— Именем Его вы проговариваетесь к смерти, подлые предатели, и да очистятся ваши души в праведном пламени, — произнёс инквизитор Георг, давая отмашку своей свите.
Сразу же опытные воины, почётные телохранители, укутали пламенем обвинённых в предательстве гвардейцев. Адские крики рвали души, но лишь гневом пылал взгляд фанатичных служителей Императора. Сам же Георг желал ещё более ужасного наказания, однако в полевых условиях он мог сделать лишь это.
Казнили же тех, кто ещё совсем недавно служил в Имперской Гвардии. Не все полки могли похвастаться такой же непоколебимой верностью как полки Корпусов Смерти или же канувшие в лету полки Кадии. Кровавый Договор тому самое яркое свидетельство. И хоть о массовом предательстве речи пока не шло, но Георг уже вышел на ряд тех, кто встал на тёмный путь.
Ересь проникла глубоко, это было фактом, однако куда печальнее было то, что Георг так и не мог понять, что именно задумал враг. Складывалось впечатление, что он не особо плотно работал с мятежниками Оранхелии, этой системы. Будто бы культ проникший в ряды «Ярости Махария» преследовал совершенно иные цели, отличные от целей Кровавого Договора. В любой случае, от катастрофы всю группировку уберегало лишь то, что в её рядах было очень много Криговцев. Двенадцать полков как никак.
— Обязана доложить, что ваши действия понизили боевой дух гвардейцев, — заявила мечта любого инквизитора, почётный член свиты и неприкасаемая.
— Пусть знают, что станет с ними за предательство. Посмеют дрогнуть — отправятся к моим мучителям.
Без каких-либо колебаний и сомнений действовал Георг. Долгие века он служил Империуму и к несчастью успел познать всю опасность полумер. Тот мир, что сгорел в атомных вспышках до сих пор преследовал Георга во снах, ведь именно из-за полумер он не смог спасти невинные души и позволил более чем двадцати миллионам людей стать жертвой лживых пут культа хаоса. И всё же та ошибка стала бесценным опытом, что навсегда изменила Георга, сделав его тем, кем он должен был стать дабы защитить Империум.
Инквизитор поставил себе цель любой ценой докопаться до правды, предчувствуя великую беду. И видит Бог-Император, его верный слуга сделает всё и пожертвует всеми, чтобы исполнить своё предназначение.
— Я так слаба… неужели вся моя сила принадлежала по большей части Тзинчу? — жаловалась Птичка, превратившись из весьма грозного демона в просто какой-то слабый отголосок варпа, существующий лишь за счёт моей души.
— Знаешь, то что ему стало на нас плевать это даже хорошо, — заметил я, покидая госпиталь.
Мои раны удивительно быстро зажили. Нет, до всяких астартес как до луны, однако любой обычный человек на моём месте наверное месяц минимум бы отлёживался. Всё же и ожоги довольно серьёзные, и осколками меня знатно подрешетило, на правом предплечье и мышцам крайне сильно досталось. Но видимо мой закалённый тренировками и биодобавками организм был куда сильнее и выносливее, чем казалось изначально.
Хотя также стоило понимать, что до конца я не исцелился. Некоторые раны даже не начали рубцеваться, но в целом боеспособность была в норме, по меркам Крига. Так что в тылу я пробыл всего лишь полторы недели и тут же отправился обратно на фронт, где наши взяли проклятые холмы и продолжили движения, смыкая кольцо вокруг крепости хаоситов, которая всё это время укреплялась.
Не теряя ни минуты времени меня тут же отправили обратно на фронт. Но не успел я покинуть грузовика, как сразу же меня встретил старший смотритель.
— 226-ой, ты переведён в штурмовую бригаду, — кратко доложил он, после чего тут же продолжил осмотр прибывших.
Многие из выживших в этих жестоких боях также отправились вместе со мной в штурмовую бригаду. Людей там всегда не хватало, а с учётом упущенного в самом начале времени цена за каждый километр была неимоверно высока. Впрочем, ни маршала Корпуса Смерти, ни Крайзера, да и в принципе никого не интересовало то сколько криговцев погибнет. Ведь эти полки создавались для одной единственной цели — умирать десятками тысяч во время выполнения задач, где не умереть просто невозможно.
Из-за возросшего напряжения в тылу и в частности из-за работы инквизиции, подозрительность нашего Корпуса Смерти выросла. Криг и раньше относился к другим слугам Императора как к тем, кто потенциально может предать тебя в любой момент. Даже эти хвалёные ангелы Императора, орден «Истребителей», не внушал особого доверия. Уж больно жестокими они были, так ещё порой и так рьяно рвались в бой, что казалось они пытаются затянуть поглубже союзников. С другой стороны это можно было списать на наследие легиона Белых Шрамов, от которых орден и был образован.
Так или иначе о приказах командиры узнавали порой в последний момент. А что касалось общих сведений о работе Корпуса Смерти, то за его пределы к другим полкам не уходило ничего кроме «Осада крепости стратегического масштаба». Таким образом о реальной обстановки в рядах Корпуса Смерти знало лишь высшее командование, проверенные комиссары, не знающая никаких преград инквизиция, ну и разумеется высшее командование всей группировки «Ярость Махария».
В остальном же фланговые группировки наземных сил Имперской Гвардии могли даже не знать, что вот-вот целый пойдёт в атаку. Из-за этого упала организация, но Криг лучше других знал цену предательства, поэтому даже если в результате неожиданных перегруппировок погибнут десятки тысяч, то это будет приемлемая цена.
Я же рефлекторно проверил насколько плотно прилегает противогаз, ожидая в указанном мере сбора нового штурмового взвода. С удивлением обнаружил, что и Криворукий был здесь. После к нам прибыл смотритель и скупо объявил, что мы теперь можем называться гренадёром, после чего без каких-либо лишних предисловий нас тут же погрузили в «Горгону».
— Он рад, — вдруг произнесла Птичка, внимательно изучая души вокруг, пока я молча смотрел в затылок стоящего впереди гвардейца. — Невероятно сильно рад, что очень хорошо видно из-за контраста эмоций. Все вокруг такие серые, но от того редкие эмоции ощущаются лишь сильнее. Почему ты молчишь? Я не мешаю?
Я же просто игнорировал Птичку, ведь в скором времени нас выгрузят и мы помчимся на укреплённые позиции врага с целью поиска уязвимых мест. В такие моменты мне не хотелось с кем-то говорить, что уж там, в большинстве случаев я предпочитал даже не думать. А в голове продолжали звучать наставления наших идеологов и святых, что каждый день неустанно вели беседы с нами с самого первого дня в кадетских корпусах.
— Открытый разум подобен крепости, врата которой распахнуты, а стражи погрязли в беспутстве, — даже грохот тысяч орудий и взрывы бомбы не могли заглушить шепота старика, взгляд которого невозможно было забыть. — Закрой его и изолируй, ведь та радость открытий нового не стоит риска пасть жертвой Архиврага.
По началу мне казалось, что Империум та ещё дыра, прогнившая до самого основания, где людей просто эксплуатируют, угрожая всякими внешними врагами. Но чем больше времени я проводил здесь, тем больше смысла было в словах казалось бы фанатичных и безумных последователей культа Бога-Императора. Ведь как не крути они были во многом правы.
Знания были крайне опасны, чем больше человек узнавал, тем сильнее становился его страх. Чем больше он познавал, тем уязвимее становился для тех, кто был несоизмеримо опытнее и жил по ту сторону реальности. Какой смысл обучать людей, взращивать в них стремление к развитию, если они падут жертвой Тёмных Богов? Казалось бы, как вообще невежество может быть добродетелью, спроси любого и он скажет, что именно стремление к знаниям есть единственный правильный путь. Так считал и я.
Но с текущим опытом, озираясь на своё прошлое, я всё сильнее сомневался в этом. Ведь что дало знание людям? В моём мире это была война и атомное оружие. Это низкая рождаемость и вырождение наций, ведь более умный человек не захочет заводить детей, понимая что его финансов и возможностей хватает лишь на покрывание потребностей. Как и сами потребности с ростом знаний становятся всё выше. Эти же знания уничтожили природу, создав общество потребления.
Конечно, само знание понятие куда более широкое и вбирает в себя и позитивные стороны, но факт остаётся фактом. Тёмный человек недалёкого ума куда легче наполнить верой в Бога-Императора и таким образом защитить его от Архиврага. Нерушимые и неоспоримые догмы будут монолитной стеной его разума, лишённого способности к критическому мышлению. И этот разум будет чище всех тех еретиков, медленно падающих на самое дно.
Молитвы заменили науку и духовное развитие раздавило технологический прогресс, ведь такова была плата за существование и вечную войну с теми, кто никогда не даст развиться человечеству как виду до чего-то большего, достойного этих самых знаний.
— Мне нужно думать, я знаю своего врага, — мысленно произнёс я, закрываясь как от неуместного щебета Птички, так и от каких-либо сомнений, делая свой разум максимально простым и невероятно прочным.
И в этот момент «Горгону» сильно тряхнуло от чудовищной мощи взрыва. Тяжёлый бронетранспортёр задымился и остановился, двигатель заглох, а канонир с правого фланга превратился в расплавленную груду мяса. Враг обладал весьма обширным арсеналом вооружения, как и полностью подавить его не удалось из-за чего он активно оборонялся. Но сколько бы техники он не выбивал, наступления Корпуса Смерти было не остановить.
С грохотом опустился ковш, который не только хорошо справлялся с разминированием, но и был дополнительной бронёй. В лоб выбить «Горгону» было практически невозможно, однако оставаться на месте всё равно было нельзя. Стоящая в чистом поле техника вскоре будет уничтожена концентрированным огнём вражеской артиллерии. И хоть до позиций врага ещё было прилично, но дальше придётся пробиваться в пешем строю.
Но едва мы только начали вываливаться наружу под грохот выживших канониров «Горгоны», как прямо из наших рядов заработали гранатомёты, стреляя как осколочными, так дымовыми выстрелами.
Дымовая завеса увеличивала шансы на выживание каждого гвардейца. И хоть вражеский пулемётчик продолжал работать, стремясь уложить нас в грязь лицом, но его пули проходили куда выше наших голов. Боятся стоило лишь артиллерии, которая уже начала работать с грохотом взрывом разбирая на кусочки оставшуюся позади «Горгоны», выполнившей свою задачу.
Мы бежали только вперёд, опьянённые верой и адреналином, даже упавшая перед нами бомба разорвавшая с десяток бойцов не смогла остановить дальнейшее продвижение. Боковым зрением я также видел и другие «Горгоны», которым повезло больше нашей. Под прикрытием танков они начали нас обгонять и будто бы оскорбившись этим наш командир взвода отдал приказ:
— Ускориться! — по воксу пронёсся его суровый голос и началась самая настоящая гонка с союзной бронетехники.
Десяток метров за другим, прыгая в воронки и укрываясь за лошадиными тушами и пылающей огнём техникой, мы продвигались всё дальше и вот уже наши гранатомётчики начали замедляться, но не для того чтобы создать ещё одну дымовую завесу. Мне хотелось верить, что в этот раз нами будет применено газовое оружие, да оно было крайне опасно и довольно неизбирательное, но эффективность того стоила.
Но взрывы и огненные вспышки укутали пламенем позиции врага. Преодолев последнюю финишную прямую мы добрались до траншеи врага в числе первых, потеряв по меньшей мере половину личного состава, не учитывая экипажа «Горгоны». И после такого враг даже мог не мечтать на плен, ведь гнев каждого павшего передавался выжившим.
Единой волной мы обрушились на них, желая встретиться лицом к лицу и с дезертирами Кровавого Договора, но лишь пушечное мясо оставили на этих позициях. Они выматывали нас, заставили проливать реки крови и делая всё, чтобы наше продвижение в конечном итоге разбилось о неприступные бастионы крепости.
И всё же несмотря на очевидность вражеских намерений наше командование не вносило никаких корректив и продолжало массированное наступление по всем направлениям. Дело было не в тупости или нежелании пробовать что-то новое, просто командиры полков знали что такое война и понимали, что лёгких побед не бывает. Жизнями солдат завоёвывались планеты и звёзды, и цена за них всегда будет огромной.
— МЫ СДАЁМСЯ!!! МЫ НЕ ХОТЕЛИ СРАЖАТЬСЯ, НО ДРУГИЕ ПРЕДАТЕЛИ НЕ ОСТАВИЛИ НАМ ВЫБОРА!!! — доносилось из блиндажа, перед которым мы остановились.
Остановились только для того чтобы достать из подсумков гранаты и вырвать чеку. Один за другим раздавались взрывы, в блиндаже было довольно тесно, однако и разброс осколков был хаотичным. Порой я видел как враги и союзники выживали, когда осколочные оборонительной гранаты взрывались фактически в метре или максимум двух от них.
Но если первый взрыв сопровождался паническими криками, второй — жуткими стонами, то третий принёс тишину, а четвёртый стал контрольным, после чего внутрь зашёл гвардеец и убедился, что никто уже даже не содрогался в предсмертных агониях.
— Продолжайте продвижение, — вдруг раздался мощный басистый голос за нашими спинами.
По нависшей над нами тени мы поняли, что это явно кто-то из астартес. Благодаря динамикам его шлема голос легко пробился как через наши шлема и противогазы, так и через звуки непрекращающейся битвы. Некоторый укол почувствовал как я, так и мой безымянный напарник. Мы не нуждались в помощи, как и приказывать нам космодесантник не имел права. Впрочем, спорить мы не стали, ведь сержант повторил тот же приказ по вокс связи, как и в целом продвижение как можно дальше являлось нашей главной задачей.
Так что одарив мрачными взглядами космодесантника ордена «Истребителей», мы продолжили движение. Тот же не стал играть в героя и остался за нашими спинами, внимательно следя за всем полем боя и изредка делая выстрелы по врагам представляющих опасность для него или же для техники, скопления групп пехоты. А на простых культистов с лазганами или свинцемётами он жалел болтов.
Холодный расчёт вёл космодесантника, суровая математика войны, в которой жизнь гвардейца почти ничего не стоила, а уж жизнь криговца и подавно. Впрочем, судя по царапинам на его чёрной броне и по жутким следам от мельта-оружия на окрашенных в жёлтый наплечниках и шлеме, можно было точно сказать, что от битвы космодесантник не бежал и если было нужно, то прыгал в самое пекло.
И всё же под прикрытием космодесантника продвигаться стало куда легче. Метр за метр мы выгрызали себе с боями в отчаянными безумцами. Началось самое настоящее истребление, которое радовало души ордена «Истребителей», предпочитая такие вот методичные и беспощадные зачистки всяким пафосным и героическим сражениям. Если же в какой-то момент приходилось превозмогать, то значит где-то был допущен просчёт.
— Взрывай, — произнёс я по воксу и на всякий случай кивнул своему напарнику, после чего закинута в ДОТ взрывчатка уничтожила всё внутри, объяв огнём трупы и добив ударной волной всех выживших. — Идём дальше.
Космодесантник продолжал выстреливать пулемётные гнёзда, под его прикрытием в нас теперь стреляли только из свинцемётов и лазганов. И вот очередная тактическая задача должна была быть выполнена, как на очередном повороте траншеи я замер, заметив в другом конце яркие вспышки лазганов.
Там шёл нешуточный бой, исход которого определился в следующие секунды. Мой лазган уже был нацелен в сторону, где наших союзников быть не могло, мой напарник подготовил гранатомёт, заряжённый осколочными, как вдруг из-за поворота сначала вылетело тело без головы, а затем вышел ещё один космодесантник, в такой же броне.
Он был выше траншеи, однако благодаря идеальному пониманию ландшафта он двигался относительно незаметно для врага, появляясь как правило в последний момент. ДОТы, слишком крупные насыпи, укреплённые блиндажи — всё служило для него дополнительным укрытием от глаз. Кроме того культисту ещё требовалось высунуться из укрытия, чтобы заметить его, так что и все позиции для стрельбы всегда были на прицеле. Поэтому зачастую враги космодесанта умирали ещё до того как успевали что-то понять.
И с двумя такими машинами наша победа на этом участке должна была стать неизбежной, но почему-то мрачная пауза растягивалась и космодесантники смотрели друг на друга, замерев словно удивлённые. А затем вместе с выстрелом резко вскинутого болтера раздался голос космодесантника за нашими спинами:
— Не наш, уничтожить его!