Мы не станем рассказывать нудных историй о жизни самого обычного работяги в этой темной, гнетущей и грязной антиутопии — ежедневные тяготы, изнуряющий труд без конца и края, недостаток личного пространства, пищи, наслаждений, удобств, дружеского общения, любви. Мы опустим пространные и детальные описания внутреннего устройства и нескончаемого техобслуживания многокилометровой, герметично запечатанной Талманской Аркологии[4]— тюрьмы человечества, из которой нет выхода.
Вместо этого мы начнем с рассказа об одиноком человеке, который этим вечером сидит за своим жидкокристаллическим столом, передвигая виртуальные объекты туда-сюда по внутренней сети аркологии, занимая кабинет в апартаментах секретного бункера, где он живет в полном одиночестве и в течение многих десятилетий издает электронные декреты и указы — в тот самый момент, когда в его кабинет, сверкая автоматами, врываются революционеры.
Резким движением руки он нажимает на столе красную кнопку, которая находилась там практически с тех самых пор, как он вступил в свою должность, но пока что ни разу не пригодилась. Вокруг него с громким стуком опускаются пуленепробиваемые стекла. Стекло кое-как держится. Откинувшись на спинку кресла, мужчина — на вид чуть старше среднего возраста — просто рассматривает их с выражением откровенного изумления. В стене позади него дымятся четыре или пять пуль.
Они не бойцы. Вряд ли хоть кто-то из них представляет реальную угрозу. Двое так и вовсе мальчишки — лет четырнадцати-пятнадцати, худые, бледные. Среди них есть мужчина постарше, седеющий, грузный, страдающий от недостатка физических упражнений — едва способный ровно удержать свое оружие. Да, они натренированны, они двигаются быстро и с учетом окружающей обстановки (в роскошном стиле, темных тонах, с книгами и коврами), и все же… одно слово так и просится на язык из глубин его лексикона. «Оборванцы». А их глаза едва ли не лезут из орбит.
Когда повстанцы прекращают стрельбу и вызывают эксперта-подрывника, он, наконец, приходит в себя и включает динамик, чтобы с ними поговорить.
— Я не могу даже выразить словами, насколько я горжусь тем, что вы смогли все это провернуть, — говорит он. — Честно говоря, я даже не думал, что вам это удастся. Уверен, вы еще лучше меня понимаете, что в пределах этого бункера в моем распоряжении имеется самая впечатляющая из известных человечеству тоталитарных систем наблюдения и безопасности. Здесь у каждого предохранителя есть предохранители для предохранителей. Я не мог и подумать, что у кого-то есть хотя бы теоретический шанс добраться до бункера, ни разу не засветившись в системе безопасности на всем пути от нулевого этажа. Тот факт, что вы здесь, а на моей приборной панели нет ни одного сигнала о нарушении безопасности, впечатляет. По-настоящему впечатляет. Вы заслуживаете аплодисментов. — Он, с должной искренностью, рукоплещет повстанцам. — Парень, ты ведь главный, я прав? Как тебя зовут?
— Нота Браун, — отвечает, делая шаг вперед, самый высокий из повстанцев, темнокожий мужчина, облаченный в самую тяжелую броню. — А тебя?
— Я Комендант. Но ты ведь это и так знаешь.
— Как тебя зовут на самом деле, Комендант?
Комендант вздыхает.
— Калрус. Митчелл Калрус. У меня уже очень давно не было повода использовать мое настоящее имя. Вряд ли оно для вас что-то значит. Но полагаю, раз уж вы проделали такой долгий путь, чтобы сюда добраться, я обязан в каком-то смысле пойти вам навстречу. Что вам нужно?
— Ты знаешь, что нам нужно, Калрус. Мы хотим, чтобы все это прекратилось. Мы больше не хотим участвовать в этом… этом извращенном эксперименте, который ты здесь устроил. Мы хотим увидеть мир, который ты так долго от нас скрывал. Мы хотим свободы.
— Свободы? — Калрус откидывается в своем кресле, как бы невзначай скрестив руки на груди. — Это невозможно, — спокойным голосом отвечает он. — Исключено. Извини.
В комнату входит эксперт-подрывник. Он недолго беседует с Брауном. Калрус слышит слова, но не вполне понимает их жаргон. Не важно. Эксперт приступает к работе над стеклом.
— Ты водил нас за нос, — продолжает Браун. — Уже как минимум три поколения нас держат в этом месте, в этой так называемой «аркологии». Может быть, и гораздо дольше, если верить словам моего деда. Но все это ложь. Те басни, которыми ты нас потчевал. О том, что мы находимся глубоко под землей. О том, что окружающего нас мира не видно из-за ветра и грязи, скопившейся на крыше аркологии. Все это сплошное вранье. Я говорил со стариками. С самого детства. И все остальные тоже. Мы знаем, как на нас влияют химикаты, которые ты добавляешь в нашу еду. Делаешь нас послушными. Мы знаем про океаны. И леса. Я читал книги о… об этом твоем небе, и ветре, и… и рыбах, и животных. И о Солнце.
— Ты не должен знать, что такое Солнце, Нота, — замечает Калрус. — Эти истории под запретом.
— Знание нельзя уничтожить.
Калрус кивает.
— Все, что вы слышали, — неправда, — отвечает он. — Я вас не обманывал. От мира вне этой аркологии ничего не осталось. Мы вынуждены жить здесь. До конца вашей жизни, и жизней ваших детей. Нет никакого Солнца. Любовь и все остальные эмоции, о которых вы могли где-то услышать — все это фикция. У вас ломка. Возвращайтесь к работе. Все вы. Прошу вас. Это и есть ваш мир. Снаружи ничего нет, вы понимаете?
— Ты выпустишь нас отсюда, — заявляет Браун. Он достает из кармана скомканный прямоугольник. — Что это? Что это такое?
— Плод воображения, — отвечает Калрус, едва взглянув на предмет. — Ты и сам знаешь, что подделать можно все что угодно. Если вы меня убьете, то уже никогда не выберетесь наружу — вы даже не пробьетесь через алмазный панцирь, даже со всей вашей фугасной взрывчаткой. Тебе пора возвращаться к работе на руднике, Нота Браун. Ваша шахта осталась без присмотра.
Подрывник, имя которого по-прежнему остается неизвестным, закрепляет на пуленепробиваемом стекле заряды направленного действия. Калрус перемещается в дальний угол — рядом с книжной полкой — и с трудом опрокидывает стол и кресло, чтобы защититься от взрыва. — Автоматы и взрывчатка. При ваших-то ресурсах. Где ваш штаб? Как вы научились обманывать мою систему безопасности? Вам кто-то помог?
Ответа нет. Отряд отходит на безопасное расстояние. — Отвечать, конечно, не обязательно — дело ваше, — добавляет он.
Взрыв настолько громкий, что уши Калруса даже не воспринимают его как шум. Он жив, но дезориентирован и на какое-то время лишился слуха. Браун и его люди тем временем поспешно возвращаются на прежнее место, снимают с Калруса развалившийся на кусочки стол и принимаются избивать его прикладами своих автоматов, пока он не перестает сопротивляться. Наконец, его уносят.
С помощью прочного промышленного скотча повстанцы связывают его руки за спиной. Они заставляют Калруса вывести их из его апартаментов и показать дорогу через лабиринтообразный бункер к лифту. Они поднимаются на самый верх, без остановок, в «воронье гнездо» — верхний этаж самого высокого здания во всей аркологии, которое представляет собой гигантский сталактит в километр высотой, поддерживающий потолок сооружения. Они подводят Калруса к краю и удерживая его в заложниках, берут под контроль городскую видеосеть, чтобы показать многочисленной публике ее лидера, отданного на милость революционеров. Они грозят сбросить его вниз.
Миллионам людей непросто осознать случившееся. Больше никакого Коменданта? И… что же им теперь делать?
В нескольких километрах к юго-востоку пылает фармацевтическая фабрика. Сигнал тревоги должен был добраться до рабочего стола Калруса несколько часов тому назад, но был замаскирован, поэтому Комендант о нем не узнал. Скоро — хотят люди того или нет — действие последней дозы выветрится. Несколько человек погибнут из-за синдрома отмены, но выжившие станут гораздо сильнее. И вот тогда они поймут, как поступить.
— Не убивайте меня, — говорит Калрус. — Не надо. Я покажу то, что вы хотите увидеть. Я покажу вам свет за этими стенами. Просто сохраните мне жизнь. Позвольте мне пойти с вами. Я, как и вы, хочу отсюда уйти.
— Так ты здесь тоже не по своей воле, а?
— А разве похоже, что у меня был выбор — уйти или остаться? С такими-то замками?
Калрус показывает дорогу. На это уходит несколько часов. Он ведет их к нижнему этажу аркологии, после чего они отправляются в путь пешком, образуя процессию, к которой постепенно примыкает все больше людей — сотнями, тысячами; некоторые из их, осознав происходящее, начинают кричать и бросаться подвернувшимися под руку вещами. К тому моменту, как узенькая вереница повстанцев вместе с их заложником достигает строения, втиснувшегося в дальний южный угол аркологии, где шестиугольный узор касается земли, создается ощущение, что за ними следует половина города. Калрусу освобождают руки, он отключает для всех систему безопасности и входит внутрь. Три дула, готовых выстрелить в любую секунду, смотрят ему в затылок. Если это ловушка, он умрет первым. А остальные по-прежнему смогут выйти на свободу. Так что терять ему нечего. Таков ход рассуждений.
Сотни не столь удачно запрограммированных людей толпятся позади, пытаясь последовать за повстанцами.
Они оказываются в просторном и пустующем помещении — здесь темно, повсюду следы сажи и множество машин для горно-шахтных работ. Калрус открывает ржавую панель и вводит еще один код. Старая гидравлика издает жалобный визг. Одна из стен начинает разворачиваться, сдвигая в сторону сложенное вдоль нее оборудование. Дверь трехметровой толщины. За ней — длинный тоннель, освещенный флуоресцентными лампами. «Тоннель ведет за пределы аркологии. Он ведет на поверхность. Воздушный шлюз в дальнем конце выведет вас наружу. Следуйте за мной».
Тоннель почти в километр длиной. Слегка изгибаясь, он постепенно поднимается вверх. И чем глубже они продвигаются, тем чище выглядят секции тоннеля. Как будто их построили позже. Как будто тоннель удлинялся со временем. Примерно через каждые пятьдесят метров в стенах располагаются гигантские щели — двери, втянутые вовнутрь. Последняя дверь, покрытая черно-желтыми знаками, остается запертой. Она выпуклая, как внешняя часть скорлупы. Постепенно становится виден текст:
ВОЗДУШНЫЙ ШЛЮЗ
ВНИМАНИЕ: ВНЕШНЯЯ СРЕДА
ОПАСНА ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА
ИМЕЮТСЯ ПРИЗНАКИ
ХИМИЧЕСКОГО/ БИОЛОГИЧЕСКОГО/
РАДИАЦИОННОГО ЗАРАЖЕНИЯ
ПОЛЬЗУЙТЕСЬ ДЫХАТЕЛЬНЫМИ
МАСКАМИ
НАСТОЯТЕЛЬНО РЕКОМЕНДУЕТСЯ
ИСПОЛЬЗОВАТЬ
ПОЛНОРАЗМЕРНЫЕ ЗАЩИТНЫЕ
КОСТЮМЫ
ПО ВОЗВРАЩЕНИИ НЕОБХОДИМО
ПРОЙТИ ПРОЦЕДУРУ
ОБЕЗЗАРАЖИВАНИЯ
МАКСИМАЛЬНАЯ
ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ
КОНТАКТА — ДВАДЦАТЬ
ПЯТЬ (25) МИНУТ
ПО ИСТЕЧЕНИИ ПЯТНАДЦАТИ (15)
ДНЕЙ ВХОД ВОСПРЕЩАЕТСЯ
ДОЖДИТЕСЬ ДВОЙНОГО ЗЕЛЕНОГО
СИГНАЛА ДЛЯ ПЕРЕХОДА
КО ВТОРОМУ ЦИКЛУ
— Многому ли из этого ты веришь, Нота? — спрашивает Калрус, вводя в настенной панели очередной код. Первая гигантская дверь приходит во вращение и поднимается к потолку.
Они входят в огромную сферическую камеру, которая находится за воздушным шлюзом.
— Ты уж прости, — говорит Калрус. — Но пока у меня есть возможность, я буду продолжать этот глупый спектакль.
Он подходит к последней настенной панели и открывает большой ящик, расположенный позади нее. За ним — полдюжины костюмов для защиты от радиации и пластиковые маски с длинными шлангами, соединенными с воздушно-компрессорными установками, встроенными в стену. Калрус надевает одну из масок.
— Просто открой дверь, — говорит Браун, отказываясь от маски, которую ему предлагает Калрус. Так же поступают и его сторонники, идущие следом. Они нервно сжимают оружие.
Вспыхивают два зеленых огонька.
— Свобода, — объявляет Калрус, дергая исполинский рычаг. Позади закрывается воздушный шлюз. А впереди открывается вторая дверь.
Поток воздуха устремляется в открывающуюся щель, и первое, что ощущают повстанцы — это заложенные уши. За ним следует зловоние странного воздуха, ворвавшегося снаружи. И, наконец, ветер.
Из-под двери тянутся потоки черно-желтой пыли. Снаружи ее целые горы. Их наверняка навалили специально, чтобы сбить с толку. А вот и оно. Вот и Солнце.
Дверь складывается у них над головой, и оказавшись в неглубокой расселине, расположенной между обширными холмами из земли и пыли, они сталкиваются со стихией лицом к лицу. Нота Браун вбегает по склону стоящей впереди дюны. У самой вершины ему уже тяжело дышать. Удушливый воздух наполнен странными запахами металлов и химикатов. Похоже, что кислорода здесь недостаточно. Калрус идет следом, волоча за собой шланг для подачи воздуха.
Он осматривает горизонт.
— Вот, пожалуйста, Нота, — говорит Калрус, голос которого из-за маски звучит слегка приглушенно. — Твое желание исполнено. Ты чувствуешь движение воздуха? Это всего лишь легкий ветерок. А когда погода портится, он дует под триста миль в час. Чувствуешь, как жжется в воздухе пыль и песок? Это земля. Ощути запах свежего воздуха, Нота. Почувствуй жар Солнца, — добавляет Калрус, показывая на зловещее оранжевое сияние на фоне синевато-серого неба.
За ними грозно возвышается аркология, которая снаружи выглядит как обычная гора из грязи — кое-где ее толщина доходит до сотен метров. Виден тоннель, через который они вышли наружу — он ведет в сторону аркологии прямо сквозь грязевую толщу. В остальном повсюду царит запустение. Целые горы из камней, песка и грязи. На горизонте виднеется массив угловатых блоков; гигантские пустотелые оболочки зданий, сдвинутых с места из-за смещения тектонических плит, разъеденных эрозией и покосившихся от непрерывно молотящих ветров.
— Это все, что осталось после катастрофы, — кричит Калрус. — Только это и аркология, в которой мы живем. Я пытаюсь все исправить. Я стараюсь изо всех сил. Я восстанавливаю атмосферу с помощью водорослей; все те рыбы, звери и деревья, о которых ты слышал, — у меня есть образцы их ДНК. На твоей картинке нарисован дуб. А зелень на земле — это трава. Трава будет расти снова. Но на это уйдет почти две тысячи лет — можешь ли ты это понять? Целая сотня поколений. И нам придется ждать, пока все это не кончится. Я обязан проследить за тем, чтобы человечество продолжало жить и размножаться в нашей берлоге, пока мир не сможет нас снова принять.
— Я тебе не верю! — восклицает Нота. Он снова и снова оборачивается, пытаясь охватить все пространство и всю свободу. Над ним простирается пустота, которая вселяет в него чувство страха и беззащитности.
— Эта атмосфера для тебя опасна. Даже если ты сможешь длительное время дышать таким воздухом, через несколько дней ты умрешь от лучевой болезни. Возьми мою маску. Мы можем вернуться. Мне самому надо возвращаться. Нам нужно восстановить химический завод. Работа не должна останавливаться. Просто возьми это!
Нота отказывается от маски. — Нет.
— Что тебя смущает? — вопрошает Калрус. — Что из этого, по-твоему, ненастоящее? Давно ли ты следуешь своим убеждениям? Сколько тебе было лет, когда ты начал прислушиваться ко лжи?.
— Я не помню, — Нота хватает ртом воздух. — Мне было… лет шесть… не больше.
Двадцать лет. Калрус замолкает, прикусив губу. А потом отворачивается. И уходит прочь, спускаясь по склону дюны.
Сторонники Ноты нашли еще несколько масок там, где была присоединена маска Калруса, и теперь дышат через них по очереди.
Подняв голову, Калрус рассматривает фигуру человека, упавшего на колени на вершине холма. А затем, сверившись с двумя зелеными огоньками, он снова дергает за рычаг.