2-герой-2

Глава 3 РАБ ЛАРКИН

Эйно Нурминен, Волчара-Никто, действительный статский советник, Директор Школы Аякс, заместитель генерала Ларкин по кадрам получил печальное сообщение от Ттопа Лапы моментально. Коммуникатор Нурминена, постоянно включенный, имел вид наручных часов. Некоторое время назад Нурминен поставил на коммуникатор память-сигнал, поскольку вечно после сна забывал нацепить браслет, оставляя его под подушкой. Память-сигнал включался, стоило лишь Нурминену удалиться от коммуникатора более чем на два метра; всякий раз, направляясь ночью, утром — спросонок — в сортир, и слыша душераздирающее приглушенное завывание с постели, Нурминен чертыхался и путь продолжал только если уж совсем было невтерпеж. Однако обычно он возвращался к кровати, отбрасывал подушку и напяливал браслет на правое запястье. Оперативность торжествовала сполна: ничего нет лучше, чем получить секретное сообщение, восседая с сигареткой на унитазе, — апофеоз принципа "босс-в-курсе-всего-всегда-вовеки-начеку!".

Прочитав телеграмму, ту самую, что несколько позже прочтет и Дон Маллиган в нескольких десятках парсек от Нурминена, Нурминен почувствовал на веках влагу. Он не заметил, как она появилась, и он растер влагу по лицу: под рукой не оказалось никакой салфетки, хотя Нурминен сидел за обеденным столом и стояла перед ним тарелка с густым томатным супом. Стол был простой, пластиковый на железных круглых ножках, ни одного серва в каюте не было: не успевали уже благоустроить корабль по классу «А»… Мама Ларкин оказалась, как обычно, кругом права. Убили. А Нурминен ей не верил, он не верил, да и как было поверить: ее, безукоризненная, аргументация отталкивалась от сознания Директора, как струйка дейтериевой плазмы от слоя мезовещества. Нурминен отодвинул тарелку, отбросил ложку, налил в стакан яблочного сока и пригубил, глядя в стену перед собой. На стене беззвучно мерцал плохой телевизор, слепо пялились в ответ взгляду два выключенных монитора сторож-спутника. А выше, под часами среднего времени, прежний обитатель каюты криво налепил пластик с гербом Западной ППС. "Фальшиво все, — подумал Нурминен, ставя пустой стакан. — Никто не понимает. Ни один. Никакого смысла нет в заклинаниях и лозунгах — "Дух Патрульно-Пограничной Службы", "Проклятые Агрессоры", "Спасем Космос", "Граница — везде", "Национальная Безопасность", "Именем Королевы"… Бойскауты… комсомольцы, те ещё, с великих строек… Всего-то навсего — любовь. Да, — почти спокойно подумал Нурминен. — Была такая Женщина. Но убили же, гады!"

Однако, надо работать, господин действительный тайный советник. Как и было задумано… Нурминен попытался совладать с собой. Не вышло. Он попытался снова и снова, но достиг относительного успеха только с пятой или шестой попытки…

В дверь каюты постучали.

— Входите, профессор, — ответил Нурминен. На корабле, кроме них двоих, никого не было.

Вошел Баймурзин, полностью одетый. На нем криво висел рабочий клетчатый комбинезон, на азиатском носу Баймурзина чудом удерживались гигантские роговые очки, которые профессор недавно внезапно полюбил вместо контактных линз. Против обыкновения, профессор сразу, с ходу молчал. Остановился, едва переступив порог, и молчал.

— Все мы дети ее, Сагат, — сказал минуту спустя Нурминен, срываясь в торжественный тон.. — Вы, несмотря на все ваши возражения, тоже.

— Да, Волчара, — сказал Баймурзин бесстрастно. — Святая правда.

— И нам, детям ее, пора работать, профессор.

— Слушайте, Волчара, — сказал Баймурзин, поджав и без того тонкие губы. — Может быть, выпьем? Ну, расслабиться, получить удовольствие?..

Нурминена передернуло.

— Да нет, нет, — сказал Баймурзин, слабо улыбаясь. — Я же тоже не пью спиртное. Вот хотя бы соку. Вот я вижу у вас пачку яблочного сока. Давайте сочку выпьем.

— За что? — спросил Нурминен. — Вам, проф, не кажется фальшивым сейчас пить?

— Вы имеете в виду — за Хелен? — спросил Баймурзин, отклеиваясь, наконец, от двери и подходя к столу. — Ну нет, что вы, Волчара. Я предлагаю выпить сочку за нас с вами. Нам с вами это здорово понадобится в дальнейшем. Кто ж за нас с вами ещё-то выпьет? Кстати, обратите внимание на мою деликатность: я сдерживаюсь, чтобы не указать вам, Волчара, на излишний и недостойный пафос, прозвучавший во всех словах, что вы только что сказали. Ирония, любезный Волчара, ирония спасет мир!

— Заткнитесь, проф. Давайте выпьем, — сказал Нурминен. — Стакан вон там, в шкафу. Лакеев у нас нет.

— У меня есть свой стакан, я с собой принес, — сказал Баймурзин, раскрывая стаканчик. — Вот мой сосуд. До краев. А что касается лакеев — у кого это "у нас" их нет? У меня лакеи есть. Просто они дома остались.

— Сагат! Чудовищно интересно было бы пробраться в вашу империю… Я уверен, о правах человека…

— Ну какие могут быть права человека в сумасшедшем доме? — мягко спросил Баймурзин и легонько постучал донышком стаканчика о столешницу. — Наливайте же, Волчара!

— Всклень.

— От-менно!

Они лихо опрокинули. Яблочный сок, показалось Нурминену, ударил в голову почище всякой водки. Проклятая влага все наворачивалась в глаза. Баймурзин не замечал. Он подставил стакан под нос Нурминену и сказал громко:

— Усугубим, Эйно!

— Вы сказали, проф. За Маллигана и Какалова. Чтоб им вакуум намаслился.

— Солнцем и подсолнухом!

Опрокинули. Пакет с соком опустел. Нурминен вылил в свой стакан последние капли и твердой рукой отправил пакет через всю каюту в утилизатор, жадно хамкнувший навстречу обреченному белоснежной пастью.

— Предлагаю на "ты"! — предложил Баймурзин. — Ты да я.

— Смею ли… — пробормотал Нурминен, делясь с Баймурзиным последним. — Проф! Большая честь. Ведь вы — единственный гений, встретившийся мне воочию. Вот ответьте, проф, как вы делаете ваши гениальные открытия?

— Плевое дело! — сказал Баймурзин, покачивая стаканчик на уровне очков. — Придумываешь идею, составляешь уравнение, решаешь его и готово дело. Просто я недурной математик, и только. И паять умею. Вот вы, хакер, умеете паять? Пользоваться молекулярным паяльником?

Они допили сок. Нурминен огляделся. "Где-то у меня было…" — промолвил он. Баймурзин покачал головой.

— Все, друг Эйно. Прервем веселую посиделку. Сейчас мы пройдем в мое грязное логово под названием «информцентр», и установим любезного Ксавериуса. Он, наверное, совсем загрустил у себя в ящике. А пить вам… тебе уже хватит. На тебя же смотреть невозможно было! Глаза, как катафоты.

— Да, уметь надо, — сказал Нурминен. — Попил я, так уж попил…

Эйно Нурминен и Сагат Баймурзин, особо доверенные лица Большого Шефа Запада Хелен Ларкин, обретались на борту малого рейнджера «Предо». Вообще-то, строго говоря, «Предо» изначально был рейсовым стайером, но по распоряжению Ларкин его превратили, навесив под корму дополнительный сингулярник и установив боевой корпус, в нечто странного профиля с рейнджерским запасом хода и с рейнджерским же вооружением. Так что, пусть у нас с вами так и будет — малый рейнджер, мейнджер, — просто и понятно. Чуть послабже проектного рейнджера в коленках, зато с большими помещениями для установки таинственного Баймурзинского оборудования и Нурминеновской мощнейшей интеллектроники, плюс, вдобавок, — набитые всякой жизнеобеспечивающей всячиной склады. Плюс — абсолютная анонимность. «Предо» не существовало. Существовал стайер «Предо», бортовой номер такой-то, но несколько лет назад он неудачно исчез во время боя с НК в секторе RX-5. Ларкин частенько теряла в боях на один-два звездолета больше, чем можно было, куда они потом девались? Девались они, например, в район безымянного планетоида 01. Как правило, это были беспилотные звездолеты технической поддержки, несущие в тылу флота боеприпасы или кибертехнику.

На поверхности бросового беззвездного планетоида 01, медленно дрейфующего на периферии Западной Области, издревле сидела законсервированная необитаемая техбаза «Блиццард-13» выпуска двести одиннадцатого года, обслуживаемая чуть ли не «пентиумами», вследствие некоей оплошности не подключенными к Меганету. "Утраченные во время боевых действий" корабли погружались в бездонные доки и ангары базы, где и пребывали до поры до времени. Нынче пора и время пришли к мейнджеру "Предо".

Нурминен увел «Предо» от Безымянной-01 к Черной Бороде, искусно прячась от возможного обнаружения из киберспейса, работая с закрытым киберпилотом «Предо» только напрямую, с текст-программера. Нурминен не являлся классным пилотом, но у него давно была готова программка «Покрышкин», переделанная им из популярного космического симулятора. Этого было вполне достаточно, поскольку физических наблюдателей вокруг Безымянной, по пути от нее к Черной Бороде, и в секторе S-31 Обрыва, в центре которого Нурминен и остановил псевдо-рейнджера, никогда не водилось, а значит, особо сложных маневров не требовалось. Незачем. Ни одной обитаемой планетной системы, сектор S-80 «Погост» совсем рядом, а он закрыт Пыльным Мешком, и из прилегающих к нему приграничных пространств население (Лапута и Боромир) эвакуировано на юг Запада. По границе между S-31 и S-44, от Бороды на девяносто одну световую минуту, протянулись в Галактику два неподвижных пылевых хвоста, набитые сеющимся железом, и отлично экранирующие «Предо» от макролинзы «Холмогорск», единственной крупной в Западном Приграничье обсерватории, отстоящей, вдобавок, от сектора (Укрывище, нарек его начитанный Нурминен) S-31 на девять запятая четыреста пять парсек. Словом, Ксавериус, личный секретарь покойной Мамы постарался, рассчитывая Игру в Прятки, постарался, как для Мамы.

Прибыв в точку виса, Нурминен подорвал в мегаметре от рейнджера контейнер с обоймой пассивных сторожей-спутников, что, как он считал, было уже перебором. Словом, уже двенадцатого марта делать Нурминену и Баймурзину было нечего, кроме как ждать. Чем они и занимались, почти не видя друг друга, до утра пятнадцатого. Неизвестно, чем занимал ожидание Баймурзин. Нурминен вспоминал… не то чтобы даже вспоминал… само собой на ум шло, пополам со жгучим желанием хоть на полчасика заглянуть в Меганет, чего уж точно нельзя было делать…

После возвращения из Пыльного Мешка на целую неделю естественным состоянием Нурминена стало тяжелое, мрачное опьянение, после краткого очередного забытья в произвольно выбранном месте, сменяющееся похмельем — и обратно. Он пил непрерывно, последние дни недели не выходя из своей квартиры. Просто он больше уже не мог.

Ларкин ждала его на доклад терпеливо — семь дней. Затем, убедившись, что по доброй воле получить от своего заместителя информацию о событиях на Странной (во всяком случае, о последнем получасе миссии), невозможно, Хелен Джей, ворвалась в гостиную квартиры Нурминена и, обнаружив того в состоянии «вусмерть» карабкающимся на стол за новой порцией водки, с трудом (Нурминен сопротивлялся) придала Директору вертикальное положение и, взявши Директора за грудки, притиснула к окну, и посизевшей за семь веселых дней помятой роже Нурминена очень пошло обрамление в виде нежной голубой атмосферы Аякса, над которым находился сейчас «Стратокастер». Дождавшись, когда Нурминен заметит ее и узнает, Хелен Джей прошипела:

— Равняйсь, смирно, Волчара! Отдохнул — и будет. Приказываю придти в себя. А то придушу.

— Хелен, возможно, стоит дать Директору денек на релаксацию? — спросил Баймурзин. Он следовал в тылу Ларкин, стараясь, однако, не делать резких движений и тщательно взвешивать каждое слово: он давно уже не видел генерала в таком бешенстве.

— Некогда. Уже большой мальчик, — прошипела раскаленной змеей Хелен Джей. — Я ждала достаточно. Начинаем трезветь немедленно. Времени у меня нет, пьяная ты пьянь! — Она заставила Нурминена разжать челюсти и втолкнула ему в глотку два шарика каспарамида. Затем усадила Нурминена в кресло, пристегнула Нурминена для равновесия наручниками к подлокотникам и села за стол напротив. Нурминен стойко боролся, но каспарамид победил. Раскачиваясь, словно вдова на поминках, Нурминен рассказал все, что помнил. Помнил он все. Не все понимал. Он говорил долго. А когда сказал: дикси, то Баймурзин, молча, немедленно после того, как Ларкин отстегнула наручники, сунул Нурминену в руку бутылку.

— Хорошо, что я не алкоголик, — сказал Нурминен хрипло и немедленно выпил. Хелен Джей с жалостью, сменившей во время рассказа ярость, как-то очень по-бабьи, подперев щеку рукой, смотрела на него.

— Уволить тебя, что ли? — спросила она. — Ты столько вынес!..

Нурминен, не отрываясь от бутылки, протянул к ней через стол фигу.

— Вот вам, Хелен Джей, — сказал он засим, дыша ртом. — Теперь — хрен. Поздно.

— А это, — Ларкин кивнула на опустевший сосуд, — долго ещё продлится?

Нурминен сделал две попытки пожать плечами, и пожал.

— Да наверно все уже, мадам, — сказал он. — Нешто мы не понимаем! Мы ж со всем нашим решпектом… За нами дело не станет, мадам Ларкин, не подкачаем, не сумлевайтесь…

— Если бы на твоем месте был кто другой… — сказала, качая головой Ларкин. — Молчи, Волчара… все знаю. И постарайся не хамить. В любом случае — все пока живы.

— Какалов, видимо, никогда не сможет ходить, — сказал Баймурзин. — Я у него утром был.

Ларкин вздохнула.

— Посмотрим… — проворчала она.

А Нурминен подхватил со стола ещё одну бутылку.

— Иди-ка ты, милок, пить отсюда, — приказала Хелен Джей. — Даю тебе ещё день. Релаксируйся — как сказал профессор. Потом изволь протрезветь. Надолго! Сагат… Волчара ваш, насколько у вас хватит времени на него… Я подумаю до завтра, а вы, проф, постарайтесь до завтра уже что-нибудь придумать. Вы ж у нас гений. И приведите Волчару в… э… состояние покоя.

— Боюсь, что тут я бессилен, — сказал Баймурзин кротко. — Хелен, я не пью. Рекомендую Трех Президентов. Он пьет. Кроме того, обеспечение психической целостности высшего командного состава Аякс входит в его прямые обязанности. Вызвать его с Массачусетса?

— Никаких Трех Президентов. Все, проф, забудьте обо всех. Я, вы и это, — она показала на горестно глядящего на нее Нурминена. — Нурминен, убирайся. Видеть тебя не могу.

— Это моя квартира, — нагло сказал Нурминен. Хелен Джей огляделась и приподняла брови. Баймурзин хихикнул.

— Когда, Сагат, я слышу ваш смешок, — сказала Ларкин устало, — моя рука тянется к пистолету.

— Ну, не настолько уж я и культурен, — возразил Баймурзин.

— Минимум вы стали на себя напяливать, — сказала Ларкин. И верно: Баймурзин, предпочитавший обходится без одежды вообще, из уважения к Ларкин все-таки натягивал при ней на худые чресла шорты.

— Да, — сказал Баймурзин горделиво. — Кроме того, на мне ещё и контактные линзы. Так что я отнюдь не гол. Со всем, как метко заметил наш пьяный хакер, нашим решпектом. Где-то я это читал…

Ларкин поднялась, вытащила из настольного регистратора обойму с отчетом Нурминена и показала ее Баймурзину, вопросительно сделав лицом. Баймурзин качнул головой, отказываясь: на память он никогда не жаловался.

— Жду открытия, Сагат, — сказала Ларкин.

— Я гений, но не бог, — сказал Баймурзин мягко. — Однако, кое что у меня есть что сказать уже сейчас. Сказать? Или — до завтра?

Хелен Джей снова села.

— Говорите.

— Сказать я имею то, что доклад Эйно Нурминена ни в чем меня не разубедил. Я настаиваю на своем, Хелен. Рекомендация, совершенно официально: принимая решение, Хелен, помните мои слова, и, по возможности, все.

— Тьфу! — сказала Ларкин. — Я-то думала… Ладно. До завтра.

— До завтра.

Нурминен, оглушенный слоновьей порцией спиртного, тупо слушал их — не понимая ни единого слова.

Ларкин сильно потерла руками лицо, испачкала ладони в губной помаде, нахмурилась, достала платок, стерла помаду с губ, с ладоней…

И вышла вон.

— Хотел бы я услышать слова… — смутно сказал Нурминен, пытаясь исполнить процедуру вежливости: вставанием проводить начальника.

— Сидите, Эйно, — сказал Баймурзин. — Она уже ушла. Ваш порыв пропадет впустую.

Однако, гений ошибся. Нурминен не мог вот так, сразу, остановиться и продолжил процесс, и тут дверь раскрылась и Ларкин появилась снова.

— Ого! — сказала она. — Хорошо, Эйно. Садись.

Нурминен сел вбок, мимо кресла.

— Точность — вежливость королей… — пробормотал Баймурзин, помогая Нурминену подняться с пола.

— Садитесь ближе, — сказала Ларкин. — Решение принято. Будете слушать меня очень внимательно, абсолютно все запоминать, спорить со мной запрещаю, все равно ничего не добьетесь. Сагат, включите свою жужжалку.

— Да, Хелен, конечно, включаю, — сказал Баймурзин с несвойственной ему поспешностью. Коряво, на соплях и изоленте собранный приборчик появился, словно по волшебству, у него в руке.

— Защищено, — доложил Баймурзин.

— Слушайте меня, вы, двое, — сказала Ларкин. — Небольшая декларация. Известно, что Галактика потеряла за время войны с НК шесть густонаселенных планет, так?

— Но… — пискнул сильно протрезвевший Нурминен. Голос его плохо слушался.

— Заткнись. Я не как начальник сейчас с вами разговариваю. Я вас вербую, что-то вроде этого. Эти шесть миров, уничтоженных в самом начале войны — не на моей совести, поскольку я тогда была ещё сопливой шлюшкой с джойстиком в ручонке. Но сейчас я — Большой Шеф Запада, и я принимаю их на свою совесть. Красиво? Но правда. И попрошу без обсуждений, поскольку вы меня знаете. Вопрос: хочу ли я потерять хотя бы один мир теперь?

Пауза.

— Ну?

— Не хотите? — предположил Баймурзин.

— Хорошо быть гением, — сказала Хелен Джей. — В точку! Не хочу. Вопрос. Дано: Странная планета. Двести миллионов гуманоидов, согласно данным разведки Аякс, украденных НК и помещенных ими же в сферу моего, как Большого Шефа Запада, влияния, и моей же ответственности. Моя проблема. Статус проблемы?

Пауза.

— Я определяю эти двести миллионов как заложников, — сказала Ларкин. — Я принимаю их под свою защиту. Не обсуждается. Технозомби, имплантанты, пятая колонна, — требуха. Тем более, что имплантант — следует из отчетов медиков — удаляется без последствий.

— Простите, Хелен Джей, но вы очень узко смотрите на проблему, — сказал Нурминен, поражаясь, как такие круглые и банальные периоды могут слетать с его языка. — Имплантант может быть отвлекающим маневром, а враждебные программы могут находиться, например… глубже. В подсознании, в генах, это вполне представимо. Профессор, а?

— Эйно, мадам смотрит как раз очень широко, на самом разрыве штанов, — очень серьезно сказал Баймурзин. — Вы мыслите, как специалист. А она мыслит, как женщина. Не перебивайте, мадам, раз уж вы нас вербуете. Дайте договорить. Я вполне понимаю мадам Хелен, Эйно. Проблема не в целесообразности, а в этике, и, как совершенно правильно мадам думает, в статусе Странной планеты.

— Слушай меня, Волчара, — сказала Ларкин. — Ты пропустил со своей релаксацией, что меня вызывают на Столицу. С отчетом. Раз. У меня, на моем корабле, торчат казаки Сухоручко, и, судя по всему, собираются торчать и впредь. Два. И удалить их со «Стратокастера» у меня нет никаких оснований. Три. Полным ходом, вопреки всем оперативным резонам, но по моему распоряжению готовится массовое вторжение в Пыльный Мешок. Кто-нибудь, где-нибудь слышал о цели миссии? Что это? Спасательная операция? Или профилактическая очистка пространства «Погоста» до глубины вакуума 0,9? Это был вопрос, на который отвечу я. Я не знаю, поскольку у меня имеется приказ Сухоручки об организации вторжения и о привлечении к операции казачьих частей регулярного флота Министерства Обороны. А мой милый Ёся со вчерашнего дня — исполняющий обязанности Министра Обороны СМГ. Это ты тоже пропустил, Директор, сынок. И я сильно сомневаюсь, что в состав армады вторжения войдет хотя бы один пассажирский транспорт для эвакуации людей со Странной.

Пауза.

— Далее. Я улетаю на Столицу одиннадцатого, через полторы недели. С Президентом и остальными встречаюсь числа 12, 13, 14. Не знаю, как там пойдет… Чандрагупта, все-таки считает себя эпигоном Ганди… очки нацепил… Возможно, хотя вероятность мала, мне удастся что-то ему доказать. Вряд ли. Все дело в том, что меня ест Сухоручко. Он — умница, он видит, насколько я всерьез и к сердцу принимаю войну. А теперь он видит, что — спасибо Маллигану и Какалову, — у меня появилась возможность открыть проход на Ту Сторону, и нанести контратаку. И я хочу это сделать. И я обладаю опытом, средствами и людьми. Шансы я сама оцениваю как шестьдесят за меня. В любом случае — войне конец, не сегодня, так завтра. Вопрос. Кем я буду после конца войны?

— О, — сказал Нурминен, представив себе. — Авторитетная вы будете женщина. Так, Хелен, все, вы меня завербовали.

— Меня убьют, ребята, — сказала Хелен Джей. — Через несколько дней. Я не смогу закончить войну. Война вообще не будет никогда закончена.

Такого не ожидал даже Баймурзин.

— Это просто, как трусы за рупь десять, — продолжала Хелен Джей. Казалось, она испытывает удовольствие от своих слов. — Вчера я была полезна, как аспирин от мигрени. Но завтра я превращаюсь уже в сыворотку против очень, очень полезной болезни, — помнишь, Эйно, сынок, что я тебе говорила? О такой войне, как моя, цивилизация Галактики могла только мечтать… Необременительная, локальная и в высшей степени консолидирующая. В Галактике военное положение, к которому все привыкли и считают нормальным порядком вещей, полноценная демократия невозможна, и это святая правда, поскольку больной организм нельзя подвергать тренировкам, готовя его к Олимпийским Играм. Поди плохо! Но мне плохо, и в этом все дело. И я сильна, и это для меня — смертельно. Меня убьют в ближайшее время. Ксавериус мне это рассчитал с единичной вероятностью. Почти стопроцентно. Слушайте меня, вы, двое: если после аудиенции у Чандрагупты меня отправят в отпуск — я уже мертва. Меня не спасти никак. Так что — пока — считаем мою поездку разведкой боем, без обратного билета. Это приказ, — так считать. Переваривайте, у вас две минуты.

— Продолжайте, Хелен, — сказал Баймурзин, переглянувшись с Нурминеном.

— Очень хорошо, — одобрительно сказала Ларкин. — Вопрос. Что делать вам, сироткам?

Пауза.

— Плохо. Ответ: ребята, как там пойдет дальше у вас, я не знаю, но я хочу, чтобы вы сделали все для спасения населения Странной. Видимо, это возможно только одним способом: нужно вернуть планету туда, откуда ее взяли.

Пауза.

— Поэтому: вы, Волчара и Баймурзин, вам говорю: "СТРАУС НА АСФАЛЬТЕ"! Вы немедленно исчезаете. Я абсолютно убеждена, это и к гадалке не ходи, что после того, как меня убьют, Аякс будет ликвидирован, тем, или иным способом. В конце концов, на Жмеринку люди набирались именно по принципу инстинктивной независимости этики от руководящей роли государства. Девяносто шесть процентов жмеринцев — преступники, с замороженными моей властью уголовными делами. Я — гарант их неприкосновенности. Дети мои они не за страх, вы, Эйно и Сагат, знаете, что суть Аякса не в страхе. Но я исчезну, и объявить Аякс вне закона можно мгновенно. Поэтому, приказ: моментально после моей смерти по всем коммуникаторам всех моих должен пройти приказ "СТРАУС НА АСФАЛЬТЕ". И тогда закон и устав у них будет только один — любимый и родной Директор Школы. Ты, Эйно, мальчик. Естественно, это касается только жмеринцев. Ректору Большой Школы я не доверяю. Слишком умен.

Пауза.

— Я не знаю, как вы сможете использовать ребят. Поэтому, приоритета, данного мною группе Маллигана я не отменяю. Я его подтверждаю, Эйно, что бы ты не говорил. Я ставлю на них, Эйно. Они ещё дети малые, но… черт, ну нравится мне понятие «Герой» — и все тут! Ты, Эйно, и вы, Сагат, — вам без Быка и Призрака — никак.

— То есть их нам брать с собой? — спросил Баймурзин.

— Нет. Вот тут, Сагат, я целиком и полностью полагаюсь на ваше мнение. Вы против. Я вам верю. Героя нельзя спасать. Героя нельзя поддерживать. Герой просто так Герой, и все такое. А самое главное, в чем вы меня долго убеждали, а я кокетничала, как идиотка, что Герой совершает подвиг — настоящий подвиг — исключительно во имя любви. Должна признаться, меня поразила ваша теория, Сагат, я человек военный, грубый, практичный, а вы сразу поставили меня, мой успех, успех военной грубой практичной операции в зависимость от неких, трепещущих от малейшего дуновения, зыбких, каких-то нежных и совершенно… — Ларкин поискала слово, — поэтических факторов. Пока вы мне все это математически не описали, Сагат, я склонна была думать, что ваш гений имеет пределы. Теперь я — может быть, от того, что ничего иного не остается, — верю вам. И я с огромной признательностью и благодарностью принимаю на себя венец Прекрасной Дамы. И мне он…

— И вам он идет, — сказал Баймурзин. — Это не комплимент.

— Да нет… О, боги, Навь, старая ты кошелка! — мне он нравится! И ещё, не для протокола, мужики, вот что… Когда я его примерила, дурацкий этот венец, я вдруг ощутила, что перестала бояться, — Ларкин почесала бровь. — Странное состояние… Возможно, я просто свихнулась.

— Ну, это не самое страшное, что может произойти с человеком, — мудро сказал опытный Баймурзин. — Гораздо страшнее — не сойти с ума, когда нужно. Вот такое мое скромное мнение.

— Волчара, — позвала Хелен Джей. — Эй, Волчара, что с тобой?

— Мадам, вы что, все это всерьез?! — спросил Нурминен.

(Документ 7)

ОТЧЕТ-БЕСЕДА МАЛЛИГАНА Д. И КАКАЛОВА З. С ХЕЛЕН ДЖЕЙ ЛАРКИН.

СОДЕРЖАНИЕ: НЕКОТОРЫЕ КОММЕНТАРИИ К АУДИОЗАПИСИ СО СЛЕДУЮЩЕГО УСТРОЙСТВА ШУРМОВИКА «КАЛИГУЛА», СДЕЛАННОЙ ВО ВРЕМЯ ЭВАКУАЦИИ ГРУППЫ МАЛЛИГАНА СО СТРАННОЙ ПЛАНЕТЫ.

ДОКУМЕНТ СУЩЕСТВУЕТ В ЕДИНСТВЕННОМ ЭКЗЕМПЛЯРЕ.

СТЕПЕНЬ ЗАЩИТЫ: 1.

ЛИЧНЫЙ АРХИВ ЛАРКИН Х.Д.

ТЕКСТ:

МАЛЛИГАН: Смотрите, госпожа полный стратег-мастер, генерал, Большой Шеф…

ЛАРКИН: Без комплексов, бычок. Некогда.

МАЛЛИГАН: Есть, сэр. Вот смотрите. Это я — по хронометражу… вот здесь он сбоку… странно.

ЛАРКИН: О боже… Бычок, просто — показывай пальцем. Что странно?

КАКАЛОВ: Дон, давай я.

МАЛЛИГАН: Так тебя ещё нету. Вот это и странно. У меня же ещё связи со штурмовиком нет, как же он меня записывал? Я только-только шлем на тебя, Збых, напялил, сижу у водопада и разыскиваю штурмовик. Вы не поверите, Мамаша, я даже чуть струсил, когда — гляжу, рация аварийного контейнера работает, а «Калигулы» нет. Ну нет как нет, на орбите! Я подумал — сбили, и хана нам. Ну я распаковал тогда сканер, подключился к панели на спецкостюме — рацию я сразу же утопил, по инструкции, — и сижу, кручу настройку, выть хочется.

КАКАЛОВ: А я…

МАЛЛИГАН: А ты ещё в ауте.

КАКАЛОВ: Тьфу! Заткнись, Дон, это тело мое в ауте, а я совсем не в ауте. Я ищу тебя, подключаясь к пассивным датчикам Системы, Хелен Джей, они там — то камешек, то травинка, больше миллиона каналов по всему материку, где ни попадя.

МАЛЛИГАН: Ух ты! И нашел?

КАКАЛОВ: Нашел…

ЛАРКИН: Ладно. Маллиган, продолжай.

МАЛЛИГАН: Ну, только прошелся я по эфиру в пределах известной мне орбиты, только примерился переключиться на авторасширение — бам!

ЛАРКИН: Ой!

МАЛЛИГАН: Простите… Давайте я вытру… Бам! — возникает Директор. У меня в наушниках. К связи, кричит, вызываю группу Маллигана — кричит. Я ошалел. Верите? Ну, думаю, молодцы ребята, прорвались флотом, сейчас меня — и тело Збышека моего — поднимут наверх. Фиг! Нурминен, видите ли, эфирным существом присутствует. Я тогда не понял, сейчас только понимаю, что он… мгм… виртуально в Мешок проник. Увел, понимаете, мой корабль с орбиты, чер-те куда, а мы тут со Збигневом погибай во цвете лет! Ну, мы в поле, нервы, сами понимаете, на взводе, ну я ему и высказал… это вот тут, по хронометражу, а запись уже идет… вот, я пальцем показываю… давайте это мы промотаем. Я тут ругаюсь.

КАКАЛОВ: Ну, Дон, ты трепло, матка боска, ну ты трепло!

ЛАРКИН: Тогда скажи ты что-нибудь. Отдохни, бычок.

КАКАЛОВ: Мы встретились с Волчарой на околосистемном «болоте»… Знаете, Мама, что такое "болото"?

ЛАРКИН: Нет.

КАКАЛОВ: Любая крупная компьютерная система образует от себя по своей периферии остаточное нестойкое излучение. Куски удаленной информации, эхо, отражаемое от плоскостей перемещающейся по внутренним сетям информации, унесенная конвекционным просачиванием жесткая информация, «испарившаяся» информация, и так далее. В киберспейсе «болото» имеет вид хаотично перемещающихся в таком тумане крупных и мелких островков. Гулять там довольно опасно. Понятно? Вот тут меня Волчара и нашел. Мы коротко переговорили, он меня подгрузил жесткой памятью, я немного воспрянул. Хорошую мы, кстати, с ним программу написали, чтобы меня подгрузить… Я вернулся вниз, каким образом — не спрашивайте даже, начисто не помню, что я там хакнул… Стал искать себя и Дона. «Калигула», тем временем, подошел к планете. Это вам сам Нурминен подробно обскажет. И мы с ним, получилось, одновременно выскочили к озеру, он по радио, а я с датчика поблизости. И тут я увидел самолет.

МАЛЛИГАН: Это я виноват, наверное. Я микробокс с девчонкой открыл, пеленки ей поменять, а ее видно тут же и засекли, по неэкранированному микробоксом имплантанту. Ну и они прилетели, четверо на самолете, — разбираться, что да как…

ЛАРКИН: Вот этот момент я не понимаю. "Дон, не стреляй в него, это я!" Какалов.

КАКАЛОВ: А это я в него влез. Это были эффекторы, Мама. Биороботы. Управляемые по сети, сетью же, Системой. Я прервал ее связь с одним из них, а поскольку места у него в пассивном процессоре, в голове то бишь, хватало, я полностью в него и переместился. И повернул, так сказать, автомат в нужную сторону.

МАЛЛИГАН: Ну и дали мы им, Мама, сэр!

КАКАЛОВ: Не так чтобы дали, но самолет сбили. «Калигула» был уже на подходе, но мне нужно было вернуться в себя. У меня были координаты самого ближайшего к водопаду крупного коммуникационного порта. Я отправил Дона со мной на санях туда, а сам прикрывал отход. Убил я, по-моему, двоих, третий очень верткий попался, а тут у меня и патроны кончились. Дону спасибо, и нашему Макропулусу — мое тело они доставили к порту очень быстро, минут за десять. Что наверху происходило, над планетой, я не знаю… Дон говорил — беспилотный корабль, управляемый кибером Авраамием, подорвал собой какую-то орбитальную ракетную батарею… Ужасная каша, Странная Система — она как спрут с тысячью щупалец, на орбите возник целый город-крепость, за несколько минут.

МАЛЛИГАН: Но штурмовик прорвался.

КАКАЛОВ: Да, штурмовик прорвался. Но я уже был в себе, и без сознания. Больше ничего сказать не могу.

МАЛЛИГАН: Я его затащил в корабль, бросил в кресло, пристегнул, пристегнулся сам, — и врезал по газам.

ЛАРКИН: Как ты вышел из Мешка, Маллиган?

МАЛЛИГАН: Ей-богу, не знаю, Мама. Спросите у господина статского советника Нурминена. Он сидел в киберпилоте. Как зеркало перед глазами разбилось, в ушах хлопнуло, — и я уже в открытом космосе, со всех сторон пеленги, я вычислил, где «Ямаха», направился к ней, вы меня перехватили, и я развернулся к «Стратокастеру». Вот и все, Мама, сэр.

ЛАРКИН: Збигнев, ты имеешь что-то мне добавить, мальчик?

КАКАЛОВ: Я рассказал, пожалуй, все, что помнил, мисс Ларкин.

ЛАРКИН: Я надеюсь, Призрак. Но, пожалуйста, поделись со мной, если ещё что-то придет на ум, хорошо?

КАКАЛОВ: Хорошо, Шеф.

ЛАРКИН: Спасибо, мальчики. Дайте я вас расцелую. Я очень рада, что вы живы. А ты, Призрак, не расстраивайся. Так, или иначе, но ноги мы тебе вернем. Считай, что я тебе их должна.

КОНЕЦ ФОНОГРАММЫ

Микрокристалл с этой записью Ларкин передала Нурминену 1 марта, за час до того, как они с Баймурзиным тайно покинули «Стратокастер», отправляясь переоборудовать «Предо». После разговора в квартире у Нурминена прошло три дня, ни разу за эти три дня Волчара не видел ни Ларкин, ни Баймурзина, хотя разыскивал их, слал им на коммуникаторы призывы и требования. Большой Шеф и ее Таинственный Консультант исчезли где-то в недрах «Стратокастера» и вынырнули из них внезапно, синие от усталости. В шаттл, готовый к старту, Баймурзин загрузил две тонны бронированных ящиков. "Что там у вас, проф?" — спросил Нурминен. "Там Ксавериус, Эйно, — сказал Баймурзин. — Извините, что мы вас не привлекли, но так решил сам Ксавериус. Он сам себя скопировал, а оригинал уничтожится, если произойдет то, о чем говорила Хелен." — "Вы всерьез в это верите, проф? Это же сумасшествие!" — "Эйно, пора сходить с ума и вам. Впрочем, что вы, маленький? У нас с вами есть приказ, давайте его просто выполним, Эйно. Вы что, полагаете меня прельщают предстоящие перспективы? Я всего лишь бедный муховод, Эйно, вы не забыли?"

Ларкин попрощалась с Нурминеном сухо, быстро и невнятно, — обидно. И сунула ему в руку футляр с кристаллом. Нурминен немедленно, сразу после старта, прослушал фонограмму, ничего нового для себя не открыл и оскорбился всерьез, тем более, что Баймурзин старательно бежал всякого общения… Они пили сок за здоровье Маллигана и Какалова, встретившись впервые почти за две недели.

— Поможешь мне подключить Ксавериуса, Эйно, — сказал проф, и они спустились с жилой палубы на склад, где, как выяснилось, Баймурзин и провел все время в тяжелых физических упражнениях, кантуя две тонны высокой технологии.

Склад, поместительное место в самом брюхе «Предо», ярко освещали несколько десятков софитов, Баймурзин не пожалел на их установку времени, но теперь ни в одном месте склада не было тени. Пустые бронированные ящики были аккуратно составлены вдоль стен. Посередине Баймурзин устроил что-то вроде компьютерного поста, взяв за эталон личный пост Нурминена на «Стратокастере» — постамент со стендовым операторским креслом, окруженный подковообразным столом с батареей системных блоков на нем. Периферию Баймурзин подключить не успел, сложно, всякие провода и все такое, кроме того, реанимацию мозга Ксавериуса профессор в одиночку проводить просто не решился. Нурминен растыкал «джеки» и «пальмы» куда надо, прогнал погашенную систему через активный тестер, нацепил на виски присоски и надавил клавишу "power".