37 копеек

11. Дубль

Галька Красильникова опять пришла на купальню со своими младшими сёстрами. И чего она их всюду за собой таскает?

Купальнями у нас в деревне называются небольшие пляжики, с песочком. Всего купален три, две в самой деревне, а одна за околицей, на полпути к лугу, где обычно пасётся стадо. Вернее, сразу два и колхозное, и личное.

Река огибает деревню, лежащую на холме, широкой дугой.

Деревня спускается с горы длинной улицей (посадом, как у нас говорят), и расходится в стороны перевёрнутой буквой "Т".

На конце левой, если смотреть со стороны реки, палочки над "Т", баня и, метрах в ста ниже по течению, колхозная конюшня.

Правая палочка завершается гаражом-мехдвором, а если подняться от них на примерно на треть горы по дороге, идущей параллельно посаду, то окажешься сначала на молочной ферме, потом, ещё на таком же расстоянии, у зернохранилища, а почти у самой вершины обширная забетонированная площадка, где стоят в ряд несколько громадных агрегатов — горохолущилки.

Верхняя часть деревни тоже расходится направо и налево, заканчиваясь соответственно школой (справа) и пожарным прудом (слева), рядом с которым клуб.

В центре "Т", где перекладинка пересекается с ножкой, сельмаг, правление колхоза, столовая и фельдшерский пункт.

Наш путь лежит по задам деревни, в общем направлении к бане, но ещё на несколько сот метров "левее", где река поворачивает почти под прямым углом, образуя, вопреки силе Кориолиса, высокий почти отвесный восточный берег, и пологий западный, где на самом повороте имеется чудесный пляж, с белым мелким и чистым песком, с ровным твёрдым дном и хотя и ощутимым, но несильным течением.

Река небольшая, метров 20 шириной в районе пляжа, и глубиной метра три, пожалуй.

Мы толпой вылетаем на пляж (последние полкилометра бежали… а под гору-то легко бежится, да ещё по натоптанной широкой тропинке) и, на ходу разбрасывая одежду, бросаемся в воду. И, переплыв, скорее-скорее на самый верх обрыва, где одним концом закреплена широкая доска, на высоте метров 5–6 над водой и заканчивающаяся аккурат над самым глубоким местом.

Кто первый успеет и прыгнет, тот будет сегодня отбивать полночь. Сам. Один. Единолично!

Вы не знаете, что такое отбивать полночь? Ну как же так…

В центре деревни, рядом с заилившимся старым прудом, растёт могучая ива.

К нижней ветви ивы проволокой прикручен…не знаю, как назвать…в общем, металлический диск с полметра в диаметре с метровым центральным штырём, торчащим вверх. Вот за него, за верхнюю часть штыря т. е., и прикручен.

Рядом с ним висит палец от тракторной гусеницы.

И вот им-то, этим пальцем, ровно в 00:00 счастливчик и лупит 12 раз по диску, обозначая полночь.

И такие же звуки доносятся из соседних деревень, километров за несколько слышно.

Но это потом, а пока — плаваем и ныряем до одурения.

Через час-другой таких занятий аппетит разыгрывается до такой степени, что терпеть уж мочи нет. Ну не домой же идти на обед, за целый километр!

У нас всё учтено — в укромном месте в кустах припрятаны удочки, там же — перевёрнутая (а от дождя) половинка старой бочки, под которой здоровенная выщербленная сковорода и целая россыпь стыренных в сельской столовой алюминиевых вилок и ложек, и даже парочка непонятно каким образом годами остающихся целыми тарелок. Из той же столовой. Ну виноваты, чего уж там…

Метрах в 50-ти выше по течению, до поворота, река мелкая, с полметра, там перекат/брод. Ровное песчаное дно… и просто море пескарей, роющихся в песке. Ну или не роющихся, но так это выглядит.

А с собой прихвачены из дома или преснухи, как у меня, или горбушки, или ещё что-то в этом роде. И кроме того, по договорённости, трое-четверо из нас в свою очередь (а всего человек двадцать будет) принесли по паре-тройке яиц… из тех, что утром дома собирали, ага…

Ну, и отлитое в бутылочку подсолнечное масло, и нарванный попутно на чьём-нибудь огороде (но каждый раз на разном!) немаленький пучок лука. Да хозяева даже и не заметят, у всех гряды длиной во весь огород, метров по 30–40, да не по одной.

Берём удочки, идём на перекат, входим в воду, и прямо без поплавков, только насадив тут же накопанных червей, а ещё лучше — ручейников, иначинаем подводить крючки с наживкой к самому рту. Пескариному. Десять минут — и с полсотни, а то и больше, рыбёшек поймано. Мелких, ясное дело, отпускаем, а тех, что длиной хотя бы сантиметров 10… ну что ж, им не повезло.

Голову, хвост долой (ножи есть у каждого, а у некоторых самые настоящие самодельные финки), потрошим, чистим, выдираем хребет.

Все отходы аккуратно укладываем в ещё одну половинку бочки, с многочисленными дырками в стенках и днище. Эта половинка стоит подальше от пляжа, потому что запах от неё… Но кроме запаха, есть и польза, да ещё какая! Полубочку эту мы вечером притапливаем у берега, а утром вытаскиваем. Вместе с раками, набившимися туда.

Тем временем сковорода уже отдраена в несколько рук с речным песочком, так что аж сияет, и утверждена на трёх камнях кострища. Над уже прогоревшими сучьями, ветками сухими и прочим, найденным в тех же ближайших кустах.

И маслица туда… и рыбьи тушки…и заливаем яйцами…и стакан-другой прихваченной из дома же муки… и лучку сверху, но уже ближе к окончанию процесса. И не забываем лимонной кислоты (самих-то лимонов мало кто из нас в глаза видел) пачечку. А во второй половине лета — ещё и подкопанной на колхозном поле ещё мелкой молодой картошки. Порезанной на половинки или четвертинки. Но это потом, сейчас конец июня.

И мешать-мешать-мешать, чтобы не пригорело.

Откуда узнали про лимонную кислоту? Так из отрывного календаря. На одной стороне, лицевой, дата, день недели… а на обратной стороне каждого листочка что-то печатается. Иногда — рецепты. Вот и вычитали, что речную рыбу лучше с лимонной кислотой жарить.

И вот готово. Быстро, минут 10 от силы. Да меньше!

Тушки румяные проглядывают сквозь кляр.

Ложки/вилки, хотя и общие, тоже уже помыты, с тем же песком. Разобрали, кому какая достанется, и — вперёд.

Чинно-благородно, в очередь, и не хватая слишком большие куски.

И хотя сковорода и велика, но уже через пару минут совершенно пуста. И вытерта хлебом. А там ведь самая вкуснота! Это разрешаем делать самым младшим, потому как на них обязанность сбегать за примерно полчаса до того к стаду, которое пасётся на лугу в полукилометре.

Сбегать не просто так — приходившие на дневную дойку доярки наливают нам две, иногда три трёхлитровые банки молока. Ну да, колхозного, потому что и стадо колхозное. Ну и что мы, опиваем кого, что ли?

Так что по кружечке на брата как раз приходится.

И никаких проблем с желудком/пищеварением ни у кого не было и нет!

А над костром тем временем закипает вода в мятом-перемятом ведёрке, раков бросаем туда, и вот готово второе блюдо.

Свежесваренные раки, да на речном берегу… м-да…

Вот так, за хлопотами да развлечениями, уже и к вечеру, часиков 6 т. е.

Прибираемся, и идём домой.

Нагревшейся за день водой поливаем огороды, ужинаем, и — готовимся к началу самого долгожданного времени — вечера/ночи.

Границей между днём и вечером служит приход личного стада с пастбища.

Это происходит около 8-ми вечера, когда стадовтягивалосьв улицу, и шло по ней сплошной стеной, постепенно уменьшаясь по мере того, как очередная хозяйка встречала свою кормилицу.

К этому времени мы уже обычно возвращаемся с реки, или ещё откуда, совершаем вечернюю поливку огорода, обязанность по исполнению которой была строго на нас — взрослые этого дела не касаются, но отслеживают тщательно, и если только попробуешь схитрить, вылив на гряду огурцов, например, не четыре ведёрные лейки, а три хотя бы, расплата следует незамедлительно.

Иногда в виде подзатыльника, а то и прутом могло достаться. Ну что сказать? Больно! я про прут.

Но так или иначе, к половине девятого вечера все уже завершили все дела, переоделись, и начинается она — ночная жизнь.

Причём по вторникам, четвергам и субботам начинается она особенно сладко/интригующе — в деревенском клубе показывают кино!

Практически сплошь — французские или итальянские комедии, детективы, или комедийные детективы, или детективные комедии…

Особое впечатление произвели "Искатели приключений" с Аленом Делоном и "Операция Святой Януарий".

Разумеется, и серии "Фантомаса", и "Бёй первым, Фредди", и многое другое тоже смотрелись с восторгом… но "Искатели" и "Януарий" — это было что-то особенного!?

А уж сцена морских похорон героиниДжоанны Шимкус ("Искатели"), или эпизод раскалывания стекла сокровищницы ("Януарий") вообще вышли за пределы добра и зла, и стали предметом бурных обсуждений на недели и месяцы.

Сеанс начинается в 21:00, когда на улице ещё совсем светло, а когда заканчивается, оказывалось, что ночь уже наступила.

Вообще-то полной темноты даже ночью, на широтах от Ярославля-Вологды и выше, просто не бывает.

Вечерняя заря переходит в утреннюю, и часть небосвода пусть и немного, но освещена.

Но всё равно, формально — ночь.

После кино (а в те дни, когда его нет — вместо), мы собираемся около одного из домов, перед которым, на той самой лужайке, отделяющей линию домов от дороги, лежала куча брёвен, хранимая рачительным хозяином на случай а вдруг понадобится?

Это этакая усечённая пирамида, где брёвна лежат в 7–8 слоёв (рядов), проложенных для вентиляции брусками, сужающаяся с каждым рядом/слоем.

Самые младшие из компании (лет 7–9) располагаются внизу, в середине — самые старшие, лет по 13–15, а средний класс, на самом верху. Мелким запрещается подниматься выше максимум второго яруса, чтобы руки-ноги не переломали, угодив в щель между брёвнами. Понятное дело, что днём лазали они по таким местам, что эти щели были тьфу, но — полагается! Старшие отвечают за порядок и безопасность, и свои обязанности выполняют чётко.

Я — из старших, и поэтому мы сидим, вернее, полулежим, на ряду 4 -5-м, удобно опираясь спинами на вышележащие брёвна. А как же!

И начинаются разговоры, трёп, обсуждение новостей!

И конечно же, анекдоты. На которые и приходилась большая часть времени.

Не курим.

Иногда, не каждый день, кто-то приносит 1–2 сигареты, чаще папиросы, и старшие делают по 2–3 затяжки, передавая друг другу как своего рода калюмет. Мне курить не нравится.

Совсем редко бывают сигареты с фильтром, как правило, болгарские.

Естественно, наша компания шумит, иэто ещё мягко сказано.

Но — удивительное дело — хозяева нас не гоняют. Только иногда, когда совсем уж переходим границы, из окна высовывается хозяин, что-то рявкает, и мы мгновенно притихаем, как мыши под веником. Но, что характерно, не разбегаемся!

Ждём полуночи, что отбить её. Кто именно будет отбивать, определилось ещё днём. Потом начинаем потихоньку расходиться по домам, и часам в двум ночи улица пустеет.

До следующего утра…

Сегодня мы пришли на реку рано, ещё и 10 не было. Вода кажется холодноватой. И поэтому просто лежим на песке, загораем. Время от времени кто-то встаёт. И проверяет ногой воду — нет, холодно пока. Ну и ладно, нам спешить некуда.

Я даже задремал, а проснулся от криков девчонок, которые, оказывается, всей толпой пришли на купальню, и бегали сейчас вдоль берега, брызгаясь водой.

И Галька Красильникова среди них.

Ещё в прошлом году она была совсем нескладной и угловатой, и вдруг, когда кончились каникулы, и мы пошли в седьмой класс, оказалось, что Галька превратилась в такую красавицу!

На физкультуре мы все только и делали, что украдкой рассматривали её, особенно — её футболку, вернее, то, что, как мы догадывались, было под ней.

А сейчас, когда она, в узеньком купальнике, носится вместе с подругами по пляжу, словно ненароком брызгая и на нас, аж в голове шумит, как представишь, что… нет, лучше не представлять, и перевернуться на живот, а то сразу видно, о чём думаешь. У подруг тоже есть на что посмотреть. Но Галька притягивает взгляды как магнитом.

— Ну чего, кто мне достанет кувшинку, только с самого дна, с корнем?

Это Галька кричит, что ли? Точно, она.

Чуть ниже по течению есть омут, где растут кувшинки. Говорят, что дно у него покрыто липким илом, а глубина — метров двадцать. Нырять туда мы не рискуем, только если с самого края. Там тоже глубоко, и когда удаётся донырнуть до дна, и зачерпнуть рукой грунт, видно, что действительно, там не песок, а что-то наподобие чёрной глины.

Она не очень и липкая, но кто знает, что дальше, ближе к середине омута, где кувшинки самые крупные.

— Ну чего, трусите?

И тут я понял, что вот прямо сейчас могу… могу… в общем, могу показать Гальке, что я не трус! И неожиданно для себя вскочил, бросился в воду, проплыл на саженках до самой середины омута, пару раз глубоко вдохнул и нырнул, перебирая руками по стеблю кувшинки и изо всех сил работая ногами.

Стебель всё не кончался и не кончался, в ушах возник сначала еле заметный, а потом с каждым мгновением и с каждым движением нарастающий пульсирующий шум, быстро превратившийся в глухой рёв.

Я начал задыхаться, движения замедлились, и в этот момент рука коснулась ила. Я изо всех сил вцепился в стебель, дёрнул его, и, уже почти ничего не соображая, рванул вверх.

Лёгкие как будто жгло, нестерпимо хотелось сделать вдох. И уже на самой грани я пробкой выскочил из воды, и вдохнул наконец, и это было невыносимо больно и невыразимо приятно.

Из последних сил, еле держась на воде, подплыл к берегу, с третьей попытки вскарабкался на низенький, с полметра, обрывчик, и пошёл к пляжу, таща за собой кувшинку на неимоверно длинном стебле.

Выбравшись на песок, без сил рухнул на него, продолжая часто-часто дышать… и услышал изумлённый крик:

— Смотрите, малёк Юрка донырнул до дна омута!

Какой малёк!? Какой ещё Юрка!!??

Я же снова упал в Урёвы с Быка.

После разговора с этим странным Юркой… ЮРКОЙ?

Я где, и я кто?