Почему бы им просто его не убить?
Потому что в таком случае Рождение может произойти раньше срока.
Потому что в таком случае одиннадцатая Стихия может перескочить на кого-то другого — ближайшего человека, убийцу или просто случайного человека на планете, там, где Рождение будет невозможно проконтролировать.
Потому что в таком случае поток энергии будет нарушен, и в следующем году очередной член Эшелона может родиться раньше срока, или более сильным, или же сила может поделиться между несколькими людьми, либо запустить каскадный процесс, который приведет к одномоментному заземлению всего объема энергии (каким бы он ни был) по всему миру, уничтожив целый город, континент или планету как таковую.
Потому что в таком случае мы можем потерять эту силу навсегда.
Чэн красноречиво и подробнейшим образом объяснял все это самым разным людям. Прежде, чем согласиться на помощь в поисках одиннадцатой Стихии, ему пришлось отчаянно сражаться за право получить от Моксона и нависавшей над ним цепочки вышестоящих офицеров необходимые ему гарантии. Пока что ему удавалось оставаться единственным обладателем знаний о точной процедуре и технологии, необходимых для поиска Нерожденных стихий, но он в то же время прекрасно понимает, что если завтра что-нибудь пойдет не по плану, они просто вырвут всю необходимую информацию из его компьютеров и записей, а затем — что весьма существенно — нарушат данное ему обещание самым что ни на есть ненаучным образом.
Что такое одна случайная смерть раз в год ради сохранения привычного образа жизни?
— Мы работаем над альтернативными, более этичными средствами сдерживания Стихий, — говорит Чэн. — Нам нужно, чтобы вы объяснили это Димасалангу. Мы хотим подключить его к кое-каким электронным системам, чтобы понаблюдать за его мозговыми волнами и химическими показателями на момент Рождения, и собираемся применить ряд седативных средств в надежде, что это его замедлит. Если эти меры окажутся безуспешными, и он сбежит из бункера, в котором — если, конечно, и в эту часть плана не внесли поправки без моего согласия — мы планируем удержать его на время Рождения, Восьмерка и Девятка будут сдерживать его своими силами. Одна экспериментальная точка в год — результат, далекий от идеала, но мы сделаем все, что в наших силах, и опираясь на полученные данные, надеемся, как минимум, разработать способ сдерживания будущих пробоев, пока будут продолжаться наши базовые исследования. Задача проста — объяснить Димасалангу суть эксперимента и получить его согласие. Понимаете? За подробностями вы можете обращаться к документам в вашей папке.
Джерри Кавет пролистывает бумаги.
— Придется потрудиться, чтобы все это уложить в голове.
— Понимаю, — соглашается Чэн. — У вас есть вопросы?
Кавет закрывает папку. — Когда я смогу с ним поговорить?
— Это отличный вопрос, — отвечает Чэн, многозначительно глядя на Моксона.
Моксон кивает. — Благодарю, Куан, на этом все.
— Мне тоже надо поговорить с Димасалангом, — добавляет Чэн.
— Вам разрешат провести с ним еще один, заключительный инструктаж завтра в 07:00.
— Мне нужно лично сообщить ему кое-какие факты. Этого пятиминутного инструктажа не хватит. Испорченный телефон здесь недопустим.
— На этом все.
Бросив на Моксона свирепый взгляд, Чэн встает, собирает свои бумаги и уходит.
Чэн размахивает своим пропуском перед электронным замком, который предваряет три изолирующие двери — одна тяжелее другой, — ведущие в подвал, где поставлен на консервацию американский средово-преонный детектор, направленная вверх двенадцатиметровая параболическая тарелка, подсвеченная мягким красно-синим светом.
Здесь тихо, прохладно и царит успокаивающая атмосфера — ведь рядом нет других людей и почти ничего не происходит. Поднявшись по крутой стальной лестнице, Чэн оказывается посреди гнезда управляющих систем, удерживаемого при помощи подмостков, расположенных над фокусом антенны. Он тяжело опускается в кресло, занимающее центр этой конструкции, и включает все мониторы, до которых только может дотянуться. С мрачным видом он достает сэндвич и начинает сыпать крошками на аппаратуру.
Потянув за рычаг, который откидывает кресло назад, он вслушивается в знакомое приглушенное жужжание СПД, пристально разглядывая струящуюся из него осциллограмму.
Машина не записывает каждый полученный бит; такой возможности просто нет — все носители информации на Земле были бы исчерпаны уже за несколько дней. Но это не имеет значения, потому что сообщение все время повторяется, возвращаясь к началу через каждые 60 триллионов бит. Машине остается лишь передавать очередной бит в расположенный по соседству суперкомпьютерный комплекс и проверять каждый новый цикл на предмет отличий от оригинала. Поскольку система полностью автономна, и за последние года четыре с момента обнаружения первоначального сигнала не появилось никаких новых данных, сюда уже никто не спускается.
Чэн вглядывается в мерцающую осциллограмму и думает о побеге.
Объяснение всех накопленных человечеством знаний о физике Вселенной, исходя из базовых принципов, умещается в первые 0.5 % сообщения. Далее информационная плотность текста, по-видимому, не меняется. Никто точно не знает, сколько информации содержится в послании, но беглое знакомство с текстом указывает на самые разные явления, выходящие за рамки современных познаний. В глубинных слоях послания было обнаружено великое множество упоминаний понятия «>c»; другим словами, «быстрее света». Сверхсветовые коммуникации — наподобие сигналов, принимаемых СПД. Безопасные и надежные сверхскоростные путешествия. Телепортация. Путешествие во времени. Субатомные процессы. Силовые поля. Физика сингулярностей. Межпространственные путешествия. Антигравитация. В послании встречаются отдельные фразы, которые выступают в качестве заголовков целых разделов, но в то же время кажутся совершенно бессмысленными: «суперсвет», «инфолектричество», «фотогравитация»… Где-то там есть и объяснение силы Стихий. Нужно просто его отыскать.
Пока что не удалось обнаружить ни единого намека на то, что в переводе могло бы означать «великое объединение».
Чэн вместе со своим бывшим наставником Майком Мёрфи и приятелем Джимом Аккером, а также криптоаналитиками из полудюжины американских ведомств и физиками по всему миру постепенно продвигались в расшифровке сообщения, действуя как группами, так и поодиночке. Чэн знает, что далее меняется и строение текста, и используемый в нем алфавит — скорее всего, уступая место чему-то более сложному и емкому, — но в том, что касается первого процента, его знания об Эка, простом символьном алфавите и языке, на котором составлено послание, остаются непревзойденными.
Получить доступ к тексту он мог бы и из своего кабинета, но ему проще настроиться на рабочий лад, располагая исходным потоком данных; к тому же довольно сложно нарушить покой человека, который находится так глубоко под землей.
Взяв пачку чистой бумаги для принтера, он принимается строчить точный и гипотетический перевод, а ночь тем временем близится к концу.
|[A]| = p(, |[A]|) + 1
На следующее утро Чэн просыпается от настойчивого и неутомимого писка сообщений об ошибках. Он несколько секунд смотрит на них непонимающим взглядом. Затем он понимает, что суть ошибки не так важна, ведь сейчас 08:10, и он едва, едва не проспал одно из самых знаменательных событий за всю историю науки.
Выбравшись из гнезда системы управления, он пулей несется к двери бункера; его живот так скрутило, что он едва переставляет ноги. Чэн уже опоздал на финальный инструктаж, хотя он, вполне вероятно, и был не более, чем пустым обещанием. Он едва не начинает паниковать, когда выясняется, что дверь закрыта и не реагирует на его электронный пропуск. Но потом он вспоминает. Прямо сейчас Дату Димасаланг находится в бетонном бункере в полутора милях отсюда, но существует немалая вероятность, что ему удастся сбежать. Восьмерка и Девятка находятся прямо над ним на уровне земли в ожидании прорыва, но есть — опять же немалый — шанс, что сдержать его они не смогут. Таким образом, все находящиеся на базе, заперты в безопасном месте, глубоко под землей, включая и самого Чэна.
Чэн поспешно возвращается в гнездо и убирает с экранов все показания, относящиеся к СПД, переключаясь на программу, с помощью которой его коллеги и начальство, ютящиеся в куда лучше оборудованной комнате управления где-то на территории комплекса, используют для наблюдения за процессом Рождения. После того, как он считывает с экрана несколько ключевых показателей, его пульс, наконец, успокаивается. По-видимому, все под контролем. Пусть и не под его контролем, но на сей раз он, честно говоря, сам в этом виноват. Здесь его, скорее всего, все равно бы никто не нашел, даже если бы и попытался.
Сделав один глубокий вдох, он звонит в комнату управления, одновременно придвигая к себе экран, на котором транслируется видео из камеры Димасаланга.
— Где вас черти носят? — сердито спрашивает Моксон, как раз в тот момент, когда экран Чэна нагоняет реальную действительность. И множество кусочков информации, которые незаметно срастались друг с другом в спящем мозге Чэна, наконец, решают предстать перед ним в виде целостной картины.
Чэн пристально смотрит на экран в течение одной долгой секунды.
Димасаланг, которого Чэн видит сбоку, находится в середине камеры — площадью около десяти квадратных метров. Ему 65 лет, он худощавый невысокий филиппинец с не самой оптимальной формой позвоночника. На нем минимум одежды, пара шорт и жилет, а все тело покрыто электродами. Голова запрокинута назад, глаза закрыты; он в коме. Устрашающего вида стальные кандалы фиксируют руки у него за спиной. Ноги ниже колен заключены в нечто, напоминающее гипсовые слепки — с той лишь разницей, что они сделаны из пятисантиметровой стали и сварены друг с другом. «Слепки» зафиксированы на потолке при помощи болтов.
Димасаланг свешивается с потолка вверх ногами. Снизу его освещают прикрученные к полу линейные люминесцентные лампы.
Мысли Чэна несутся вперед, но не настолько быстро, чтобы помешать ему произнести первую за сегодня фразу: «Что вы с ним сделали?»
— У нас есть письменные документы, подтверждающие его согласие, — отвечает Моксон. — В соответствии с договором, мы можем использовать любую систему сдерживания, которую сочтем необходимой, чтобы предотвратить его побег после Рождения, и не обязаны сообщать ему о конкретных способах сдерживания, если это увеличит шансы побега. Он понимал, на что соглашается, и подписал документы по собственной воле. Где вы?
Вы поручили мне ввести Кавета в курс дела после того, как сюда доставили Одиннадцатого. Димасалангу, перед тем, как привезти его на базу, ничего не объяснили. Вы доставили его сюда против воли. Чэн не говорит этого вслух. Это лишь его мысли.
На часах 08:14. Димасаланг начинает шевелиться.
— Где вы? — снова спрашивает Моксон. Сигнал на вспомогательных экранах слева и справа от Чэна начинает пропадать вслед за отключением комнаты управления от удаленных потоков данных.
Чэну приходится пустить в ход всю свою выдержку, чтобы не крикнуть в ответ. — Вы притащили его сюда, подвергли всем этим экспериментам и даже не объяснили, что именно вы с ним делаете. Все это время мы потратили на подготовку к неконтролируемой ярости, но вы всегда принимали в расчет и то, что он может сделать после этого — очнувшись в крови, в тысяче миль от дома и семьи, посреди враждебной страны, которая похитила его прямо из постели, накачала наркотиками, заковала в сталь и спрятала под землей. Когда он очнется в здравом уме.
Димасаланг, постанывая, начинает раскачиваться из стороны в сторону. На его коже возникает странное мерцание — однажды Чэну уже довелось наблюдать подобное. В Ланьчжоу ему и правда удалось заснять на цифровую камеру несколько секунд необъяснимого фейерверка, сопровождавшего Рождение Цзы-Ле Чэна, прежде чем поднять пожарную тревогу и присоединиться к давке на аварийной лестнице.
— Он в зале преонного детектора, — едва слышно говорит другой голос, обращаясь к Моксону.
— Куан, оставайтесь на месте, — приказывает Моксон. — Затем добавляет куда-то в сторону: «Попытайтесь отрезать его от средств связи…»
— Вы только что нажили себе самого сильного врага из всех возможных, — заявляет Чэн.
— Ошибаетесь.
Чэн вешает трубку.
Дату Димасаланг просыпается обезумевшим ровно в 08:20:44.03 по центральному поясному времени[7].
Ему приходится непросто, но несмотря на сопротивление металла, который в ответ визжит так громко, что звук слышен даже на уровне земли, Димасаланг освобождает свои руки и ноги от оков. Осколки взорвавшегося металла отскакивают прямо от черной стены из армированного бетона с околозвуковой скоростью. Три видеокамеры и световой колодец разлетаются вдребезги.
Его животный задний мозг сообщает, что он заперт в какой-то темной комнате, провоцирующей клаустрофобию. Он должен сбежать. Димасаланг смотрит наверх — если, конечно, понятие «верха» имеет смысл, когда тебе кажется, что гравитация уменьшилась в 2048 раз — и пробив своим телом потолок футовой толщины, вылетает из камеры на манер щуплого человека-ядра.
Все это попадает на единственную уцелевшую камеру видеонаблюдения, которая продолжает вести запись, а мониторинговое оборудование, сброшенные электроды, пыль, камни, бетон и сталь тем временем рикошетом отскакивают от стен пустой комнаты и, наконец, падают на пол.
Где-то вздрагивает сейсмограф, который принимается выцарапывать снятые показания на миллиметровой бумаге. Время от времени земля взбрыкивает, будто что-то бьется внутри нее, пытаясь найти выход.
Под землей нет ориентиров.
— Вот и все, все кончено, — сообщает в свой микрофон Джейсон Чилтон. Они с Арикой продолжают парить над бункером. — Ничего не произошло. Вообще ничего. Может быть, для вас последние шестнадцать секунд были полны событий, но для меня это были самые скучные два с половиной часа в жизни. Что за дела? Фиксаторы сработали?
— Они его убили, — отвечает голос Чэна. — Обманом вынудили нырнуть в земную кору. Одиннадцатый мертв.
— Он серьезно? — спрашивает Арика.
— Ты серьезно? А что будет в следующем году? Чэн, что мы будем делать в следующем году?
— То же самое, — отвечает Чэн, быстро кликая по полудюжине экранов и пытаясь мысленно заставить многочисленные индикаторы загрузки двигаться быстрее. Двадцать процентов. — Они думают, что смогут достичь своей цели. Для них это просто оружие. Они попытаются дождаться момента, когда очередное Рождение случится в Америке, и считают, что это лишь вопрос времени. Но ни один человек на этой базе не представляет, с чем мы имеем дело.
— Даже ты?
Чэн вздыхает.
— Джейсон, мне нужно, чтобы ты забрал меня из зала преонного детектора. Скоро они придут за мной. Через десять лет человечество Породит настолько мощное создание, что оно сможет пробить Землю насквозь. Через двадцать лет очередная Стихия сможет выдержать ядерный взрыв, стоя в его эпицентре. Единственный способ когда-либо нейтрализовать эту угрозу — полностью отрезать Стихий от их источника энергии, а эти полоумные только что загубили еще одну экспериментальную точку.
На отметке в двадцать пять процентов он слышит жужжание открывающихся защитных дверей. Слишком поздно. Чэн слышит топот сапог, хозяева которых вбегают в камеру СПД. Усилием воли он заставляет себя не смотреть вверх, попусту растрачивая время. Завершить копирование он уже не успеет. Ладно, план Б…
— Поднимите руки и отойдите от оборудования — рявкает чей-то голос.
— Они хотят, чтобы я рассказал им, как найти Двенадцатого. Но этому не бывать. Джейсон, прошу тебя…
ПУМ. Джейсон Чилтон появляется, как раскат грома. Он делает рывок вперед, останавливаясь между Чэном и небольшим отрядом охранников. — Что здесь происходит?
— Никто из нас не должен был узнать о том, что произошло на самом деле, — говорит Чэн. — Нам нужно уходить. И тебе, и мне, и Арике.
— Не могли бы вы все пройти с нами? — обращается к ним стоящий впереди солдат.
— Нет, народ, нет, — возражает Чэн. — Эти боги на моей стороне. Я им нравлюсь больше. — Подняв руку, он нажимает на кнопку, которая принудительно (и без лишних вопросов) перезаписывает тонкую прошивку СПД с помощью высоковольтного тока, выводя детектор из строя как минимум на ближайшие полтора года.
Кто-то поднимает пистолет.
ПУМ. Все охранники обезоружены и теперь сжимают обожженные пальцы.
— В Англию, — говорит Чэн, обращаясь к Джейсону в тот самый момент, когда к ним присоединяется Арика.
ПУМ.