17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера том II

Нюрнберг, Территория съездов НСДАП, 5 мая 1943 12:42

5 мая 1943 года в Нюрнберге, в 42 минуты первого разверзлись бездны космического ужаса, пространство и время порвались, привычные законы физики закончились.

Моя дочка Гудрун Гиммлер оторвалась от бетонного пола трибуны и стала взлетать.

Не так, как взлетает мессершмит, а медленно, плавно и совершенно бесшумно — вертикально вверх.

Гудрун поднялась на метр над трибуной. Недопитый кувшинчик гиперборейского мёда девушка бросила одному из моих охранников, охранник кувшинчик поймал — это было срежиссировано нами заранее.

А Гудрун летела все выше…

Два метра… Три… Пять… Десять метров!

Тысячи немцев, собравшихся на Цеппелин-фельд, ахнули разом.

Я теперь в полной мере осознал, что означает используемое в интернет-рекламе выражение «УЧЕНЫЕ АХНУЛИ». Именно это сейчас и происходило. Только тут ахнули все — эсэсовцы, чиновники, мальчики из гитлерюгенда, работники нюрнбергских предприятий, даже ветераны Первой Мировой, даже толстый штурмовик СА ахнул…

На Гудрун смотрели десятки тысяч глаз, круглых и блестящих от шока.

В последовавшей за аханьями полной тишине Гудрун продолжала взлетать вверх, все ускоряясь, все быстрее.

Оказавшись на одном уровне с циклопической свастикой, венчавший Трибуну Цеппелина, девушка перевернула свою корзинку с яблоками, вывалив из неё фрукты, потом изящно пнула корзинку ножкой — и корзинка улетела прочь, завертелась в воздухе, а потом рухнула к подножию трибуны.

Пара десятков яблок теперь парили рядом с Гудрун, такие же летучие, как она, яблоки вертелись вокруг Гудрун, как луны вокруг планеты.

Девочка с яблоками взлетала все выше, разгоняясь, как ракета на старте…

Гудрун раскинула руки в приветственном жесте, как рок-звезда на концерте или как Иисус на распятии.

Косички девушки вдруг взметнулись вверх, на секунду встали вертикально, как будто были антеннами на голове у Гудрун, но тут же снова опустились.

Подол длинного платья тоже дернулся вверх, на миг мелькнули голые коленки Гудрун. Но до панцушота дело не дошло, трусиков моей дочери толпа так и не увидела, ибо подол тут же опустился обратно, одновременно с косицами девушки.

Почему так?

Я понятия не имел. Мы вчера проводили тесты целый день, но мы так и не поняли, как это работает. Ясно было одно — золотой мёд гипербореев отключает гравитацию, для выпившей его девушки и для предметов вокруг девушки.

А детали этого процесса оставались тайной даже для меня самого и моих соратников по Аненербе. Все, что мы смогли — так это подобрать нужную дозу мёда, чтобы моя дочка продемонстрировала эффектное шоу, но при этом не улетела бы в стратосферу.

Гудрун уже поднялась выше Трибуны Цеппелина, ускорение её взлета постепенно гасло. Еще миг — и девушка просто зависла в воздухе, в полусотне метров над полем.

Гудрун все еще держала руки раскинутыми, как будто хотела тут обнять каждого лично… Она улыбалась толпе.

А толпа была заворожена.

Я сейчас ощущал себя Кашпировским, все эти тысячи немцев теперь были под моим гипнозом, были покорны мне полностью. Я мог сделать с ними что угодно, хоть послать их прямо сейчас на мясной штурм Берлина, против Ольбрихтовской армии. Они бы пошли. Ни один бы не отказался.

Впрочем, я не Гитлер. Я не собирался забрасывать моих врагов немецким мясом.

— Я не причиню вреда никому, кто будет покорен мне — вашему законному королю Генриху Людольфингу, — твердо объявил я в микрофон, — Поймите, что я люблю вас, мои храбрые германцы. Люблю каждого из вас, несмотря на всю вашу глупость. Люблю вас вопреки всем вашим грехам, как велит мне мой христианский долг!

Я глянул на стоявшего рядом кардинала, кардинал чинно покивал, но дополнить мои речи необходимым не счел.

— Забота о германском народе — моя цель, — произнес я, — Разве немцы не заслуживают лучшей жизни, разве немцы не заслуживают мира? Клянусь, еще час назад вы не заслуживали этого! Но теперь — всё иначе. Ныне с вами ваш король, посланный вам Господом ради вашего спасения от скверны нацизма. Ваш король под горой проснулся, мои германцы! И теперь — он должен разбудить вас.

Время просыпаться, мои любимые! Разумеется, я отрицаю демократию. Вы пока не готовы к демократии, ведь демократия — это ответственность. А кто из вас был ответственным последние десять лет, кто из вас был ответственным с 1933 года, когда Гитлер загнал вас в рабство? Ответьте честно, не мне, а себе самим. Воистину, до демократии вам еще нужно дорасти, мои германцы. И я помогу вам.

Вот почему я беру сейчас на себя всю полноту власти в Германии, я провозглашаю Германское Королевство и провозглашаю себя его королем! Германское Королевство — абсолютная монархия. Отныне вы не одни больше в этом страшном мире, полном страданий, отныне ваш король ведет вас. Ведет от тьмы к свету!

Гудрун начала медленно снижаться, плавно опускаться вниз, сначала спускаясь едва заметно, а потом — все ускоряясь.

А на трибуне появился Гротманн. Хотя сценарий никакого его появления сейчас не предполагал…

— Рейхсфюрер… — Гротманн подошел ко мне и тревожно зашептал мне на ухо.

— Ваше Величество! — тут же поправил я Гротманна.

— Да, простите. Ваше Величество, в Нюрнберг входят танковые батальоны. А на аэродроме высажен армейский десант. Надо уходить, немедленно.

Я глянул на часы.

Рано! Рано, черт возьми, я еще не закончил…

С другой стороны, Гротманн прав. Если не уберусь отсюда, то меня скорее всего тут и прикончат, прямо на вершине моего триумфа.

Тем не менее, я не собирался трусливо бежать, я все-таки должен сказать главное.

Я жестом отослал Гротманна, потом продолжил:

— Друзья! Мой верный Гротманн только что сообщил мне, что сюда едут военные — едут с намерением убить меня, убить вашего короля! Подонки готовы пойти даже на грех цареубийства, лишь бы не дать немцам мира, лишь бы помешать вам обрести вашу заслуженную счастливую и достойную жизнь!

Толпа забухтела, теперь я видел ярость в их глазах…

Это было более чем понятно, я же только что дал людям настоящее чудо. И если Ольбрихтовские молодчики посмеют сейчас у людей это чудо отобрать — люди порвут их голыми руками. Чудо — это же нечто вроде героина. На чудеса легко подсесть, а расставаться с чудом — всегда больно. Вот почему Гитлер обещал немцам чудеса и вундервафли все последние годы войны, когда Рейх уже был обречен. И вот почему немцы в это верили.

Да, конечно, я мог бросить толпу на военных, я мог защитить свое тело чужими телами, принести всех этих немцев в жертву. Вот только в долгосрочной перспективе это сделает меня конченым мудаком. Это был тот случай, когда неверное тактическое решение могло погубить все мои стратегические перспективы.

Я предпочел дальние цели ближним, как и положено настоящему политику.

— Вам наверное интересно, почему военное руководство страны желает моей смерти, — произнес я в микрофон, — Я вам объясню. Дело в том, что я обещал главнокомандующему Беку, что сегодня же уйду со всех постов, сложу с себя мои полномочия рейхсфюрера ᛋᛋ и министра внутренних дел. Я поклялся в этом генералу Беку. И Бог свидетель — вот я выполняю мою клятву, перед всеми вами, прямо сейчас! Я не просто покидаю должность рейхсфюрера ᛋᛋ, я еще и упраздняю само ᛋᛋ, я распускаю все нацистские структуры, десять лет пившие кровь германского народа! С этого самого момента: ᛋᛋ более не существует. Отныне все бывшие сотрудники ᛋᛋ переходят на службу королю, в мой новый Орден…

Я подал знак.

На трибуну втащили огромный белоснежный штандарт, через несколько секунд его уже развернули, закрепили там, где раньше висела нацистская драпировка со свастикой.

Тысячи глаз теперь глядели на новый флаг — белый, как снег, с черным прямым крестом цвета воронова крыла.

Я кивнул в сторону кардинала:

— Святая церковь в своей доброте позволила мне возродить запрещенный Гитлером, живым Антихристом, древний Орден — Тевтонский Орден. Отныне тевтонцы возвращаются, друзья. И берут полную власть в нашей несчастной стране в свои руки. Я воскрешаю Тевтонский Орден, отныне он — законная власть в Германии, верный проводник моей воли. Я объявляю новую Германию, которая будет построена на принципах древней германской чести, христианской совести и гиперборейской северной воли.

Я распускаю НСДАП, это коричневое дерьмо, я заменяю его моей партией — новой партией «Гиперборея». Я объявляю «Гиперборею» единственной легальной партией в Германии! Учтите, что мой Орден и моя партия открыты для всех, каждый гражданин Великогерманского Рейха может вступить туда, независимо от расы, пола, достатка, даже вероисповедания. Мой Тевтонский Орден — моя правая рука короля, моя партия «Гиперборея» — левая рука короля. Этими руками я закладываю первый камень в здание новой Германии!

Наши цели — просты. Мир для немцев, немедленный, свобода для немцев, немедленная, возвращение закона — государственного и морального, НЕМЕДЛЕННО. Достойная жизнь для каждого!

Конечно, как христианский государь, я готов простить и принять каждого нациста, который покается. Я умею прощать. Я даю сутки всем нацистами и ненацистами, чтобы они присягнули мне. Сутки, чтобы принять решение, для каждого немца! И если через сутки найдутся несогласные с моим планом и моей властью — они будут уничтожены.

Я замолчал, наслаждаясь эффектом.

Потом глянул на часы, потом указал на все еще парившую над трибуной Гудрун:

— Вы сами все видите, мои верные германцы. Само пространство и время покоряются вашему королю. Законы физики и химии — ничто для меня. Я могу летать, могу проходить сквозь стены, могу убить любого человека взглядом, могу в одиночку разбить танковую дивизию. Со мной древняя гиперборейская магия, технологии, которые вам и не снились. Так что клянусь вам: НИКТО, кто примет мою власть, не пострадает, и каждый найдет счастье в моем королевстве. Но выступивший против меня пожалеет и примет смерть лютую.

Я обещал немцам немедленный мир, но я также обещаю возмездие любому, кто будет мешать мне. На меня плевали! О, как они плевали на меня, мои верные германцы, если бы вы знали! Они все плевали на меня — генералы Вермахта, Сталин, Черчилль, Рузвельт. Но ныне все меняется, раз и навсегда.

Теперь король больше не потерпит плевков в свою сторону. Теперь любой, повторяю, любой, кто не пойдет на немедленный мир — будет мною уничтожен. Включая Сталина, Черчилля, Рузвельта, про наших немецких бунтовщиков я уже даже не говорю.

И в доказательство моей силы — я сейчас своей волей уничтожаю Главное управление ᛋᛋ в Берлине. Там сейчас собрались эти ублюдочные «фюреры» на совещание, во главе со своим главарем-узурпатором Мюллером… Но это совещание — их последнее совещание.

Они пошли против короля, и вот они мертвы. Я бросаю метеорит на Главное управление ᛋᛋ, теперь этого здания больше не существует! Как не существует и бесноватых фюреров, руководивших раньше ᛋᛋ, как не существует и самого ᛋᛋ! ᛋᛋ отправилось в ад!

Остальные: думайте. Сталин, Черчилль, Рузвельт, Ольбрихт — думайте. Если не дадите мне мира завтра же — возможно, следующий метеорит упадет на Кремль в Москве, Даунинг-Стрит в Лондоне, Белый Дом в Вашингтоне, Бендлер-блок в Берлине… Не стоит выступать против того, кто повелевает самими законами физики!

Я готов вернуть Сталину немедленно все завоеванные Германией территории, кроме Прибалтики, ибо Прибалтика — древнее владение Тевтонского Ордена. Я готов немедленно вывести войска из Западной Европы, предоставить Западной Европе полные права самоуправления, готов даже обсуждать статус Западной Европы с Черчиллем. Но за столом переговоров.

А если кто-то хочет войны со мной — не советую. Пусть этот кто-то поймет, что правила игры отныне изменились, что я противник смертей на фронтах немцев, американцев, русских, англичан. Что если кто-то хочет войны со мной: я предпочту ударить один раз, но ударить по правителям, а не по народам.

Думайте!

Думайте о Главном управлении ᛋᛋ в Берлине! Минуту назад оно было. Теперь его нет. Хотите, чтобы вас тоже не было?

Я теперь разорался, охрип, сорвал себе голос.

Но, Господи… Как же это было прекрасно! Я сейчас управлял десятками тысяч людей, и они мне верили, самое потрясающее — они мне верили, безоговорочно. Я сейчас словил настоящий экстаз диктатора, нечто вроде тысячекратного оргазма. Я теперь отлично понимал и Гитлера, и Геббельса…

Чистая власть была наивысшим удовольствием и наслаждением.

Но Гротманн уже снова нарисовался рядом со мной на трибуне, теперь он уже чуть ли не силком тащил меня прочь от моих возлюбленных немцев.

— Рейхсфюрер… То есть простите: ваше величество. Ваше величество, надо срочно уезжать, танки Вермахта уже в городе.

Я отмахнулся от Гротманна, как от надоедливой мухи:

— Плевал я на танки, дружище Гротманн. Мне подвластно само время и пространство! Никто не смеет вставать между королем и его народом!

Гротманн нагло отключил мне микрофон, потом зашипел:

— Ваше величество, да придите уже в себя! Нас всех тут и ухлопают. А вашу дочку приземлят вниз одной автоматной очередью… У вас нет никакой власти над временем и пространством, у вас одна летающая девка. И всё.

Вот чёрт.

Слова Гротманна были для меня, как ушат ледяной воды. А ведь он прав. Я, похоже, совершил типичную ошибку диктатора-новичка, я сам поверил в ту пропаганду, которую нес с трибуны. А ведь верить в собственную пропаганду нельзя…

— Ладно, — я кивнул, — Спасибо. Сейчас, Гротманн.

Я снова включил микрофон:

— Срочные дела требуют вмешательства вашего короля, мои любимые германцы. Ныне я вынужден покинуть вас. Но ненадолго! Вы скоро увидите меня вновь, ведь я остаюсь здесь, с вами. Берлин — прогнил, вот почему я немедленно переношу столицу Германского королевства сюда, в Нюрнберг. Большей чести нюрнбергцы и желать не могли, знайте, что это — знак моей любви к вам.

Я переношу в Нюрнберг весь мой королевский двор, весь аппарат моего Тевтонского Ордена, моей партии «Гиперборея». Я назначаю королевским канцлером и главой партии «Гиперборея» Конрада Аденауэра, бывшего бургомистра Кёльна. Это человек чести, человек великого ума и стальной воли! У него уже есть пакет реформ для вас, мои возлюбленные германцы. В ближайшие дни мы изменим всё, мы каждому вернем честь, свободу и достоинство, но прежде — сытую жизнь, возможность честно зарабатывать на хлеб с маслом для каждого немца. А еще прежде: мы вернем вам главное — мир…

Я напоследок еще воздел ввысь руку, сжимавшую окровавленный меч.

— Да здравствует король Генрих, — тихонько произнес в микрофон кардинал, но громкоговорители заставили его голос грянуть.

— Слава Гиперборее! — добавил я, настолько громко, насколько мне позволяли истерзанные голосовые связки.

И немцы ответили мне десятком тысяч глоток:

— Слава Гиперборее! Да здравствует король! Ура королю! Мир! Свобода…

Это был потрясающий успех. Орал даже толстый ветеран СА, даже он теперь забыл про Гитлера. Германская нация сейчас слилась в едином порыве почитания короля.

Это я сделал? Или это Гитлер их так подготовил к моему приходу, обучив фанатизму, выдрессировав на покорность тирану?

Гудрун наконец-то приземлилась вниз, её белоснежные в тон платья туфельки твердо встали на трибуну. Яблоки тоже спланировали рядом с девушкой. Гудрун бросила пару яблок в толпу, и немцы жадно ловили их, прижимали к сердцу. Так они причащались к чуду…

А еще теперь вверх взметнулись тысячи сжатых кулаков. Немцы вскидывали правые руки, сжимая их под рукоять воображаемых мечей, повторяя мой жест. Новая зига? Похоже на то…

Вот дерьмо.

А чем я, собственно, лучше Гитлера?

Я очень надеялся, что я лучше Гитлера моими делами и моими намерениями. Потому что про мои методы этого сейчас сказать было нельзя… Завел я толпу, по крайней мере, не хуже фюрера.

— Слава королю!

— Слава Гиперборее!

Кто-то даже орал:

— Слава летающей принцессе Гудрун!

Я оставил немцев на пике их воодушевления, Гротманн затолкал меня в помещение внутри Трибуны Цеппелина.

«Девочка с яблоками», картина немецкого художника и выпускника Нюрнбергской художественной школы Рудольфа Хирта дю Френе, 1905 г.

Эмблема Тевтонского (Германского) рыцарского католического Ордена, запрещенного указом Гитлера в 1938 г.