1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2

Глава 7

Препирательства и диспуты с ссыльными оппозиционерами в мои планы не входили. Потому, высказав все, что я приготовил для них на этот раз, я развернулся и, в сопровождении Глеба Бокия, вышел из гостиной с желанием направиться на воздух. Но, Глеб неожиданно потянул меня куда-то в сторону, в какой-то маленький коридорчик, оканчивающийся запертой дверью, похожей на вход в какой-нибудь чулан, тихо проговорив:

— Пойдем, Вяча, покажу тебе, как мы тут обустроились.

Достав из кармана ключ, он открыл дверь, а потом сразу же захлопнул ее за нами. Тут же он щелкнул выключателем, потому мы не оказались в полной темноте в отсутствии окон. Замок был с защелкой, но Бокий довернул его еще на один оборот для надежности. В круге света тусклой электрической лампочки перед нами оказалась лестница, ведущая вниз. По ее бетонным ступенькам мы и спустились в подвал, достаточно длинный коридор которого, оснащенный дверями по обе стороны, освещался еще парой тусклых лампочек. Внезапно одна из дверей слева открылась, и оттуда высунулся чекист в шинели и с револьвером наизготовку.

— Два дуба, — сказал ему Бокий. Я сразу не понял, нас с ним Глеб, что ли, имеет в виду? Но, это оказался такой пароль, отзыв на который последовал незамедлительно:

— На берегу.

После чего чекист, видимо из кадровых военных, судя по выправке, спрятал оружие, отдал честь, приложив руку к фуражке с красной звездочкой, и приветствовал начальство:

— Здравствуйте, Глеб Иванович.

Я вышел из-за спины Бокия, и чекист, сразу узнав и меня, вытянулся еще сильнее, добавив старорежимное приветствие:

— Здравие желаю, товарищ Менжинский.

— Ну, работает теперь сигнализация? — спросил Бокий.

— Так точно, красная лампочка исправно загорелась, — ответил чекист в фуражке.

А Бокий объяснил мне:

— Это вчера электрик из СПЕКО установил потайной выключатель. Теперь, как только та дверь, ведущая к лестнице сюда, в подвал из усадьбы, откроется, в спецпомещении сразу же загорается сигнальная лампа, чтобы наши чекисты ждали гостей, — объяснил Бокий, когда мы вошли в подвальную комнату, заставленную какой-то аппаратурой.

За столами-пультами сидели три девушки в примитивных черных наушниках. При свете настольных ламп они что-то строчили простыми карандашами на листах желтоватой бумаги. Причем, были заняты настолько, что лишь кивнули нам и улыбнулись.

— Это наши стенографистки прослушки, — пояснил Глеб. И добавил: сейчас звуковое наблюдение ведется сразу по трем каналам. Один микрофон установили в гостиной усадьбы, второй — в столовой Северного флигеля, а еще постоянно прослушивается телефонная линия.

— А почему не используются специальные технические устройства, а только девушки? — поинтересовался я.

Глеб указал на большой аппарат необычной формы, на который я обратил внимание сразу же при входе, сказав:

— Так ведь мы еще только собираемся подключать экспериментальный прибор разработки профессора Шорина, который выполняет запись звуковых колебаний оптическим методом, модуляцией света длиной штриха на обычной кинопленке. А то граммофонные записывающие устройства имеют очень маленькую чувствительность. Да и диски для записи там постоянно менять надо. У нового шоринского аппарата, в отличие от них, одной катушки с пленкой на несколько часов записи хватает. Вот только наши девушки все равно слышат гораздо лучше, чем существующая аппаратура. Да и насчет нового аппарата пока неизвестно, насколько он будет надежен.

— Надеюсь, что не подведет, — кивнул я, вспомнив, что Александр Шорин как раз к этому времени, кажется, уже закончил работу над прототипом своего знаменитого шоринофона, предшествующего массовым магнитофонам с магнитной лентой. Вот только я до этого момента не знал, что он, оказывается, плотно сотрудничал с ОГПУ, создавая и спецтехнику для прослушки.

Совсем недолго пробыв в специальном техническом помещении, предназначенном для прослушивания, мы с Глебом перешли через низкую железную дверь, которую за нами запер служивый, в другую часть подвала, оказавшись в гораздо более длинном коридоре. Бокий поведал мне, словно заправский экскурсовод:

— У прежней хозяйки усадьбы Зинаиды Морозовой-Рейнбот кухня находилась подальше от дома, поскольку эта избалованная особа терпеть не могла запахов готовящейся еды, да и видеть прислугу лишний раз не желала. Потому еду готовили в подвале Южного флигеля, а в столовую господского дома повара доставляли готовые блюда по этому подземному ходу. Вот налево дверь в буфетную, но мы туда не пойдем. А лучше выйдем прямиком к кухне, где можно будет и угоститься чем-нибудь.

Я шел за Бокием по коридору, облицованному белым камнем и освещенному электричеством, вспоминая, что в этом самом месте служил поваром при Ленине дедушка Путина, а в 1928 году он, кажется, обслуживает Сталина. Или же все-таки здесь тоже продолжает дежурить? Но, нет. На просторной кухне нас встретила полная женщина средних лет в белом поварском колпаке и в фартуке, которая и оказалась главной поварихой. И ей помогали две молоденькие девушки. Как шепнул мне Бокий, все трое тоже сотрудницы ОГПУ. А весь прежний обслуживающий персонал уже был принудительно эвакуирован, как только Ульяновы покинули Горки.

По приказу Бокия поварихи принесли нам угощения в подвальную комнатку рядом с кухней, где стоял деревянный стол и две скамьи, и которая, по-видимому, использовалась женщинами, работающими на кухне, для переодевания, о чем красноречиво свидетельствовала женская одежда, развешанная повсюду. Нам подали по тарелке свежего наваристого борща, уже приготовленного к обеду, и по куску черного хлеба.

— Что-то ты, Глебушка, троцкистов слишком даже хорошо кормишь, — проговорил я, отведав вкусное густое варево яркого свекольного цвета.

— Ну, это пока запасы продуктов позволяют, которые Ульяновы не доели. А как только закончатся барские харчи, так и на тюрю с баландой их переведем. А Зиновьеву я еще обязательно плюну в тарелку, потому что это он меня из руководства ЧК Петрограда вышиб, гнида, — сказал Бокий. И тут же спросил:

— А ты что же, Вяча, и вправду хочешь из троцкистов совхоз организовать? Они же к труду не привыкли. Не умеют ничего.

Отхлебнув из ложки и проглотив еще немного горячего борща, я сказал:

— Не можешь — научим. Не хочешь — заставим. Так, кажется, говорят командиры в Красной Армии? Вот и мы будем действовать подобными методами. Даже обезьяну нехитрым сельхозработам научить можно. А эти все-таки немного поумнее обезьян. Я думаю, что справимся. Тем более, что у тебя уже отличный опыт есть с организацией труда ссыльных на Соловках.

Он улыбнулся моей шутке по обезьян, но сказал совершенно серьезно:

— Нет, Вяча. Там дело иного рода. Раньше на Соловецком архипелаге, скорее, поселение для ссыльной интеллигенции было, вроде какой-то дальней северной дачи. Но разные анархисты, эсеры, философствующие особы, да бывшие священники от общественно-полезного труда уклонялись. Потому со временем пришлось завозить туда более простую ссыльную публику из уголовных элементов. Тогда и нашелся хозяйственный руководитель из осужденных по фамилии Френкель, бывший контрабандист из Одессы, который все и наладил. Не я, заметь, наладил, а он. Я же просто ему налаживать хозяйство не мешал. Вот и результат.

— Так и я говорю, что результат отличный! Я читал отчеты за прошлый год. Там у тебя на Соловках прибыль только от хозяйственной деятельности лесозаготовителей в пять миллионов получилась! — похвалил я. И добавил:

— Уверен, что и здесь ты прекрасно справишься.

— Ну, не знаю, Вяча. Тогда, наверное, сюда Френкеля этого придется с Соловков откомандировать, — протянул он.

А я тут же поинтересовался:

— Ты вот лучше расскажи, Глебушка, какое впечатление на тебя произвел этот новый сотрудник по фамилии Ежов, вместе с которым ты сегодня явился в мой кабинет?

Ответ его меня несколько озадачил:

— Так я знаю Колю довольно давно. Он же в организационно-распределительном отделе ЦК до назначения к нам работал у Ивана Михайловича Москвина, с которым я регулярно общаюсь.

Загадочным все-таки человеком до сих пор казался мне этот Глеб Бокий. Сам он никого не арестовывал и не допрашивал, занимался шифровкой и дешифровкой, да прослушкой, а вот с ссыльными и заключенными работать не гнушался. Причем, не особенно их притеснял. Они у него на Соловках даже настоящий литературный журнал издавали. Но его общение с Москвиным и вовсе казалось мне непонятным. По какому поводу могут общаться два столь разных человека, скучный партийный функционер и один из самых ярких, талантливых и незаурядных чекистов? И тут возникла шальная мысль: а не является ли этот Москвин той самой «крышей» Бокия в ЦК? Но, Глеб озвучил еще более интересную версию их общения:

— Между прочим, Москвин очень порядочный человек. И вряд ли он порекомендовал бы на службу к нам какого-то негодяя. Сам Иван Михайлович никогда не матерится, не пьет и не курит, не любит ни шумные застолья, ни похабные анекдоты. Он очень скромный в жизни. И он регулярно посещает собрания нашего эзотерического кружка «вольных каменщиков».

Я решил сыграть под дурачка, сказав:

— Ах да, я и подзабыл уже, что вы с ним старые масоны. Кто там еще у вас в этой вашей масонской ложе, Барченко, кажется?

Я и сам не ожидал, что после моей импровизации он разговорится на эту тему, но Глеба понесло:

— Да у нас совсем не ложа масонская, а, скорее, кружок по интересам. Мы исследуем эзотерику, в том числе и масонскую символику, предания и обряды. Но, в основном, в наше «Единое трудовое братство» стараемся привлекать разных необыкновенных людей со способностями, которые выходят за грани привычного. Мы их ищем по всей стране и исследуем в лабораториях их возможности. Например, помещаем их в черную комнату и задаем вопросы. Это очень интересно, на самом деле.

Я усмехнулся и сказал, задействовав память Вячеслава:

— Так вы и масонов тоже исследуете, которых наша контора арестовывает? За последние годы было у нас несколько громких дел по этим масонам. Мартинисты, «Ложа Гармонии», «Союз Астрея», или вот «Орден Святого Грааля», который в прошлом году накрыли. Только все фигуранты оказались иностранными шпионами, аферистами и вредителями, если помнишь.

Бокий кивнул:

— Самозванцев, к сожалению, большинство. Но, попадаются и интересные экземпляры. Кстати, масоны утверждают, что Иисус Христос был самым первым большевиком, поскольку выступал от лица простых трудовых людей, от рыбаков, плотников и каменщиков. Потому и себя масоны считают ближе к большевикам, чем к верующим христианам. А все масонство, согласно легендам, основали древний архитектор Хирам и каменщики Египта, строители пирамид. Так что все довольно спорно. Но, мы все версии пытаемся изучать. Надо же понять, откуда это учение масонское исходит. Где глубинный корень тех знаний, на которых основано масонство? Не в Шамбале случайно? Эх, хотелось мне это точно выяснить, экспедицию научную послать туда собирался. Может, и сам бы поехал. Да загубили все мое начинание Ягода с Трилиссером. Генрих, понятно, негодяем был и тупицей. А чего его тогда Трилиссер поддержал, я до сих пор понять не могу. Видно задело его сильно, что на экспедицию казенные деньги пойдут, а не на развитие его разведывательной сети. Зависть и жадность в нем проявились. Вот оно как. А ты, Вяча, тоже можешь присоединиться к нашему исследовательскому кружку в любой момент. Будешь смеяться, но я чувствую в тебе какие-то необычные скрытые способности. А я кое-что чувствовать научился за время своих исследований.

Кажется, разговор сам собой начал двигаться к той теме целительства, которую собирался поднять я сам. Но, Бокий меня опередил, первым начав говорить о разном непонятном. И этим, конечно же, нужно было воспользоваться. Потому, дохлебав борщ, я отказался от чая, а предложил Глебу:

— Знаешь что? А давай пойдем прогуляемся, заодно я и территорию нашего нового Особого политического изолятора повнимательнее осмотрю. Да и поговорим по дороге без свидетелей.