2-герой-2

Глава 5 КАК ПОЙМАТЬ ЗБЫШЕКА

Збышек Какалов крепко спал на кровати в палате № 204.

Он уснул сразу, стоило Быку Маллигану выйти из палаты. В ушах спящего Збышека торчали «звучки», а проигрыватель покоился у него на груди, неторопливо поворачивая внутри себя кристалл с последней записью Джопо Кранца, словно мальчик Гонза кусочек сахара языком во рту, и от этого вращения в «звучках» ярились расстроенные скрипки и еще что-то хрипело нечеловеческим голосом; музыкальные пристрастия Збигнева Какалова, приводили Дона Маллигана в ужас; Збышек спал, помещаясь в эпицентре дорогостоящей какофонии, и то, что являлось ему во сне, описать сложно, как, например, объект 77-б, или там, рюмку.

Необоримая сонливость обуревала Збышека с тех самых пор, как Дон выволок его, держа под мышкой, из шлюза потрепанного «Калигулы», и они увидели Ларкин и всех остальных, безмолвно стоящих на пандусе взлетной полосы № 8 «Стратокастера». Из троих аяксов — Збышека, Нурминена и Маллигана — побывавших В Пыльном Мешке, только Дон себя прилично чувствовал: сломанные ребра, вывихнутую руку и сильный ожог затылка ему залечили быстро. Ну походил чуток в гипсе, все кончилось, все живы, Дон влюблен, невеста Дона дождалась, плюс почести, предназначенные для троих, обрушились на него одного, и Дон, простая душа, глядел в прекрасное будущее с оптимизмом, и вообще, был без пяти минут замужем. Нурминен, вернувшись в свое тело, как известно, наотмашь запил, а Збышек — принялся спать, а в промежутках — предаваться агрессивному унынию. Однако, Нурминена привела в чувство Большая Мама, а вот у Збышека подобного ей психотерапевта не оказалось.

Врачи, набросившиеся на Збышека подобно изголодавшимся котам, ничего не понимали. Дело с диагнозом обстояло — дрянь. Збышек, просвеченный и вывернутый наизнанку, выглядел абсолютно целым (не принимать же всерьез синяки и шишки, которые того же Маллигана, например, украшали гораздо более щедро) и абсолютно здоровым психически. Однако, а — он совершенно не умел ходить, и б — постоянно засыпал.

Сначала врачи-убийцы решили расправиться с параличом. Прежде всего проверили реакции. Когда доктор майор Такаги по простоте душевной, как его в школе научили, ткнул Збышека в голую ступню иголкой, Збышек заорал так, что майор Такаги впредь зарекся иголкой тыкать: реакции были в полном порядке. Збышек преотлично чувствовал ноги. Вот шевелить ими — не мог. Словно отрезало. По поводу паралича образовался консилиум. Контузия, приговорили медики-люди. Они были поголовно ученые. Ну-с, где тут у нас контузия, вопросили не ученые медсервы, покажите-ка ее нам на карте больного? А это такая психическая контузия нового типа, на почве перенесенной нетофилии, нашлись люди. Да где же, вот же у нас тут полная, многоуровневая карта больного, покажите пальцем хотя бы предполагаемую поврежденную область! — говорили медсервы… Интимных деталей рейда на Странную врачи не знали. Может вы хоть что-то нам расскажете, больной, умоляли наперебой они Збышека, что люди, что роботы. Збышек был бы рад им помочь, перспективы выглядели нерадостно, но Мама Ларкин засекретила и Збышека и Дона Маллигана, и, стоило только врачам проявить настойчивость, как немедленно появлялась в палате охрана в лице двух сержантов (охрана постоянно торчала под дверью; утешало лишь, что Збышек, как он это умел, отыскал с парнями общий язык и чрезмерно ему, герою и коллеге, они не докучали), так вот, являлись два сержанта и пресекали вопросы, могущие хоть на йоту понизить установленную секретность. Да как же нам больного лечить?! — негодовала медбратия. А вам за что деньги плотят, за болтовню или за лечение? — спрашивали сержанты. — За лечение. Вот и лечите, кто вам мешает, а вопросы оплачиваться не будут, а будут, наоборот, пресекаться… Браток, потерпи, утешала охрана находящегося, когда он не спал, в хронической ярости Збышека. Потерпи, вот Мама решит что да как, вот тогда сразу все и образуется…

Через некоторое время врачи заметили необычайную сонливость подопытного, и консилиум собрался вновь. После долгих споров и неудачных опытов с массированным применением спорамина и кофе, постановили отнести сонливость Збышека на счет нестандартной реакции его организма на воздействие нейтральных нейролептиков, космическими дозами закачиваемых внутрь помянутого организма в целях недопущения возможной прогрессии паралича… Более внятных гипотез не возникло, однако, на всякий случай, обработку нейролептиками прекратили… Было совершенно ясно, что врачи не знают, что думать, что предпринять… Збышека оставили в покое…

Самое обидное, что сам Збышек отлично сознавал правила игры, принимал их, и крыть свою засекреченность мог только матом. В госпитале он находился просто потому, что денщиков ныне нет, и ходить за парализованным Призраком могли только здесь. А лечение… тут хочешь корми его, Збышека, овсянкой, хочешь — вводи ему (в рацион) огурцы, — уж Збышек-то понимал, почему ноги отказывают ему в повиновении, где он потерял то кое-что, позволяющее homo sapiens самостоятельно прямоходить… Словом, намечающееся в будущем месяце комплексное вторжение в Пыльный Мешок, Збышек Какалов ожидал злее, чем кто бы то ни было…

Жизнь текла неспешно, безного. Маллиган навещал его редко, Хелен Джей Збышек видел вообще всего один раз, сразу же по возвращении, когда Нурминен впал в нервный спазм и мог только мычать на свет, а Маллиган глупо улыбался каждому встречному, пожимал руки, глухим трагическим голосом с энтузиазмом захлебываясь вещал об их похождениях и вертел в новом мундире дырки. Каждый спасается от шизы как умеет… Для друга Маллигана похождения на Странной явились стандартным военным подвигом из учебника, за воплощение коего в натуре дают большую блестящую медаль, большой оплаченный отпуск и еще приплачивают; кроме того, как Энди Костанди вцепилась в Дона на взлетной полосе «Стратокастера», так с тех пор и не выпускала… Сознание Быка целиком занимали вещи приятные и ясные, занимали каждую минуту… Бык представлял собой самый распространенный тип героя, действующего в режиме: подвиг — пьянка, подвиг — пьянка, и никак иначе, делу время, потехе час. Збышек на него не обижался нисколько: он любил Быка.

Збышек не понимал Ларкин и злился на Нурминена.

Ларкин медлила с решением. Нет, слонов раздали сразу же, Дон и Збышек получили награды, звания и деньги; подвиг признан таковым, информация — бесценна, слава, слава, в архив. Не в том дело. Это чепуха. Для отчета… Но Мама медлила с решением, а Збышек считал, что информации довольно и какого-такого Чеширского Маллиган, Какалов и Нурминен обнаружили в Мешке ясно даже ежику в тумане. Ларкин — великолепный игрок и отменный воин — получила, наконец, в результате нечаянного рейда группы Маллигана на Странную реальнейшее решение войны, каковой (войне) посвящена была вся жизнь Хелен Джей без остатка почти полувек. Чего ж тут медлить, я не понимаю? — думал Збышек. — Вторжение какое-то… Да еще комплексное… Нужное, понятно, целый мир спасти, не шутка, и вообще гуманизм… Но все-таки — слишком медленно. Хакер Какалов не умел — медленно. А Нурминен Збышека избегал, запретил выходить в Меганет, а странный голый человек, отрекомендовавшийся советником Мамы (чего он ей там советует?), полчаса просидел в изголовье на складном стуле, меля малопонятную чепуху, признался напоследок, что приходил просто познакомиться, взял автограф (!) и исчез…

Запрет на выход в киберспейс, выданный внезапно протрезвевшим Нурминеном, вверг Збышека в недоумение и ярость. Ты что, за вируса меня держишь, Волчара, — прямо спросил Збышек. А кто нас с тобой теперь разберет, Призрак, — прямо ответил Нурминен. — Я сам сейчас — ни-ни. Поимей понимание, Призрак… Ну ладно, я сейчас в командировку, — бывай, не свопься, хакер…

Ни фига Збышек не понимал. Если выявил вирус — убей его, все просто… сколько раз, вскрывая в киберспейсе запрещенный файл Збышек заражал рецепторы охранными вирусами… делов-то: отруби рецептор по локоть, да вырасти новый… ни фига Збышек не понимал. Если я — вирус, так зачем награждать? Травить надо, травить! Ведь баяном травки не накосишь…

Именно от неуверенности и именно от непонимания Збышек Какалов о многом, узнанном им в недрах Странной Системы, умолчал. Он помнил почти все, что произошло с ним и с Доном в рейде, но взгляд на события имел совершенно особенный — изнутри. Старый опытный инфорвор Призрак не стал отдавать все ключи и все коды, даже Маме Ларкин, боготворимой им, Призраком, но вряд ли бы смог ответить — почему не стал… это был — инстинкт, и ничего более… Неуверенность и непонимание лечатся только инстинктом…

И был один странный провал в памяти.

Именно чернота, образовавшаяся на месте этого провала в памяти Збышека Какалова, и снилась ему. Снилась все время, и усыпляла его — она же. За чернотой скрывалось нечто, Нечто. Некое. Никакое. Ключевая команда. Код На Все.

Вдруг Збышек проснулся. Чернота с Тайной внутри отпрянула от него, словно черные медузы черной планеты темного солнца от света прожекторов земного звездолета.

Палата, рассчитанная на одного пациента, имела вид правильного восьмиугольного цилиндра, поставленного торчком, площадью шестнадцать с небольшим м2 и высотой в два с половиной погонных метра. Кровать помещалась изголовьем в одно из ребер, а дверь была, если считать ребро с кроватью № 1 и идти от него по часовой стрелке, в ребре № 6. Збышек открыл глаза и обнаружил, что дверь открыта и в ее проеме стоит незнакомый вооруженный человек в военной форме. Збышек тотчас ловко притворился спящим и принялся наблюдать из-под ресниц. Незнакомец тихонько, не до конца, чтобы не щелкнул замок, задвинул дверь и, ступая бесшумно, приблизился к кровати вплотную. Таился он зря: Джопо Кранц в «звучках» Збышека орал маралом, которого похерила маралиха, и, если бы Збышек не был оперативным работником группы Аякс, то любое злодейство над ним незнакомец сумел бы учинить, производя шумы любой интенсивности. Но, видимо, злодейство заключалось лишь в том, чтобы Збышека не разбудить. И Збышек открыл глаза и сипло, сонно спросил:

— Вам кого, таинственный человек?

Незнакомец (форма полевая, казак, погоны сотника) сильно вздрогнул. В дальнейшем мы станем называть его для короткости именно сотником.

— Вы — Збигнев Какалов, — утвердительно сказал сотник, делая еще один шаг и останавливаясь над Збышеком. Збышек с холодным любопытством наблюдал за ним и молчал. Сотник кивнул, соглашаясь сам с собою, вставил пластину идентификатора, которую прежде держал датчиком вперед, в карман на боевом поясе и огляделся вокруг, как бы опасаясь, что в пространстве палаты могут скрываться невидимые Збышековы сподвижники.

— Ну, на чем тут у вас сидят? У одра-то? — спросил затем сотник, обращаясь к невидимым сподвижникам.

— Вы, любезный, пытаетесь пошутить? — осведомился Збышек. — И вам оно никак не удается?

— Ага, вот тут как, — сказал сотник и вытянул из-под кровати раскладной стул, задвинутый туда час назад Доном Маллиганом. Збышек, окончательно проснувшийся, извлек из ушей «звучки», проигрыватель выключил, положил руки на одеяло и стал ждать продолжения. Сотник потряс стул за спинку, проверяя его надежность, потом очень вольготно уселся, развернул, не обращая на Збышека никакого внимания, к себе рэк медсерва, вызвал на монитор медкарту Збышека и принялся просматривать графики, время от времени переключая режимы детализации. Збышек — не двигая головой — переводил взгляд с лица сотника на его руки, на монитор, и обратно. Сотник ни шиша не понимал ни в медсервах, ни в графиках, это было видно хотя бы по нарочитой небрежности, с которой он пытался оперировать с контактами скроллера, постоянно промахиваясь по ним и попадая, в результате, не туда, куда намеревался.

Оружия у Збышека не было никакого. Проигрыватель весил двести грамм и из положения «лежа» не было ни единого шанса оглушить им сотника на имеющее смысл время. И никакой информации, кроме невнятных ощущений Дона, уклончивости Нурминена, странного посетителя в казачьей форме и отсутствия на шипоносце Хелен Джей. Последние известия Збышек смотрел часа четыре назад, до завтрака еще. Збышека передернуло при воспоминании о завтраке. Он всегда считал себя парнем непритязательным во всем, что не касалось компьютеров-процессоров-принтеров, в мире воистину довольно более ярких радостей и дел, чем вкусная жратва, на которую, вдобавок, тратится гораздо больше денег, чем на невкусную, но на жратву же. Но овсянка — в таких количествах — без продыху — без надежд — ненавижу овсянку!.. Главное, неясно, за что меня так доктора ненавидят?.. Что, сотник, кисла курятина, с кем ты в шахматы сел играть, убогий? — подумал Збышек чуть ли не с жалостью: сотник поджал губы, закрыл панель «ментограф» и откинулся на спинку стула. Грязный приемчик, казачок с кулачок, подумал Збышек.

— Вот так все время, — сказал он. — Чуть только добрый доктор Браун, или не менее его доктор мистер майор Такаги, захотят узнать, о чем же таком-каком думает пациент Какалов, так сразу и получается, что думает он о жратве да о жратве. Психоз. И доктора, скорбя и не желая, назначают в целительных целях — хорошо сказано! — такой рацион, чтоб начисто отбить у пациента Какалова всякую даже мысль о ней, проклятой. Опять же — экономия. Вы мне сочувствуете?

— Бросьте, Какалов, бросьте трепать языком, — лениво сказал сотник. — Там, где надо, вам черепушку вскроют не медицинским ментографом. А боевым ментобуром.

"О-го-го! — подумал Збышек, сохраняя на физиономии искательное выражение. — Ой, плохи мои дела! Но пора хамить."

— Слушай, ты, опричник херов, — сказал Збышек. Слова «опричник» сотник не знал, но «херов» воспринял правильно. — Кого ты тут на паузу ловишь? Я ж таких, как ты, в Пространстве в косички заплетал!

— Какалов, — сказал сотник. Он примерно держал удар. — Заткнитесь. Хуже будет. У меня еще нет официальных бумаг, но неофициально могу намекнуть: плохи твои дела, парнишка!

"Тоже мне, бином Ньютона," — подумал Збышек, с огромным интересом внимая словам сотника.

— Ты, парниша, с минуты на минуту будешь арестован по подозрению в государственной измене, как активный шпион НК в Галактике, и вообще падла, — продолжал сотник, не опускаясь до злорадного тона. — Надо же — Звездный Приз ему вручили! Шкура… одних ребят сколько полегло на полях сражений. Ларкина ваша из жопы чуть не выпрыгнула, сорок лет с гадами воюя. А он. Шкура продажная, херова. Шкура ты, опер, и весь ваш Аякс не лучше. Наигрались в войнушку, сикось-накось… Теперь, братан, если сразу не шлепнут, а помилование вымолишь чистосердечным раскаяньем, — наворочаешь плазмобуром камушков на Принстоне, а чего доброго и на Мирном!

Почти во все верит сам, отметил Збышек. Ну ясно — инструктаж, патриотизм, бдительность, то, се. Пся крев! Зачем он меня блокирует, если ордера нет? За Ларкин ты мне должен, казачок числом до сотни, а остальное — опустим с интересом. Контайн, милый, где там у тебя щелкнуть?

— Ножки-то тебе работодатели, небось, выключили? — полюбопытствовал сотник. — Не угодил чем?

"Но блок это, или "убит при попытке к бегству"? — соображал Збышек. — Или, что реальнее, "при попытке сопротивления аресту", какое там бегство с моими-то ноженьками? Тогда чего он треплется, а не делом занят? Нет. Все равно ордер нужен, кроме того, Какалов, ты что, регистраторы-то работают, на голоса сразу среагировали, это же «Стратокастер»! Е-мое, это же «Стратокастер», вокруг же сплошные наши, а тут наших бьют! Казаки иногородних мочат! И тишина…"

Жаль Дон наверняка не сообразит, подумал Збышек. Я и сам не сразу сообразил.

— Чего молчишь-то, дядя Вася? — спросил сотник. — Не ожидал? При-из ему, Малую Премию, матушка Анастасия по телевизору благодарности ему, шкуре, выносит… Говна-творога! — опергруппа Маллигана! Ну, хочешь сказать? Говори, говори, смелый!

— Я так понял, ордера на арест у тебя нету? — вежливо спросил Збышек.

— Не боись, Какалов, сейчас принесут. А пока — вот он — ордер! — И сотник похлопал по наплечной кобуре.

Збышеком владело такое чувство, словно он оказался спросонок в историческом фильме про тяжелые годы. Или — он все это читал? Збышек не искал слова — они появлялись на языке, готовые к употреблению, сами собой, будто хорошо знакомые реплики из хорошо знакомой пьесы.

— Ордера нет, — констатировал Збышек. — Тогда получается, во-первых, что вы, незнакомый господин, то ли буйный сумасшедший, то ли провокатор на борту военного корабля в районе боевых действий в зоне пограничного конфликта. Следуя параграфу Устава ППС 10 пункт 1, объявляю вас арестованным и приказываю сдать оружие. В случае сопротивления, или при попытке к бегству, — применяю силу без предупреждения. Медленно, правой рукой, — левую перед собой! — достать скорчер, большим и указательным пальцем держа его за скобу, опустить вот сюда, — Збышек похлопал по одеялу. — Затем медленно встать, повернуться, заложив руки за голову, подойти к стене и оставаться неподвижным в таком положении до следующей команды. ОХРАНА, НА СВЯЗЬ! — рявкнул Збышек кодовую фразу. Наливавшийся здоровой спелостью на протяжении бесстрастной однотонной речи Збышека, сотник, подскочил, но равновесия не потерял, и Збышек не сумел до него дотянуться. Затем одновременно:

— вспыхнули по углам палаты глазки охранных сканеров;

— чуть пригас свет;

— Збышек свалился руками вперед, носом в теплое сиденье опустевшего стула;

— а сотник замер в двух метрах от постели, с полувыхваченным скорчером, полуприсев…

— ВСЕМ СТОЯТЬ! — проревел охранный комплекс шипоносца откуда-то из-за тумбочки с пожитками Збышека, по другую сторону кровати. — НЕ ШЕВЕЛИТЬСЯ. ОГОНЬ ГОТОВ, ОТКРЫВАЮ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ. ВЫЗВАВШИЙ ОХРАНУ, НАЗОВИТЕСЬ, ОСТАЛЬНЫМ — МОЛЧАТЬ.

Збышек отклеил губы от мягкого пластика сиденья.

— Опер Аякс Какалов, регистр 76354 00призрак00, приоритет "член команды", — сказал он, задыхаясь. — Прошу позволить мне переменить положение, лечь, я… э… поврежден, запросите медцентр.

— Идентифицирован, знаком, болен, вызвал охрану, — сказал комплекс, сбросив полсотни децибел. — Примите удобное положение в пределах кровати. Руки — на виду. Затем доложите обстановку и причину тревоги.

Возвращая зад на постель, Збышек отметил с неудовольствием, что сотник опытен и, все-таки, не дурак: не протестует и не двигается. Один — один.

— Несколько минут назад подвергся нападению со стороны неизвестного лица, не входящего в команду шипоносца, явившегося с намерением арестовать меня, но не имеющего, первое, никаких оснований, второе, ордера на арест. Прошу подмоги, прошу доложить о сложившейся ситуации исполняющему обязанности командира полковнику Крекерборгу, прошу немедленно переслать информат генералу Ларкин.

— Принимаю к сведению. Оппонент опера Какалова, назовитесь.

"К сведению…" ой, плохи мои дела… и ничего тут у нас хорошего не выйдет, пророчески подумал Збышек. Что-то в сферах изменилось.

— Сотник Особого Казачьего Внутренних Войск Министерства Обороны СМГ Полка Тримай, регистр «центр» 00нехач00 88711, прикомандирован к инспекционной группе под командование войскового есаула Полугая приказом И.О. Министра Обороны СМГ адмирала Сухоручко, — единым духом выдал сотник. — Полномочия по протоколу «мятеж», обратитесь к канцелярскому киберу крейсера "Конь Белый", ПКБ «Стратокастер», ангар 11. Выполняю миссию по блокированию, до появления полномочных лиц, подозреваемого в государственной измене оперработника Аякс Какалова.

Два-один, сказал себе Збышек. Все серьезно. И надолго. Где Дон? И что с Ларкин, ясно же, что что-то случилось… Заснул, растяпа!

И Збышек ответил себе: Дон арестован, а Хелен Джей… похоже… мертва. Наверняка мертва. Ничего другого не представить. При живой Ларкин подобное на «Стратокастере» и на Западе невозможно.

— Проверка утверждений, идентификация личности — сотник Тримай — завершена. Корректность процедуры блокировки сотником Тримаем опера Какалова — по записи с регистратора палаты № 204 — подвергнута сомнению. Итог: всем оставаться на местах, не двигаться, ждать лиц, облеченных правом принимать ответственные решения в сложившейся ситуации.

— Я не могу ждать в такой позе! — сказал сотник, переведя дыхание. Он глядел перед собой.

— Сядьте на пол, — разрешил комплекс милостиво. — Оружие в кобуру. Напоминание: огонь готов, не делайте резких движений.

В эту секунду Збышек принял решение. То есть, ничего другого не оставалось. Комплекс не запретил говорить.

— Всем моим! — как можно громче крикнул Збышек. — Аякс просит помощи! Госпиталь, палата № 204, повторяю, я Призрак Какалов, всем моим, на помощь!

— А заткнись же, шкура! — широко модулируя заорал сотник, но не двигаясь, как и было приказано.

— Господин Какалов, — мягко сказал комплекс. — Со мной сейчас на связи инспектор Генштаба войсаул Полугай. У него действительно есть ордер на ваш арест. Он направляется к вам. Все это, понятно, недоразумение, но вам надлежит хранить молчание. Не усугубляйте ситуацию.

— Ты обязан ретранслировать вызов по формуле "всем моим", — холодно сказал Збышек. — Или тебе уже поставили блок?

— Блок в процессе инсталляции, — ответил комплекс. — Идет медленно, поскольку ретранслируется с маломощной папки. Но корни уже в системе. Сохраняйте молчание.

— Код блока — вербализовать!

— Вирус Двести Один.

— Код доступа «минус_три», Антивирус Двести Один, ввод, пробел, вопрос, правый вектор, пароль 00призрак00 76354, ввод!

— Блок снят. Инсталляция возобновлена.

— Всем моим! На помощь! Госпиталь, палата 204! Призрак просит помощи! Сообщите Быку! Сообщите Быку!

— Блок встал. Опер Какалов, храните молчание.

— Комплекс, сколько прошло в транслятор — пассивный вопрос. Допуск "минус_три".

— По допуску «минус_три» — ответ: прошло все до репризы "сообщите Быку".

— Спасибо, комп, — сказал Збышек. — С меня причитается.

— Это недоразумение, господин Какалов, — сказал комплекс. — Все выяснится. Не волнуйтесь. Противоправных действий на моем корабле я не допущу.

— Эй, — подал голос ошарашенный сотник, — вы! Вы что творите? Да я сейчас…

— Тримай, не двигаться! — заревел комплекс. — Огонь без предупреждения!

В коридоре (входя, сотник прикрыл дверь, но не до щелчка) раздались шаги и голоса. Лотерея, подумал Збышек прислушиваясь. Словно в карты перекинулись, ставки на столе, сейчас — рубашки вниз. У двери шаги замедлились и знакомый голос сказал: "Охрана, пропуститте, я Крекерборг; снятть с дфести четфертой наплютенние." Збышек обмяк. Наши.

Но он ошибся.

В палату стали входить люди. Первым вошел громадный седой, без головного убора, с курчавым белым чубом войсаул, с морской бородой, смоляной с проседью, но безусый. На полшага от него отставал полковник Крекерборг, заместитель Ларкин, главный инженер «Стратокастера». У Крекерборга же в тылу виднелись казаки в полном боевом, числом около пяти. Збышек надул щеки, выпустил с шумом воздух и скрестил руки на груди.

Первое, что сказал войсаул, таким тоном, будто продолжая разговор, было:

— Ну и мудак же ты, сотник! Вон отсюда!

Тримай подхватился с пола и, судорожно козырнув, канул. Судя по всему, войсаул Полугай пользовался среди подчиненных настоящим авторитетом.

— Не та кость пошла! — с горечью произнес Полугай, обращаясь чрез погон к полковнику Крекерборгу. — Турок, не казак!

Крекерборг смотрел в стену и на слова веселого войсаула не реагировал. В тренировочных штанах и сетке-майке и.о. командира «Стратокастера» смотрелся рядом с великолепным войсаулом жалко.

— И вы, полковник, тоже! — продолжал Полугай. — Что за полковник! Я смотрю на вас — прямо диву даюсь, полковник! Ни подтянутости строевой, ни дисциплины! Это ж ад творится на флагмане! Команда расхристана, бабы какие-то наглые, честь не знают какой рукой отдать! Ай-якс, твою мать! Не мудрено, что командира свово не уберегли. А какой командир был! — Полугай вдруг подмигнул Збышеку. — Бой-баба!

Збышек старался поймать взгляд Крекерборга. Но даже при последних, поразительных словах войсаула, полковник лишь зажмурился в стену. Збышек перестал на него смотреть, глянул в лицо улыбающемуся Полугаю, — как раз в момент подмигивания. Вот тебе и лояльность, подумал Збышек. Вот тебе, Призрак, хак тебя разбери, и ответ. Мама мертва, а Крекерборг… не проходил Крекерборг Жмеринку, главный инженер… турок он, а не аякс… Впрочем, в тоне бравого войсаула Збышек явственно ощутил фальшь, натянутость, не все идет так, как надо.

— Ну да ладно, полковник! — великодушно произнес Полугай. — Не боись. Теперь мы твоих подтянем, глядишь, станут на солдат похожи. Так. А чего мы сюда пришли-то? А-а! — сказал Полугай. — Вспомнил! Больного героя проведать!

Ну остроумцы же, блин, подумал Збышек и широко улыбнулся войсаулу. Войсаул улыбнулся еще шире, а когда Збышек ответил на улыбку, Полугай улыбнулся еще шире, чем он сам и Збышек вместе взятые секундой раньше, причем без никакого напряжения (здесь имеется в виду, что Полугай улыбнулся по настоящему широко). И сел на стул.

— Он падает, товарищ Полугай, — сказал Збышек заботливо.

— Ну, емть, я с коня-то не падаю, — парировал войсаул, — со стула-то не свалюсь. Кстати, шпиен, зови меня просто — господин войсковой есаул.

— Я поляк, — сказал Збышек. — Не выговорю.

— Ну, тогда — гражданин начальник.

— Заметано, — сказал Збышек. — Чему обязан? Шестерка ваш тут нес что-то, да невнятно, губами в усах запутывался. Слушаю вас, и выметайтесь.

— Я быстренько, — сказал Полугай. — И вместе выметемся. Мне только планшетку открыть, и всех делов.

И войсаул сделал это. И подал — вежливо — Збышеку пластину. Со всеми онерами и причиндалами, реквизитами и печатями на ней высвечивался ордер на арест Какалова Збигнева, гражданский номер такой-то, по подозрению в государственной измене. Збышек очень внимательно прочел ордер.

— Вот это другое дело! — удовлетворенно сказал он, возвращая пластину войсаулу. — А то пихают тут скорчером больного человека, не имея никакого права. И вообще, нарушают права. Вы согласны, товарищ Полугай?

— А мы его в батоги, — заговорщицки сказал Полугай. — Плетьми возьмем. Накажем, чтоб впредь устав чтил и права человека блюл, на что и поставлен. Но и служба у нас нервная, а все мы человеки, да, подозреваемый Какалов? Ну так что ж, — оружие имеется?

— А вон у вас парень с датчиком, — ответил Збышек, — его и спрашивайте. А я уже начал ждать адвоката. Сколько там мне его ждать по закону? Двое суток. На вопросы, касающиеся моей работы в Аяксе, я отвечать не буду. Из соображений национальной безопасности. Военная тайна, гражданин начальник! — округлив глаза, страшным шепотом сказал Збышек.

— Да вы веселый человек! — воскликнул Полугай. — Ну а с обвинением-то вы согласны? — спросил Полугай, ничуть не обескураженный.

— Нет. Я не виновен. Вздор, гражданин начальник. Исполняйте свой долг. С этого момента я молчу.

— У нас, помню, говаривали: кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест, — сказал Полугай.

— Верно! — сказал Збышек, восхищенный.

— Л-лады. Ребята, взяли арестованного. На крейсер его. Аккуратнее. Обыскать.

Полугай хлопнул Збышека по плечу, как доброго друга и пружинисто поднялся.

— Так поговорим, полковник? — спросил Полугай Крекеборга, словно они уже остались в палате одни. — О мно-огом следует поговорить. Пошли, устроим собрание.

Крекерборга передернуло.

— Господин войсаул, — сказал вдруг один из конвойных, прижимая к уху «звучок». — Непорядок, каже. У шлюза госпиталя. Несколько человек, вооружены. Пытаются пройти внутрь. Микроненко сообщает. Стрелять ему?

Збышек привстал на руках. Крекерборг снова дернулся. Полугай захохотал.

— А?! — крикнул он. — Тва-йю мать. Полковник?! Дела-то! Что посоветуешь? Стрелять?

— Если фи таже помыслитте о чем-то потопном, — сказал Крекерборг, — фи испыттаете сересный утифление! Этто корапль Аякс!

— Вон ты какой, полковник! — сказал Полугай. — А я думал — инженеришка полугражданский, вакса с медом! А ты — о как!

— Я опязан потчиняттся распоряшениям Наппольшефо Шефа Ссухоручко, коспотин Полукай. Но если фы…

— Ладно, ладно, развоевался полковник, — сказал Полугай примирительно. — Что я предлагаю? Пойдем мы с вами сейчас, господин Крекерборг, да и объясним доблестным нашим аяксам, в чем дело, какую они змеюку под спецкостюмом носили! Годидзе?

— Я фас не понимаю прафилльно… что фи сказалль?!

— Убирай своих подчиненных по казармам, Крекерборг, — сказал Полугай. Тона он не выдержал. Вряд ли даже и сотне казаков повезло бы против десятков озверевших — наших бьют! — аяксов. Полугай отлично это знал. — Не с арестованным же мне договариваться! Или статус мятежника схлопотать хочешь?

— Не нато раскофарифать с нами с поситций групой сила, — тихо сказал Крекерборг. — Тем полее, сейшас, кокта нет кенерала Ларкин. Мои люти — и йа тоше — люпил Маму. Осторошшней, коспотин Полукай. А то фасс путут спросить — как покипла Мама.

— Да я с тобой и вовсе не хочу разговаривать, — произнес Полугай проникновенно. — Мне дело надо сделать. А как она погибла — меня-то чего спрашивать? Ты, полковник, вон его спроси! — и Полугай показал на Збышека. Крекерборг сказал:

— Я пы спросил. И он пы мне скасалль.

— Так спроси! — обрадовался Полугай. — А я запись включу!

— Это не есть клавное неметленно. Неметленно ми с фами пройтем к шльюсу коспиталль. Какалов! — сказал Крекерборг. — Штать меня секотня. Я корапельный нотарус, йа путу с топой секотня. Какк атфокатт.

— Спасибо, Франц Карлович, — сказал Збышек.

Полугай молчал.

— Касаки! — сказал Крекерборг таким голосом, что конвой вытянулся по стойке «смирно». — Исполнятте свой толк. Фойсаулль Полукай! Слеттутте са мной!

Крекерборг прошел сквозь расступившихся казаков. Полугай оглянулся на Збышека.

— Вот так, начальник, — сказал Збышек наставительно. Полугай прищурился.

— Взять арестованного, евреи! — заорал Полугай.

Казаки кинулись, едва Полугая не сбив с ног. Збышеку стало очень тесно, перед глазами мелькали подбородки, начинавшиеся вроде бы сразу под касками, один подбородок только отделяли от каски усы, мелькали части спецкостюмов, один раз мелькнула рукоять скорчера, с покачивающимся над ней отстегнутым ремешком кобуры… можно было успеть схватится за эту рукоять… Збышек подавил в себе первый порыв, расслабился. Ему не сделали больно ни разу, обыскивая. Приблизился потолок и Збышека понесли на плечах — как братья-витязи спящую красавицу. Спать хотелось. Чудовищно хотелось спать.

А проигрыватель — сопрут, подумал Збышек. Обязательно. Войсаул и сопрет, непременно.

Полугай остался в палате № 204 один. Он перевернул постель, поднял с пола упавший проигрыватель, открыл его, заглянул внутрь, изъял кристалл, снова закрыл и бросил проигрыватель на панель медсерва. Затем осмотрел тумбочку, нашел яблоко — последнее из тех, что принес Збышеку Маллиган. Наскоро обкусывая его, вытряс из отработанного герметика на пол какие-то цветочки вместе с полулитром воды, в верхнем ящике тумбочки обнаружил бумажный конверт с приглашением на помолвку. Поднял брови: натуральная бумага, чернильная цветная печать! Конверт отправился в планшетку. Войсаул уронил огрызок, оглядел опустевшую палату, пробормотал что-то под нос и вышел в коридор.

(Документ 10)

СИРОТА КСАВЕРИУС — СИРОТЕ КРЕКЕРБОРГУ. ВСЕМ МОИМ: "ВСЕ ВРАССЫПНУЮ", "СТРАУС НА АСФАЛЬТЕ". ВСЕМ ЖМЕРИНЦАМ И ПЕРВЫМ ПИЛОТАМ, ПРОШЕДШИМ ОБУЧЕНИЕ НА ШТАБНОЙ ПЛАНЕТЕ — "ВЫ УВОЛЕНЫ, ДЕТИ". ЖДАТЬ И НАДЕЯТЬСЯ. ГРАНИЦА — ВЕЗДЕ. ПОЛКОВНИК КРЕКЕРБОРГ, ПРИНЯТЬ ОТСТАВКУ У ВСЕХ НАШИХ, ПРИКРЫВАТЬ ОТХОД ДО ПОСЛЕДНЕГО ПАТРОНА. ОТВЕТА НЕ ЖДУ.

ПАМЯТЬЮ МАМЫ. ФЛАГ.

Только через два часа на «Стратокастере», возбужденном и перемешанном неожиданной и недостойной смертью Хелен Джей, арестом Збышека, историей с Маллиганом и невнятностью положения вообще, установилось спокойствие. Спокойствие в том смысле, что аяксы разошлись по каютам и ресторанам, перестали бросаться на каждого встреченного в коридоре казака; охрипший от непрерывного орания по ста возможным каналам охранный комплекс шипоносца получил возможность отдохнуть, а войсаул Полугай перевел дух. Ему пришлось здорово понервничать. Увещевания пополам с предъявлением на каждом шагу приказа Министра Обороны о беспрекословном подчинении, на аяксов действовали очень слабо. У них было, кому подчиняться, не та баба Хелен Джей, чтоб вот так запросто и глупо свернуть себе шею по пути на пляж; убили, гады! Но, так или иначе, через два часа шаткое спокойствие установилось, Полугай, честное слово, не понимая, почему оно установилось, от усталости просто обрадовался.

В рубке "Коня Белого" с самого начала инспекторской деятельности Полугая (начавшейся еще над Пыльным Мешком, к январским событиям Полугай опоздал всего на день) установили здоровенный ситуационный комбайн, работавший синхронно с большинством следящих и регистрационных систем шипоносца. Большую часть времени Полугай проводил за центральным монитором комбайна, наблюдал за жизнью «Стратокастера», читал отчеты патрулей и так далее. Сюда же он пришел отдохнуть после ареста Какалова и ораторского марафона в коридорах шипоносца, на всю жизнь возненавидевший хитрого лиса Крекерборга и его псов-заместителей, явно хотевших бунта. На провокацию псы не решились, слишком явно, но Крекерборг постоянно намекал на чье-то высокое неудовольствие и какие-то санкции… ладно, подумал Полугай, лает, лает — не укусит.

— Господин войсаул! — браво сказали за спиной. — К связи!

Войсаул вздрогнул. Посмотрел на часы. Да, время отведенное на этап миссии вышло, надо делать доклад. Войсаул встал и наткнулся на обожающий взгляд младшего урядника связиста Ряхлова, мальчишки, нежноусого и кареглазого, однако весьма шустрого и правильного.

— Прошу вас, господин войсаул! — со звоном воскликнул Ряхлов, пропуская командира мимо себя четкими строевыми фрикциями. Войсаул прошел в кабину секретной связи. Проектор был уже включен, над полом покачивался, живо напоминая Полугаю вурдалака в церкви, войсаул Кребень.

— Говори! — сказал Кребень, не теряя времени на приветствия и не дожидаясь, пока Полугай замкнет дверь.

— Очень сложно, Матвей. Непростое задание — сотней взять флагмана. Здесь серьезные бойцы. Добрая школа.

— Так, — сказал Кребень. — Мозги трахать тебе, Кирьян, не стану. Ты воин опытный, сам сообразишься. Попробуй лаской… О главном давай.

— Погоди, Матвей. Подтверди лично — генерал Ларкин точно мертва?

— Ей-богу. Точно. Видел труп, сам опознал. Черепно-мозговая травма несовместимая с жизнью. Мгновенно. Кстати, информат с подробностями я тебе переслал с егерем, скоро жди. Объявишь на «Стратокастере», на общем сборе.

— Ясно. Значит, так. Какалова я взял. А Маллигана — нет.

— Как так? ЧТО?!

— А то, что надо было делать, как я предлагал!!! — заорал Полугай, не глядя начальнику в глаза. — Не здесь их брать, а вызвать куда-нибудь с шипоносца! Еще одну медаль дать — и вызвать!

— Полугай, — сказал Кребень тихо, — окрути ротовую полость. А потом доложи толком, — что произошло, и где мне теперь искать Маллигана? Я уж тебя про Нурминена и Баймурзина не спрашиваю, здесь все виноваты, то есть никто, но группу Маллигана ты должен был взять в полном составе! С тебя спрос, Кирьян!

— Я, Матюша, спроса не боюсь, — сказал Полугай. — И перед кем угодно отвечу, не испугаюсь. Ушел Маллиган, и все тут. Это ж не военный корабль, а проходной двор! Ипподром какой-то! Здесь, оказывается, есть несколько частных взлетных площадок, кемпингов, для дальнобойщиков. Вот он и ушел от конвоя — не знаю, пока, как, и с дальнобойщиком усвистал. В неизвестном, на хер, направлении. Полчаса назад.

Кребень выругался.

— А не знаю, как он ушел от конвоя, потому как тут чуть мятеж не начался! — продолжал Полугай, сдерживаясь. — Крекерборг — сука… Матвей! Немедленно нужен мне приказ о смещении командования шипоносца. Немедленно. А Маллиган будет за мной. Присылай сюда казака командиром, а я уж музыкантишку твоего достану.

— Хоть номер грузовика выяснил?

— Выясню, блин. Полчаса прошло, дай время!

— Ладно… эх, все как дерьмо из-под копыта брызгами…

— Как там в Штабе?

— Да тут все в мыле. Лады, Кирьян, похвалить тебя не похвалишь, но я тебя знаю — лучше, значит, сделать было не можно. Мазу подержу. Сейчас я к Президенту. Понюхаю, что, как. Давай-ка через три часика снова встретимся, я разберусь с кадрами и вышлю подмогу. Держись. Какалова под охраной передашь моему курьеру. Он будет у тебя в шестнадцать двадцать две. Флаг.

— Какалов требует адвоката. И к нему рвется Крекерборг, он корабельный нотариус.

— Хрен по рылу! Именем Министра Обороны.

— Понял. Флаг.

Проектор выключился. Полугай вышел в рубку и немедленно наткнулся на того же урядника Ряхлова. На круглом лице урядника, реющим над великоватой ему кирасой спецкостюма, было написано что произошло нечто и все любимому и родному он тотчас и обскажет — как на духу.

— Что, урядник? — неласково спросил Полугай.

— Непорядок, господин войсковой есаул! — крикнул Ряхлов. — Извольте сами взглянуть!

— Где?

— А все вот на мониторчике у меня, господин войсковой есаул!

На мониторчике у Ряхлова и вправду был еще какой непорядок. Целую минуту Полугай взирал на непорядок молча, потом минуты две взирал, матерясь, а потом принялся шарить руками вокруг, позабыв, что шлем с коммуникатором он оставил у комбайна, на полу подле кресла. Урядник сообразил, метнулся и доставил шлем. Полугай криво насадил шлем на голову, ногтем выковырнул из ушка-захвата микрофон и прокашлялся. Надлежало все-таки держать себя в руках.

— Господин полковник Крекерборг, ответьте, будьте ласковы, инспектору Министерства Обороны войсковому есаулу Полугаю. И, если можно, по приватной связи.

Полугаю пришлось повторить вызов дважды, и он один знает, чего стоило ему еще раз выдержать спокойный, где-то даже и будничный, тон. Крекерборг все-таки ответил.

— Слушаю фас.

— Полковник! — сказал Полугай. — А что я тут у себя наблюдаю, вы не объясните?

— Утошните, фойсаул, о шем фы?

— Утошняю, полковник. Вот у меня тут просто исход евреев из Египта на мониторе. Прямо эвакуация идет на «Стратокастере». Что случилось? На айсберг налетели, а я и не заметил? Девять патрульников запрашивают разрешения на вылет, какие-то грузовики, — кстати, вроде бы я приказал опечатать частные терминалы? — два транспорта с прошедшей командой "Ключ на старт"? Что скажете?

— Йа не тумалль, как фы садатите потому фопрос. Это шасное тело. Намеренные покинутть порт «Страттокастерр» есть ныне шасные лицца. Мне потано польше семиттесяти рапортоф оп отстафке от рапотникк аякс, я их поттписалль. Они покитают порт флагман. Фот и фсе.

— Господин полковник! — сказал Полугай, сдерживаясь. — Приказываю вам задержать вылет всех кораблей.

— Йа не ослышалль? Фы — мне? Коспотин фойсаулль, йа фроте пы комантир «Стратокастерр», тейстфую такк какк считаю прафилльно, и йа не сопираюс опсуштатть с кем пы то ни пыло сфой решения. Настоллько-то я устаф снаю. Никакие отмен ни етиноко старта не путет. У фас фсе, коспотин Полукай?

Полугай зажмурился и выключил коммуникатор. Никаких инструкций по поводу такого поворота событий у него не было. Крекерборг, действительно, как и.о. командира и старший аякс на корабле, был в своем праве, а стандартный трудовой договор каждого оперработника Аякс позволял одностороннее расторжение его с любой стороны немедленно, как только душа пожелает. Как это не парадоксально, хорошо осведомленный Полугай, знал, что за последние пятнадцать лет ни одного расторжения не было. Да, подумал Полугай, и Ларкин, как живая, предстала перед ним. Похоже вы, госпожа Навь, настоящий командир, безо всяких. Хоть и баба. Но что же мне делать? Расхищение материальных ценностей, принадлежащих ППС!

— Коспотина фойскофого есаулль Полукай просит на сфясь полкофникк Крекерборг!

— Очень хорошо, полковник! — сказал, готовый кусать и рвать, Полугай. — Я как раз хотел вам звонить…

— Я претфителль фопросы о матценность ППС. У фас на канцелярский кипер долшно сейшас припыть опретеленныйе токумент. Прошу фас, просмотретть их. Фсе саконно, уферяй фас. Транспортные сретстфа принатлежатт шасттным лиссам. Прошу не препяттстфофать краштанским лиссам, покитающим порт флакманн на принатлешащим им транспортным сретсттфам. Охранный комплекс флакманн оттан мой прикасс о поттержанийи порятка. Как фы скасалль мне ранее — не усукупляйтте, коспотин Полукай.

— Ну ты и сволочь! — только и сказал Полугай. — Просто ты сфолотчь, Крекерборг! Ах ну ты и огребешь баранок, полковник!

— Коспотин Полукай, прафо ше, не стоитт такк перешифат. Йа тоше сейчас шасттное лиссо, йа тоше потал в штап Массашусетсс рапорт о расторшеннии трутового соклашения. Оно вступит в саконную силу черес шесттесят фосемь шасоф, как мне ответилль штап. А пока я намерефаюсь санятться телом Сбикнефа Какалофа. Я намеренн тотшас припыть на порт "Конь Плет", фы посфолите?

— Нет, господин полковник, не позволю, — испытывая острое удовольствие, ответил Полугай. — Никаким образом. Обращайтесь выше. Прямиком на Столицу. В Генштаб ППС. То есть, встречаться с вами нам, господин полковник Шестьдесят Восемь, конечно, придется, но не по поводу Какалова. Какалова я незамедлительно отправляю в другое место, где у него другой адвокат найдется. А вот нам с вами — решать что здесь делать.

Крекерборг молчал.

— Молчите, полковник, — констатировал Полугай. — Ну, молчите.

— Какк мне фас пониматть, коспотин Полукай? — спросил Крекерборг.

— А как хотите, так и понимайте. Извините, я занят. Запишитесь на прием, — сказал Полугай и выключил связь. Внутри у него было холодно. И он весь трясся. Нервы, казак, нервы, приструни нервы. Как из-под копыта брызгами… Как мыло из руки… Ах ты, боже мой, Аякс! Ну и шарашка! Ну и работенка! Полугай посмотрел на часы. Так. Со своими надо разбираться, с ловцами призраков.

— Ряхлов!

— Слушаю, господин войсковой есаул!

— Всех наших — на борт «Коня». Крейсер перевести в автономный от всех систем порта пребывания режим. Закрыть все шлюзы, под охрану. Любая связь — только через меня, в том числе и техническая связь. Арестованного охранять строго по протоколу «мятеж». Срок исполнения приказа — десять минут. И доложить. Так. Штабс-капитана Мон-Зуда, хорунжего Трепета и хорунжего Климова, а также урядников… что с Трепетом сегодня были… ко мне в канцелярию. Выполняйте.

— Осмелюсь доложить, господин войсковой есаул, следовательская группа сотника Епифанова выполняет задание и за десять минут не успеет вернуться на крейсер. Продолжать им, или…

— Так, — сказал Полугай. — Хорошо, что напомнил. Да, им — продолжать выполнять задание. А соедините-ка меня, Ряхлов, с Епифановым. На мой коммуникатор. Сами выполняйте приказ.

— Слушаю!

— Сотник Епифанов, господин войсаул.

— Будь здоров, сотник! Что там у тебя, сотник, интересного?

— Да, в общем-то, и ничего, господин войсаул. Свидетелей согнал в холле: пятеро дальнобойщиков, вахтенный техник пьяный, да вот прибежал хозяин кемпинга, бортинженер 1 класса Рудек. Регистраторы кемпинга я опечатал, диск-храны изъял. Закрыть, как вы распорядились, кемпинг не могу: с диспетчером «Стратокастера» мне никак не договориться, я уж вам хотел докладывать, да вы сами позвонили. Я ему про ваш приказ, — а он мне по матушке, какой такой Полугай. Бардак, господин войсаул. Дикий Запад.

— Ладно, не по радио, Епифанов. Заканчивай осмотр места происшествия и назад. Задержанные не бузят?

— Свидетели-то? Нет. Ну, шумят, как без этого. Справлюсь. Ничего. Обычный шум. Как мне с ними быть, вот что вы мне скажите, господин войсаул. На крейсер их доставить, отпустить, — как? Они тут совсем ни при чем, никто.

— Это точно?

— Абсолютно. Ментографированы. Опешили, но поскольку ментосрез точечный и короткосрочный — согласились. Хозяин кемпинга, я говорю, только что прибег, аж вспотел, а космонавты — не вмешивались, да и не видели ничего: они в карты играли, в баре, под коньячок. Вход-выход кемпинга стоял на автомате, подозреваемый открыл шлюз сам, спецсигналом. А вахтенный техник — вяка не лыжет, у него дочка родилась.

— Да… — сказал Полугай. — Хлопнули ягодицами, ничего не скажешь… Бог с ними, отпусти. Проверь документы, выдай свидетельские карточки — пусть валят. Ну, понятно, грузовики просканируй. Заканчивай и возвращайся. За диск-храны головой отвечаешь, мне этот таинственный грузовик о как нужен. Флаг.

— Рудек расписку требует. Лицо материально ответственное.

— Ну и дай ему расписку.

— Слушаю. Флаг.

— Флаг.

Полугай дослушивал Епифанова уже на ходу. Расстегивая амуницию, он направился к себе в канцелярию, в которую превратил гостиную своей корабельной квартиры. Он с лязгом свалил портупею на диван, стянул с себя спецкостюм и немедленно залез под душ. Перепонку в ванную он за собой не зарастил и стук в дверь услышал сразу.

— Ждите, я вызову! — прокричал Полугай, намыливая голову. Он подбрил верхнюю губу, расчесал бороду, надел свежую сорочку, натянул мундир, не подпоясываясь, закатав рукава, уселся за рабочий стол и пригласил горе-конвой войти.

В канцелярии было тесно, трое вполне помещались в ряд перед столом Полугая по стойке «смирно», но четверо уже жались нестроевым манером, а пятеро — никак не помещались. Поэтому преступный конвой построился в две шеренги. Урядники тихо стояли во второй, надеясь, что про них забудут. Полугай осмотрел подчиненных. "Хороши!" — пробормотал он. Он набрал на встроенном в стол серве заказ, получил его и стал обедать. Казаку надлежит быть сыту, чтобы думалка думала, а шашка — рубила. Мон-Зуд, Трепет и заляпанный пластырем Климов смотрели, как он ест. Ели начальство глазами. Мон-Зуд непроизвольно сглатывал набегающую слюну.

— Вот я сало жую, — сказал Полугай, — и думаю: мать же вашу так! Ну ты — ладно! — Он махнул рукой на Мон-Зуда. — Навязали тебя на мою голову. Тебя пластать — клинок позорить. Но вы-то, казаки! Трепет, старый друг, ветеран-вояка, а! — Полугай замолчал, жуя. — Оплошали! Обгадились! — горько сказал он и налил из чаеварки в чашку чай. — Эх, други!

Стоящие на ковре, обреченные, ждали. Полугай допил чай, закрыл одноразовый картонный поднос с одноразовой пустой посудой и спровадил поднос в утилизатор под стол.

— Ладно. Десять суток ареста и по звезде с плеч долой, фигурально выражаясь. Мон-Зуда я, с чувством глубокого удовлетворения, отдаю под трибунал, как ответственное лицо, утратившее секретный документ в пользу противника. Молчать, еврей! — заорал Полугай, заметив что Мон-Зуд тщится что-то сказать. — Оружие сдать начальнику гауптвахты подхорунжему Миролюбу. А пока — докладывайте. Трепет.

— Получивши ваш приказ, господин войсковой есаул, и ордер на арест Маллигана Дональда, около десяти утра среднего времени выдвинулись на выполнение задания группой в составе: старший группы штабс-капитан Мон-Зуд, конвойные — хорунжий Трепет, урядники Гермобой и Пискунов. Направились по адресу, означенному в приказе и отождествленному информ-бюро АХС «Стратокастера» как личный адрес упомянутого Маллигана, корпус G шипоносца, уровень 9, квартира номер 21. Сканинг квартиры, произведенный лично мной из коридора, показал, что Маллиган дома, прямо за дверью. Вооружен.

— Так, — сказал Полугай. — Стоп раз. Почему не прикрыли коридор? Стоп два. Почему пошли только вчетвером, ежели приказ был по протоколу "мятеж"?

— Виноват, господин войсковой есаул! — молвил Трепет печально. — Думали чего там, задержать человека… — Он покосился на Мон-Зуда. Полугай все понял: накомандовал Мон-Зуд. Трепет не хотел стучать. Похвально. И глупо. — Тем более — королевский ордер… Ну и вот.

— Ну и вот, — повторил Полугай. — Думали. Так. Дальше.

— Слушаю. Поскольку датчик выявил при Маллигане оружие, я принял совместно со старшим группы решение — входить после стука. Постучал, вошел, зафиксировал Маллигана на месте. Слово за слово. Маллиган потребовал предъявить ордер. Штабс-капитан Мон-Зуд ордер не предъявил, — Трепет покосился на красного, как рак, штабс-капитана и не сдержался: — мудак.

— Верно, верно, мудак, продолжай, Трепет, а ты помалкивай себе, еще наговоришься, — сказал Полугай Мон-Зуду.

— Слушаю. Возникла нештатная ситуация, уставом не предусмотренная. Принял решение: связаться с вами, господин войсковой есаул.

— И правильное же, видать, решение! — одобрил Полугай. — И что же?

Трепет вздохнул.

— Связаться с вами я не успел. Возник непредвиденный фактор в лице некоего Светосранова, Антуана, бизнесмена, владельца «ЛИКСТАРА». Я растерялся, господин войсковой есаул. Виноват.

— Так. Значит, все-таки, Светосранов. Ну, кто не знает Светосранова… Настаиваешь, хорунжий, что Светосранов?

— Так точно. Настаиваю. Несомненно. Его спутать ни с кем не можно. Светосранов, Антуан. Мон Шер Великолепный. Ребята скажут.

— Скажете, ребята? — осведомился войсаул у урядников. Выглядывая из-за спин Климова и Трепета, урядники закивали, а Гермобой, самый шепелявый казак на свете, так тот даже перекрестился, сделав истовое лицо.

— Добро, раз так. Говори дальше, Трепет.

— Замешкались мы, господин войсковой есаул… Светосранов — чудо известное… В глазах заблестело аж. Он кричать, руками размахивать, деньги сулить, то, се, адвокат, суд… ну, тут нас Маллиган и положил. Красиво положил, господин войсковой есаул! Развел руками, как неживых, и добил из иглокола. — Трепет потрогал сильно опухшую щеку. — В глаза не целил, — добавил он одобрительно. — А очнулись мы уж тут, на крейсере…

— Так, — сказал Полугай. — А регистраторы, значит, сами собой испортились?

— Так неизвестно! — сказал Трепет решительно. — Мой, например, крутился до самой двери квартиры. И хронометр в порядке, и магазин полный… Мы уж и кримнабором по им, по регистраторам, прошлись — только наши отпечатки пальцев, и все тут, а запись стерта… Ничего не могу сказать. Господин войсковой есаул.

— Так. Так. Так… Так! Ну, Мон-Зуд, теперь ты мне расскажи историю своей жизни. Где ордер, паразит!!! — заорал Полугай, вскочил, сбросил со стола все, что на нем было, перескочил стол, сграбастал одеревенелого Мон-Зуда за щеки и принялся трясти. Потом врезал по морде. Снова схватил. — Говори, сволочь, говори, хуже будет, не дай бог осерчаю, как в триста сорок седьмом, погоны сниму, а выведаю, куда ты ордер дел, падла, сыночек енеральский, Ряхлов, врезать этому полста плетей — при мне, твою в креста гроба душу впересвист, ГДЕ ОРДЕР, ХРЯК КАЗЕННЫЙ!!!

Это, конечно, было помутнение. Ничего добавить к делу Мон-Зуд не мог. Кейс был на замке, а как Мон-Зуд помещал в кейс папку с ордером, видели все, в том числе и сам Полугай. Ордер пропал волшебно. Как волшебно и добрался Маллиган до кемпинга, не оставив нигде следов, во всяком случае, найти их не удалось. Как черт ему помог, и все тут. Полугай опомнился, отшвырнул воющего носом Мон-Зуда от себя (урядники жались к стенам), развернулся и перед ним оказался хорунжий Климов. Тяжело глядя Климову, закатившему глаза под пластырь на лбу, в переносицу, Полугай медленно, раздельно сказал:

— Климов. Пошел вон. А то убью.

Климов исчез. Оглядевшись, Полугай увидел, что исчезли все, и Мон-Зуда с собой унесли. Слава богу. Полугай упал на диван, задрал ногу на спинку дивана и закрыл глаза. Слава богу. Никого не убил. Покурить надо, Кирьян. Полугай хохотнул, испытывая неловкость перед самим собой. Подобные приступы были чрезвычайно редки. Наверное потому, что проколы случались в хозяйстве Полугая всего раз-два за его карьеру, в триста сорок седьмом было дело, да в триста сороковом казачок погиб на учениях, мальчишка-рядовой… а такого, как сегодня — навовсе никогда не было. Полугай вдруг ощутил во рту дым и с изумлением увидел в руке сигарету — начисто не помнил, когда взял ее, раскурил… Ну, емть!

На столе запищало: пришла очередная порция информатов. Полугай вернулся за стол, ногой подвинул под столом упавшую пепельницу и, положив щеку на столешницу, дотянулся до нее рукой. Что тут нового? Два финиша в порту. Кто? Почтовик, ох ты, юконец, под названием… "Китовый Ус" называется… почту привез… И… Ой, мама!

Полугай медленно встал, не отрывая глаз от монитора. Имеется: на «Стратокастере» два финиша.

1) 14.37 — "Китовый Ус", порт Юкон, пилот-почтальон Малиновое Зерно, ангар 26, груз: ПОЧТА ДЛЯ КАКАЛОВА ЗБИГНЕВА "ПРИЗРАКА".

2) 14.58 — "Блистающий Мир", порт «ЛИКСТАР», пилот Вайн Найт, ангар 21, пассажир СВЕТОСРАНОВ АНТУАН Z. СОТОВАРИЩИ. С ЧАСТНЫМ ВИЗИТОМ, АДРЕСАТ МАЛЛИГАН ДОН! Полугай холодной рукой нашарил нужную кнопку.

— Ряхлов, емть! Краснодевко ко мне, живо, емть!

Хорунжий Краснодевко, самый веселый казак на свете, любимец сотни Полугая, явился, как будто тут всегда стоял. Без обычной улыбки до ушей, поскольку дяденька не в себе.

— Миша! — сказал Полугай проникновенно. Он чуть не сложил моляще руки. — Миша! Тебе верю! Ангар 21, Антуан Светосранов, со свитой, ты знаешь такого, жук музыкальный…

— Знаю, дядя, знаю! — сказал Краснодевко.

— И ангар 26, юконец-почтальон. Малиновое, бля, Зерно.

— Так, дядя, так!

— Ко мне их, Миша! Бери кого надо. Всех бери. Но вежливо пригласи этих двоих ко мне. Тотчас. Все регистрировать. ВСЕ РЕГИСТРИРОВАТЬ, Я СКАЗАЛ! Я тебя умоляю, Миша, сделай хорошо.

Миша Краснодевко исчез. А у Полугая словно коленки подрезали — он рухнул спиной в кресло. Время еще было — до сеанса связи с Матвеем Кребнем. И у Полугая появилось странное ощущение — что день сегодня так плохо все-таки не кончится. И что он во всем сегодня-таки разберется.