Часть 4

Глава 1 Переговоры с дьяволом

Бузов вернулся из посольства в отвратительном настроении, он небрежно бросил на стол три конверта, и устроился в кресле, которое заскрипело под его тяжестью. После смерти жены Валера внезапно почувствовал себя стариком. Яркие цвета внезапно поблекли, исчез божественный аромат кофе, красное вино стало напоминать «три топора» времен учебы, волосы потеряли блеск, и Бузов заметно поправился. Двухметровый рост и военная выправка пока скрывали этот недостаток. «Надо сесть на диету и добавить нагрузку при беге трусцой. Нет, это полный песец. Ни Алиса, ни Мари не дают! Дело не в том, что я на дюжину лет их старше! Дело в том, что я считаю себя стариком, и они это чувствуют!» — подумал Бузов.

— Неприятные новости? Из телеграмм твоего финансового агента понятны только их важность и срочность, — Володя смаковал вторую чашку кофе за утро.

— Дождемся Серого и вскроем, в адресатах я и ты, но «покойник» подразумевается.

— Как они догадались, что мы в Париже?

— Элементарно, Ватсон. Они послали копии в Вену, Рим, Берлин, Мадрид и Питер. Теперь они знают, что мы в Париже, так как затребовали от посольства подтверждение о вручении.

Алиса пододвинула своё кресло впритык к креслу Бузова, и начала играться с «завлекалками», прядью вьющихся волос, отвлекая Валеру от разговора. При этом баронесса, как ни странно, пристально смотрела в глаза Гусеву. Володя недовольно фыркнул.

— Куда исчезла тихоня Мари-Клер? После переезда в твой парижский особняк я её ни разу ни видел. Я так и не понял: она была служанка или стриптизерша? Эта твоя танцовщица смотрела слишком уж гордо, будто она, по меньшей мере, переодетая герцогиня, — в раздражении на Алису Гусев стал допекать друга по-французски.

— Она тебя избегает… Сам удивляюсь, как могла женщина с такими принципами работать в стриптизе? — ответил Валерка по-русски, — Кстати, не спала она одновременно с двумя, маркиз домогался её, а в журналиста Мари-Клер была влюблена. Когда писака её бросил, девчонка ушла работать служанкой к какой-то богачке, семья её обратно не приняла. Три месяца назад Мари уволили за «гордый взгляд».

— Она тебя попросту динамит! Набивает цену. «Я не такая, я жду трамвая…»

— Фокстрот она танцует сногсшибательно, мне этого достаточно. Спать я с ней не собирался.

— Мне не ври.

— Алиса подозревает в ней «успешную» конкурентку. Ты не можешь забрать Мари к себе? … пока я не устрою её в Красную Мельницу. Иначе, боюсь, мне дворянку не уломать, — грустно произнес Валерка, и добавил по-французски, сделав вид, что целует баронессе руку, — Солнышко, я теряю от тебя голову, словно мальчишка.

— Ты и есть мальчишка! Милый, непосредственный, открытый. У тебя все мысли и чувства написаны на лице. Никак не могу привыкнуть, что вы одногодки с «лжеполковником Мартэном», — «укусила» Володю француженка.

— Странная штука жизнь. Я всегда был маменькин сынок, а Бузов заводила, бузотер и любитель риска. В результате, именно я — офицер, и вся моя жизнь — война, а мой друг — поэт и музыкант, — серьезно ответил баронессе Гусев.

— Знаешь, Вова, я тебе всё время завидую, — сказал после долгой паузы Бузов, — Офицеры, преданные до последней капли крови, казаки, готовые с тобой и в огонь и в воду, боготворящие тебя китайцы, ненавидящие тебя самураи.

— Маэстро, это так поэтично, — Алиса сделала вид, что аплодирует, — Вы забыли упомянуть про детей и женщин. Им он внушает ужас.

— Дети? Они обожают Володю. А женщины…, - это бабочки, падкие на яркую обертку, — как всегда немного коряво продолжил Бузов, и поплатился гневным взглядом за свою реплику.

— Нет, далеко не все. Женщины такие разные. Его последняя жена невероятно умна, красива и при этом имеет ангельский характер. Она сумела подружиться с гавайской королевой Викторией, а та около года была влюблена в Володю…

— Я думаю, это из-за совпадения, они обе родились двадцатого октября. Через десять дней королеве исполнится двадцать два, а моей жене девятнадцать, — увел немного в сторону разговор Гусев.

Баронесса зло осмотрела Гусева с головы до ног, стараясь прожечь взглядом в нем дыру, а по-хорошему — испепелить.

— Солнышко, Гусев хочет нанять Мари-Клер, даже кофе заварить для него проблема! Он совершенно не умеет готовить!

— Она тоже!!! — зло зашипела баронесса, и закричала, — Мари! Подойди, сюда. Немедленно!

Мари-Клер вошла в комнату спустя несколько секунд.

— Греешь уши, мерзавка!

— Простите, мадам, — без капли сожаления извинилась за свою оплошность Мари-Клер.

— Ты уволена!

— За что, месье Бузов!? — расстроилась служанка.

— Алиса, солнышко, я сам поговорю… Мари-Клер, «полковник Мартэн» хочет нанять тебя служанкой, — как всегда косноязычно, озвучил свою версию Бузов.

Гусев улыбнулся своей жуткой гримасой и утвердительно кивнул головой.

— Маэстро заплатит тебе выходное пособие за две недели, — сказал Гусев, выжидающе посмотрев на Бузова.

Тот засуетился, доставая банкноту.

— Условия без изменений. Вечером дашь своё согласие…, или съедешь. Сейчас свободна, — сухо сообщил Гусев.

Володя потянулся к письмам.

— Подождем Серого, — остановил его Бузов.

— Отошли «солнышко» пройтись по магазинам. И вот что… Пусть обязательно захватит с собой любопытную Варвару, — Володя достал из портмоне сто долларов и перешел на французский, — Мадам! Прошу вас мне помочь. Мари-Клер должна купить новую униформу. Юбка обязана прикрывать щиколотки. Униформа должна быть консервативна, я старый солдат, а не поэт, или, не дай бог, композитор.

Алиса кивнула головой, впервые улыбнулась, довольная тем, что Мари перестанет сверкать точеными ножками, взяла деньги и вопросительно посмотрела на Бузова.

— Да, солнышко. Будь так любезна, помоги. Помоги бедняге Мартэну, — суетливо зачастил Бузов.

Гусев внимательно осмотрел сургучные печати, скривился и вскрыл письмо от Стивенса. Приход в марте Уильяма Мак-Кинли вместо Гровера Кливленда не сказался на его карьере при республиканцах, профессионал оказался нужен всем. Джон Шерман, как бы, не знал об обязательствах Ричарда Олни, или считал, будто они выполнены в полном объеме. К Шерману обратился британский коллега с маленькой просьбой о содействии. Дигна уже захватил Луксор, и упорно двигался на север. Британцам нужно было либо менять туземные войска на свои, либо к весне прощаться с Египтом. Через три дня из Лондона в Марсель отправлялся генерал Китченер на переговоры с Дигной. Халифа назначил последнего главой делегации от Судана, по той простой причине, что фактически три тысячи воинов Дигны стоили всей стотысячной суданской армии. Формально, Египет управлялся из Турции хедивом Аббасом II, но заключить договор должен был командующий британской и египетской армией генерал Китченер. Шерман пригрозил заблокировать активы Бузова и компании, натравив на них комиссию по ценным бумагам, точно также как это уже было сделано год назад при Олни. Британцы хотели перемирия на пять лет. Стивенс просил Гусева использовать своё влияние на Дигну, чтобы граница прошла на десять миль севернее Асуана. Дигна должен был отступить и вернуть «османам» четверть Египта. За это форин-офис предлагал Гавайям мирный договор без аннексий и контрибуций, и даже с признанием суверенитета над островами, купленными у Испании во времена правления Кановаса. Чтобы гарантировать мир со стороны «агрессивной Гавайской республики» Шерман требовал лишить своих постов и выдворить из страны Гусева, Ершова и Вилкокса, а также всех офицеров, имеющих американское гражданство.

— Они нас за дураков держат? — заржал Бузов.

Именно в этот момент в комнату вошел Клячкин.

— Кто это такой смелый? — зло засмеялся «покойник», по-мальчишески хлопком здороваясь с друзьями.

— Шерман! — Володя передал Сергею письмо, а сам выбрал изящный конверт от королевы, — Посмотрим ситуацию в изложении Виктории. А ты, Валера, почитай раскладку от своего финансового гения. Узнаешь, пугает госсекретарь, или он реально взял нас за жабры.

Друзья с серьёзным видом углубились в чтение. Бузов проштудировал своё письмо трижды, всё больше и больше мрачнея.

— Валера, не тяни, — попросил Гусев.

— Как вы, друзья, знаете, наши две с половиной сотни миллионов баксов фактически находятся в одной корзине — американской. В США не только наши деньги, но и взятые у друзей: казачьи, крестьянские, королевы Виктории, Вилкокса и даже государственные. Из двухсот миллионов американских активов Шерман может заблокировать примерно сто семьдесят. Двадцать «дружеских» лимонов мы обязаны отдать владельцам. Останется примерно десятка, плюс полсотни — это земля и заводы в России, Германии, Канаде, Испании и на Гавайях. Все эти средства связаны. Если мы гордо плюнем на предложение госсекретаря, то о крупных проектах можно сразу забыть. Строительство новых авианосцев и самолетов — закрыть. Лагеря ирландских террористов распустить. И так далее.

— Его дешевле убить, — заявил Клячкин.

— Я уверен, что этот вариант Шерман предусмотрел. Машина будет запущена без него. В письме королевы есть толстый намек. Стивенс, имел с ней долгую беседу в Вашингтоне, и предупредил почти что прямо, — не согласился Гусев.

— Короче. Мы вынуждены принять предложение. Британцы затыкают две горячих точки из трех. Во-первых, Судан. Ни золота, ни налогов, а бои в пустыне тяжелы. Потери за последний год огромны, Дигна выбивает египетских офицеров и белых, независимо от звания, отстреливает даже гражданских. Дорога в Судан только по Нилу, и только до порогов, дальше канонеркам хода нет. Во-вторых, Гавайи. Здесь неплохие налоги, еще бы — три урожая в год. Лакомый кусочек. Но!!! Война для Британии на порядок сложнее, чем в Судане из-за огромного расстояния до островов. Такие чудовищные потери в войне британцы еще никогда не несли. Поэтому они хотят остановить две дерьмовые войны, и побороться за вкусный Занзибар. Гвоздика дает огромные доходы. Не нужно отдавать султану сорок миллионов фунтов государственных активов в британских банках. Коломбо, Тринкомали, Бомбей, Басра и Аден находятся в двух неделях пути, как и индийская армия. К концу лета британцы полностью захватили Занзибар, уничтожили или вывезли все его население. Уверен, англичане считают реальным выловить казаков и китайцев за пару месяцев, — высказал свое мнение Клячкин.

— Британцы рассчитывают, что мы соберем пять-шесть полков, высадимся в Занзибаре, добьем их экспедиционный корпус. А они устроят блокаду огромным флотом, и затем задавят нас численностью, — подтвердил Гусев, — что вполне реально, потери у казаков уж очень большие, и бросить мы их не можем.

— Не хотят воевать в пустыне и на краю света. Хотят сносные условия для войны, — глумливо засмеялся Бузов, и добавил, — Давайте вывезем наших с Занзибара и хрен с ним, с султаном.

— А госдеп устроит любой вариант. Даже самый жестокий, в чужой войне всегда выигрывают США, — уже совсем спокойно сказал Клячкин, — Если Шерман задает нам формальные условия, то он рассчитывает на формальное их исполнение.

— У нас на раздумья три-четыре дня. Перед переговорами нужно встретиться в Марселе со Стивенсом и Дигной, обсудить варианты. Тут-то и будут ясны намерения Шермана. При любом из вариантов нужно прятать активы. Для этого нам нужно тянуть время. Если руководитель форин-офиса Лансдаун реально намерен заключить договор, будем заключать договор. Если британцы хотят на три-четыре месяца снизить нашу активность, нам нужно на словах демонстрировать максимальное стремление к миру, а самим строить самолеты и авианосцы. Через полгода начнется война США с Испанией, американцам потребуются угольные станции на наших островах. Мы станем их лучшими друзьями. Если не давать повода, то Шерман обвинит британцев в срыве подписания мирного договора! — подвел итог Гусев.

— Устранение немощного старика Солсбери, приход ему на смену кровавого Бальфура, а в форин-офис любимчика Лансдауна, усилило британцев, — печально произнес Клячкин.

— Но бабла моя жена тогда нарубила знатно, — грустно сказал Бузов.

— Я поеду в посольство США, нужно договориться о встрече со Стивенсом, — заявил Володя.

Ближе к вечеру Гусев вернулся усталый от пустых разговоров. Голова кружилась, его тянуло в сон. Спать было нельзя, через пару часов предстоял поздний ужин с друзьями, Володя позвал Мари-Клер и попросил приготовить кофе.

— Захвати еще для меня арманьяк из буфета, и коробку конфет, Бузов хвалил новый сорт с ершовской фабрики. С работой у меня что-то решила? Или пока думаешь?

— Условия хорошие, таких мне никогда не найти. Но вы меня простите, месье, — коротко поклонилась француженка, — Когда я вас вижу, у меня мурашки по спине. Я от страха столько ем, уже не влезаю в старые платья.

— Это поправимо, — засмеялся Гусев, — форму можем покупать хоть каждый месяц…, хотя я не навязываюсь. Думай до ужина, трусишка зайка серенький.

Мари принесла кофе с конфетами и ушла, но Володя недолго оставался в одиночестве. Казак из охраны сообщил, что пришла баронесса. Та тоже иррационально побаивалась Гусева, но мазохистка старалась изжить свой страх, в результате проводила с Володей существенно больше времени, чем с Бузовым. Володя пил кофе с арманьяком пятидесятилетней выдержки, больше получая удовольствие от запаха, чем от вкуса. Алиса предпочла черный кофе без сливок и сахара, заменяя последний шоколадными конфетами. Обычно, оставаясь наедине с Гусевым, баронесса замечала, что молчание какое-то гнетущее, и воздух пропитывает напряжение. В этот раз всё было по-другому.

Тонкий аромат кофе смешивался с терпким запахом арманьяка, как будто кофе — это сама баронесса, а арманьяк её визави. Окно было приоткрыто. Мотылек, сидевший на стене, увидел лампу, стоящую на столе рядом с маленьким букетиком осенних цветов. Крошечная бабочка задрожала от предвкушения счастья, свет лампы завораживал ее, а зов был непреодолим. Её притягивал животный магнетизм света, тепло гипнотизировало. Крылья сами понесли бабочку к маленькому солнцу близкого счастья. Золотистый свет притягивал мотылька все ближе и ближе. Француженка рассеянно наблюдала за бабочкой, горящей в воздухе над яркой керосиновой лампой.

— Мадам Анслен, не желаете добавить себе пару капель спиртного в кофе, — прервал волшебство Гусев.

— Нет, полковник. Спасибо, мне нельзя употреблять алкоголь, я мгновенно пьянею и теряю контроль.

— Вам повезло. В том смысле, что вы об этом знаете.

— Мне повезло даже тогда, когда я это узнала.

— Вот как? — поднял левую бровь Гусев.

— Я была влюблена без памяти в Жосслена Анслена. Еще бы! Блестящий офицер, красавец, а я — никто, девочка-подросток. После фужера шампанского я оказалась в раю, — всхлипнула Алиса.

— Ну-ну. Не стоит. Успокойтесь, — Гусев вытер салфеткой пару её слезинок.

— Жосслен сразу же сделал мне предложение, здесь его трудно в чем-то упрекнуть… Но… Он заставлял меня пить шампанское каждый раз, как мы занимались любовью. Я была для него недостаточно хороша в постели трезвой!

Гусев был шокирован откровениями, обычно крайне сдержанной француженки.

— Баронесса, успокойтесь. Съешьте лучше пару конфеток.

Володя посмотрел на коробку, там было больше дюжины пустых мест. Француженка разжевала две конфеты подряд, не запивая их кофе. Она о чем-то задумалась и выражение её лица постепенно изменилось. Алиса внимательно посмотрела на Гусева, замерла в недоумении, и решительно съела ещё пару конфет одну за другой.

— Что? Такие вкусные? — удивился Гусев, — позвольте и мне одну, попробовать.

— Конфеты с ликером, — растеряно сказал Володя.

Алиса всхлипнула, обняла Гусева и впилась жадным поцелуем в его губы.

— Если ты тигр, то где твои усы? — Алиса взяла Володю за уши и звонко, бесшабашно рассмеялась, — А если лев, то где твоя грива?

Действительно, после приключения в Кале ёжик волос вырос только на пару сантиметров. Гусев посадил Анслен к себе на колени и взял инициативу в свои руки. Минут через пять они прервались, но лишь для того, чтобы раздеться. Неуемная похоть француженки снесла Володе голову. Ему казалось, что безумный постельный марафон никогда не закончится. Он, то проваливался в забытье от ощущения крайней эйфории, то, напротив, испытывал жажду буйной деятельности. Часа через два любовники лежали на кровати не в силах пошевелиться, мокрые, усталые и счастливые. Алиса насытилась любовью, но продолжала щекотать Володе волосы на груди и животе. А тот чувствовал себя настолько изнеможенным, что решил отдохнуть от общества француженки и принять ванну. Царство фаянса и кафеля, даже в гостевом варианте, в особняке Бузова было поистине шикарно, видимо, ремонт заказывала еще его жена. Единственное что удручало — отсутствие в доме электричества. Володя зажег пару больших свечей, очевидно с ароматическими добавками и разлегся в огромной ванной, не дожидаясь, пока она наполнится. Как только уровень воды поднялся до половины, раздались легкие шаги, Алиса на минуту остановилась, повязывая на голове полотенце, и улеглась напротив, небрежно подвинув Гусева вправо.

— Не возражаешь, Котик, — в голосе француженки не было вопросительных интонаций.

— Почему котик?

— У тебя волосики на груди, животе, руках и ногах. Рыжий котик. Странно… ёжик на голове темный.

Из комнаты даже через закрытую дверь послышалась ругань. В коридоре Бузов препирался с казаками охраны.

— Алиса, умница ты моя. Когда Бузов победит своей массой мою охрану и войдет…

— Он невоспитанный дикарь!!!

— Когда «дикарь» войдет, то не сможет тебя рассмотреть, он увидит в полумраке только полотенце на твоей прекрасной голове. Поэтому лежи … молча.

Минуты через две Валера смог отодвинуть охрану, и с возгласом «Что я там не видел!» вошел в ванную комнату.

— Ну как тебе это удается!? Первый день Мари-Клер у тебя в услужении, а ты уже затащил её в … ванну, — заржал Валерка своим громким басом.

— Ты чего приперся???

— Заканчивай вакханалию, Серый пришел. Поужинаем, заодно попрощаемся перед дальней дорогой, — грустно сказал Бузов, и добавил по-французски, — Мари, девочка, встань, дай мне полюбоваться на твою несравненную фигуру.

— Я сейчас встану!!! — пообещал Гусев, — Дам в глаз!

— Ухожу, ухожу, ухожу, — мерзко захихикал Валера.

Как оказалось, Клячкин не зря целый день планировал свои «гадости». Была еще задача, которую не решишь с помощью телеграмм. Необходимо было перехватить по дороге в Портсмут транспорт с четырьмя брандерами и направить его в устье Нила для уничтожения канонерок. Транспорт демонстрировал принцип, пока еще не известной матрешки. Обычное грузовое транспортное судно, везло два алюминиевых катера на подводных крыльях. Те в свою очередь были предназначены для транспортировки двух брандеров каждый. Катера были достаточно большие, почти тридцать метров в длину и около пяти метров в ширину. Бензиновый двигатель в тысячу лошадиных сил позволял им делать больше тридцати пяти узлов, на десять узлов больше, чем реально мог разогнаться любой британский корабль. При стоянке или на малом ходу, когда крылья катера утоплены, невоенный, чисто гражданский вид судна не вызывал сомнений. Тем более, что выкрашены катера были в грязно-серый цвет с разводами и пятнами, напоминавшими ржавчину и блевотину, а вблизи имели самый затрапезный вид. Сами брандеры — огромные торпеды с двумя седлами, были спрятаны в трюме, так как выглядели они крайне подозрительно. Весил брандер полторы тонны, но взрывчатка составляла всего лишь пятую часть. Первоначально испытывался вариант с одним пилотом и крошечным бензиновым двигателем со «шноркелем». Труба-воздухозаборник с клапаном высовывалась наружу из-под воды, это позволяло работать двигателю в подводном положении. Запас хода в тридцать миль позволял проникнуть на любую морскую базу и вернуться. Однако, шноркель, прекрасно себя зарекомендовавший в первом варианте субмарины, оказался негодным для торпеды. Практические испытания по преодолению заградительной сети поперек входа в гавань поставили крест на бензиновом двигателе, а практика монтажа мины на корпусе корабля потребовала двух пилотов. Ершов установил на брандер второе седло и электромотор мощностью в одну лошадиную силу. Упала не только скорость, но и запас хода. На крейсерской скорости два узла — вдвое, а на скорости четыре узла запас хода составил всего четыре мили. Пилоты были одеты в защитные комбинезоны, кислорода хватало на шесть часов. Первый пилот был прикрыт изогнутой металлической пластиной, под которой был установлен светящийся компас, приборы регулировки глубины и управления двигателем. Второй пилот находился сзади, рядом с ним — контейнер с инструментами и запасной дыхательный аппарат. В носовой части брандера была установлена съемная боеголовка с зарядом триста килограмм. Эту боеголовку пилоты должны были прикрепить специальными зажимами к боковому килю корабля. Часовой механизм взрывателя позволял устанавливать задержку до пяти часов. На многочисленных тренировках пилоты всё отработали до автоматизма, хотя выходили из строя и дыхательные аппараты, и двигатель, и приборы. Осталось проверить брандеры в реальных условиях. Гусев и Ершов договорились провести окончательные испытания в Портсмуте, затопив броненосец «Юпитер», самый новый из серии «Маджестик». Теперь Клячкин предложил провести испытания в устье Нила, куда на время переговоров должны спуститься обе канонерки. Эксперимент с преодолением противоторпедных сетей Сергей предложил провести на эскадренном броненосце «Эмпресс оф Индиа» водоизмещением пятнадцать с половиной тысяч тонн. Тот должен был прибыть в Египет на усиление из Мальты.

В Марсель Гусев поехал без Бузова, тот на два дня раньше отправился в США изыскивать деньги для новых авианосцев и деталей к самолетам. Клячкина друзья попросили «не светиться» и он взял в свои руки борьбу с прогрессом. Если раньше попаданцы делали это в основном законными методами, редко доходя до диверсий и убийств, то Сергей сделал упор на террор. В первую очередь тормозилось производство двигателей внутреннего сгорания для автомобилей. И если автомобили худо-бедно развивались, то самолеты горели в ангарах задолго до готовности, а братья Райт сгорели в случайном пожаре в своем магазине. Во вторую очередь попаданцы тормозили производство пулеметов, разоряя «Максим-Норфельд» и мешая её объединению с фирмой «Виккерс». В Германии Ершов переманивал мастеров и инженеров с механического завода «Людвиг Лёве», где Максим пытался запустить свои пулеметы в производство с 1892 года. Сергей решил сделать упор на забастовки и пикеты. Клячкин задумал также притормозить развитие радио. На Гавайях и в Лос-Анжелесе Ершов построил две мощных радиостанции, но прием был неустойчив и только в светлое время суток. Самого Маркони Сергей не считал специалистом, поэтому решил устроить черепно-мозговую травму Джону Амброузу Флемингу и переломать ноги парочке других научных консультантов «Маркони Компании». Гусев договорился с Клячкиным об условных фразах в телеграммах, командах на взрыв мостов и обстрел деловой части Лондона ракетами. На Гавайях осталось около восьми тысяч винтовок Ли-Метфорд от второго британского десанта. Их нужно было переправить через США в Ирландию, вооружив боевиков из лагерей подготовки. Госсекретарь потребовал закрыть лагеря? Они будут закрыты самым радикальным способом, ирландцы будут отправлены в Ирландию!

Мари-Клер осталась в Париже, зато баронесса прилипла к Гусеву намертво, хотя и поехала в другом вагоне поезда.

Володя приехал в Марсель на день раньше Стивенса, но Дигна уже ждал Гусева, Османа кто-то предупредил, где будет жить русский друг. Место было очень красивое, и, как уверял французский чиновник, встретивший Гусева на вокзале, безопасное, в районе роскошных вилл каждый случайный человек мгновенно вызовет интерес полиции. Невероятно дорогие виллы выходили к самому морю, это местечко облюбовали марсельские аристократы. Чиновник, проводив Гусева, отдал ему ключи от особняка, и посоветовал взглянуть на виллу Вальмер с парком вокруг. «Должен заметить, полковник Мартэн, хотя старый город и порт рядом, от вас их отделяют зеленые кварталы Bompard и Roucas Blanc», — извинился, непонятно за что, чиновник. Пока охрана и баронесса распаковывали вещи, о делах не говорили, Дигна считал это неприличным, нужно сначала расспросить о семье и здоровье, а Гусев предпочитал обсуждать деликатные темы тет-а-тет. Они уселись на открытой террасе в какие-то странные плетеные кресла за таким же плетеным столом. Лениво болтали о пустяках. Камень, нагретый теплым южным солнцем, создавал иллюзию давно ушедшего лета. Гусев недовольно фыркнул от попавшего в глаз солнечного зайчика от далекой подзорной трубы, поморщил нос от запахов не такого уж далекого порта. А потом остановил свой взгляд на крошечном садике и невысокой, и такой удобной для проникновения с улицы ограде, и прищурился, обернувшись на запад, смотря на багровый свет заходящего солнца, проникающий сквозь листву двух высоких деревьев.

— Им не выгодно тебя убивать. Сейчас, я имею ввиду, — прервал свой рассказ о внуках Дигна.

— Ты меня почти успокоил, Осман. Почти. Я здесь инкогнито. На всякий случай затребовал в Париже удостоверение на имя полковника Мартэна. А тебя? Тебя им убивать выгодно?

— Не сегодня.

Когда Алиса ухитрилась принести на террасу две чашки и чайник с ароматным зеленым чаем, Володя отметил, что француженка поменяла дорожное платье на домашнее, и посчитал обустройство завершенным.

— Осман, прочитай пока ультиматум госдепа, и мои предложения для мирного договора, а я на четверть часа тебя покину.

Горячая вода закончилась почти сразу, и Гусев принял холодный душ, сделав себе узелок на память: баронесса привыкла вести себя как госпожа, забывая думать о других. Три полотенца из четырех висели влажные, даже не расправлены.

«Сам нудил о любви к чистоте», — успокоил себя Володя, повторив фразу трижды.

— Что скажешь? — выйдя через пятнадцать минут на террасу, спросил он Дигну.

— Халифа не согласится с границей по Асуану, британцы будут в ярости от моста через Нил и демилитаризованной зоны до Каира.

— Всеми своими военными успехами халифа обязан именно тебе. Без твоего отряда Судан уже был бы захвачен Китченером. Халифа не согласится? А ты объясни ему, что высота пролетов моста через Нил должна быть такая, чтобы ни одна канонерка не могла пройти, только баржи. Без поддержки с реки британцы потеряют весь Египет до Каира за пару недель. Подождите пять лет, а пока захватите Уганду, восточную часть Бельгийского Конго. Кстати, Родезия пока не британская, а частная территория. А там плодородные земли и золото… И перестаньте нападать на французские и итальянские колонии.

— Мои германские друзья говорят тоже самое, — проговорился Дигна, — Хорошо. Халифа пойдет мне навстречу. Возможно. Но Китченер…

— Существует два варианта. Первый: я умываю руки, говорю Стивенсу, что полностью выполнил свою задачу — отодвинул границу до Асуана. Дальше Стивенс уламывает Китченера. Второй: Стивенс нагло давит на меня, требует убрать из договора мост и демилитаризованную зону. Ты встаёшь на дыбы, отменяешь перемирие, прерываешь переговоры. Войска атакуют. Ты нападаешь на Лондон и взрываешь дюжину мостов.

— Дюжину мостов в Лондоне???

— Кто не хочет строить один мост через Нил, лишается дюжины мостов через Темзу.

— Как я это сделаю?

— На столе волшебный чайник. Потри его. Пообещай джинну чайника оплатить стоимость дюжины барж, — зло рассмеялся Гусев.

— Володя! Как же они тебя разозлили!!! Какую мерзкую пакость совершили британцы, чтобы образец…

— Совершили! К тому же ночью жертвы маловероятны, поэтому совесть моя будет чиста!

— Почему я должен оплачивать твою месть? — иронично поинтересовался Дигна.

— Это кардинально переломит ход переговоров.

— Или усугубит упрямство Китченера. Хотя… можно попробовать. Десять процентов.

— Пятнадцать.

— Приемлемо. А сжечь Лондон этот джинн может? — зловеще оскалился Дигна, вспомнив о ракетах, — Если Китченер продолжит упрямиться.

— Ты же знаешь, я противник жертв среди мирного населения.

— Хотя бы Лондон-сити. Ну откуда там мирное население?!

— Если только Лондон-сити… эти мерзавцы…, - Гусев скорчил не менее зловещую гримасу, чем Осман минуту назад, — Баржа с ракетами стоит втрое дороже, чем с динамитом. Откуда у тебя такие деньги?

— Я уже «случайно» проговорился… У британцев есть конкуренты.

— На переговорах, когда впадешь в необузданный гнев, случайно проговорись, что у тебя давно всё готово, но не говори что именно. Ты хотел мира, и даже пошел на невероятные уступки, за которые халифа может тебя казнить. Но у тебя давно все готово… по приказу халифы. Ты не хотел, а сейчас отдашь приказ «и живые позавидуют мертвым». Собственно, ты такие угрозы с цитатами произносишь красочно и сочно. Ни мне тебя учить.

— Да, уж, — довольно заметил Дигна, — Но я бы хотел уточнить у джина, сколько точно стоит каждая из его услуг.

Гусев достал папиросную бумагу.

— Первая цифра мосты, вторая — сити, ниже счет швейцарского банка. Если деньги переведут в течение месяца — режем цену пополам. Мой тебе совет: не говори германским друзьям ни слова о Лондоне, они будут в ужасе, всё-таки британская королева и кайзер — родственники, поэтому даже минимальная опасность для королевы нежелательна. (Гусев вспомнил, что в ПМВ кайзер запретил бомбежку Лондона.) Скажи германцам, что недавно погиб крупный заказчик. Есть возможность за полцены купить ракеты. О целях туманно намекни на Аден, Каир, Суэц. И ещё. Официально вали всё на ирландцев. Как бы логично не вытекал армагеддон в Лондоне из твоих угроз, ты утверждай, что рука бога направила ирландцев на нечестивцев.

— Последнее понятно, — согласился Дигна, внимательно рассматривая бумагу, — Что-то первая цифра такая крошечная. Или я в темноте не разберу?

— Я сразу рассчитывал на пятнадцать процентов, — усмехнулся Гусев.

— А если и после двух пощечин Китченер упрется, как носорог?

— Тогда у него внезапно взорвутся обе канонерки. Есть такие торпеды-брандеры, которые разрывают корабль пополам. Всего десять тысяч долларов за каждую канонерку. Согласен?

— Мне бы еще десяток пушек, и Каир падет через месяц, — жадно потер руки Дигна.

— Их трудно провезти. Где ты возьмешь для них персонал? Из твоих людей подготовить артиллеристов будет очень непросто. Могу продать два десятка пулеметов максим. Но поставка через четыре месяца. Доставка за твой счет, — Гусев развел руками, извиняясь.

— Я готов оплатить винтовки, — у Дигны явно разгорелся аппетит.

— Британские винтовки и патроны. Без ограничений. Здесь цены без доставки. Нужно обговаривать маршрут, логистика в нашем случае большая часть цены, — протянул Гусев следующий кусочек бумаги.

— Винтовки не первой свежести? Из Занзибара?

— Есть такая же партия с Гавайских островов, но плечо доставки больше.

— Как ты собираешься объяснять мою уступчивость своему заклятому другу Стивенсу? — после долгого молчания спросил Гусева Дигна.

— Обычная дипломатическая ложь: мир в обмен на продовольствие. Два десятка барж с зерном. Выторгуем для них «зеленый коридор», пригодится для провоза пулеметов и торпед. Обычная практика. Все всегда так делают и все всегда об этом знают, но для тупых баранов-избирателей годится отмазка о гуманитарном конвое.

— Термин «конвой» предполагает вооруженную охрану, — удивленно заметил Дигна.

— Я это знаю. Конвой! Слово красиво звучит. Я как то попробовал кальвадос. Поганое яблочное пойло! А как красиво звучит — «кальвадос», — цинично рассмеялся Гусев.

Баронесса принесла небольшую лампу, свежий чай и сладости. Гусев нежно погладил её по руке, и поблагодарил.

— Моё европейское образование позволяет лояльно относиться к присутствию женщин на мужской трапезе, — прозрачно намекнул Дигна.

— Алиса, принеси еще одну чайную пару. Посиди с нами, — попросил Гусев.

— Я вам буду мешать, — смутилась француженка.

— Нисколько. Напротив, оживите наш скучный разговор с «полковником Мартэном», своими интересными замечаниями о Франции, я уверен — вы умны и наблюдательны, — поддержал Дигна.

— Еще бы ей не быть умной и наблюдательной, — дождавшись ухода на кухню француженки, заметил Гусев, — думаю, она завербована своей разведкой.

— Нет! Она бы устроила такой скандал! Грязное предложение не для дворянки. Если только в неявной форме. Например, хороший знакомый отца по-дружески обеспокоен её знакомством с тобой, и излагает твою биографию, вызывая тем самым на доверительный разговор.

— Или так…

С приходом баронессы разговор скатился в сторону природы южной Франции, архитектуры Марселя и художников, считавших его пейзажи самыми красивыми в мире: Огюста Ренуара, Поля Синьяка и Поля Сезанна. В живописи француженка разбиралась великолепно. Странно, но Осман оказался также знатоком, и они трещали, как две подружки. Володя довольно щурился, наслаждаясь идиллией. Дигна между делом «разболтал» цель своего визита во Францию и просьбу Гусева о переносе границы. Особенно восхищался подарком для голодных детишек Судана. Володя скромно отнекивался и сожалел о своих скромных возможностях, «такие пустяки, как двадцать барж с зерном, в то время, как необходимо две сотни барж, как минимум», обещая провести агитацию среди коллег миллионеров США.

На следующий день, ранним утром, не дав Гусеву завершить обязательную двухчасовую разминку и массаж, который ему делал личный врач-китаец, появился Стивенс. Судя по всему, он считал себя близким другом, что позволяло являться без предупреждения. Джон нарочито обнял Володю, сверкая белоснежной улыбкой. Гусев представил Стивенсу Алису как «сердечного друга».

— Дорогая, тебя не затруднит принести нам кофе? Если у тебя нет срочных дел, составь нам компанию.

— Володя, я хотел обсудить предложение госсекретаря?! — Стивенс кивнул головой в сторону француженки, намекая на конфиденциальность разговора.

— Полковник Мартэн.

— Что? Ах, да. Так тебя разжаловали, генерал? — засмеялся Стивенс, — Всё-таки я хотел обсудить дела!

— Что там обсуждать? Ультиматум мы приняли. С Дигной я договорился, он отодвинет границу. Кстати, ты разорил меня на двадцать барж зерна. Вчера Алиса провела с нами вечер и полностью в курсе происходящего. Что интересно, когда она узнала во что мне обошлась передвижка границы на юг, у нее было такое лицо! — Гусев поцеловал запястье француженки и обратился лично к ней, — я рад, что мои дела для тебя небезразличны.

«Еще бы!!! Эти французы всегда используют один и тот же прием — подкладывают клиенту красотку. И это каждый раз работает! Дьявол их дери!» — подумал Стивенс, и изобразил для Алисы самую сердечную улыбку. Он не знал, что та дворянка, и принимал её за обычную содержанку.

— Я готов подписать с генералом вторую часть соглашения по гарантиям мира на Гавайях. Мне нужен будет месяц для получения подписи Ершова и Вилкокса, мы так страдаем из-за отсутствия телеграфной связи. Если Великобритания согласится изменить схему прокладки кабеля из Канады в Австралию, вместо Фаннинга выбрав Гонолулу, королева Виктория обещала оплатить десять процентов затрат. Кстати, США не планирует связать свою военно-морскую базу на Окинаве с Америкой?

— Эти вопросы могут подождать, — недовольно заворчал Стивенс, чувствуя какой-то подвох, — у тебя есть текст договора? Суданский вариант?

— Нет. Я попросил Дигну перенести границу к Асуану. Он согласился. Всё! — прикинулся простаком Гусев.

— Всё???

— Осман много говорил о своём миролюбии. Я не вникал. Какой-то мост через Нил, и демилитаризованная зона…, обычные заморочки политиков. Громкая пустая болтовня! Ты главное реши с Китченером вопрос беспрепятственного пропуска барж с зерном. Я не собираюсь платить втридорога за доставку. Припугни генерала. Если будет вставлять палки в колеса, то я повезу зерно через Уганду. Сам понимаешь, организация гуманитарного коридора, и смотришь через пару месяцев Уганда в руках Дигны. А там рядом Родезия с золотыми приисками…

— Вот так ты представляешь мир в Судане??? — возмутился Стивенс.

— Нет!!! По себе знаю психологию генералов. Считай, один солдафон, — Володя ткнул пальцем себя в грудь, — предупреждает другого солдафона, что нужно думать хотя бы на шаг вперед.

— Хорошо!!! Я понял. Твои баржи пройдут без малейших препон, — примиряюще поднял руки Джон, и после долгой паузы добавил, — А зачем Дигна собрался строить мост через Нил? Это очень дорогая затея.

— Не за свой счет, конечно. За счет Египта. Мост в Каире должен воспрепятствовать проходу канонерок в Нил. У Дигны навязчивая идея абсолютного мира на ближайшие пять лет. Он тебе сегодня вечером всё расскажет. Ты, Джон, надеюсь, приглашен на переговоры?

— Володя, извини, полковник Мартэн, ты можешь поподробнее как то?

— Джон, я не вникал. Мне неинтересно было. Совсем. Госсекретарь поставил нам конкретную задачу: отодвинуть границу к Асуану. Остальные десятки пунктов договора для меня несущественны. Пойми меня правильно, — скучно и монотонно заявил Гусев.

— А если Китченер остановит переговоры???

— Нам с Бузовым всё равно ждать Ершова и Вилкокса. Я прав? А если Китченер будет тянуть время, то Бузов успеет отыграть затраты на зерно. Сначала играя на повышение — в сегодняшних газетах смакуют невероятные уступки Судана и перенос границы к Асуану, прогнозируя скорое подписание договора. Если Китченер станет в позу, Бузов сможет сыграть на понижение. Ты уверен, что мост — непреодолимое препятствие? Я сейчас же пошлю телеграмму в Нью-Йорк. С меня причитается. Сотни три-четыре тысяч долларов можно заработать, пять процентов твои!

— Твоя дружба с Бузовым сделала из тебя дельца!

— Это комплимент или оскорбление?

Спустя четверть часа Стивенс понял, что ничего нового он не услышит, и решил навестить Дигну, чтобы выудить у него «подводные камни» будущих переговоров. Володя, несказанно довольный от сделанной гадости ненавистным британцам и двуличным американцам, решил устроить себе праздник безумного секса. Никакой любви, даже намека на неё между ним и Алисой не существовало, что не мешало партнерам получать всё больше удовольствия. Француженка два дня назад испытала первый в своей жизни оргазм без алкогольного помешательства. Теперь Алиса пыталась убедить себя в том, что любит Гусева, но пока безуспешно. Володя, который в свои тридцать два года превратился в закоренелого циника, занимался сексом, в промежутках оттачивая свой французский, точно так, как шесть лет назад с Элизабет учил английский. Раньше баронесса закаляла в разговорах с Гусевым свой характер, представляя его себе грубым, ужасным, суровым, даже жестоким. Теперь, убедившись в том, что он нежный и ласковый, мягкий и шелковый, она таяла от внимания взрослого мужчины, которому была интересна её жизнь, её вкусы, её мнения, а Володя попросту совмещал приятное с полезным. Конечно, гибкая точеная фигура француженки, и особенно её шелковистая кожа нравились Гусеву. К тому же баронесса была совсем не дура. Не так умна, как Франческа, не так решительна, не так прагматична, но внутренний стержень у неё был. А еще француженка любила смеяться. Она вела себя с Володей как ребенок. Раннее замужество украло у баронессы кусочек детства, сейчас она пыталась наверстать упущенное.

— Я же лучше твоей гавайской жены? — неожиданно спросила француженка. Раньше этой темы они никогда не касались. Горячее дыхание француженки обжигало Гусеву живот, пробуждая новую волну желания.

«Не хотел приучать её оральному сексу, но это уже какой-то ритуал перед третьей зачетной попыткой. Сейчас конфетку из коробки возьмет. Её опыт с мужем-воякой оказался не так скромен, как следует из причесанных вариантов», — констатировал Гусев.

— Ты самая прекрасная, — терпкий запах её пота пьянил и дурманил голову. Алиса лежала на животе, выгибая навстречу Володе свое тело, чтобы тому было удобнее ласкать её. Француженка потянулась к прикроватной тумбочке, нащупала конфету с ликером и затолкнула себе в рот, ни на секунду не прекращая ласок. Через минуту тело Алисы свело сладкой судорогой, она пустила в ход свои, видимо, специально заточенные коготки, оставляя в сохранности только лицо Гусева.

Спустя час сердце уже не выскакивало из груди Володи, бухая, как после марш-броска с полной выкладкой на десять километров. Алиса пришла в себя минут на пять раньше и уютно устроила голову на его плече, с удовольствием слушая мужское сердце, счастливо улыбалась.

— Женись на мне.

— Ты же знаешь, что не могу, — Володя приподнял ее лицо, и нежно поцеловал француженку в кончик носа.

— Жан-Жак, двоюродный дядя со стороны матери, купил квартиру в Женеве. Это город во франкоговорящей части Швейцарии, — пояснила Алиса таким тоном, как будто Володя абсолютный географический кретин.

— Я был в Женеве, — вяло сообщил Гусев.

— Как собственник недвижимости он подал документы на гражданство и ему выдали удостоверение личности, действительное для совершения любых юридических актов, в том числе и женитьбы. Я так понимаю, полковник Мартэн не женат? — в голосе Алисы прозвучало самодовольство. Вот какая она умная, хитрая и ловкая.

— Ты так хочешь стать честной женщиной? — зевнул Гусев.

— Неужели трудно сделать такую мелочь? — мило потерлась щекой по плечу Алиса, стараясь, чтобы её грудь тоже пришла в движение.

— В доме, где живет дядя, продается еще одна квартира? — ехидно поинтересовался Гусев.

— Да как ты смеешь думать так обо мне!!! Я что — расчетливая стерва какая? Вспомнила случайно о дяде. Абсолютно случайно! Извинись сейчас же!!! — француженка вцепилась зубами Володе в сосок.

— У меня нет никаких сил для «извинений». По поводу Женевы я подумаю.

— Ты просто слепой. Не от мира сего. Этот местный чиновник, негр Дигна, американец Стивенс, абсолютно все, все смотрят на меня, как на потаскушку. Это так унизительно. Я не могу пойти с тобой ни в театр, ни в ресторан. Стоит встретить знакомого, сразу возникнет вопрос: «почему я здесь». Это не Париж, где я жила у родни. Репутация моей семьи будет уничтожена.

— Но ты не бросаешь меня? Почему? Ты страстно влюблена? Нет! Возможно, я тебе чуть-чуть нравлюсь, интересен, но…

— Рядом с тобой я почувствовала себя Женщиной.

— Странно, что ты это сказала… у меня аналогичное чувство, — Володя улыбнулся так открыто, что Алиса на секунду поверила в его любовь. Затем его лицо снова стало серьезно, даже мрачно, — С Женевой хорошая идея. Только выйти замуж ты должна за совершенно постороннего человека, которого никто никогда не смог бы связать со мной. Стивенсу и его французским коллегам старайся показать: я мерзкий тип, воспользовавшийся твоим затруднением из-за сестры.

— Я не знакома с коллегами Стивенса…, - искренне удивилась француженка.

— За последнюю неделю, перед отъездом из Парижа в Марсель, не появлялся с расспросами милый сослуживец мужа? Дальний родственник? Смутно знакомый тебе «закадычный друг отца»?

— Понятно кого ты имеешь ввиду… Я повелась, как девчонка. Я уже наболтала много чего.

— Он знал обо мне в сотню раз больше тебя, — успокоил француженку Володя.

— Нет. Он был крайне удивлен, когда я утверждала, что тебе тридцать два года, — Алиса в раздражении ударила Володю кулачком по груди.

— Обо мне ходит столько невероятных историй, что еще одна загадка роли не играет, — успокоил баронессу Гусев.

Переговоры проходили во дворце Правосудия. Здание в античном стиле времен Наполеона III — классическая постройка тех времен. Гусев опоздал на час, на переговорах ему было не место, а ждать в вестибюле новостей он не хотел. Когда провожатый вел его к переговорной по величественному коридору, увешанному портретами философов и правоведов, начиная чуть ли не с античного периода, навстречу ему вышла суданская делегация, одетая, как ни странно в полевую военную форму защитных пустынных цветов. Дигна увидел Володю и закричал, не доходя шагов двадцать:

— Генерал!!! Это так твои британские друзья хотят мира!? Китченер мнит себя победителем??? Он посеял ветер, а пожнет бурю!!!

Гусев отступил к стене, пропуская африканцев. Дигна подмигнул ему и демонстративно затопал своими военными ботинками, типа берцы, по дорогому паркету. Минут через пять показалась египетско-британская делегация. Китченер шагал на три шага впереди, в парадном мундире, остальные, одетые во фраки, производили впечатление лакеев, настолько жалки были их лица. Никто не остановился, даже не кивнул Гусеву. В арьергарде шел Стивенс с двумя сотрудниками госдепа. Первый, серый как мышка, с незапоминающимся лицом офисного клерка, со слишком умными глазами, скрытыми за очками, возможно, без диоптрий. Джон мрачно косился на второго, незнакомого Гусеву помощника. Смокинг последнего выглядел в разы дороже костюма Джона, а булавка на галстуке стоила как вилла, на которой гостил Гусев. «Молодой, да ранний», — неприязненно подумал Володя. Стивенс кивнул Гусеву и остановился.

— С Генри ты давно знаком.

— Надеюсь, вы не забыли еще старого «полковника Мартэна», — сказал по-французски Володя, сердечно улыбнулся, кивнул головой в знак поклона, и даже протянул руку, которую Генри с благодарность пожал.

— «Полковник Мартэн», прошу любить и жаловать, это мой новый сотрудник, мистер Кеннеди.

Джон замолчал, Володя сухо поздоровался, пристально всмотрелся: «В нью-йоркской войне не пересекались. Уже хорошо. Молодое поколение бандитского клана лезет в политику».

— Дигна в бешенстве, — недовольно покачал головой Гусев, — твоя недоработка, Джон.

— Я договорился с Китченером о, как ты говоришь, «зеленом коридоре» для «гуманитарного конвоя», — сообщил Джон не самую важную новость.

— Как этот солдафон смог так разозлить Дигну? — гнул свою линию Володя.

— Суданец сорок минут пел дифирамбы своему миролюбию. Даже я потерял терпение, — виновато сказал Стивенс.

— Я смог выдержать эту пытку целый час! Почему? Потому что мне нужно было сдвинуть границу на юг!!! — зло прошипел Гусев.

— Китченер отпустил едкую реплику. Дигна сразу сорвался в крик. Главное, ни одного грубого слова, а накал страстей чудовищен. Когда сделают расшифровку стенограммы, я тебе покажу. В Лондоне тоже будут читать текст, а крики и жесты к делу не пришьешь, — устало сказал Стивенс.

— Переговоры с треском провалены?

— Нет. Нет, я добился перерыва. На две недели, — Стивенс гордо посмотрел на Гусева так, будто это было крупной победой.

— Джон, мне необходим британско-гавайский мирный договор. Он невозможен без нынешнего перемирия. Китченера нужно опустить на землю. Он должен поверить, что за два-три месяца войны Дигна захватит Суэц!

— Как??? Пока канонерки патрулируют Нил, Дигна не может выиграть генеральное сражение.

— Для чего у тебя такой «слишком молодой и неопытный» помощник? Пусть он сыграет с британцами в гольф, выпьет вина, займется амурами со стенографисткой. Сделай «утечку» для Китченера: «Моя баронесса — твой агент, она слышала, будто я обещал Дигне самые современные торпеды, вместо его дурацких мин из бочек с порохом со спуском от револьверов. Но это только если Китченер срывает подписание обоих договоров. Мне в этом случае терять нечего, и я пускаюсь во все тяжкие.»

— Китченер упрямый баран! Торпеды? Плевал он на торпеды, — зло сорвался Стивенс, — а тебе нужно вести себя очень, очень осторожно. Любую свою проблему британцы запишут на твой счет. Найдут «свидетелей», «доказательства». Твоя поддержка султана Занзибара сильно подорвала твой авторитет.

— Если Судан получит торпеды, то форин-офис заявит, будто на Ниле потоплен мой катер? А показать не могут, так как он на дне. Кто им поверит?

— Госдеп. Британцы потребуют от США ввести санкции, — закивал головой Стивенс. Затем с сомнением покачал головой, — любой корабль… это десятки жертв…

— … спасут тысячи, — закончил Гусев, — офицеры и матросы люди военные. Умирать — их долг. Извини, Джон, мне следует поторопиться на телеграф. Бузову пора играть на понижение.

Стивенс медленно спускался по лестнице с монументального крыльца, механически пересчитывая все двадцать пять его ступенек. В конце он обернулся, чтобы посмотреть на треугольный фронтон со скульптурным изображением Правосудия на тимпане, рядом с которым расположились Сила, Преступление, Благоразумие и Невиновность.

— Мистер Стивенс, как же так? Он так легко решает уничтожить британский корабль? Просто так? — потеряно, даже с надрывом, спросил Кеннеди.

— «Полковник Мартэн» военный человек и знает только военные решения. По сути, он такой же тупоголовый солдафон, как и Китченер. Если мы не сможем решить проблему дипломатическим путем, то генералы будут швырять в пекло войны десятки тысяч солдат. А ты тут страдаешь из-за полусотни матросов, — успокоил своего помощника Стивенс, — британцы привыкли исчислять свои потери десятками убитых. «Полковник Мартэн» повел счет на тысячи!

— Как же так? Он — интеллектуал. Во всяком случае, для военного, — заметил Генри.

— Это не меняет его сути. Он, как и Китченер, готов уничтожить десятки тысяч солдат и офицеров. Разница лишь в том, что армия Китченера сама несет огромные потери, а «полковник Мартэн» умеет обходиться малой кровью. А по сути, они оба монстры, руки которых по локоть в крови. Ты слышал его слова: «Офицеры и матросы люди военные. Умирать — их долг.» Запомни это!

Кеннеди попрощался и ушел с растерянным лицом. Незаметный Генри спросил:

— Госдеп хочет, чтобы «бульдог» Гусев вцепился в горло «британскому льву». По-моему, уничтожение канонерок на Ниле вряд ли убедит Китченера, но поможет Судану. Пока британцы пригонят новые канонерки, Дигна может захватить Каир, и тогда уже не согласится отодвинуть границу к Асуану.

— Если вообще продолжит переговоры, — хмуро процедил Стивенс.

— Нужно предупредить госсекретаря.

— Возможно, его это совсем не удивит.

— Гусев упомянул баронессу. Женщины часто страдают излишним гуманизмом. Если намекнуть баронессе, что канонерку торпеда разорвет пополам, при этом погибнет сотня офицеров и матросов, то она убедит Гусева не продавать торпеды?

— Попробовать можно, — усмехнулся Стивенс, — Я поехал в гости к Гусеву. Пока его нет дома.

Баронесса откровенно обрадовалась визиту американца. Алиса постоянно улыбалась ему, и посторонний человек мог бы подумать о кокетстве, но Стивенс понимал, что это совсем не так.

Гусев разорился на кругленькую сумму, посылая телеграммы для агентов Бузова и Клячкина. Первому — открыто предлагая играть на понижение акций британских компаний, второму — теми же словами он отдавал команду на подрыв мостов. На вилле Володя узнал о визите американского «друга».

— Джон так торопился, — удивленно рассказывала Алиса.

«Странный визит», — подумал Гусев.

— Вы уже обращаетесь к друг другу по имени? Так сблизились? — скептически улыбнулся Володя. В английском такое обращение соответствовало фамильярному «ты».

— Мистер Стивенс произвел на меня очень, очень положительное впечатление. Ему так ненавистны эти ваши с Дигной убийства, — баронесса не восприняла всерьез намеки Гусева на ревность.

— Неужели? Мне всегда казалось, что дипломаты спокойно относятся к армейским и флотским потерям, им лично не приходится умирать. А офицеры и матросы — это не больше, чем расходный материал, смазка для движения в переговорах, — продолжал дискредитировать Стивенса Володя.

— Нет. Он очень горевал, — не сдавалась Алиса.

— Лил крокодильи слезы? — ехидно вытер несуществующую слезу Гусев.

— Он считал, что необходимо найти другое решение. Намекал, что за продажу торпед тебя вымажут грязью с ног до головы, — грустно улыбнулась француженка, — британцы убедят всех, что ты лично стрелял торпедами в их канонерки.

— Во-первых, я — «одноглазый и хромой». Им никто не поверит.

— Ты не похож на немощного старика. В Кале я приняла тебя за полковника Мартэна только потому, что считала его самым опасным человеком во Франции. Богатый, холеный, смертельно опасный…, - с восхищением вспомнила Алиса.

— По настоящему опасный человек должен выглядеть белым и пушистым, — засмеялся Гусев.

— Разве? Тот «дальний родственник в Париже», он серьезно утверждал, что тебя невозможно убить. Британцы приготовили тебе засаду. Сотня стрелков целилась только в тебя, засада была совсем рядом, но никто не попал.

— Именно тогда верблюд отдавил мне ногу, — сообщил Володя и выругался на непонятном грубом языке.

— Они все тебя боятся! Даже жуткий Дигна.

— Но ты-то меня знаешь по-настоящему, — с надеждой посмотрел Володя.

— Ты рыжий котик Мур-мур, — Алиса расстегнула у Володи пуговку на рубашке, и её шаловливые пальчики полезли играться с волосами на его груди, — А что там, во-вторых? Ты сказал, во-первых.

— Да. Во-первых, я ни на кого не нападаю!!! Во-вторых, я русский офицер. Последние сто лет для всей Европы это недосягаемый образец благородства. Согласна? — Володя пристально посмотрел в глаза баронессы.

— Нет. Мой отец как-то обсуждал с моим мужем события в Варшаве, когда ваш Суворов вырезал двадцать тысяч мирных поляков, — неуверенно произнесла француженка.

— Местечко Прага? Кроме регулярных войск у поляков было ополчение. Как можно разделить жителей на мирных и немирных? Если из домов раздаются выстрелы, город подлежит уничтожению. Ваш Наполеон, когда захватил Москву, сжег её вместе с жителями, — жестко закончил Гусев, повышая голос.

— Общеизвестно, что русские сами зажгли свои дома, — баронесса пыталась говорить тихо.

— В эту выдумку никто не верит. Ты можешь представить себе такую глупость: жители поджигают свои дома? А если сгорят соседи? А если они сами не смогут выбраться из города? Предположим что все спаслись. Осень. Холодно. Где жить зимой? Парижане не стали сжигать свою столицу, — издевательски заржал Гусев, но было ему совсем невесело.

— А отрубать кисти рук у шести тысяч пленных польских дворян? Это «образец благородства» Суворова? — в свою очередь сменила тон француженка.

— Наглая польская ложь! — резко ответил Володя.

— Не буду спорить о поляках. Вспомни Швейцарию. В Альпах Суворов разул тысячи пленных французов и гнал их босиком по снегу. Они стесывали ноги до кости и умирали от гангрены. Это признают все, даже вы, русские.

— Я русский, и я не признаю. Подумай, зачем Суворову разувать твоих французов? Что за дикая выдумка? Никогда о ней не слышал, — Гусев буквально рычал.

— Не хотел слышать, — лицо француженки исказила злоба, — Твой Суворов обычный наемник. Русские солдаты умирали за австрийского императора, а деньги получал твой царь.

Гусев надолго задумался, успокоился и сказал:

— Это политика. Сейчас царь берет деньги у Франции. Когда будет война и Россия, он пришлет свои дивизии защищать Францию. Ты также будешь возмущаться?

Баронесса смутилась и замолчала.

— Ты на чьей стороне? — устало спросил Гусев.

— На стороне Франции. Но я люблю тебя. Только не надо выдумывать, что русские полны благородства. Ваша ненависть к свободе, равенству, братству — это азиатская дикость.

— Генерал Гусев — мистер абсолютное зло??? Республика Гавайи — дикари и пираты?

— Нет. Ты добрый, далеко внутри. Это не всем видно. Пообещай мне пожалеть женщин и детей.

— Я всегда стараюсь сократить потери со стороны мирных людей. Но что делать, когда толпа с камнями и палками бросается на взвод казаков? Стоит промедлить — и их затопчут на месте. Самое главное — с моей ногой все войны в прошлом, — грустно и безнадежно произнес Гусев.

— Твой Суворов воевал! В Альпах старика носили на паланкине. Тебя тоже могут, — попыталась подлизаться француженка.

— Он гений, герой, фельдмаршал, а я капитан, которого никак не могут убить враги, — убито прошептал Володя.

Любовники замолчали, и казалось, что накал страстей спал. Взгляды баронессы кардинально разнились со взглядами Гусева. Казалось, что только безумный секс сметал все стены различия двух культур. Но это было не так. Когда Володя смотрел на француженку, её магнетизм заставлял его забыть обо всем на свете. Баронесса, в свою очередь, забывала о приличиях, о семье, об ужасном облике Гусева, об его возрасте.

Суданская делегация покинула Марсель на две недели, британцы остались на месте. Американцы никуда не поехали, и Стивенс каждый день подолгу гостил у Гусева, Джон приходил по-дружески, без приглашения, не забывая принести букетик цветов для прекрасной баронессы. Француженка каждый раз оставляла его на обед, первые два дня Стивенс так и не смог выведать у неё результат разговора с Гусевым. Сам Володя этой темы не касался. На третий день Стивенс уговорил Гусева сыграть партию в шахматы, и Володя сам коснулся неприятной темы.

— На твой взгляд, Джон, что выгоднее твоему новому шефу, Джону Шерману. То, что я эвакуирую казаков с Занзибара, и германцы отдадут его бриттам? Или я удерживаю Занзибар, да к тому же восстанавливаю Великий Оманский султанат в старых границах? — Гусев применил за белых английское начало.

— Не думал, что ты любитель «скучных» позиций, — не стал сразу отвечать на вопрос Стивенс, предпочитая как бы комментировать шахматы.

— В этом дебюте важно понимание позиции и искусство маневрирования, — поддержал иносказания Гусев.

— То-то и оно! После того нашего разговора весной о непомерных амбициях султана Занзибара, я затронул эту тему с госсекретарем. Его только что назначили, и он сам искал рычаги давления на британского льва. Джон Шерман ничего не слышал о Великом Оманском султанате. Я рассказал ему о невероятных аппетитах Халид ибн Баргаша. Госсекретаря насторожило, что в султанат входили земли, который сейчас принадлежат Франции, Португалии, Германии, Британии, Италии, Персии, Османской империи и Неджд. Он высказал мне два замечания. Во-первых, султан должен «убедить» Британию самостоятельно, без малейшей поддержки США!

— От Шермана потребуется лишь нейтралитет, то есть гарантия безопасности вкладов Бузова!!!

— Во-вторых, Германия не должна расширить свое влияние.

— Джона Шермана интересует только британский лев?! Сначала распался союз трех императоров, который поддерживали США. Затем Германия не стала продлевать договор перестраховки с Россией. Не прошло и года, как возник франко-русский союз. Всё двигается к подписанию англо-французского соглашения. США хотят присоединиться к новому союзу Франции, Британии и России? Хотят не допустить туда Британию? Хотят отодвинуть Британию в сторону и играть главную роль? — Гусев достал из обычной папки для бумаг карту. Затем взял толстый красный карандаш и провел неровную черту вдоль восточного побережья Аравийского полуострова. Володя выжидающе поглядел на Стивенса и очертил всё побережье Персидского залива, — Остановимся на зоне интересов Британии? «Султан» устроит островитянам весёлый год!!!

— Это очень заманчиво, но ни Басра, ни Бушер никогда не входили в султанат, — сразу же заметил нестыковку Стивенс, — а эмират Джебель-Шаммар теряет выход к морю. Кроме того на севере земли Османской империи и Персии.

— Рас-Хафун, Шингани, Могадишо, Кисмайо, Ламу, Малинди, Момбаса, Килва? Коморские острова? Север Мадагаскара? Заметь, Джон, я очертил только зону британских интересов! С Персией и Османской империей можно будет договориться.

— Шерман на сто процентов уверен, что у «султана» нет ни единого шанса получить эти земли. Он рассчитывает пожертвовать тобой, твоими казаками, деньгами Бузова, чтобы сбить гонор с британцев, — серьёзно, даже несколько зловеще сказал Стивенс.

— Ты сможешь получить у Шермана подпись?

— Конкретнее?

— Здесь, на карте: «Зона влияния султаната Занзибар. При условии согласия форин-офиса», — Гусев написал текст тем же красным карандашом, и отдал его Стивенсу, — Пригодится для подписи.

— У меня есть маленькая ответная просьба. Не дай Дигне прекратить переговоры! И мне, и госсекретарю нужно, чтобы они продолжались! — проговорился Стивенс.

— Просто «продолжались»? Британцы не будут заключать мир? Они тянут время? Зима — единственно возможный сезон для войны в Египте. Если Китченер затянет переговоры на три-четыре месяца, то он выиграет год. Я буду сидеть здесь, на привязи, а британцы зачистят Занзибар!

— Не нужно вешать на меня всех мертвых собак! Я уверен, что твои друзья продолжают подготовку к высадке на Занзибар. Как только она будет завершена, ты найдешь повод покинуть переговоры, — возмутился Стивенс.

— Ты говорил, что форин-офис готов сделать из меня монстра при малейшем поводе. Например, мы уберем британцев с Занзибара, и Лондон потребует у госсекретаря заморозить наши ценные бумаги. Что решит Джон Шерман?

— Уверен. Мой шеф потянет время. У вас будет минимум месяц, чтобы спрятать большую часть активов. Шерман считает вас дикарями и мерзавцами, но «своими» мерзавцами. Когда он сказал про тебя «этот везучий сукин сын», это звучало очень уж одобрительно.

— Пусть твой шеф не забывает, что угольные станции в Тихом океане есть только у нас!

— Вот тут я не понял?

— Через полгода поймешь!

Погода в Марселе для конца октября стояла теплая, и хотя воздух прогревался не больше пятнадцати градусов, море было на пару градусов теплее. Гусев рискнул пару раз искупаться, чем вызвал шок у местных жителей. Алиса с удивлением смотрела на радостного Володю.

— Нормальная вода, — сказал Гусев, усаживаясь в махровом халате на шезлонг, — Помню, мы всей семьей ездили отдыхать в санаторий. В июне в Крыму вода была такая же. Из моря меня можно было выгнать только палкой.

Володя мечтательно улыбнулся.

— «Горячие чебуреки!!!» — передразнил он кого-то по-русски.

— Я был по-настоящему счастлив!

Володя встал, бережно, чтобы не намочить ей одежду, обнял Алису, и поцеловал в губы, что не годилось ни по каким нормам приличий.

— Отец купил там, на юге, матери в подарок духи «Magie Noire». Страшно дорогие…

Гусев покопался в одежде, аккуратно сложенной на соседнем шезлонге, и достал маленькую коробочку.

— Сегодня ровно месяц, как мы познакомились. Уверен, ваши фамильные драгоценности и старше, и дороже, но здесь в Марселе мне попалась на глаза единственная достойная тебя вещица.

— Когда ты вспомнил про «Magie Noire» я надеялась получить именно их в подарок, хотя никогда о них не слышала. Но это было бы так символично! А брошь? Она жутко дорогая и невероятно красивая… — Алиса грустно посмотрела на игру бриллианта в лучах яркого солнца.

— Но…?

— Ты сам знаешь, как звучит самый важный для меня вопрос. Простенькое колечко…

— Я обещал подумать.

Гусев рассчитывал на две недели безделья, но Клячкин так горел желанием отомстить британцам за свою «смерть», что не дотерпел один день. Лондон сотрясла дюжина взрывов. Караван из небольших барж, каждая с грузом три тонны динамита, спустился вниз по Темзе. У одной из опор очередного моста ирландцы швартовали очередную баржу. Невзирая на крики полицейских, революционеры поджигали бикфордов шнур и переходили на буксир. Никто не определял цели диверсий, ирландцы не использовали инженеров-строителей для закладки динамита, для этого не было времени. Клячкин тупо посчитал, что три тонны динамита хватит с запасом для подрыва любой опоры. Будь на месте Сергея Валера, тот наверняка пожалел бы «Лондон Бридж» или «Вестминстерский мост», последний, хотя бы за его оригинальный зеленый цвет. Над ним Бузов, будучи в Лондоне, часто смеялся, называя его цветом детской неожиданности. «Воксхолл», «Железный Регентский мост», пешеходная переправа «Ламбет», «Блэкфрайарс», совсем новый «Тауэрский мост», железнодорожный мост «Кэннон», где вместо каждого быка стояли шесть чугунных дорических колонн, мост «Альберта», мост «Баттерси», «Патни», «Уондсуэртский» мост, все они были разрушены. Буксир, свободный от барж, быстро ушел к самому устью Темзы, куда он прибыл ночью. Судовые огни капитан не включал, рискуя своей и чужими жизнями.

Когда пришли известия о взрывах на Темзе, в Марселе было раннее утро. Стивенс поспешил к Гусеву, не думая о том, что может потребоваться Китченеру.

Володя лежал на кушетке, пытаясь расслабиться. Китаец делал ему ежедневный массаж. Если бы не Юй Фэнь Гусев ходил бы не с тростью, а передвигался на коляске. Гимнастика и массаж, массаж и гимнастика, больная нога требовала особого ухода.

Француженка строила карточный домик. Она, как обычно, загадала желание. Несбыточное желание выйти замуж за Гусева. Если она сможет построить шестой уровень, то… Конечно, Алиса сразу начала безбожно жульничать. Разумеется. Она считала, что в любви все средства хороши. Француженка потянулась к чашечке кофе. Стоило запаху чудесного напитка коснуться ноздрей Алисы, и она потеряла сосредоточенность. Осторожно, чтобы не разрушить карточный домик, она встала из-за стола, подошла к станку в конце комнаты, где китаец растягивал Гусеву ногу, и принялась имитировать движения Володи. Ближнее окно было открыто, воздух с моря и яркие лучи утреннего солнца создавали умиротворяющее настроение. Алиса закрыла глаза, она мысленно растворилась в сиянии солнца и дыхании моря. Небольшой порыв воздуха донес до Алисы острый запах пота, находящегося рядом мужского тела, стал возбуждать ненужные сейчас мысли, и баронесса решительно вернулась к картам. Руки сами, без особых усилий строили уровень за уровнём. Осталась всего одна карта, Алиса впервые справилась. Последняя. «Дама червей». Рука замерла на секунду, задрожала. Карта наконец-то заняла свое место. Раздался стук в дверь. Гусев крикнул «Да!». Дверь на секунду открылась. Сквозняк смел карточный домик на стол.

— Вашбродь, приехал господин Стивенс, — пробасил Лютый.

— Я буду через десять минут, — ответил Гусев. Он посмотрел на расстроенное лицо француженки и спросил её. — Выйдешь к Джону?

Алиса кивнула головой и стала печально собирать карты.

— Он простоял лишь мгновение! Один короткий миг!

Стивенс поздоровался, и только сейчас вспомнил, что забыл купить цветы. В качестве оправдания, американец сказал, что он слишком взволнован из-за событий в Лондоне.

Гусев, не ждавший известий сегодня, легко разыграл удивление.

— Мне кажется, моё известие расстроило милую баронессу? — обратил, наконец, своё внимание на постное лицо француженки Стивенс. Обычно, Алиса вела себя с ним по-дружески, как со старым знакомым. Дипломат умел вызывать симпатию, тем более Джон не позволял себе даже намека на двусмысленное положение француженки.

— Не думаю. Ты разрушил её карточный домик. Это был настоящий шедевр!!!

— Мадам, не стоит горевать. Именно сегодня вы выглядите так молодо и свежо, так очаровательно, что ни один мужчина не в силах ни в чем вам отказать, — любитель поболтать, Стивенс расточал комплименты Алисе каждый раз, как приходил в гости. Гусеву приходилось по часу терпеть его дифирамбы, но Володя не мог даже нахмуриться, француженке нравилось внимание и благожелательность дипломата.

— Карточный домик? Боже мой! Нет, мне жаль британцев. Надеюсь, это не повлияет на переговоры. Мне не хочется задерживаться здесь. В Марселе так скучно, я нигде не бываю. Скорей бы в Париж! — расстроилась Алиса.

— Я делаю всё от меня зависящее!

— Я надеюсь на вас! Кое-кто, говорил мне, что вы гений в политике, — доверительно прошептала баронесса.

— Боюсь, нас ждут еще большие ужасы, чем вчерашние взрывы. Кровавому Бальфуру пора задуматься о самоопределении Ирландии, — поучающе сказал Володя, — иначе в следующий раз не станет самого премьера! Он забыл судьбу Солсбери.

— Ты так быстро нашел виновника? По-моему, именно твой друг, дикарь Дигна, пугал здесь всех две недели назад! — возмутился Стивенс.

— Кусает не та собака, что лает! Прости, Джон, но так быстро невозможно подготовить такое… Мне бы потребовалось минимум полгода. Кстати, полгода назад мы с тобой виделись. В то время я не был готов к активным действиям. Ты помнишь?! Затем я уехал в Гонолулу. Вернулся я во Францию, пять недель назад. Короче, у меня тоже алиби! Это на тот случай, если британцы видели хромого подрывника.

— Китченер будет в ярости. Как и форин-офис! — Стивенс нервно расхаживал по комнате, сжимая в руках трость.

— Форин-офису нужно быть готовым к следующим шагам ирландских революционеров, — спокойно ответил Гусев.

— Ты думаешь, будет следующая серия взрывов?

— … и не одна! Китченеру нужно срочно мириться с Суданом… и Гавайями, а не изображать переговорный процесс. Очень скоро британскому льву потребуются все его войска совсем рядом, в Ирландии, — сказал Гусев, и делано возмутился, — И эти люди хотят захватить Занзибар?! В то время когда Британская империя начинает рассыпаться, как карточный домик.

— Мне кажется, ты сильно преувеличиваешь…

— Нисколько. «Сквозняк истории» разрушит империю мгновенно. По историческим меркам, конечно. Поверь мне, Джон, полвека и от империи останется лишь остров. Этот колосс стоит на глиняных ногах.

— Ужас!!! — баронесса повернулась к Гусеву, — «Полковник Мартэн», если вы со Стивенсом не сможете уломать британцев до конца недели, я уезжаю в Париж!

Гусев поднял свою левую бровь. Так он изображал полуулыбку — полунасмешку, настоящая улыбка делала его лицо слишком страшным.

— Дорогая! Дай нам хотя бы три недели. Взамен у меня найдется для тебя очень приятный сюрприз.

У француженки загорелись глаза. Алиса явно была заинтригована. Когда Стивенс ушел, Гусев принес в комнату небольшую, чуть больше полуметра в длину и ширину, картину.

— «Причал в Кассис, Опус 198», — Володя засмеялся, — музыкальное название. В день приезда в Марсель ты с Дигной спорила о мастерстве Синьяка. Помнишь? «Песчаный берег моря. Опус 212». Я тут же дал задание торговому агенту купить это полотно. Художник живет в Сан-Тропе, поэтому картину привезли только сегодня. Опуса 212 не было, был только 198!

На следующий день переговоры продолжились. Китченер или молчал, стараясь избежать оскорбительных реплик в сторону Дигны, или отвечал «нет» на компромиссные предложения Стивенса. Переговоры не двигались с места. Через два дня пустопорожней болтовни и обсуждения незначимых вопросов Дигна снова использовал свой нечистоплотный прием — завел свою шарманку о миролюбии Судана. В этот раз Китченер выдержал больше часа, после чего задал Дигне не дипломатический вопрос о «странном совпадении его угроз в адрес Британии две недели назад и взрыве мостов». В ответ Дигна устроил еще один часовой марафон «миролюбия», неожиданно заявив в конце, что его «визитная карточка» — сжечь дотла ракетами город, а не ограничиться взрывами мостов. Китченер уцепился за «случайную оговорку» Дигны и «доказал всем, что его миролюбие — фарс». В результате суданская делегация покинула переговоры. Гусев ежедневно, к концу очередного раунда, навещал дворец правосудия. Дигна, проходя мимо, бросил ему коротко:

— Переходим ко второму этапу!

Стивенс, как обычно задержался и подробно рассказал Гусеву о неприятной сцене.

— Не дай бог, ирландцы запустят в Лондоне пару ракет! Дигне тогда не отмыться! — заметил Володя.

— Это маловероятно, — задумчиво возразил американец. — Как бы то ни было, для меня сейчас важнее вернуть этого негра за стол переговоров.

— Стоит просочиться информации в газеты, и ирландцы пойдут на всё, чтобы подставить Дигну. Мирный договор Британии и Судана им крайне невыгоден. Как говорили древние "Cui prodest?", — не согласился Гусев.

— Володя, они подставят не Дигну, а тебя и Бузова. Извини, мне нужно догнать Дигну.

— Я тоже, Джон, тороплюсь. На телеграф. Бузову опять пора играть на понижение.

На телеграфе Гусева ждала короткая телеграмма из Занзибара. Вилкокс потопил британскую эскадру, высадил десант и сам его возглавил. Шальная пуля оборвала жизнь герцога.

На следующий день Стивенс навестил Гусева.

— Я прихожу к вам в гости по русскому обычаю, без приглашения. Тем более сегодня. Эта нелепая смерть герцога потрясла меня до глубины души, — дипломат еще долго выражал свои соболезнования, хотя отношения с Вилкоксом у него были натянутые.

— Нелепая смерть, — буркнул Гусев.

— Я надеюсь, вашим офицерам удалось удержать казаков от поголовного уничтожения британского корпуса.

— Казаки очень уважали герцога. Я думаю, что британские солдаты остались в живых. Во всяком случае, те, кто успел бросить оружие на землю. А вот офицеры привыкли оставлять при себе револьвер или саблю. Скорее всего, их перебили, — тихо произнес Гусев.

— Жаль…

— Искренне жаль…

Пауза надолго затянулась.

— Я уже привыкла к вашим визитам. Мало того, жду их всегда с нетерпением, — громко сказала француженка.

— Ваши визиты важны для меня. Я не могу появляться с Гусевым в обществе, здесь, в Марселе, — немного подождав, добавила Алиса.

— Эти ваши французские условности. «Все могут знать, но никто не должен видеть» давно устарели, — не согласился Стивенс.

— Как ваши дела? Что с переговорами? Дигна согласен их продолжать? — задала формальный вопрос баронесса.

— Он взял паузу на десять дней.

— Дорогой друг Джон, ближайшие десять дней мы рады будем видеть тебя у нас в гостях, — торжественно произнес Гусев, намекая, что сейчас он ему совсем не рад.

На следующий день Стивенс появился еще более мрачный, как на похороны.

— Лондонские газеты полны ужасных комментариев на угрозы Дигны сжечь город ракетами, — не здороваясь с Гусевым, сообщил дипломат, — о тебе вспоминают, как о главном поставщике ракет для «своего самого близкого друга».

— Знаю. Я рано утром ходил на телеграф и получил там сообщение от лондонского торгового агента, — спокойно подтвердил Володя, — Кто-то в британской делегации ведет двойную игру. А если не в британской…?

Гусев пристально посмотрел на Стивенса.

— Нет. Кеннеди под присмотром. Он не посещал телеграф, — понял намек американец. На минуту задумался, — А если в самом форин-офисе кто-то не согласен с официальной линией и создал «утечку»? Захотел убить двух зайцев одним выстрелом.

— Должен сказать тебе, Джон, я, как специалист, не верю, что ирландцы смогли взорвать мосты без помощи кого-то во влиятельных британских кругах. Если ирландцы провезут в Лондон хотя бы сотню ракет, то это подтвердит мою версию на сто процентов. Судя по поведению Китченера, он явно связан с этими людьми, уж очень своевременны его срывы на переговорах. Дипломаты так себя не ведут! Попроси своё руководство проверить швейцарское и французское прошлое генерала.

— Заговор?

— Уверен. Сам подумай, Джон, переговоры нужны именно для того, чтобы согласиться на любые неприятные условия, оговорив их таким образом, чтобы не выполнять на законных основаниях. Кто мешал Китченеру повесить финансирование моста на Османскую империю? Хотя бы частично, но первоочередных работ. Увеличить сроки возведения моста? Оговорить независимый контроль демилитаризованной зоны? Кому я это всё рассказываю?! Ты знаешь эти приемы лучше меня. А Китченер два раза срывал переговоры из-за пустяка.

— Твой дружок суданец тоже хорош! — не выдержал Стивенс.

— Джон, побойся бога! Ты кого сравнил? Негра-работорговца и европейца со швейцарским образованием?

Стивенс замолчал на пару минут, переваривая сказанное. Молчавшая до сих пор баронесса воскликнула:

— Дигна работорговец? Это в прошлом?

— Да, дорогая! Всё в прошлом. Мой хороший знакомый султан Занзибара Халид ибн Баргаш был самым крупным в мире рабовладельцем.

— Почему «был»? — уловил нюанс Стивенс.

— Благородные британцы уничтожили почти всё население Занзибара. Моих казаков убить крайне сложно, а запуганных рабов — легко и просто. Мало того, что британцы украли у султана сорок миллионов фунтов, так они уничтожили на его архипелаге двести тысяч рабов. Если считать по самой низкой цене, двести фунтов за раба, то убыток султана — это еще сорок миллионов.

— Тогда получается самый крупный рабовладелец сейчас — это твой друг Ершов, — грубо пошутил Стивенс.

— Британские солдаты и офицеры — не рабы, — процедил сквозь зубы Гусев, — они обычные уголовные преступники. Отработают свои десять лет без права переписки на гавайской каторге, и на свободу с чистой совестью.

— Инженеры и механики, захваченные тобой в Японии тоже преступники?

— Они живут в комфортных условиях. Как у тебя язык поворачивается называть их рабами?

— Ты не поймешь! Чему тут удивляться! Когда ты родился, в России ещё было рабство. У твоего отца наверняка были русские рабы.

Гусев нахмурился. Ему показалось, что Стивенс неспроста его провоцирует. Американец хочет, чтобы Володя проговорился. Это очевидно. С самого начала британцы пытались включить в мирный договор «стандартный» пункт об обмене пленными и Стивенс об этом знал. Гусев не возражал включить в этот список тех солдат, что сидели в трюмах транспортных судов и не видели самолетов. Пленных сразу разделили по этому признаку и изолировали друг от друга. Но сами британцы не торопились представить списки казаков, захваченных на Занзибаре.

— Здесь не место и не время обсуждать такие вопросы. Мирный договор с Японией мы выполнили крайне скрупулезно. Точно также мы выполним договор с Британией, — сухо отчеканил Гусев.

— Японцы считали, что ты всех пленных либо продал в Австралию на строительство железных дорог, либо передал Китаю. Они были обмануты, — поднял руки Стивенс.

— Только не мною! Договор заключал Судзиловский. А ты, мой друг, переходишь все границы. Может, тебе лучше уйти, пока мы не поссорились?

— Очевидно, — американец поцеловал баронессе руку и уехал.

Алиса недоуменно смотрела на Гусева. Она, конечно, помнила его, недостойное офицера, поведение при допросе мерзавца Чемберлена, соблазнившего её младшую сестру. В Париже маэстро Бузов объяснил ей такую, порочащую дворянина, жестокость, военными привычками Гусева, полученными им в боях с дикарями-японцами. А может, это потому, что он и сам такой же, один друг Гусева работорговец, а второй рабовладелец. Самое ужасное — француженка была уверена, что полюбила…, этого монстра. Алиса расплакалась.

— Я уезжаю вечерним поездом в Париж, — сквозь слезы сообщила Алиса.

— Это из-за «рабов»? Это из-за моих «порочащих честь офицера» друзей? — догадался Володя.

— Не только. Вспомни Кале.

— Про рабов я готов объяснить. Касательно друзей, у меня много разных друзей. Те, что охраняют нас, Лютый и Тимофей. Ехим Рябой, тот, что уехал с Бузовым в США. Ершов, у него айкью сто двадцать пять, я вас обязательно познакомлю, атаман Флегонт Силыч и китаец Болин Сюй — это мои боевые друзья…

— А еще четыре жены!

— Я люблю тебя…, солнышко.

— Я тоже. Нет! Не так! Я была счастлива эти две недели, как никогда в жизни! Сейчас мне нужно время, чтобы спокойно всё обдумать.

«Что за дикие перепады настроения? Практически на пустом месте,» — подумал Гусев.

Гусев подошел к коляске, чтобы вернуться на виллу. Рядом шел Стивенс, каким-то образом узнавший об отъезде Алисы, и приехавший на вокзал её проводить.

— Десять целей, группа, почти бегут от университета. Полицейская охрана исчезла, — доложил Тимофей.

— Джон, прячься за лошадь. Надеюсь, в тебя не станут стрелять, ты единственный в смокинге, — жестко сказал Гусев, ловко распахивая маленький, плоский кофр.

Стивенс сделал три шага вправо и полез за револьвером. Ему показалось, что пистолеты-пулеметы сами прыгнули в руки Тимофею и Лютому, и они изготовились для стрельбы еще раньше, чем Гусев отступил и уперся спиной в ограждение смотровой площадки. Крошечная привокзальная площадь была вся, как на ладони. Семеро боевиков остановились и достали оружие. Трое продолжали бежать, смещаясь к входу в вокзал, скрывая стволы в руках под полами плащей. Дюжина коротких очередей, по три выстрела, прозвучала тише, чем звон гильз по камням мостовой. К тому моменту, когда Стивенс наконец-то вытащил свой револьвер, он увидел только падающие на землю тела. «Четыре секунды! Всего четыре секунды!», — подумал американец. Прохожие бестолково забегали по площади, стало непонятно все ли боевики убиты. Зазвенели стекла, из трех окон во втором этаже вокзала раздались выстрелы. Лошадь взвилась на дыбы и рванула коляску с места, открывая Стивенса.

— Джон, Лютый, Тимофей, уходим вниз! — Гусев мгновенно защелкнул автомат в кофр и перекинул его через ограждение. Тимофей и Лютый уже спрыгнули с трехметровой высоты и приготовились ловить Гусева, вцепившегося в нижний край ограждения.

— Джон, прыгай!!! — закричал Володя, падая.

Стивенс закрыл глаза и разжал пальцы. От острой боли в лодыжке он не смог сдержать крик. Лютый без всякой команды посадил американца на закорки, и понес вниз по улице вслед за хромающим Гусевым. Тимофей спрятался за афишную тумбу, положил рядом два автомата, свой и Лютого, два магазина, а револьвер Стивенса отложил в сторону. На перекрестке Лютый повернул, и американец увидел, как два десятка боевиков начали перелезать через ограждение. Тимофей, стоя на колене, провел длинную очередь. Та часть, что перелезла, попадала вниз, те, кто остался на стороне вокзала, отскочили назад.

— Засранец, из моего автомата стреляет. Угробит ствол, — заворчал Лютый по-русски.

— Что-что?

— Тимофей решил «убить» мой автомат. Очереди длинные. Ствол перегревается.

— Ты его по звуку узнаешь???

На следующем перекрестке Гусев выглянул за угол, и увидел бегущую пятерку боевиков. Они налетели на автоматную очередь с дистанции десяти метров, и продолжали бежать, получив по две-три пули, разбрызгивая в воздухе капли крови. Лютый притормозил, прислонил американца к стене (тот сразу стал заваливаться вбок), выхватил узкий штык и выскочил на перекресток, закрывая собой Гусева. Стивенс не видел, как быстро и точно действовал Лютый, добивая врагов. Через минуту американец уже снова сидел на закорках, а Гусев практически бежал впереди, отчаянно хромая. Сзади раздался взрыв гранаты, две длинные, глухие очереди, еще один взрыв, затем Тимофей перешел на короткие очереди, при этом выстрелы становились всё ближе.

— Ходу, Лютый, ходу! — Гусев неожиданно перешел на резвый бег, нагружая больную ногу по полной.

Он первым добрался до транспортной развязки со стоящим одноконным шарабаном. Володя залез на сидение, развернулся и прямо поверх голов Тимофея и Лютого открыл огонь по преследователям. Тимофей перестал оглядываться, догнал Лютого, и метнул назад револьвер Стивенса. Боевики испуганно попадали на мостовую. Через несколько секунд все четверо уже сидели в шарабане. Гусев и Тимофей стреляли, не давая противнику встать, а Лютый «учил» извозчика погонять лошадь.

— Хорошо, что улица тут идет под уклон. Иначе бы я умер, больно американец тяжелый, — пошутил Лютый, специально для Стивенса на английском.

— Ты перебил столько случайных пешеходов, что тебя так и так повесят, — пошутил в ответ Джон.

— Ещё метров двести, и мы, можно считать, оторвались от преследования, — успокоил себя Тимофей, и тут же воскликнул, — сглазил!!!

С чердака одного из зданий длинной очередью ударил пулемёт, преграждая им путь. Вороная лошадь опрокинулись на бок, и забила в агонии ногами, коляска с людьми перевернулась, и пулеметные очереди стали превращать её в крошево. Лютый помог кучеру повернуть шарабан к стене дома, мгновенно попадая в мертвую зону.

— Коляска нашего цвета. И лошадь вороная. Ждали явно нас, — сказал Гусев, и приказал, отдавая Лютому свой автомат, — На чердак! Тимофей! За ним. Если получится, возьмите языка.

Охранники нырнули в подъезд, и взлетели по лестнице вверх. Дверь на чердак была распахнута, на веревках сушилось бельё, закрывая видимость. Пулемет уже замолчал, а скрип досок выдавал движение двух-трех человек в дальний конец чердака к выходу в другой подъезд. Вход в него освещался из слухового окна. Лютый направил свой автомат на дверь, а Тимофей прицелился на два метра правее в белую простыню. Внезапно наемник, шедший первым, отодвинул эту простыню стволом револьвера и выстрелил в сторону охранников. Лютый схватился за грудь, выронив автомат. Тимофей мгновенно опустошил половину магазина, дважды перечеркнув простыню. Пули застучали по торцевой стене чердака, который к счастью оказался нежилым. Наемник с револьвером ухватился за простыню и свалился на пол, накрывшись ею, как саваном. Рядом с ним, прижав руки к животу, стоял на коленях толстяк. Он жалобно скулил.

— Третий? Где третий? — одними губами прошептал Лютый.

Тимофей расстрелял магазин до конца, попутно прикончив толстяка, заменил рожок на новый, и быстро двинулся ко второму выходу. Оттуда он прокрался до пулемета, и вернулся по прямой к Лютому.

— Пусто!

Гусев проводил взглядом своих охранников, раскрыл свой плоский кофр, висевший на ремне через плечо, и Стивенс смог подробно рассмотреть его содержимое. Пустое место от автомата в точности повторяло очертание оружия, зеркально располагался пистолет, между ними два пустых места от рожков для автомата, они были легко узнаваемы. Гусев взял пистолет, положил кофр на скамейку, и, не сказав ни слова, захромал ко второму входу в здание.

Через десять минут из первого подъезда вышел Тимофей, тащивший на себе Лютого.

— Мне пришлось их убить, — виновато крикнул он Гусеву.

— Разворачивайте шарабан и езжайте в Центральную больницу. Джон, я полагаюсь на тебя! Не дай полиции забрать Лютого, они его угробят. Мне нужно на телеграф. Ждите меня в больнице.

Гусев захромал в сторону фонтана, у которого была стоянка колясок. Идти ему было не так далеко, метров триста, но Стивенс видел, с каким трудом дается ему каждый шаг. Американец понял, что сегодняшний бег с препятствиями вконец вымотал калеку.

Гусев спешил на телеграф по простой причине. Очевидно, нападение было организовано в крайней спешке, и уничтожить Гусева торопились. Это значило, что кто-то из друзей, с большой вероятностью Бузов, влез в очередную аферу, судя по оружию наемников, конфликт вышел с британскими верхами. Некто, достаточно могущественный дал команду на отстрел. Существовала вероятность, что из-за разницы во времени, охота на Бузова еще не началась. Как он дошел до стоянки и сел в коляску, Гусев не помнил. Нога болела так, что Володя периодически выпадал из реальности. Кучер подвез его к самому входу, нарушив все правила, мало того, помог дойти до дверей, подозвал мелкого клерка на помощь. Служащий, за пару монет, довел Гусева до места приема сообщений, а затем отвел обратно к выходу и посадил в коляску. Хотя, за те деньги, что Володя заплатил за телеграммы, можно было сделать то же самое бесплатно. За полчаса работы телеграф сделал недельную выручку. Пока телеграфист считал знаки, Гусев успел расшифровать внеочередную телеграмму, полученную из Нью-Йорка. Там говорилось, что его жена и Бузов убиты, королева Виктория тяжело ранена, а её шансы на выздоровление минимальны.