Типа за срочность… Я вот не могу настолько наглеть, и так предложение лучше некуда.

Я заглянула в бумаги.

О! Октябрина Сталениновна маму звать. Ничего себе… Тяжело ей придётся на западе с таким именем. Поменяет на въезде или нет, интересно?

Инна загрузилась. Зато мама бодро шлёпнула по стене ладонью:

— Я согласна! Куда поедем, девочки? На Приморский? — на этой остановке сидела тётка-нотариус с гигантской вывеской.

— Если вы не против, то лучше бы на танк или на рынок, — попросила я, — Или в любой другой отдел, на ваш выбор. Эта мне категорически не нравится. Копию аттестата мне заверяла — такая хамка, ужас. С людьми как с грязью разговаривает.

— Ну, тогда на танк, поближе. Такси вызовем? — Октябрина сняла трубку.

— А не ограбят нас? — спросили мы с Инной хором.

Таксистов, идущих по пути быстрого и беззаконного заработка, тоже было предостаточно. Мы переглянулись.

— А родственников у вас нет? — автоматически спросила я, — Ой, вы же говорили… Блин… Знаете что, давайте я папе позвоню? Или вы позвоните. Двести сорок — двести сорок, это его рабочий.

— Хорошо, — Инна сурово кивнула, — Диктуйте.

— Двести сорок — двести сорок, — тупо повторила я, — магазин «Лучший». Александр Иванович Шаманов.

— Помню-помню Сашу, — вставила свои пять копеек Октябрина, — Они же с мамой давно развелись. Он что, приходит? Помогает?

— Конечно! — мне даже обидно за отца стало.

— Алё, — кокетливо ответил в трубке голос Аллы Алексеевны.

— Добрый день, — хмуро поздоровалась Инна, — Александра Ивановича я могу услышать? Это по поручению его дочери, Ольги.

— Конечно! Минуту! Саша! Тебя! Ольга попросила кого-то позвонить! — папина компаньонка явно запаниковала.

Не знаю, зачем Инне понадобился этот перфоманс, и в чём она убедилась, но трубку мне передала и «алло!!!» папа заорал в ухо уже мне.

— Алло. Пап, не кричи, всё нормально! — мне пришлось немного трубку от уха отодвинуть, — Нет! Меня не убивают! Да погоди! Папа, мне сильно нужна твоя помощь… Да… Я хочу квартиру купить, а… Да! А мы боимся с деньгами ехать, три женщины… Нет… У знакомых… Да… Они уезжают из страны… Двадцать… Шестьдесят… Потому что срочно… Да нормально всё! — ну как, блин, объяснить, что я эту сделку из будущего помню.

Зато Инна, слушая мои ответы, даже приободрилась. Как это её убедило, что я не кидала и не бандитка — я ХЗ, честное слово.

Отец спросил адрес, объявил:

— Через двадцать минут буду! — и отключился.

— Ну что, дамы, собираемся. Сказал «через двадцать минут» — значит, «через двадцать минут».

Мне вообще-то даже удивительно. В прошлый раз он за семь долетел.

Оказалось, оставшиеся тринадцать минут нужны были, чтобы вызвонить и привезти «юриста спортзала». Реальный юрист дядька. Я и по прошлой жизни его помню, спокойный такой, рассудительный. Проверил все документы, согласился, что всё вроде нормально. Посетовал, что маловато времени на проверку, но тут уж Инна вынесла ему авиабилеты аж до самого Антверпена, и это, вроде бы, устроило всех.

— Только деньги у меня дома! — предупредила я, когда мы из подъезда вышли. Отец пикнул сигналкой, велел:

— Садитесь, мы быстро.

В квартире спросил меня:

— Ты уверена? Мутная сделка.

— Уверена, пап. Я сон видела, всё будет нормально.

— Ну, смотри.

Кули свои с будущим платьем я, конечно, оставила дома.

Баба Яга со второй тёткой всё ещё обсуждали Инку и Голландию, проводили нас с отцом поднятыми бровями. Прямо такими выщипанными ровненькими дужечками. Сейчас кости мне мыть будут, а то предыдущая тема практически исчерпана. Да нехай. Всем на рты платки не накинешь, правильно?

Дальше было довольно скучно. Небольшая очередь к нотариусу. Составление договора, который очень, очень внимательно проверил наш юрист. Прочие сопутствующие бумаги…

Я полегчала на двадцать три миллиона, потому что два же пришлось нотариусу отдать, да за услуги юриста ещё… У, блин, как дорого всё…