40k способов подохнуть. Том 3

Глава 90

— Нихрена себе, что они там устроили, — присвистнув произнесла Лазурь, следя за тем, как в варпе начались великие изменения.

Император Человечества начал производить какие-то телодвижение, его вернувшийся с того света сын пытается спасти умирающую Империю. Во тьме уже пробудился и примарх первого легиона, личностный рост которого заставил усомниться многих в принципиальной неспособности примархов меняться и быть чем-то иным, нежели задуманным Отцом инструментом. Хотя и сам Лев не то что бы претерпел какие-то радикальные изменения, суть и цель остались те же, изменился подход и мировоззрение.

Но более всего Лазурь интересовала очередная переделка зон влияния. Тзинч явно начал проигрывать и теперь считался слабейшим. На первое место рвалась во всю Слаанеш, но куда больших результатов достигал Нургл, выбрав размеренный подход и игру в долгую, если точнее, игру в вечность, которая сотрёт всех, но не его. Оценить потенциал и силу Кхорна было сложно, он слишком импульсивный и его мощь напоминала маятник. Ещё недавно он был сильнейшим, но вот начался Кровавый Крестовый Поход и демоны лавиной попёрлись дохнуть хрен пойми за что. Драки ради драки не очень хорошо сказывались на возможностях Кровавого Бога.

Так или иначе Лазурь в данный момент интересовалась исключительно диалогом Тзинча с Богом-Императором, после которой Архитектор Судеб быстро покинул поле боя и спрятался в своём лабиринте. Или же он хотел, чтобы так все подумали, а на самом деле уже плёл интриги в другом месте? Этот вопрос и другие останутся навсегда открытыми, но одно Лазурь знала точно:

— Эта игрушка Тзинча не такая уж и рядовая, какой её пытаются мне показать.

И после этих слов лабиринт Тзинча содрогнулся вновь.

Очередной удар гигантского посоха отбросил меня словно куклу и столкнувшись со стеной я переломал себе все кости, но не потерял сознание. Адская боль рвала сознание, продолжая течь по нервам, что оказались повреждены, разорваны или защемлены между осколками позвонков. Агония продолжалась недолго, ведь в следующее мгновение моя голова взорвалась, а за ним и всё тело.

Единым потоком кровь и плоть снова перетекли в центр комнаты, восстанавливая моё физическое тело для продолжения безумного веселья Тзинча. Вновь я стоял под взором бессчётного числа лиц и его воля давила на меня настолько сильно, что вытекали глаза и трещала по швам собственная память. Но несмотря на эту нагрузку я не отводил взгляд, пока кровь текла по лицу, придавая жуткому оскалу ещё более мрачный вид.

— Какой упорный, — улыбнулось главное лицо Тзинча и одной мимолётной мыслью он отдал приказ, после чего хрустальный птица словно пуля на всей скорости пронзила мою грудную клетку.

В дребезги разлетелись рёбра, кровавый взрыв покрыл хрустальный пол лабиринта, но через мгновение я снова стоял как ни в чём не бывало. Раз за разом Тзинч убивал меня, даже не объясняя причин своего поведения и не давая ни малейшего намёка. И единственное что было в моих силах, раз за разом снова направлять свой взгляд на него. Этот взгляд ему не нравился, возможно именно из-за него он и устроил аттракцион смертей, но после очередного сожжения заживо он в конечном итоге остановился.

— Превосходно, — в довольной улыбке расплылась мерзкий лик грядущих перемен. — Эта жизнь пошла тебе на пользу. Ты не только стал лучше, но и смог найти применение другим душам. Жаль конечно, что собственной волей пока что обладает лишь Мордред, а остальные невероятно пассивны. Хотел бы я посмотреть как ты сходишь с ума в очередном припадке шизофрении. Но да ладно, не ради этого желания всё затевалось.

Тзинч снова лишь подумал о приказе, как все демоны в лабиринте тут же его исполнили, покинув центральный зал. Они без каких-либо эмоций и чувств терзали меня всё это время, слушали мои крики, но не мольбы о прощении. Боль и смерть более не воспринимались как угроза, они были скорее наградой и доказательством правильности выбранного пути. Я делал всё правильно, поэтому и страдал. Такая логическая цепочка прочно засела в разуме, ведь иначе в этом мире быть не могло.

— Да уж, кто бы мог подумать, что я когда-то начну взращивать в одном из своих слуг то, что так ценит мой главный соперник, — вздохнув произнёс Тзинч и вздохом своим устроил бурю в варпе, которая стерла одну из колоний Тёмного Империума. — Я бы мог подумать, ведь перемены — неизбежность. Они всегда близки и ваши человеческие сердца всегда будут их жаждать. А ваши сердца буквально моё топливо, которое определяет мою суть. Ну так что, мой план тебя устраивает? Или ты до сих пор ничего не понял?

— Ты заключил сделку со своим главным врагом, — произнёс я, пока глаза восстанавливались и вытекали раз за разом из-за того, что я не желал отводить взгляда, а Тзинч не желал накладывать на себе менее болезненную для восприятия иллюзию. — Ты глупец, что роет себе могилу.

— Ха-ха-ха, какие же вы смертные забавные. Не понимаете даже основы, но так стремитесь поучать других, даже Богов. Даже страшно подумать, что могло случиться, если бы хотя бы каждый пятый из вас научился критическому мышлению и пытался не оправдать собственное мировоззрение, натягивая сову на глобус, а например найти ошибки в себе и исправить их. В тот день у нас бы появились более достойные слуги… и враги… было бы веселее и интереснее, но а пока… иди, погуляй, попробуй построить козни за моей спиной, а я буду делать вид, что ничего не понимаю и не знаю.

И по щелчку пальцев шестьсот пятнадцатой руки, что исчезла в тот же миг вместе с сотней лиц, меня утянул поток варпа, насильственно вытягивая из лабиринта и неся всё дальше и дальше. В какой-то из моментов я увидел Птичку, которая отцепилась от меня и сорвалась в штопор, но зато получила больше контроля над ситуацией, чем я. Где-то внизу или вверху, смотря за что брать точку отсчёта в стремительно меняющемся Имматериуме, где вверх и низ могли быть одним и тем же, я увидал и Лазурь, с удивлением наблюдающей за моим пути и двигаясь вслед за несущим меня потоком.

Были и другие демоны, иные взгляды и блуждающие души, но в какой-то момент всё закончилось попаданием на так называемую нейтральную территорию, где кончалась абсолютная власть Тёмных Богов. Это же место было и сосредоточием невероятной ярости и объединённой мощи всей Четвёрки. И хоть никто из них не давал достаточно сил для этого участка, но варповая нагрузка на метафорический квадратный метр этого измерения зашкаливала.

Однако не мог появиться разлом, ведь на пути демонов стоял золотой барьер. Когти терзали его, клыки пронзали, горели в праведном огне твари варпа, но барьер держался и исцелялся ценой тысяч душ. И хоть гигантский разлом разделил целую галактику, сквозь этот барьер сиял и свет маяка надежды, который порой умудрялись разглядеть навигаторы.

Бог-Император не просто сидел на троне, борясь за собственную жизнь, нет, его жизни мало что угрожало, ведь он был не только чудовищно сильным псайкером с невероятной мощи душой, но и вечным. Однако в его силе нуждался астрономикон и всё Человечество. Стоит ему только встать с золотого трона и ослабить на мгновение хватку, отказаться от тысяч жертв и уделить время восстановления физическому телу как невероятной мощи катастрофа растерзает всю Терру, где проживали сотни миллиардов и вероятно даже более триллиона людей.

Развернется разлом, вырвутся бессчётные орды демонов и падение Кадия покажется мелочью на фоне этой катастрофы. А уж удастся ли душе Повелителя Человечества пройти цикл перерождения, сохранив всю былую мощь… это тоже было важным вопросом, ведь тот же Тзинч после падения с вершины Бесконечных Гор собирался себя по кусочкам тысячи лет.

А у Человечества не было этих тысяч лет, как и имелись многие другие причины, о которых знал лишь сам Император, ставший когда-то невольным узником Золотого Трона, но в последствии решивший ничего не менять, что доказывала и его диалог с Робаутом Жиллиманом.

И этот барьер вдруг начал наступать прямо на меня, расширяя свои границы. Бог-Император не мог отодвинуть Тёмных Богов от Терры полностью, но выбрал участки, где начал первую активную борьбу после десяти тысяч лет затишья. Пока враг думал что Империум загнивал и развалился, он на самом деле укреплял хребет, вокруг которого уже начала наращиваться масса.

Боль обиды ударила меня копьём и пронзила оба лёгких, войдя под плечо и заставив хрипеть. Боль потерь молотом обрушилась на спину, заставляя в миг пасть ниц, ведь удар этот был непосильно тяжким для меня. Боль предательства отравленными иглами начала входить под ногти и в глаза… боль была всем и имела столько граней, сколько невозможно вообразить.

Это чувство было мимолётным, ведь являлось лишь отражением истинных чувств Повелителя Человечества, восседающего на Золотом Троне и чувствовавшего каждого своего последователя. Все страдания Империума и личный безмолвный крик самого Императора объединились воедино. Никто кроме Него мог вынести подобного, но он и требовал от своих слуг столь великой жертвы, неся ношу в одиночестве.

Он смотрел на меня и изучал, а я не мог поднять взгляда. Потому что не хотел увидеть то, что познаю скоро и я. Тот чёрный день, когда все мои стремления и надежды будут обращены прахом по воле Тёмных Богов. Это было неизбежностью, которую постиг Он и которую постигали все, кто служил Хаосу или противился ему. Борьба не играла роли, ведь судьба никогда не была справедливой. И можно было только молиться о быстрой смерти… или же просто надеяться на саму возможность когда-нибудь умереть.

Он знал, что я полностью повязан с Тзинчем. Его заинтересовала не совсем подконтрольная мне сила, он хотел переиграть Тзинча, а Тзинч хотел переиграть его. Я понимал, что во мне видели лишь инструмент. В этом плане Повелитель Человечества ничем не отличался от Тёмных Богов. И из-за этого я разочарованно отвёл взгляд.

Признаться, в глубине души я надеялся, что Бог-Император окажется хоть в какой-то мере тем, про кого говорили проповедники, хотя если так подумать… он наверное им и являлся. Спасителем Человечества, который использует своих слуг точно также как и Тёмные Боги. Цели разные, подход один, а ты лишь разменная монета в чужой игре, правил которых не знаешь.

Осознание это было крайне болезненным и слабость накатила на меня. Я не хотел быть чьим-то инструментом и не хотел быть слугой, но никому до этого не было дела. Всю пьесу мне уже расписали.

— Тебе плевать на них, — произнёс я, затрагивая единственную тему которая меня интересовала. — Их имена тебя не интересуют и никакого прощения ты даровать не можешь, ведь вину им внушили искусственно. И ни до кого из них тебе нет дела…

Император молчал, а свет его стал слепить ещё сильнее, а затем раздался Его голос, что заменил собой саму реальность.