Тонкая структура

Глава 36. Это не конец, я все еще жив

Хью Дэвис как две капли воды похож на того парня, которым он был пять лет назад, работая в ЛПФИСК. Его непослушные волосы, как всегда, уложены на манер прилизанного бокового пробора. Черный галстук, заправленная в брюки рубашка с длинными рукавами. Какой гик станет носить такую официальную одежду? С его мозгом что-то не так — его постигла та же судьба, что и Чэна-Ю Куана с Джимом Аккером. Мозговой ствол Дэвиса обволакивает что-то паразитическое и метафорическое.

Сейчас два часа утра по местному времени. Рабочая станция Дэвиса находится в одной комнате с восемью черными монолитами ревущих мейнфреймов и обслуживающими их кондиционерами. Оранжевые оптоволоконные кабели, белый фальшпол и флюоресцентные светильники. Это не бетонное строение советских времен. Это блестящий кластер новейших суперкомпьютеров, расположенный на втором — считая с подвала — этаже столь же блестящего научно-исследовательского центра. Почему он до сих пор здесь? Как переносит весь этот шум?

Его экран закреплен на стене. Завершив диалог, он закрывает мессенджер и, нажав несколько клавиш, выводит поверх своих наработок по Эка сетку трансляций с камер видеонаблюдения. Беглый осмотр не выявляет ничего необычного. Почти все кабинеты находятся в полной темноте — кроме собственно машинного зала и подвала, где в течение большей части 2000-х находился преонный приемопередатчик, молчаливо вслушивающийся в повторяющийся код Рецепта.

Он отворачивается от экрана и напряженно обводит комнату взглядом. Он поднимается со своего кресла и идет туда, откуда хорошо видно пространство между машинами. Там, конечно же, никого нет. Что вполне ожидаемо. Войти в эту комнату или выйти из нее можно лишь одним способом — через дверь, которая открывается картой доступа.

Он поворачивается, жмет кнопку выхода и проходит через дверь. Несколько раз свернув за угол, он заходит в мужской туалет. Идет отлить. Моет руки. Смотрит в зеркало. Вытирает руки о бумажное полотенце и одновременно разворачивается, в течение нескольких секунд наблюдая за перемещающимся по комнате невидимым воздушным пятном.

— Я тебя вижу.

Решив, что ему ничего не грозит, Митч Калрус медленно и осторожно возвращается в трехмерное пространство. Он одет в тяжелое зимнее снаряжение с меховым капюшоном и имеет при себе кислородную маску и баллон. В руках он держит большую черную винтовку с оптическим прицелом, хотя и не знает, как ей пользоваться. Он держит ее так, будто с удовольствием бы бросил. Правила обращения с оружием — явно не его конек.

Они могли бы задать друг другу немало вопросов. Митч с самого начала понимает, что кем бы Хью Дэвис ни был до своей вербовки, сейчас он не более, чем фанатик — человек, готовый подгонять или выборочно игнорировать любые факты, которые ему может предоставить Вселенная, пока они не будут соответствовать его твердым, как бетон, взглядам. Виноват ли Дэвис в том, что не сумел проявить достаточный скептицизм, когда мир стал меняться прямо у него под ногами, или же причиной стало психопатическое зомби-оружие под именем «Ул», напрямую вмешавшееся в ход мыслей Дэвиса, в действительности не так уж и важно. Высока вероятность, что та же участь постигла Джона Чжана (который в настоящее время находится под арестом в городе Бразилиа с устройством, способным вывернуть наизнанку целый континент, прежде чем Стерегущий Бог в отместку сотрет с лица земли и его самого, и все его знания) и Андреаса Косогорина (числится как пропавший без вести; не вооружен, но в равной мере опасен). Вопрос об их спасении даже не стоит, а взывать к их разуму, скорее всего, уже бесполезно. И все же небольшая беседа могла бы кое-что прояснить.

— Итак, объясни, как именно тебе это удалось, — спрашивает Калрус.

— Ты не можешь целиком оставаться в четвертом измерении, иначе просто провалишься сквозь Землю, — отвечает Дэвис. С учетом его размеров голос звучит слишком слабо и низко, да и вообще не похож на его собственный. — Твои ступни должны касаться земли. А это значит, что твои шаги можно услышать.

— Ложь. Мы встретились взглядами уже в машинном зале, а это самое шумное помещение во всем здании. Ты не ответил на мой вопрос.

Дэвис выбрасывает бумажное полотенце в корзину и опирается двумя руками на стоящую позади раковину, будто пытаясь удержать равновесие.

— Ты вообще изучал Рецепт?

— Нет.

— А ты знал, что он не весь написан на Эка? «Эка» — это только первая часть. От санскритского слова, означающего «один». Где-то в глубине текста язык меняется на «Дви». А затем меняется снова. Кодирование информации становится настолько плотным, что она выглядит, как случайный набор бит. Под конец Рецепта его язык достигает такого высокого уровня, что оставляет далеко позади обыкновенный английский, да и вообще любой из языков, известных человечеству. Ведь начало Рецепта напоминает базовые математические утверждения и фундаментальные физические законы с константами и переменными — и в этом нет никакой проблемы, если ты пытаешься подступиться к нему с такого низкого горизонта, от которого приходится отталкиваться нам, людям. Но когда ты начинаешь разбираться в более масштабных следствиях и высших уровнях…, текст перестает напоминать законы физики, и становится похожим на абсолютный закон. — На этих словах его голос меняется. Лицо Дэвиса перестает выражать сказанное. Будто его рот теперь открывает и закрывает кто-то другой. — Ты знал, что желания можно воплощать в реальность, просто составив достаточно недвусмысленный вербальный или мысленный аффидевит для высшей Структуры?

— Ты увидел меня в четырех измерениях, потому что попросил о такой способности?

Хью Дэвис сгибается пополам, держась за живот. Он разворачивается, и его начинает тошнить прямо в раковину. Когда они поднимает голову и встречается взглядом с отражением Митча в зеркале, из его глаз начинает выползать нечто неоново-голубое, четырехмерное, со множеством щупалец. Он издает булькающие звуки.

— Ты знал, что Пауль Клик лишил жизни почти миллион человек при помощи пустого медного кубика и своего разума?

Митч пятится назад и со звоном ударяется о дальнюю стену комнату, облицованную кафельной плиткой, забыв о своей способности проходить сквозь предметы, а заодно и задать свой следующий вопрос: «Что тебе рассказал Зыков?»

Дэвис на него все равно отвечает.

— Он мне ничего не говорил, но я это и так знаю. Если я тебя убью, он заберет нас с собой, когда вернется в высшую Вселенную.

— Тебя обманули, — начинает было Митч. Но Дэвис поворачивается к нему лицом и, пошатываясь, идет вперед. С его пальцев начинают срываться суперсветовые молнии, оставляющие в воздухе пульсирующие ультрафиолетовые следы. То, что он пытается создать в своем мозге, может и не представлять непосредственной угрозы, но отдача, которой ответит Вселенная, занося в свой список очередное исключение, определенно убьет их обоих. Возможно, именно в этом и состоит цель Дэвиса. Использовать правила игры против самой системы. Совершить незаконное научное деяние в попытке вызвать яростную реакцию Вселенной ради собственного блага (блага своего вида?). Бог на твоей стороне…

Набравшись смелости, Митч идет навстречу Дэвису, который к этому моменту практически превратился к шагающего нетвердой походкой робота. Одной рукой он хватается за пистолет, но направляет его вниз. Другой Митч тянется к искрящемуся мозгу Дэвиса и легонько проводит пальцами по его поверхности. Дэвис падает, выключившись, как электрическая лампочка, а Митч тем временем отскакивает назад, мотая рукой, которую пронзила острая боль.

— Ай!

Внутри разум Дэвиса оказался настолько горячим, что обжёг Митчу пальцы.

Всякий раз, когда в запретной области науки совершается очередное открытие, страдают все, кто имел активное отношение к ее освоению. В зависимости от масштабов посягательства все может закончиться тем, что незадачливый изобретатель просто потеряет память, либо технология необъяснимым образом выйдет из-под контроля и уничтожит тысячи непричастных людей. Со временем наказания за обнаруженные попытки прозондировать стену тюремной камеры, в которую заключена Алеф, или выбраться за ее пределы, становились все более суровыми, а список технологий, навсегда запрещенных в этой Вселенной, пополнялся все новыми и новыми пунктами.

Но еще в самом начале, до того, как Майк Мёрфи открыл аксиомы, лежащие в основе всей Структуры, сверхсветовая связь, основанная на передаче сигналов в «фоновом слое» Вселенной, оказалась недоступной.

Почему?

Кто открыл фоновую нейтральность и заблокировал ее своим злоупотреблением? Понесли ли они за это наказание?

Какие сообщения можно было передать за то короткое время, пока канал был открыт? Кто был их адресатом и где он находился?

Последовала ли за этим какая-то реакция?

На Трафальгарской площади собралось с тысячу человек — не так уж много для дневного времени в жаркий и зловонный праздничный понедельник. Все четыре лица у основания колонны Нельсона заняты тремя дюжинами скучающих подростков, лениво развалившихся на огромных каменных ступенях — черные джинсы, яркие футболки, привлекающие внимание стильные прически; кто-то фотографирует туристов, которые фотографируют их самих, кто-то падает с скейтборда, а кто-то заставляет окружающих слушать обрывки низкопробной, дребезжащей музыки, доносящейся из их мобильных телефонов. Большие красные автобусы, черные кэбы и белые фургоны медленно ползут вокруг них против часовой стрелки; сквозь здание Национальной Галереи просачиваются змейки студентов-французов; заметно потрепанные участники «Монополи Паб Крол» [21]в фирменных красных футболках гуськом направляются к девятнадцатому пункту сегодняшнего маршрута; лондонцы всех возрастов и национальностей идут по своим делам.

Высокая, худощавая австралийка девятнадцати лет, укутанная в грузное розовое худи, подходит к группе людей со словами: «Прошу прощения. Я хочу залезть наверх».

Вообще-то забраться на колонну не так уж сложно при условии, что у вас есть кое-какое снаряжение, опыт скалолазания, подходящая обувь и так далее. Но занятие это не для новичков. Это одно из тех опасных восхождений, которые детишки совершают каждый день, и никто не берет на себя труд их за это отругать, потому что они никогда не забираются настолько далеко и не падают с такой высоты, чтобы себе навредить.

Подростки немного расступаются, дав Арике Макклюр достаточно пространства, чтобы поставить ногу на нижний декоративный выступ и ухватиться вытянутой рукой за основание бронзового фриза. Арика кряхтит, самую малость: они видят, что ее ногам почти не на что опереться, поэтому она старается сделать вид, будто втаскивает себя вверх за счет одной только силы рук и верхнего торса. Через несколько секунд, прежде, чем кто-либо успевает осознать происходящее, она уже висит на широком квадратном свесе и, огибая его, карабкается вверх при помощи маневра, который любой профессиональный альпинист моментально счел бы технически невозможным. Теперь она настолько высоко, что разглядеть ее притворство с земли уже не так-то просто.

Самое сложное — это сделать так, чтобы подъем выглядел сложным.

Кто-то из детишек внизу выглядит пораженным, кто-то относится с пренебрежением, но никто не сводит с нее глаз. Спустя еще шестьдесят секунд вся площадь замедляет ход, чтобы понаблюдать за происходящим, включая и нескольких полицейских. Когда Арика добирается до середины колонны, на нее уже направлено с полдюжины камер. Вверх взмывают комментарии: «Эй, круто!» «Давай, давай, давай!» «Такое уже было…» «Что ты пытаешься доказать?» «Всем плевать!» «Это же просто рекламный трюк.» «Я вижу лески.» «А она симпатичная!» «Сделай сальто!»

Вызывают подкрепление. Полиция начинает уводить людей от основания колонны на случай, если Арика упадет. Она пытается замедлить свой подъем, но с тем же успехом можно пытаться бежать стометровку со скоростью улитки. До тех пор, пока она по сути остается невесомой, подтягивание за счет кончиков пальцев на руках и ногах не требует никаких усилий — а стоит Арике признать, что вес у нее все-таки есть и хоть немного поддаться влиянию гравитации, как сразу же начинает кружиться голова. Она смотрит вниз. Затем, сглотнув, переводит взгляд вперед, на гранитную глыбу. Она сопротивляется настойчивому желанию развернуться и помахать зрителям рукой. Это бы развеяло иллюзию раньше времени.

Совершенно случайно и без малейшего умысла она роняет туфлю. Срикошетив от одного из львов, охраняющих колонну Нельсона, та падает в толпу, которая буквально сходит с ума.

Благодаря ярко-розовой одежде, все прекрасно видят, как она подбирается к более проблемному свесу, расположенному в верхней части колонны, и, приподнявшись, оказывается на платформе рядом со статуей Нельсона. Арика решает немного «отдохнуть», ветер треплет ее одежду и волосы; она подумывает о том, чтобы забраться на верхушку огромной статуи, но затем отказывается от этой затеи — примоститься на его шляпе не так просто. В итоге она просто усаживается на краю гигантской пропасти и наслаждается видом, дожидаясь, пока внизу соберется толпа.

Часа или около того вполне достаточно. На площади видны несколько телевизионных камер, передвижных станций вещания и заметное число полицейских, дожидающихся ее спуска. Сначала она думала, что полиция пришлет вертолет, который попытается вступить с ней в контакт, но этого не произошло — вероятно, они решили, что это может ее отвлечь, и тогда она просто сорвется вниз. Тем временем детишки, которые видели, как она начинала взбираться на колонну, по большей части куда-то исчезли — то ли их увели, чтобы допросить, то ли они просто заскучали и куда-то ушли.

Когда часы подают сигнал, Арика встает и подходит к краю пьедестала, где по ее прикидкам девушку увидит как можно больше людей. Поддавшись импульсу, она рывком ноги швыряет в толпу свою вторую туфлю. Проходит немало времени, прежде чем она долетает до земли. Снизу кто-то кричит ей в мегафон. Она пытается представить, сколько людей сейчас видят ее вживую, и сколько успеют посмотреть в записи, прежде чем наступит конец света. Ее бросает в дрожь. Миллионы? Будет ли преувеличением говорить о миллиардах? Сможет ли она вызвать в этом мире столь радикальные перемены, чтобы оправдать свои надежды?

В этом месте начинает играть музыка Штрауса…

Раскинув руки, будто пытаясь удержать равновесие, Арика Макклюр делает шаг в пустоту. А затем еще один.

Она медленно снижается почти до уровня земли, после чего резко взмывает вверх и облетает площадь, проносясь между деревьями, позади колонн у входа в Национальную галерею, над фонтанами, а затем возвращается обратно, несколько раз облетая вокруг Колонны Нельсона. Она останавливается над полицейским кордоном неподалеку от места ее приземления, где четко видно, что она не висит на лесках и не пользуется никакими фокусами, а затем начинает крутиться, кувыркаться и переворачиваться прямо в воздухе, будто удерживаемая кардановыми подвесами. Затем она останавливается, поднимает руки и купается в овациях публики. Люди понятия не имеют, что именно им довелось увидеть, но знают, что это было бесподобно.

Наконец, она соизволяет опуститься на землю и предстать перед репортерскими микрофонами.

«Кто вы?» «Как вас зовут?» «Как вам это удалось?» «В чем фокус?» «Вы супергерой?» «Каковы ваши цели?» «Чего вы хотите?»

Арика Макклюр не утруждает себя объяснениями, что никакого фокуса здесь нет. Учитывая гигантское количество отснятого видео, понять это будет не так уж сложно. Она не рассказывает им ни о своей сверхчеловеческой силе, потому что это их напугает, ни о том, кто она такая, потому что со временем эта информация всплывет сама по себе, ни о своих мотивах, потому что о них легко догадаться, зная историю ее жизни. К тому же Арика прекрасно понимает, что ей грозит арест, и в запасе у нее осталось всего несколько секунд.

— Я хочу вступить в береговую охрану, — заявляет она.

Похоже, что это так или иначе обратило на нее внимание всего мира.

В городской кофейне, за столиком, огороженным соседними спинками диванов, сидит мужчина, который явно что-то задумал. Сейчас 7:15 утра, и он уже полтора часа пялится на висящую перед ним полку для специй. Он не трясется, не раскачивается из стороны в сторону, ничего не бубнит под нос и не мигает. Перед ним стоит большая чашка кофе. Она полна. Сам кофе уже давно остыл. На вид мужчине пятьдесят с чем-то лет, он носит окладистую бороду, а его одежда, портфель и эксцентричная прическа намекают на академический род занятий. В его левом ухе виднеется малозаметный слуховой аппарат.

Тринадцать и семь десятых миллиардов лет тому назад, в момент Большого взрыва, в пространстве-времени возникла развилка, точка, где время шло вбок, и законы привычной нам физики еще не срослись в единое целое. Если бы Митч «Ксио» Калрус — который, насколько известно Косогорину, является величайшим злом в масштабе Вселенной и врагом всей разумной жизни — захотел сбежать из своей тюремной камеры, то мог бы просто вернуться назад во времени к точке, где они (камера и время) только появились, тем самым выскользнув из ловушки незадолго до того, как она захлопнулась. Этого допустить нельзя. И потому Андреас Косогорин берет на себя смелость перекрыть этот путь к отступлению. Вскоре время во Вселенной Алеф станет односторонним.

Самого Андреаса Косогорина об этом никто не просил. Он даже не рассказал о своих планах Михаилу Зыкову. В глубине души он уверен, что Зыков — хороший человек, посланный с высших уровней, чтобы спасти мир от саморазрушения, искупить грехи человечества и указать всем путь наверх — в лучшее место, где смерть будет лишена своего жала. Косогорин верит в факты, и к этой вере он пришел, наблюдая за неподдельной преданностью, которую Зыков питал к научному прогрессу, и в пределах Российской Федерации, и по всему миру. Это телепатия — прямой и косвенный контроль над информацией в чужом мозге.

Правда же заключается в том, что Зыков извратил его разум на таком фундаментальном уровне, что никаких явных приказов и не требовалось. В результате Зыков не несет никакой ответственности за действия Косогорина. И когда Стерегущий Бог снизойдет, чтобы покарать причастных к надвигающейся катастрофе, Зыкова в их числе не будет.

Кто-то кричит ему на задворках сознания, пытаясь пробиться в кабину пилота, держащего в руках штурвал его разума; это старый Андреас, который помнит времена до встречи с Зыковым, когда он еще поддерживал связь со своими чудесными детьми и внуками. На периферии его правого глаза возникает полицейский, который замечает на столе дюймовый платиновый кубик, скрытый от взгляда бариста за солонкой — любой, кто не провел последние девять месяцев на Марсе, моментально распознал бы в этом предмете устройство Клика. О том, кого именно уведомляет полицейский, остается только гадать, но суть его сообщения сводится к следующему: «Здесь нечего обезвреживать. И нечего разминировать. Он ушел в себя. Пытаться перемещать его или кубик слишком рискованно».

Что же касается вопроса о том, много ли жителей Манхэттена удастся эвакуировать, прежде чем воля Косогорина даст трещину, и какая часть острова (а заодно и его населения) — в случае катастрофы — будет захвачена вихрем, а затем бесцеремонно отброшена на семьсот тридцать три миллиона лет в прошлое и миллион световых лет от Земли…, в нашей истории это особого значения не имеет.

Прежде, чем спуститься на нижний этаж здания, Калрус связывается с Моксоном.

— Неостывшее тело, которое я видел на верхнем подвальном этаже, принадлежит Дэвису. Он пытался… думаю, он пытался меня убить. Так или иначе, теперь он мертв. Я его убил… и даже не понимаю, что чувствую на этот счет. Постараюсь об этом не думать, пока все не кончится. Последний, кто остался в здании — это наверняка Зыков. Скоро я доберусь до комнаты приемопередатчика. Статус: я цел, оружие заряжено. Уверенность… пять из десяти. Кавалерия ведь готова?

В правой перчатке Калруса имеется группа контактных точек. Если он, по какой бы то ни было причине, не сумеет разобраться с Улом по-быстрому, гуманно и собственными силами, ему достаточно будет просто выпустить винтовку из руки на 2.5 секунды, после чего сигнал будет передан команде из двух дюжин настоящих американских суперменов 6-го класса, которые тут же спикируют со своих точек сбора над ярусом облаков, унесут его в целости и сохранности из здания, а затем обратят это место в руины.

— Кавалерия готова, — сообщает голос Моксона в его наушнике. Сам он, понятное дело, находится в совершенно другом месте. Официально все происходящее не более, чем фикция.

Еще не успев добраться до основания лестницы, Калрус слышит обращенный к нему громкий голос Зыкова.

— Забавно, что и говорить. Ты до сих пор искренне веришь, что все это можно решить прямо в этой комнате, при помощи слова и пистолета. Однажды я тебя уже убил, Ксио.

Митч Калрус останавливается на последней ступеньке; он дрожит, несмотря на безопасность, дарованную его нематериальным состоянием. Впереди — темный, подсвеченный красными лампами, коридор, ведущий в громадный экранированный подземный зал, где установлен преонный приемопередатчик Зыкова. Голос Зыкова доносится из компьютерного блока, расположенного над фокусом параболической антенны. Устройство напоминает американский детектор, — понимает он. Возможно, что работоспособное устройство для сверхсветовой связи можно сделать всего одним или двумя способами. А может быть, американцы попросту украли конструкцию приемопередатчика. Он крадучись пробирается вперед.

— Ты существуешь в четырех измерениях, — замечает Зыков. Его голос отдается эхом. Не считая слабого гула детектора здесь, внизу, царит практически полная тишина.

— А у тебя сверхчеловеческая сила, — парирует Калрус. — Достаточно, чтобы выбить усиленную дверь с одного пинка. И выдержать попадание обычной пули. — Он поднимается к ограждению, идущему по периметру большой и глубокой параболической антенны, и направляется вдоль него к десятичасовой отметке, где располагается металлический помост, по которому можно добраться до вороньего гнезда. Оружие, которое он держит в руках, обычным, понятное дело, не назовешь.

— Всего несколько недель тому назад я и понятия не имел, кто ты такой, — говорит Зыков. — Я старался мыслить масштабно. Суперзлодейские планы в духе «поменять местами земные полюса, заслонить Солнце и погубить мир». Получи я силу лет на десять раньше, развязал бы Третью мировую войну. Потому что 100 %-ую гарантию могло дать только полное истребление человечества. Потом я выяснил, кто ты такой, и… мой план мог быть куда проще. — Обходя антенну по кругу, Калрус замечает, что в руках у Зыкова тоже есть оружие — массивный черный пистолет.

— Но кому какая разница?

Сделав несколько шагов вдоль помоста, Калрус поднимает винтовку. Он не самый лучший стрелок, но сейчас он достаточно близко, чтобы с уверенностью устранить Зыкова. Правда, есть один нюанс — если он сделает выстрел в нематериальном состоянии, пуля пробудет в четвертом измерении несколько миллисекунд, прежде чем упасть в трехмерное пространство. При такой дистанции этого достаточно, чтобы пуля прошла сквозь Зыкова, не причинив ему вреда. Чтобы гарантировать попадание, ему придется стать видимым всего на секунду, а Зыкову — стрелковые навыки которого остаются полнейшей загадкой — этого времени вполне может хватить, чтобы выстрелить в Митча.

— На случай, если ты еще не понял. Вся эта затея с Рецептом и наукой? Я систематически отрезал тебе пути к отступлению. Я загонял тебя в ловушку.

— Это не конец, я все еще жив.

В этот момент Зыков стреляет в себя из пистолета.