2-герой-2

Глава 16 ЛЕТАЮЩИЙ БЫК

Настала, наконец, пора сказать, что наша Галактика очень велика и что это обстоятельства давно ни для кого не секрет. Она велика настолько, насколько представить себе невозможно. Многие много раз пересекали ее из края в край всего лишь за независимый месяц, но путешествие на корабле, оснащенном процессором Кумока сильно напоминает то состояние человека, когда после последней (или очередной) рюмки, он, человек, вдруг оказывается далеко от пиршественного стола, и хорошо, если за другим пиршественным столом, а не в эпицентре какой-нибудь зловещей неприятности; и расстояние, нечувствительно преодоленное, — неизвестно, и что приключилось во время путешествия — неизвестно, и уж в особенности неизвестно, каким образом названные неизвестности преодолевались и какой теперь реакции общества человеку следует в данной связи ожидать, что с ним теперь сделают и на сколько. Словом, Галактика велика и необходимости в специальной маскировке секретного объекта, если он не с планету размером, нет. «Скорпион», пожилой спутник-сторож, потерянный, как и «Предо», в ходе одного из боев с НК, был гораздо меньше, чем планета.

Он был ювелирно подвешен в центробежную пару к безвестному внесистемному камню приблизительно подходящей массы три года назад. Так с тех пор и вращались они вокруг общей оси. Секретный объект в такой «спарке» чрезвычайно трудноопределим… и не была на корпус «скорпиона» натянута даже маскировочная сеть. «Скорпион» являлся личной явкой группы Дона Маллигана.

К «явке» Дон скакал больше суток: огородами шел, осматриваясь, и без киберштурмана, на глазок. Воздуха хватило в обрез, поскольку «капюшоны» травили, старикашки, и оказались уже на старте — полупусты. Ну, дело теперь прошлое, подвиг достигнут, хватило на него спертого дыхания, — и слава Мировому Разуму, и никогда я тебя не забуду, брат Бабба Бубба, и даст судьба — проставлю ответную.

Маллиган пребывал в полной уверенности, что проследить путь его от предательского «Братска» невозможно, и к «явке» он пришел бесхвостым: он применил все известные ему средства для маскировки и маневры "опасного ухода". Полностью обесточенные компьютеры, прямое ручное управление, оптическая ориентация, а танки с грузом, наверняка помеченные арматором стоп-сигналами, Дон сбросил сразу же, как только отскочил от «Братска» на половину астрономической единицы и получил несколько относительно свободных минут. Ну, и прочая проза: выключенные навигационные огни, классическое радиомолчание, и т. д. и т. п. Шпионский детектив. Элементарщина.

Погони Бык не заметил. Да и как заметить погоню в космосе при выключенном оборудовании внешнего контроля? На камень не наскочил, и слава богу. Так или иначе, Бык, целый и почти невредимый (разве что шишка на лбу болела, словно в ней кто-то жил беспокойный), вывел грузовик к «явке», один раз выскочил в эфир на волне, которую настроил вручную, назвал себя и получил от «явки» короткую наводку. Здесь дали знать трудности: когда "Владыка Скорости" завершил подход к стыковочному узлу станции, атмосфера грузовика была пуста. Бык не раз и не два помянул добрым словом поганого предателя капитана Ристалище за великолепную идею с резервом воздуха в «капюшонах»; сам Бык никогда и ни за что не догадался бы… Сдох бы, а не догадался.

Со времен консервации «Скорпион» явно никто не посещал, ни разу. Впрочем, никто и не мог: только Какалова или Маллигана «Скорпион» впустил бы в свое чрево без боя. Но Маллигана спутник был видеть рад и даже помог ему при стыковке. Маллиган, сизый от кислородного голодания, отдраил входной люк «явки» и вплыл внутрь.

Такого количества пыли внутри и снаружи обитаемого космического объекта Дону не приходилось видеть никогда. Хоть шлем надевай, которого у него не было. В арке внутреннего предшлюза пыль слиплась и высохла, образовав лохматую твердую решетку поперек прохода, Бык всем телом ударил в преграду и ввалился в предшлюз. Включился автоматически свет, осветивший тускло хоровод пыли вокруг взахлеб кашляющего Дона, гофрированные дверцы гардероба, а Бык все дышал, кашлял, снова дышал, снова кашлял, а потом, наконец, надышался, и понял, что никогда не умрет.

Чрезвычайно хотелось есть.

Но Дон Маллиган, таинственный, несгибаемого вида странник, как вы помните, спокойного типа, вдобавок — следопыт и очень опытный, и он без труда отогнал первый соблазн, подчинившись только третьему, и то после того только, как выполнил основное наистрожайшее требование плана "СТРАУС НА АСФАЛЬТЕ": внимательно осмотрел "явку".

Осмотр начался чисто конкретно в гардеробной при шлюзе. Прежде всего Бык включил вентилятор и дождался, когда отвратительно и болезненно воющий прибор высосет из гардеробной пыль. Затем Бык тщательно отплевался в умывальник, открыл кран, дождался убогой струйки теплой воды, набросал себе в лицо несколько пригоршней ее, а затем переоделся, наконец, из невообразимо грязного гражданского ворованного в казенное родное и чистое.

Добрые неведомые люди приготовили для Быка боевую амуницию его старого размера: со времен Школы он, как вдруг выяснилось, здорово располнел, то ли в плечах, то ли ниже пояса. Однако в спецкостюм он все же влез, старый спецкостюм, докамуфляжной модели, но чистенький, необношенный, совершенно непрофессионально, но приятно, поскрипывающий; Бык достал спецкостюм из опломбированного чемодана. В стойке над чемоданом холодно поблескивали два карабина, но Дон взял с собой скорчер: в невесомости, царившей на «явке» (по бедности), из карабина, имевшего, несмотря на все усилия конструктора, сильную, ничем не компенсирующуюся, отдачу, вдоволь и с толком, если буде что, не постреляешь. Кроме того, Бык был совершенно уверен, что «явка» не провалена, и хотя бы выспаться он здесь сможет без применения тяжелых вооружений.

Пощелкав затвором (Быку всегда нравился сочный, липкий щелчок цифрового затвора скорчера), Бык ощутил себя большим, сильным и таинственным, понеже бесшумно скользящим. Он надвинул на нос респиратор и отправился на рекогносцировку, зажигая повсюду по пути свет и включая вентиляторы. Обход начался, естественно, в предшлюзовых помещениях, а закончился, понятное дело, на складе, точно у холодильника с продуктами…

Сторож-охранник «Скорпион», очень популярный в ППС, наряду с патрульником «джип» состоял на вооружении целую вечность. Он строился на базе архитектурного стереотипа «тюльпан-цилиндр», и мог работать как в автономном режиме, так и в пилотируемом. Применялся, в основном, на Периферии, для охраны крупных, законсервированных и ожидающих передислокации военных баз; почти так же «Скорпион» хорош был в орбитальном патруле, имея мощный в себе противоракетный комплекс с чудной снайперской программой "Звездные Войны"; именно «Скорпионы» блокировали Кавказ-1 во время единственной в истории Галактики гражданской войны 190–192 годов. Огонь «Скорпиона» замечательно мощен, умен и очень разнообразен; компоновка его огневой палубы до сих пор изучалась в Академии Боевых Искусств на кафедре военной архитектуры как эталонная. Автономия станции в пилотируемом режиме рассчитана на средний год. А в режиме «itself» некоторые «скорпионы», сохраняя полную дееспособность, несли дежурство уже под двести лет, например, «Скорпион» над Свалкой.

Экипаж спутника мог насчитывать до десяти человек. Навигатор, радист, командир — и шесть-семь операторов огня. Своего надриманового хода «Скорпион» не имел, только ориентационный, транспортировался для установки на пост обычно шипоносцем (звездолет «Камкай», например, способен вести в кильватере шесть «скорпионов», средний десантный корабль — два). Два гравитационных объема — жилой и агрегатный, причем агрегатный почти весь герметичен. Жизнестойкость — просто фантастическая: в свое время, на квалификационных испытаниях, «Скорпион» продолжал вести прицельный огонь в течении суток после условной гибели экипажа, большого мозга и при 86-процентном разрушении броневых пластин. Последнее, что отказало — в результате прямого попадания — сингулярный питатель; остервеневшие в бесплодных попытках убить спутник военные космонавты, чуть было не впавшие в отчаяние, долго ловили главного конструктора по полигону, обуреваемые желанием попортить ему лицо, а потом с ним выпить.

…На десерт Дон перемазался сливовым вареньем (лопнул тюбик), облизался, сколь мог, с неудовлетворительным результатом, и отправился искать нечто, могущее заменить ему ванную. Пыль уже почти высосалась трудолюбивыми кондиционерами, но стало холодно. Во многих местах освещение было установлено «wait», фотоэлементы давно заросли пылью и свет включался, реагируя на прошедшего Маллигана, долго спустя. Маллиган упустил, в свое время, изучить планы «скорпиона», и теперь блукал в полупотемках, нарастая вслух матом, — липкость рук и бороды, казалось, увеличивалась с каждой минутой. Душ обнаружился в самом неожиданном месте. В командирской рубке. Дон нипочем бы не догадался, но чья-то добрая душа, то ли когда станция консервировалась для Маллигана, то ли еще раньше, намалевала маркером прямо на стене дождик, и под дождиком — буквы М и Ж. Вода шла, трубы работали тихо. Бык искупался, с мылом, но без мочалки — ну не оказалось ее. Не предусмотрена… Нужды в спецкостюме он больше не видел. Голый, как есть, со скорчером в руке, проплыл в окружении мелких брызг мимо кондиционера, где большинство брызг и погибло, оттолкнулся от переборки и затормозился свободной рукой в пределах командирского кресла. Пошарил в подлокотниках, пристегнулся, разжевывая обнаруженный брикет «горькой» жвачки, подсунул под ремень на боковой стойке кресла скорчер, и принялся ждать Збышека.

Контрольный срок сбора группы на «явке» определялся инструкцией в десять суток, с момента подачи сигнала «страус» уже прошло пять. Бык грыз жвачку и размышлял, каким это все-таки образом обезноженный Какалов способен уложиться в срок. Бык пребывал в полном неведении относительно похождений Збышека, но выполнять инструкцию было, во-первых, необходимо, во-вторых, удобно: Бык уже утомился и жаждал отдохновения, хотя бы непродолжительного. Вдруг он подумал об Энди и поразился, что вспомнил о ней за все это время в первый раз. Ему стало стыдно, хотя оправдался он перед собой с блеском: ну что такого с невестушкой может произойти негативного на «Стратокастере»? Жених, тайный агент, на задании, сама — давно не целочка, знала, за кого идет, неприятно, конечно, что Дон обвиняется в разных глупостях, но ведь жена за мужа не отвечает… Тут Дон запутался в велеречивых рассуждениях, с помощью которых обычно общался сам с собою. Люблю тебя, короче, Энди, ты жди меня, а я не премину. И хватит, подумал Бык с печальной горделивостью, именно такое дерьмо и определяется уставом как тягота и лишение воинской службы, что ж тут на зеркало пенять, если все равно выбора не было. Живой жених лучше, чем мертвый муж… А живой муж лучше, чем мертвый любовник… А живой любовник лучше, чем… чем живой жених, вдруг вышло у Маллигана, и он огорчился предавшей его логике. Хотя Энди не разу не дала ему повода для ревности, но хрен его знает кем навеваемая на ресницы отдаленного от женщины мужчины аргументация — неосязаема, а действует, как пуля, уже попавшая в голову и там зловеще тарахтящая… Несколько конкретных сцен пронеслось перед глазами Быка, Бык замычал и понял, что должен хоть чем-то себя отвлечь. И он занял себя, а мы не будем ему мешать и посмотрим вдаль, в глубины космоса. Тем более, что там есть на что посмотреть, и на кого посмотреть.

Да, Галактика чрезвычайно велика и очень красива. Есть на что посмотреть — и снаружи и изнутри. Полюбуемся сначала — изнутри, раз уж галактический барьер непреодолим — очень красивым созвездие Гоголя… Если бы Дон Маллиган присоединился бы к нам посозерцать, то, опытный космонавт, он заметил бы в носу Гоголя лишнюю звезду. Несомненно, как космонавт, он был бы удивлен. Но Дон Маллиган, к сожалению, занимает себя глупостями в слепой рубке «скорпиона», и непорядок в звездной карте замечаем только мы с вами, и мы с вами, дорогие читатели, озабоченно любопытствуя, помещаем лишнюю звезду в центр экрана, увеличиваем разрешение — и вдруг получаем в оптическом радиусе «скорпиона» штурмовик «Калигула», пилотируемый хищным охотником войсковым есаулом Полугаем.

Любое средство активной локации, запущенное на «скорпионе», безусловно, демаскировало бы его. Радары даже сняли во время переоборудования — почти все, оставив только индивидуальные узконаправленные лазерные целеуловители, вмонтированные в прицелы орудий; они включались только во время боя. Так что из космоса «явку» засветить было почти невозможно. Во всяком случае, издалека. Темно, антибликовое покрытие брони, антирадарное покрытие; внешнее наблюдение велось только при помощи телеоптики с небольшим разрешением, поскольку объективы тоже приходилось защищать от бликов. Все излучающие приспособления убраны внутрь корпуса, а некоторые и вовсе демонтированы. Содраны с обшивки все катафоты, смыты все флуоресцентные указатели… Поэтому особенно ярко в центре экрана «Калигулы» сияла светло-сиреневая точка, символизирующая остаточное излучение общевойскового коммуникатора под номером 2567603, принадлежащего Дону Маллигану. Большое видится на расстоянии, малое же — на очень большом расстоянии. Ну позабыл Маллиган избавиться от обесточенной коробочки, ну что тут скажешь… Из заднего кармана изгвазданных джинсов, небрежно свернувшихся на полу гардеробной, солнцем истины светил коммуникатор на экран «Калигулы», и свет, отражаясь от глаз Кирьяна Полугая, придавал им неописуемое выражение.

Полугай бросил таскать себя за бороду. Он настиг Маллигана. Спокойное место, никто не помешает, ничто здесь не слишком. Пришла пора подумать. Он вызвал на монитор штурманской папки Регистр Ллойда и нашел спецификацию стандартного "скорпиона".

Изучением «скорпиона» занимался, сидя на ковре в рубке «Шатра», и Тычку Егор. Только абсолютная целеустремленность Полугая, почти истерическое игнорирование им всего и всего, что не носило имени «Маллиган», сохранили инкогнито барона. «Шатер» едва не столкнулся с «Калигулой» на траверзе «Братска». На пеленг коммуникатора наводил барона-мстителя из Меганета цыган Халява, он-то и сообщил барону, что на пеленг идет не только он. Цыган Халява, хакер ничего себе, сумел идентифицировать конкурента и представил раздражившемуся барону: Полугай, казак, вольный охотник, играет на неосознанное опережение, наводится на след из Меганета, говори, барон, прервать? но тогда тебя обнаружат. Тычку Егор задумался ненадолго: на охоте, ведущейся с надкосмическими скоростями некогда медлить. Злостный конкурент сильно усложнял задачу, но поразмыслив, Тычку Егор решил пренебречь проблемой до выхода на цель. Опасное сближение с Полугаем над «Братском» дало Тычку Егору возможность снять с вакуума точный спектр индивидуального излучения штурмовика, и далее безопасно следовать за Полугаем в отдалении. Барон сначала был очень осторожен, но осторожность пришлось прекратить, когда Полугай вдруг перешел в надриман, видимо, получив точные координаты финиша Маллигана, и Тычку Егор на время «Калигулу» потерял. Восстановил преследование он с трудом, только при помощи Халявы, который, наконец, тоже определил «стоп» Цели и координаты «стопа». Впрочем, соседство с Полугаем и инкогнито по отношению к нему, давало барону определенные преимущества, и опасения Тычку Егора о массовой охоте за Маллиганом со временем не подтвердились — по следу шел один только Полугай, а перехваченные короткие переговоры его с неким Кребнем кое-что и объяснили. Видимо, пресловутый, Маллиган умудрился нагадить не только цыганам. Так что Тычку Егор испытал к Полугаю даже и симпатию, и оставалось только сожалеть о полной безнадежности положения войсаула. Приз принадлежал Тычку Егору, только ему и никому больше.

До боевого сближения со «стопом» Цели, однако, следовало однозначно решить: следовать ли знаменитому плану Окорока Сильвера, или же сыграть под дуду Джеймса Мерри. Первый план имел только один недостаток: Тычку Егор не знал конкретных намерений Полугая. Плен или убийство? Да и Маллиган не станет сам спокойно вставлять руки в кольца, это же ясно… Вдобавок — «Скорпион». В точке «стопа» стоял «Скорпион», штука серьезная.

Барон был почти уверен, что конкурент станет действовать просто и решительно. Вначале надо лишить Маллигана грузовика. Это элементарно. Обесточенный, не бронированный грузовик вскрыть одной-единственной ракетой, — тем более, корма не прикрыта противометеоритным «навесом» — не сложнее, чем разорвать свежую лепешку. Спасательные капсулы, имеющиеся на станции, бессмысленны, ибо своего хода лишены, это просто герметичные радиофицированные бочки. «Скорпион» сыграет тревогу и Маллиган начнет защищаться, и будет делать это зверски, раздраженно и с полным сознанием, что терять нечего. Даже и не Маллиган — «Скорпион» сам откроет огонь. Тогда Полугай вынужден будет долго и кропотливо маневрировать, сбивать ракеты и гасить орудия станции, пока не превратит ее в решето. А то, чего доброго, без обиняков, — шарахнет из «баймурзы», и гаси цыган воровской фонарь. Двести пятьдесят процентов за то, что Маллиган из боя живым не выйдет.

Такое развитие событий не устраивало Тычку Егора в корне. Маллиган требовался ему живым и здоровым. И времени на решение почти не оставалось. Однозначно, подумал барон, конкурента нужно устранить, прежде чем он откроет огонь, и все пойдет прахом. Слезай с бочки, Окорок. Он пододвинул к себе "волшебный ключ", запустил накопитель зарядного устройства «баймурзы» и задал киберпилоту цель.

Барон-мститель ошибался. Полугай, конечно, жаждал задушить Маллигана, прилюдно помахавшему перед носом Полугая фаллосом, задушить собственноручно, медленно, расспрашивая гадюку о впечатлениях, и, если ответы гадюки покажутся войсаулу удовлетворительными, тогда, может быть, он и выполнит приказ, доставит именем Президента арестованного в лапы военного правосудия… Конечно, он выполнит приказ…

Полугай изучал план станции. План — точный план, конкретный, переданный из ГКИ — грузовика он уже изучил. Он знал грузовик как свои пять и шестой. У Полугая был план. Полугай не собирался стрелять по грузовику.

Через грузовик, проникнув через кормовую дюзу в отражательную камеру, а из камеры — в змеевик охлаждения, Полугай собирался попасть на «Скорпион», не тревожа охранные системы. Несмотря на то, что, после стыковки "Владыка Скорости" составлял со «скорпионом» единое целое, несомненно, при обесточенной его электронике, мозг станции не мог включить грузовик в свою сеть. Да и сам мозг, судя хотя бы по невыполнению им стандартной процедуры автоматического прикрытия грузовика «навесом», работал вполсилы — «Скорпион» явно стоял в режиме on bottom. Полугай выпил коньяку, выключил управление и выплыл из рубки.

Некоторое время назад он решил не использовать маллигановскую проститутку не по назначению, без особой радости выяснив, что Энди категорически неспособна играть роль живца. Баба свихнулась на половой почве и связанной с ней любовью к Полугаю, и тому подобной ерунде. И затевать не стоит. Осознав это, Полугай неожиданно ощутил громадное облегчение: Кребень, несомненно, был прав, говоря что игра на заложника не в стиле Полугая… Полугай выстрелил Энди в плотную круглую задницу из иглокола, запихал в спальный мешок, запер в каюте и больше про Энди никогда не вспоминал. Не то, чтобы Кирьян Полугай был так бездушен… Нет, как раз душа-то у него имелась, и вполне себе ничего душа, но ее всклень, до отказа, переполняло, и ничему больше сейчас там места не было.

Спустя час Тычку Егор с изумлением увидел в телескоп, как Полугай вышел в космос, ведя за собой наскоро сотворенное им из подручных средств (стокилограммовый двусторонний фотонный бустер, «капюшон», пристегнутый к бустеру портовыми карабинами, блок наведения и прицел, снятый со «стингера», к счастью, оказавшегося на складе; Полугаю невдомек, но именно такую конструкцию использовала в своем первом бою с НК Хелен Джей Ларкин почти полвека назад) «помело». Войсаул оседлал «помело», дал питание на блок наведения. Как только блок, замкнутый с мозгами бустера накоротко, чуть ли не на корпус, захватил цель — бустер зажегся. Шестнадцать секунд разгон, девяносто четыре минуты — инерционный полет, обратная тяга, — и готово дело. Подойти к корме грузовика Полугай рассчитывал метрах на двух в секунду, «капюшон», несомненно, компенсирует удар.

Скорчер и стропорез — вот и все, чем войсковой есаул Кирьян Полугай захватил с собой. Если блок «стингера» промахнется мимо станции — назад дороги нет. Но Кирьян Полугай ни разу об этом не подумал. Невыразимое спокойствие сошло на его душу, вылечило ее и Полугай обрел мир. Он снова был самим собой, а в этом состоянии войсаул был опытнейший и удачливый космонавт, хладнокровный боец — бустер шел туда, куда Полугай велел, и войсаул даже полюбовался звездами, отметив, что с новой звездой нос созвездия Гоголя выглядит гораздо более по-гоголевски, чем прежде. Затем краем глаза Полугай заметил слева отблеск на стекле шлема.

Глаз барона-мстителя был остер, киберпилот «шатра» точен, ход отрегулирован, управление свободно, пространство — чисто. Старт в римане на форсаже на перехват «помела» корпусом при включенном на максимум носовом щите. Расстояние незначительно, упреждение минимально. Перехват осуществлен, повреждений нет.

Смерть в космосе мгновенна, и Полугай Кирьян Антонович, так долго искавший, гнавшийся, догнавший, обретший мир и покой, погиб хорошо — не заметив гибели. Возможно, где-то в иных мирах он продолжает свой короткий путь, и ждет встречи с ним кто-то, более приятный и не менее желанный, чем Дон Маллиган, враг номер один покойного, незнакомый враг, лучший враг, счастливый враг…

Внешний люк вакуум-палубы «Калигулы» остался нараспашку и барон Тычку Егор вошел внутрь штурмовика беспрепятственно. «Шатер» стоял с «Калигулой» борт о борт. Охранные системы войсаул Полугай не включил перед уходом… Тычку Егор осмотрел штурмовик, все увидел, все узнал, прошел в рубку, удивился ее размеру и удобству, сел за пульт. Над ходовой консолью висела неубранная в паз радиопанель. На дисплее Тычку Егор прочитал последнее отправленное Полугаем сообщение: "ВЫШЕЛ В ПОЛЕ — НЕ МЕШАТЬ — ЗАКРЫТЬ ЗОНУ — ДО СВЯЗИ — ПОЛУГАЙ". Текст был набран наскоро, с опечатками. Тычку Егор сдвинул панель в сторону и осмотрел приборы. Штурмовик среагировал на атаку: мигал беззвучно огонек тревоги, индикаторы охранного комбайна показывали "пилот за бортом — опасное сближение — уничтожить объект". Но команды не прошли — ключ автоматического управления стоял в положении «прервать». Да, парнишечка очень не хотел, чтобы ему мешали, подумал Тычку Егор с сожалением. Угораздило парня. Тычку Егор вручную отрегулировал связь и сказал в микрофон:

— Маллиган, отзовись-ка, есть к тебе дело. Я тут поблизости. Пеленг на луче. И не бойся, мы тут одни с тобой, миленький. Дублин помнишь?

Суд Тычку Егор по рангу и праву мог творить и в необорудованном для того помещении, никаких противопоказаний также не имелось к лесной поляне, броне танка у дороги; и время суток могло быть любое; но коль скоро «Шатер» оказался под рукой, а на «Шатре» имелось специально оборудованное помещение, то Тычку Егор творил суд именно тут; таким образом, закон мести соблюдался даже в незначительных и необязательных деталях.

Маллиган не сопротивлялся. Препирательства по радио и грозное шевеление в орудийных портах «Скорпиона» мгновенно прекратились, как только Тычку Егор показал Маллигану заложницу. Тычку Егор и сам не ожидал подобной эффективности демонстрации Энди, — Тычку Егор оказался достаточно воспитан, он набросил на нее, все еще спящую, плед, — она была пристегнута к дивану в каком-то подсобном помещении «Шатра», на мониторе Бык очень хорошо разглядел цианидовую гранату в изголовье дивана, с мигающим в режиме «жду» индикатором взрывателя, а дистанционку в руке барона Бык представил легко и как-то сразу не засомневался в настрое барона при необходимости гранату взорвать, с последующей вентиляцией помещения.

"Шатер" пристыковался к запасному порту «Скорпиона», Бык, как был голый, с полотенцем вокруг чресел, пройдя унизительную процедуру автоматического обыска в шлюзе цыганского истребителя, самостоятельно надевши в шлюзе же на запястья радиоуправляемые магнитные наручники, явился в зал суда, угрюмый, подавленный и, в общем, ничего не понимающий. Генштаб, что ли, цыгана нанял, думал Бык. Ну не мстят же мне за "Три Поросенка", сколько лет прошло, да и не я первый начал… Впрочем, Тычку Егор, нарядившийся поверх атласного костюма в черную тогу и черную шляпу с пластмассовыми драконьими зубьями на тулье под резинкой, поспешил развеять недоумения Дона как можно скорее.

Вид барона, обстановка, поразили воображение Дона, но, к счастью, ненадолго, причем Тычку Егор сам испортил впечатление. Да, барон был весь огромный, толстый, с такой бородой, о какой Маллиган всю жизнь мечтал, с веселыми глазами навыкате, белоснежным крупнозубым оскалом в недрах подносных зарослей, и был барон желто-ало-черно-блестящий, переливающийся в таинственном мрачном свете огненных софитов, в сапогах со скрипом и гигантским никелированным скорчером на коленях; сидел барон в кресле — хочется сказать «пьедестале» — со спинкой под потолок… — Тычку Егор был в душе актер, и мизансцену выстроил гениально, а десять регистраторов снимали происходящее в трех разных спектрах, но под губой барона, в бороде прятался микрофон и голос его, внезапно раздавшийся под сводами зала суда подобал грому, но — невдомек барону — именно он, долженствующий окончательно подавить преступника величием правосудия, начисто испортил Быку впечатление, ибо был неотстроен, точнее, ужасно отстроен, грязно, в средненизком горизонте, без низкой оттяжки хрипа… Бык успокоился баллов до трех.

— Встаньте передо мной, лицом ко мне, в центре зала, на круг! — пророкотал барон и указал стволом скорчера. Бык повиновался, круг был подмагничен, Бык потерял физическую свободу. Он молчал, ожидая продолжения. Над плечом барона висел монитор с Энди в кадре. Дон уже приговорил цыгана к смерти, единственное, чего он не мог еще сообразить, как это у нас цыган оказался гуманоидом, блестящие от слизи волосатые головогруди с золотыми якорными цепями поперек производили, помнится, гораздо большее впечатление.

— Хотите ли вы сказать что-то суду? — прогремел барон далее. — Признаться в содеянном?

— Ну нормальные вопросы вы задаете, — ответил Бык. — Вы бы хоть объяснили бы, что тут происходит, а потом спрашивали. Впрочем, виновным я себя не признаю ни в чем.

— Вам придется понять, Маллиган, что идет суд, вы преступник, и повинны смерти.

— Если это суд, то я еще не преступник, — заявил Маллиган нагло. — Приговора не было. Если приговор уже вынесен, то это не суд, а судилище. Слушайте, господин цыган, объясните мне, будьте любезны, в чем дело? И где мой адвокат?

— Ну, значит будем делать все по правилам, — с некоторым сожалением сказал барон тоном ниже. — Время-то есть, но чего тут рассусоливать, миленький, я не понимаю… Виноват? Мужчина? Ну так прими смерть достойно, раз правосудие настигло, что тут мудрить?.. Нет?

— Нет, — решительно сказал Маллиган. — Давайте по правилам. Как мне вас называть? Ваша честь?

— Зови меня — судья, убийца невинных, — сказал Тычку Егор. — Ну, хорошо. Тогда приступим. Протокол открыть, — скомандовал он и повинуясь команде, электронная крыса в недрах канцелярского компьютера торопливо заскрипела световым стилом.

— Так, в чем я обвиняюсь, судья, и на каком основании судья — вы? — с выражением осведомился Бык. У него подрагивали коленки, но он держал себя в руках.

— Ты обвиняешься в тягчайшем преступлении, какое только может совершить гуманоид, — ответствовал с выражением же Тычку Егор. — Одиннадцатого августа триста пятидесятого года ты, Маллиган, выстрелом из скорчера лишил жизни уважаемого ромала гнезда Нукъюта. Раз. Факт смерти от руки гуманоида навеки опозорил гнездо и вместе с ним весь род цыганский. Два. Спутники убитого ромала были арестованы и вынуждены сотрудничать с полицией Дублина, опозорив себя и свои гнезда. Три. Мной, Тычку Егором, бароном мести третьим всех гнезд, было проведено следствие по делу. И я не обнаружил никаких смягчающих обстоятельств для тебя. Четыре. Ты, гуманоид, убил высокого ромала из своих расистских убеждений. К такому выводу пришло следствие. Это тягчайшее преступление для гуманоида. Карается смертью. Тебе еще повезло, ибо по законам мести ты будешь казнен адекватно. На Дублине тебя бы поджарили. Что ты еще хотел узнать? А! По какому праву… Да. Я — барон мести третий всех гнезд расы. Пусть тебя не обманывает, что я выгляжу как полный гуманоид. Я цыган, я обладаю правом мстить. Я судья тебе по праву мести. Доступно, миленький?

— Так это все из-за Дублина?! — сказал Дон. — Тьфу! Я-то думал… Высокий судья! Я имею заявление. Прошу занести его в протокол. Я не признаю себя виновным ни по одному из предъявленных мне обвинений. Далее по пунктам: первое. Да, я, Маллиган Дон, одиннадцатого августа триста пятидесятого года выстрелом из скорчера убил цыгана. Но, высокий судья, но! Право каждого гражданина Галактики, несмотря на его расовую принадлежность, на самозащиту — священно. Я оборонялся. Второе. Никакого отношения к сотрудничеству спутников погибшего ромала с властями Дублина я не имею. Их честь, их совесть. Поскольку я не признаю себя виновным в злоумышленном убийстве, я не могу быть причиной их предательства. Третье. Или четвертое?

— Третье. И немного не по порядку. Но продолжай изворачиваться.

— Прошу занести в протокол слова высокого судьи, свидетельствующие о предубежденности суда! — сказал Дон. — Далее. Прошу у суда защиты от обвинений меня в расизме. Вот так.

— К сожалению, как лично проводивший следствие по делу, вынужден объявить на суде — нет никаких оснований считать убийство высокого ромала убийством в целях самообороны. Ты сам, Маллиган, можешь доказать свои слова?

— Послушайте, высокий судья, — сказал Маллиган. — У вас есть детектор лжи, или нет? Простейший ментограф? Или здесь не суд, а судилище?

Вопрос неожиданно поставил Тычку Егора в тупик.

— Ай, миленький, как же ты жить хочешь, — с удивлением произнес он. — Странные вы существа, люди. Я так понимаю, ты требуешь доследования? С применением специальной аппаратуры?

Бык утвердительно фыркнул.

— Надо разобраться, — решительно сказал он. — Тот говорил, что я расист, вы говорите — издевательство какое-то. Морду бить надо за такие слова! — заорал Маллиган, рассвирепев. — Невест в заложники брать — это вы да, мастера!

— Я никогда не воровал людей, — оскорбился Тычку Егор. — Я барон-мститель, я мщу, я убиваю, — но я никогда не воровал людей, Маллиган! Но если под рукой оказалась — почему нет?

— Странные вы существа, цыгане! — заявил Маллиган. — Так мы будем языками молоть, или дело делать?

Барон захохотал. Он поднялся, спрятал скорчер под тогу. Открыл стену зала суда и выкатил лабораторный столик с точечным ментографом.

— Маллиган, берегись, если ты хоть слово соврал, — казнь ужесточится стократно, — предупредил он. — Ложь — тягчайшее преступление. Мужчины не лгут.

— Давай-давай, — не сбавляя накала сказал Дон. Барон пожал плечами, протянул от столика к Дону кабель, нацепил Дону на бритую голову приемник, включил ментограф и вернулся на место. С монитора исчезла Энди и появился график.

— Рассказывай, Маллиган. Закрой глаза.

Дон закрыл глаза, помедлил, увидел перед собой вечерний Столичный Дублин, — как Дон выходит из "сто пятого" автобуса, — а от остановки до фасада Административного Управления Космопорта «Макморра», к которому сбоку пристроен ресторан, идти всего ничего — минут десять… В руке мягкая толстая ручка кофра, а с плеча свисает сумка с концертным костюмом, и мир прекрасен, а Бык молод…

— Одиннадцатого августа триста пятидесятого года, около десяти вечера, я, Дон Маллиган, по прозвищу музыкальный Бык, явился на работу в ресторан "У Третьего Поросенка"…

— Ужаснее всего — взял бы я, и шлепнул бы тебя сразу, не задавая вопросы… А ведь я так и собирался сделать… — сказал миролюбиво Тычку Егор. — Фу, ай-яй, миленький, как на душе-то у меня нехорошо… Вот что значит юридическое образование. Три года я за тобой гонялся, ну и решил сделать себе подарок — вспомнить студенческие времена; помню, частенько мы с братьями-гуманоидами процессы устраивали… Пили, правда, много…

Барон одолжил Дону штаны и чехлы-бахилы на ноги от пустолазного костюма. На борту «шатра» температура не поднималась выше десяти градусов: сам барон давно привык, но Дон покрылся пупырышками сразу после приговора, когда бояться смерти стало нечего и пот на теле подсох. Барон пустил Дона погреться у электрокамина в своей каюте, покормил его мясом (за последний час Бык успел основательно проголодаться) и напоил горячим вином.

Гитару Тычку Егор извлек из настенного шкафа: пыльная, пластмассовая, она оказалось восьмиструнной, но Бык недаром звался Музыкальным и видал виды: он попросил у барона стило, снял со стила колпачок и, заведя ослабленные «ре» и «ля» за гриф, закрепил их, просунув колпачок под порожек на головке грифа. Струны старые, металлизированного нейлона, полгрифа после девятого лада не строило, но доказательство, требуемое Тычку Егором, Бык так и так исполнял в первой позиции. Бык повозился с тугими колками, налево-направо откашлялся, сделал лицо и ударил по струнам. Глуховатый тон, струны спускали ноту прямо под пальцами, но — гитара как-то трындела, и Бык решил не обращать внимания.

С тех самых пор он «Дросселей» нигде не пел. Из суеверия. Как песня впервые началась, так она и закончится. Но нынче повод имелся стопроцентный. Уже открыв рот, Бык сообразил, что три веселых прошедших года с легкостью могли выветрить стихи из памяти вон — была у него такая профессиональная проблема, забывал стихи, — но все обошлось.

К концу песни Тычку Егор сполз со стула, твердо утвердился на четвереньках и начал икать и плакать, бессильный глотнуть воздуха. Реакция барона очень Быку понравилась. Оставалось только сожалеть, что не все цыгане обладают столь отменным, адекватным вкусом понеже чувством юмора. Дон повторил последний куплет, наддав экспрессии, доиграл тему и, прикрыв изнасилованные струны ладонью, скромно сказал:

— Не в голосе я что-то сегодня… Вам понравилось?

— Ох… ух… тох… бох… ба-гар-ра! — выговорил барон и сел на зад, глядя на Дона сквозь слезы и шумно дыша. — Ей… ей-ще… ох… миленький!

— Пожалуйста, — сказал Дон просто. На этот раз песня произвела на Тычку Егора прямо обратное действие. Он помрачнел, косился в угол, а во время проигрыша поднялся на ноги, и стал бродить перед Быком, иногда заходя ему за спину — неприятно. Дон закончил. Тычку Егор вернулся на свой стул и угрюмо промолвил:

— Позор!

— Ну, сюда бы мой инструмент, — пробормотал Дон осторожно. Черт их, цыган разберет, а не хрястнуть ли пластмассовой высокого судью за гриф да обечайкой промеж ушей? в целях профилактики приговора…

— Да мне и так все ясно, — сказал барон. — Позор… Может, он язык плохо знал?.. Да нет, прилично знал… Говорил плохо, а понимал — все… Чудовищно!

— Вы о ком, барон? — спросил Дон.

— Тогда, в день трагедии, ты пел эту песню по-русски, миленький? — строго спросил барон. Бык кивнул, пожимая плечами: искусство, мол, непереводимо. Барон вздохнул.

— Подсудимый Маллиган! — произнес он без особого выражения. — Приведенные суду доказательства защиты более чем убедительны. Суд постановил: вы полностью оправданы. Все обвинения в умышленном убийстве на почве оголтелой ксенофобии, к сожалению, я с вас вынужден снять. Дело закрыто, вы свободны.

— А почему это? — обиделся Бык. До него, как обычно, дошло не сразу.

Барон приподнял шляпу бровями.

— Ты недоволен решением суда?! — изумленно спросил он. Пауза. Бык медленно холодеет. — Ну, конечно, вы имеете право, господин Маллиган, подать апелляцию — Второму барону-мстителю гнезд расы, высокому ромалу Сукъяге, но я уверен…

— Нет, ваша честь, нет, качество вашего суда меня вполне удовлетворило, — поспешно сказал Дон, опомнившись. — Простите меня, господин барон, я это — от неожиданности.

— А, это бывает, — произнес барон, поднялся со стула, снял шляпу и, церемонно Быку поклонившись, сказал небольшую речь, в которой приносил извинения уважаемому Дону Маллигану, известному также как Музыкальный Бык, от имени всей цыганской популяции Галактики, каковую он, Тычку Егор, Третий барон-мститель всех гнезд, имеет здесь представлять, глубокие извинения за причиненные беспокойства и вынужденные перемещения; он, ТБМ Тычку Егор считает теперь господина Маллигана большим артистом и музыкантом, и весьма сожалеет о преступном отсутствии элементарного вкуса, отрицательном чувстве юмора и недостаточной воспитанности высокого ромала Нукъяги, послужившими единственной причиной позорной смерти помянутого высокого ромала и вышеперечисленных неприятностей господина Маллигана, незаслуженных им, Быком, конечно, ни в коей мере, в отличие от высокого ромала Нукъяги, каковой, собственно, не может ныне считаться высоким… Дон зачарованно слушал, а потом, в свою очередь, встал, поставил гитару к ноге, как винтовку, и замер «смирно». Бык бешено завидовал людям способным так красиво говорить. Когда барон, наконец, утомился и замолчал, Бык сказал:

— У меня еще много песен, дружище господин барон!

— С удовольствием послушаю их, — ответил Тычку Егор. — Но сначала, с вашего разрешения, господин Маллиган… ("Дон, просто — Дон!" — вставил Бык страстно.) Благодарю вас, Дон. Сначала я должен кое с кем переговорить. Подождите меня прямо здесь. Мясо, вино — прошу вас. И не беспокойтесь, — Тычку Егор усмехнулся: пафос судьи с него сошел и он читал Маллигана снова как истый цыган. — Я отлучаюсь прочь не для того, чтобы устроить вам каверзу, Дон. Слово цыгана.

Тут Бык вспомнил.

— Господин барон, а девушка!

— А что — девушка? Она жива, здорова.

— Вы ее отпустите со мной? Она моя невеста.

— Вот так! — сказал Тычку Егор, кое-что сообразивший. — Ах вы, миленькие… Я вернусь, Дон, и мы все обсудим.

Дон остался один, а Тычку Егор отправился в радиорубку, где отстучал кодированную телеграмму Суви Сайду: "ДЕЛО ГОТОВО — СОЮЗ ПРЕКРАЩЕН ПО ДОГОВОРЕННОСТИ — Я ТВОЙ ДОЛЖНИК — ПРИВЕТ И УДАЧИ МИСТЕРУ ХОНЭДЕ". Затем барон перебросил стенограмму суда из накопителя регистратора в архиватор рации и запустил программу. Позор, думал Тычку Егор. Но казнь невиновного — по любым законам — отяготила бы честь расы несравненно большим позором, тяжким тем более, что он остался бы неведомым никому… Барон уже начал сочинять речь для токовища баронов, — раз и навсегда следует запретить скорую месть, не слишком ли часто приходится к ней прибегать?.. Очень интересный и глубокий философский вопрос — позор убийства невинного, и насколько он тяжелее позора невоплощения мести вообще… И попа Ефимку непременно пригласить на толковище, злостного теолога…

Впрочем, у монеты есть еще и реверс: цыгане уже давно как пытались то ли украсть, то ли купить «конвой». Вот и свершилось. Тычку Егор предвкушал изумленную радость в стеблоглазах и триумфальное скрежетание клешней по жвалам высоких баронов, когда он представит им ключи от новенького штурмовика, целенького, ничейного и бесплатного. Тычку Егор успел давеча просмотреть спецификацию «Калигулы» — загрузка системных ресурсов — 95 процентная, а амортизация — меньше одного! Так что скорбь быстро сменится у баронов большим торжеством.

Ссажу артиста обратно на «Скорпиона»… А если «Скорпион» тоже привести к гнездам?.. Да еще грузовик — пустой, но тоже денег стоит… А артиста куда? И девку? Эх, миленькие, не все так хорошо, как нам хотелось бы…

И тут, подкравшийся сзади, так, как умеют это делать только жмеринцы, Бык шарахнул барона по затылку тем самым кулаком, в который были сжаты те самые пальцы, которые несколько минут назад своим прекрасным шевелением заставляли барона плакать и смеяться.

Тычку Егор ткнулся бородой в пульт, не успев ничего подумать.

(Документ 26)

Дарогой барон!

Мне невыносимо больно, но мне, пришлось это сделать. Извените меня великадушно. Я не волен Вам обяъснить обстоятельства, заставивовшие меня совершить столь паскудный поступок. Надеюсь, что в малой степени Вас утешат призы — я великадушно дарю Вам «Скорион» и пристыкованный к ней грузовик. Код доступа к управлению станции — такой-то. Простите, барон, вы благороднейший человек и цыган, добрую память в Вас я сохраню навсегда. Прощайте и проч.

Ваш Дон Маллиган

P.S. Впрочем, если Ваша, барон, честь, задета столь глубоко, что никаких извенений и подарков вы не приемлете — можете разыскать меня позже и получить удоволетворение. Я предпочитаю кулачный бой.

Ваш Дон Маллиган.

P.P.S. Но не советую — больше меня врасплох застать будет нельзя.

Ваш Дон Маллиган, эсквайр.