37 копеек

14. Сюрприз

— Привет, Сказочник. Давай поговорим, хотя вроде бы всё вчера обговорили? Ты спрашивай лучше, что тебе непонятно, а то как-то не знаю, с чего и начать.

— Понимаешь, Ныряльщик…

— Как ты меня назвал?

— Ныряльщик, а что? Я — Сказочник, ты — Ныряльщик? Чем плохо? Хотя бы не запутаемся.

— Ну ладно…Так о чём ты начал?

— Да вот о чём — тебе не кажется странным, что как-то уж очень и ко времени, и к месту, у тебя родственники образовались? Что-то я не слыхал, чтобы у Самсоновых родня была.

Конечно, мне, как пацану, знать это вроде как и не положено, но всё равно — не верится мне в такие совпадения. Я понимаю, что ты знал, где и когда нужно быть, но все же?

А задумался ведь Юрка-то! Вон, палочку подобрал, в руках её вертит. Явно время тянет, обдумывает, что сказать.

В такой ситуации лучше всего сигаретку бы раскурить, а то и трубку. Ну, до сигареток нам ещё расти и расти, да и не факт, что когда вырастем, закурим.

Я ведь и тогда, в первой жизни, закурил в 18 лет. До того только пробовал несколько раз, за компанию.

Да и закурил глупо как-то. Поехал к дальним родственникам в Ленинград, причём аккурат под Новый год. А за год до того вся страна сошла с ума от "Иронии судьбы". Ну вот, я и решил проверить, а вдруг и мне повезёт? Ну или не, это с какой стороны посмотреть.

Самое смешное, что я действительно там познакомился с Леночкой. Просто на улице, на Невском.

Правда, в итоге дальше поцелуев на Аничковом мосту, через Фонтанку, том самом, с четырьмя конями, дело так и не зашло. Ну и ладно, зато как вспомню! И-эххх… молодость…

А когда возвращался обратно, вспомнил, что знакомые просили сигарет привезти, "Петровских".

Купил несколько пачек, а в поезде что-то не спалось. Да понятно — Леночку вспоминал. Выкурил в тамбуре пару сигарет, вскрытую пачку неудобно было отдавать, себе оставил. Так и втянулся.

Ладно, до этого ещё целых восемь лет почти.

Придёт время — пробую исправить. Или не попробую, посмотрим.

— Чего молчишь, Ныряльщик? Ведь есть что сказать, чувствую. Так что давай, колись.

— Ладно, Сказочник, слушай. Только давай договоримся — ты сначала всё спокойно выслушаешь, а потом уж и действовать будешь, хорошо? И приятелям своим скажи, чтобы не прятались, видно их в кустах, но и не подходили. Не надо им знать лишнего.

Глазастый, чёрт! А ведь и верно, озаботился я. Попросил парочку бывших пятиклассников, а теперь уже шести, подстраховать меня. Пообещал им первым сказать, когда будет новая история.

Здоровые такие ребятки. Конечно, для своего возраста. Помельче Юрки, но ненамного. И резкие такие, спортсмены, оба в секции бокса занимаются, что при ПТУ ткацкой фабрики.

Так что, если что, помогут. Или не смогут помочь, это смотря что я сейчас услышу.

— Ну говори, обещаю.

— Никакие мне Самсоновы не родственники, и живу я у них потому, что их об этом попросили.

— Кто попросил и зачем?

— Зачем? Да чтобы тебя спасти, оказаться у Быка вчера мотивированно. А вот кто… ты не дёргайся только, но — сдал я и тебя, и себя.

Тааак… вот теперь моя очередь настала палочку в руках крутить. Казачок, выходит, всё же засланный. Вот не зря у меня предчувствие нехорошее было, ох, не зря.

Нет, что-то не вяжется. Думал же об этом ночью — ну никак он не может быть… кем? Да никем, кроме меня, никак.

Значит, прокололся на чём-то, и решил, что на миру и смерть красна. А может, нас и не двое, а больше? В смысле, таких, как я и он. Ладно, послушаем. Как я понимаю, выхода всё равно нет, и наверняка рядом есть… интересно, как это сейчас называется? Опергруппа какая-нибудь.

— Рассказывай, Ныряльщик, не тяни. Сначала как получилось, если тебе это позволено, а потом — что дальше.

— Да просто получилось. Я ведь тоже в библиотеке стал пропадать. В нашей, что при клубе. Да она одна в деревне. Библиотекарша всё удивлялась, чего это со мной такое случилось, раньше-то не любитель был. Даже домой к нам приходила, говорили они о чём-то с матерью. Ну то есть с матерью Юрки. Да и учиться, сам понимаешь, совсем по-другому стал.

Ну вот, а как раз тем летом, в прошлом году, у нас старый участковый на пенсию ушёл, прислали молодого совсем. Видно, только из училища. Он тоже в библиотеке постоянно книги брал, да фактически только он и я.

Под это дело и познакомились. Ну как познакомились? Разговаривать стали, о том, о сём…я и ляпнул раз, что "Пикник на обочине" — лучшее, что Стругацкие написали. По крайней мере, так многие думают.

А парень оказался начитанным, и через несколько дней поинтересовался, что мол, это за "Пикник" такой, если самое свежее — это "Сказка о тройке", что в "Ангаре" напечатали, да потом весь тираж и изъяли. Вернее, вот как раз сейчас и изымают. Как раз в весенние каникулы разговор-то был, в этом году.

В общем, раскрутил он меня по полной. Ну почти. Всё я ему не рассказал, тем более, что он и не давил особо, постарался убедить, что вижу будущее, после того, как за кувшинкой нырял и чуть не утонул.

Думал, не поверит, забудет, рассосётся как-нибудь… да куда там. Дотошный оказался — спасу нет. Ходил в школу, говорил с учителями, домой к нам приходил, с пацанами, оказывается, тоже говорил. Со всеми, кто в тот день на реке был.

А потом о тебе спросил — мол, вот есть такой в соседнем районе, и тоже странные вещи рассказывает, и тоже после того, как из реки чудом вытащили. Так что, как видишь, на карандаш тебя взяли.

Так напрямую и спросил — что я о тебе знаю?

Это уже недавно совсем, в мае.

Тут ещё один момент — я память Юркину сохранил.

— Чего-чего? Ты хочешь сказать, что помнишь, как он жил? До какого там года, до 73-го?

— Ну да, помню. И не до 73-го, а до 71-го. Наверное, потому, что ты в своё тело попал, а я в чужое. Я и расти ещё начал, между прочим! Юрка-то здоровый был, не по годам. Мать ругается — только за год с сорокового до сорок восьмого размера дорос, одежды не напасёшься.

А ещё я помню, вернее, помнил… как это сказать-то… ну ты понял… что в самом конце мая, числа 29 или 30, у нас пожар был крупный, несколько домов сгорело. Вот об этом участковому и сказал.

Ты знаешь, поверил! Пожар действительно был, но потушили почти сразу, оказывается, он из райцентра вытребовал машину пожарную, сразу и залили. Уж как и чем объяснял — не знаю, но — факт. Я точно помню, что горело полдня, все на работе были, пока спохватились, то ли пять, то ли шесть домов занялось, а тут только двор обгорел, где и началось всё. Проводка там коротнула вроде.

В общем, поверил он мне.

Уж не знаю, кому и что докладывал, и докладывал ли, но после пожара предложил мне съездить сюда, с тобой познакомится. Сказал, что с родителями, ну Юркиными то есть, договорится, и здесь якобы у родственников жить буду. У Самсоновых, вот.

Ну и живу, вот уже неделю.

Чего уж им наговорили, или пообещали, или заставили, тоже не в курсе, но вопросов не задают, что и где делаю, не интересуются.

Только Светке, дочери, запретили ко мне даже подходить без взрослых.

— А кто со стороны?

— С какой стороны? Ааа… Да те рыбачки, что здесь уже неделю стоят, якобы в отпуске. Ну палатка у них рядом с Урёвами, вон, отсюда видно. Мне сказано, чтобы сам к ним не подходил, только если на крайний случай.

— Это на какой же?

— Ну…

— Ладно, понял. Ну что, пошли сдаваться? Щас прилетит за нами голубой вертолёт, и окажутся и Сказочник, и Ныряльщик в НИИЧАВО. И будут над нами эксперименты ставить… всякие Выбегаллы да товарищи Камноедовы…знаешь, а я даже и не расстроен особо. От судьбы не уйдёшь.

— А не надо никуда идти. Сейчас самое интересное начнётся.

— И что же?

— А то, что сегодня утром, восьми ещё не было, тётя Оля разбудила меня, и спрашивает, что это я у них в доме делаю. Мол, кто-то попросил её приютить меня на пару дней, а я уж неделю тут.

Так что вот, говорит, завтрак, — и потом до свидания.

И всё странно на меня смотрела, словно что-то пыталась вспомнить.

Я, честно говоря, растерялся. Ну, собрал вещички, и пошёл к этим самым "рыбачкам". А они меня на смех подняли — какая такая спецгруппа, иди, пацан, гуляй. На солнце, не иначе, перегрелся? Так рано ещё.

Я на почту.

Мне участковый наш, Игорь его зовут, кстати, а фамилия — Фирсов, сказал, что совсем если край будет, сообщить заведующей, что у меня звонок для товарища Красного. Ну фамилия такая, Красный. Заставил заучить номер, заведующей нужно будет сказать две первые цифры. Она назовёт третью, если совпадёт — назвать две последние.

И тогда меня сразу соединят. С кем, правда, не назвал, только имя-отчество — Иван Иванович. Всё рассказать, и ждать там. За мной приедут.

— И что?

— И ничего. То же самое, что с Самсоновой и с рыбаками. Заведующая вышла, я говорю — мне надо срочно Красному позвонить, и две цифры называю. Она на меня как ни идиота посмотрела, и разоралась. Вырос как взрослый мужик, а ума ни капли, шуточки дурацкие только шутить могу. Выгнали, короче. Вот такая загогулина получилась. Понимаешь ли.

— Ты что, издеваешься?

— Да ни капли. Ты ничего не понял, что ли?

— Твою же мать… Чего я понять должен!?

— Да то! Забыли они всё, понимаешь? ВСЁ! ЗАБЫЛИ!

— Офигеть…

— Вот и я о том же.

— Так. И что дальше?

— А я не знаю. Получается, что я тебя спас, нас теперь двое, пусть и разных, и никому до этого дела нет. Всё остаётся как было.

Н-да… всё страньше и страньше. Я встал с брёвнышка, подошёл к своим изнывавшим от любопытства телохранителям, и сказал, что всё нормально, история за мной, а сейчас они свободны.

Ныряльщик тоже поднялся, и бродил по берегу туда-сюда, что-то бормоча под нос.

— Пойдём ко мне. Поедим, ты как?

— Да неплохо бы.

— Надо всё обдумать, и решить, что дальше делать. По крайней мере, если ты не врёшь..

— Да не вру я!

— Если ты не врёшь, значит, кто-то или что-то нас оберегают, что ли? Так получается?

— Не знаю. У меня голова кругом идёт. Если оберегает, то кто и зачем?

— А знаешь, я что подумал. Интересная штука выходит — мы не можем ничего изменить, по-крупному, я имею ввиду, ну там Гагарина спасти, или ещё что… и в тоже время менять свою жизнь вроде не запрещается. Ну сам помнишь — квартира, цыганка, козёл этот Коленька Никитин… да много чего.

— Ну да. Нам не дают, но и нас трогать не позволяют. Мистика какая-то.

— Скорее всего не мистика, а…

— А кто? Инопланетяне, вселенский разум, или просто побочный эффект чего-то? Эксперимента, например, или явления или процесса природного.

— Не знаю, даже и гадать не буду. Ладно, пойдём, голубцы болгарские разогреем. Или яишницу пожарим, или и то, и другое. Любишь голубцы-то?

— А ты?

— Да ладно, шучу я. Пойдём.

— Погоди. Ты вот что, попросись у матери со мной в деревню ко мне, ну то есть к Юрке, поехать, а? Я знаю, она отпустит. Не знаю почему, но мне это важным кажется.

— Можно и съездить. Попрошу.

Мать отпустила меня без возражений, даже не спросила, на сколько. Привыкла уже, что достаточно взрослый, несмотря на свои 11 лет. Да и недалеко — в соседний район. Пятьдесят километров до Ростова, да от него ещё двадцать, рядом. Да и Ныряльщик на моём фоне казался старшим братом. По возрасту и размерам. Попросила только звонить хотя бы раз в несколько дней, на телефон в ординаторской.

И мы на следующее утро поехали.