Вкрученные лампочки явили миру убожество первого этажа с проплешинами крашеных и беленых участков. Подивившись исполнительности комендантши, на которую Мэл произвел неизгладимое впечатление, я понеслась в институт быстрее ветра. Оглянулась на крыльце, не видно ли знакомой машины, но за частой решеткой было трудно разглядеть. Вбежав в холл, забыла об обязательном воздушном поцелуе Монтеморту и ринулась к статуе святого Списуила. Свалилась на постамент, заселенный редкими студентами, и, отдышавшись, обежала глазами безлюдный холл. Мэла не видно, значит, он еще не приехал. Этак без него кончится большой перерыв, и начнется занятие. Куда же запропастился бесшабашный водитель? Неужели влип в передрягу?
Начав сопревать, я поплелась в раздевалку, чтобы сдать куртку. Раздевшись, облокотилась о стойку и, подперев подбородок руками, уставилась на стену с мозаикой из разноцветных стеклышек, на которой желто-красный королевич вел сине-зеленую русалку к трону. Не знают бедные влюбленные, что не быть им вместе, потому что они из разных миров.
Размышляя о незавидной судьбе мозаичных персонажей, я не сразу заметила, что меня кто-то приобнял. Оглянулась — рядом посмеивающийся Мэл.
— У тебя перед глазами в ладоши хлопай — не услышишь. О чем задумалась? — спросил, раздеваясь.
— Ни о чем серьезном. Как машина? Цела?
— Цела, — подтвердил Мэл, сдав куртку в раздевалку. — Отвез я твоего Олега.
— Спасибо.
— Спасибом не отделаешься, — придвинулся он и тоже облокотился, делая вид, что с интересом разглядывает мозаику, в то время как его рука поползла по ноге под юбку.
— Ой! — дернулась я, пискнув.
— Терпи, Эвочка, — хмыкнул Мэл, поглаживая.
— Я… не смогу, — опустила голову к стойке, поняв по запылавшим щекам, что опять покраснела как вареный рак.
— От тебя пахнет весной, — заметил тихо Мэл, пробираясь рукой вверх. — Жаркой, цветущей…
Хорошо, что у раздевалки никого, кроме нас не было, иначе я сгорела бы со стыда.
— Эва! — послушался громкий окрик, и Мэл отстранился. Затуманенный взор выхватил приближающегося к нам Петю Рябушкина собственной персоной.
Опять появился не вовремя, — подумалось с досадой. Похожее выражение лица наблюдалось и у Мэла.
— Здравствуйте, Егор, — поздоровался спортсмен солидно, и парни обменялись рукопожатием. — Эва, я тебя везде искал, даже заходил с утра в общежитие, но ты, наверно, была занята.
Мэл негромко фыркнул. Еще бы, коли он знал, чем я занималась полдня.
— Поздравляю с чемпионством, — снова протянул руку парню.
Петя чемпион?! — уставилась я в изумлении и словно впервые разглядела короткий чубчик и серые глаза. Постойте-ка, ведь Петя… до сих пор мой парень! Конечно, у нас сложились странные отношения: Петя стремился к победе, участвуя в соревнованиях, а я жила крыскиной жизнью, не вспоминая о нем, зато постоянно думая о другом.
— Да, — сказал скромно чемпион. — Первое место и золотая медаль. Собственно, по данному поводу и хочу поговорить с Эвой. Отойдем в сторону?
Я растерянно взглянула на непроницаемое лицо Мэла.
— Конечно, — кивнула неуверенно, и мы отошли к мозаичной стене. Мэл развернулся и, опершись локтем о стойку, наблюдал за нами, а я поглядывала на него, пока широкая спина Пети не загородила обзор.
— Эва, приглашаю тебя на прием в Доме правительства, который состоится через неделю.
Отвлекшись на Мэла, я не сразу сообразила, о чем говорит парень.
— На какой прием? — спросила, вытягивая шею в сторону стойки.
— Ежегодный.
Ежегодный прием, ага. В Доме правительства. В Доме правительства?! С трудом я вникла в смысл слов, а когда вникла, то пролепетала:
— В том самом доме, где правительство?
— Ну, да, — ответил Петя спокойно, хотя его руки нервно сжимались в кулаки.
— Не знаю, — пробормотала я невпопад, словно каждый день получала приглашения посетить какой-нибудь прием. — У меня вроде как сессия… куча дел.
— Эва, ты серьезная девушка и не дашь повода для сплетен, — сказал парень взволнованно и признался: — Не знаю, с кем бы мог пойти, поэтому прошу тебя.
— Вряд ли… — только и выдавила я, не в силах отойти от потрясения. — Наверное, не получится…
— Прошу тебя вернуть долг и пойти со мной. Прости, Эва, — сжал парень мою руку, — но мне нужно быть на приеме с дамой. Пожалуйста.
Я смотрела на ладонь, сжимавшую мое запястье, и почему-то пришло в голову, что Петиной силы хватит, чтобы вырвать руку у основания. Потому что он — чемпион. Затем до меня дошло, что парень напомнил о долге, подаренном ему в медицинском стационаре Морковки. А ведь он не хотел принимать, — вспомнилось вдруг.
— Хорошо, Петя. Я верну тебе долг.
— Отлично, — просиял спортсмен.
— Возникли проблемы? — спросил Мэл, появившись из-за Петиного плеча. Увидел мое лицо и помрачнел как грозовая туча.
— Наоборот, разрешились, — пояснил простодушный парень. — Я пригласил Эву на прием «Лица года», который состоится в следующее воскресенье в Доме правительства. Зачем рассказываю, ведь вы тоже будете присутствовать.
Немую сцену, виновником которой невольно стал Петя, нужно было видеть. Мэл, остолбенев, взирал поочередно то на меня, то на парня, а я таращилась на них обоих.
— Мне пора на занятие, — сказала механически, прервав молчание.
— Погоди, Эва, сейчас сбегаю за пригласительным, — предупредил Петя.
— Хорошо, — кивнула и проводила взглядом убегающего парня, а потом обернулась к Мэлу.
Мы стояли, разделенные официальным метром, как малознакомые люди или как однокурсники, и он не делал попыток подойти и обнять.
— Значит, ты не сказала ему о нас, — констатировал ровным голосом.
— Когда мне было успеть? — пожала я плечами, расстроенная свалившимся нежданно-негаданно счастьем.
— Откажись от приема, — велел Мэл с хмурым видом. — Не ходи с ним.
— Он же потребовал вернуть долг!
— Ну и что? Откажись.
Здрасте, приехали. Долг — это святое. Оказаться от его уплаты означает встать на путь деградации личности и сумасшествия. Как правило, попытки уклониться от возврата долговых обязательств заканчивались психиатрической лечебницей. Неужели Мэл пренебрег бы моим психическим здоровьем из-за непонятного эгоизма?
— Петя спас мне жизнь, — заявила, разозлившись. — Если б не он, я не стояла бы здесь.
— Да, — сказал Мэл, — не стояла бы, и ничего не было. Черт! — взъерошил волосы.
Совершенно не поняла, что он хотел сказать. Сожалел о том, что погибни я под люстрой, мы не стали близки, или наоборот, сожалел о том, что благодаря моему спасению судьба свела нас вместе?
Внезапно на ум пришли Петины слова.
— Ты тоже собирался на прием, ведь так?
— Собирался, — отвел Мэл глаза в сторону. — Потому что надо.
— Тебе много чего надо, — вспылила я. — И когда рассчитывал сказать? Примерно так же, как сообщил о сегодняшнем ужине, ненавязчиво, между делом?
— Эва, о приеме только сейчас зашла речь, я не успел и рта открыть.
— Ну, и прекрасно! Топай на свои приемы и фуршеты и развлекайся до утра, а мне нужно готовиться к экзамену.
Вскинув сумку, я побежала на занятие, забыв о Пете и о пригласительном билете, но у северного коридора столкнулась со спешащим навстречу парнем.
— Вот. Начало в восемнадцать ноль-ноль, — протянул он золотую карточку. — Я заеду за тобой. Но мы еще увидимся на неделе и обговорим заранее.
— Непременно, — краем глаза я заметила, как Мэл схватил куртку и, надевая на ходу, стремительно направился к выходу.
Дополнительное занятие по символистике прошло мимо меня. Я даже не разглядела толком, какого цвета жилетка у Альрика, потому что уставилась невидящим взором в тетрадку, заново переживая ворох событий, преподнесенных длиннющим днем, которому, казалось, не будет конца и края: утро с Мэлом, знакомство с его сестрой, задержание соглядатаями и на десерт Петино приглашение — с ума сойти! — на прием в Дом правительства.
Вынув из сумки золоченую блестящую карточку с витиеватыми вензелями, положила перед собой. С одной стороны приглашения значилось «Лица года. 18 Января. Начало в 18.00», а сбоку шла гравировка тонкой нитью в виде изящной женской головки и мужского профиля за ней. С обратной стороны билета имелась аналогичная гравировка, изображавшая Дом правительства с колоннами и порталом. Роскошная изысканная вещица. Цена размолвки с Мэлом.
Наверное, я зря высказала ему недовольство. Действительно, не подоспел нужный момент, чтобы Мэл предупредил о предстоящем приеме. К тому же, наверняка он регулярно посещал подобные мероприятия, не делая из них слона, в отличие от меня.
Перед занятием Петя показал фокус. Если зажать пригласительный билет между ладонями, то кожу начинает пощипывать, словно по ней ударяют полчища пузырьков шампанского, а руки потом долго пахнут игристым напитком и шоколадом.
Я снова взглянула на вязь гравировки. В Доме правительства работает мой отец, и без сомнений он появится с мачехой на приеме. Чтобы избежать встречи с папенькой и его супругой, придется прятаться по углам и за шторами, притворяясь тенью.
И все же в голове пока не укладывалось, как это будет выглядеть — я под ручку с Петей на ступенях самого главного здания в стране.
Вернувшись в швабровку, опустилась без сил на кровать. Вроде бы мешки не таскала, вагоны не разгружала, а устала как древняя старушка. Может, выпить еще стакан сиропа и браться за учебу?
За стенкой что-то упало, заставив насторожиться, вскочить и приложить ухо к стене. Точно, кто-то передвигал мебель по комнате и приглушенно ругался. Этим кем-то оказалась Аффа, которую я едва не сбила, ворвавшись к соседкам.
— Как ты меня напугала, — сказала она, заикаясь.
— А уж как ты меня напугала, — возвела я глаза к потолку, и мы рассмеялись. — Зачем шкаф ворочаешь?
— Перо закатилось, даже traheri не помогает. Приклеилось оно, что ли?
— Как съездила?
— Отвратно, — скривилась девушка. — Больше туда ни ногой, хоть калачами заманивай — не поеду. Представляешь, тетка заявила, что заплатит, когда напечатают мемуары. Будто бы отдаст денежки с вырученного гонорара. А разве их издадут? Там в каждой строчке бред сумасшедшей старухи. Жалко, что поверила в её честность и не спросила сразу. Представляешь, мучаюсь, записываю, а она говорит: «Ася, можешь возвращаться домой, как понадобишься, кликну». Я разве похожа на Сивку-бурку, чтобы прискакивать по первому свисту? Нетушки. Доброго сердца надолго не хватит, если бегать, запыхавшись. Смейся, смейся, Эвка, сама-то не лучше. Еще проще, чем я, а уж мне сама интуиция велела держать нос по ветру. Надо же так обмануться!
Утерев выступившие от смеха слезы, я поинтересовалась:
— А где Лизбэт? Хотелось побеседовать с ней по душам.
— Зачем? — удивилась соседка. — Лизбэт появится перед экзаменом, потому что уехала к родителям. Они живут в пригороде.
— Ёлки зеленые! — не сдержавшись, ругнулась я совсем не по-светски.
Пришлось рассказать историю с замком, умолчав о том, что перерыв между осознанием его испорченности и заменой на новый механизм составил больше полусуток, и что ночь, вернее, утро прошло в распутстве.
— Не может быть, чтобы Лизбэт пошла на низость. Не верю, — покачала головой Аффа.
— Поэтому хочу взглянуть в её честные глаза.
— Не понимаю мотива, — продолжала размышлять девушка. — Я могла бы подумать, что она злится из-за Альрика, но в последнее время у Лизбэт хорошее настроение, и она пару раз упоминала, что в отношениях с кое-кем наметился прорыв.
Оппа! — интересно, как этот прорыв выглядел. Наверное, в виде совместного разглядывания пиков через разноцветные стеклышки.
— Это определенно не Лизбэт, — сказала соседка. — Не вижу логики в поступке.
Кстати, о непонятностях логики, в частности мужской. Усевшись на кровать, застеленную голубым покрывалом, я начала подлизываться голоском хитрой лисоньки:
— Афочка, ты все знаешь…
— Не все, но знаю, — подтвердила она.
— Просвети, какими подробностями из жизни можно делиться с парнем?
— С каким таким парнем? — спросила с подозрением девушка, усевшись на противоположной кровати.
— Вот, например, как у тебя обстоят дела с Костиком? Рассказываешь ему всё, что с тобой случилось или случается?
— Эвка, у тебя кто-то завелся?
— Заводятся вши, — обиделась я, — а мне нужно знать, чтобы не попасть впросак.
— С твоей наивностью как не крути, а постоянно будешь в него попадать, — вздохнула Аффа. — Прежде всего, запомни: никогда не изливай душу перед парнем. Их, парней, как собак нерезаных. Если с каждым делиться сокровенным, будет больнее при расставании.
Согласно логике соседки, долговременные отношения с Мэлом мне не светили.
— А как у вас с Костиком? Он тоже как собака нерезаная?
— Ну-у, — девушка накрутила локон на палец, — он милый, симпатичный, с ним весело, и целуется неплохо, но у него недостатков выше крыши, и они доводят меня до белого каления.
— Неужели? Вроде бы приятный молодой человек.
— Приятный, как же, — усмехнулась Аффа с видом мегеры. — Заглядывается на любую короткую юбку, постоянно руки потные, а когда смеется, подхрюкивает вот так, — показала она, вызвав у меня неудержимый смех. — Вот видишь!
Я попыталась припомнить хотя бы один недостаток Мэла, который доводил меня до белого каления, и кроме непонимания ничего не приходило в голову, да и то не сказала бы, что разногласия распаляли меня как плиту в пищеблоке.
— Тогда почему встречаешься с ним, если противно?
— Я не говорила, что противно, — пояснила девушка. — С ним легко и весело, но он не мой идеал, поэтому я в постоянном поиске, разве не заметно?
— Заметно.
— А почему настырно допытываешься?
— Вдруг у меня тоже завяжется что-нибудь? — пояснила я туманно.
— С кем же? — полюбопытствовала она снисходительно.
— С Петей, например.
— Ой, насмешила, — развеселилась Аффа. — С ним у тебя ничего и никогда не завяжется. Сердечные дела — как мгновенный укол, который вводит вирус влюбленности, а в итоге либо ампутация, либо гниющие раны. Другого не дано.
— Причем здесь раны? — спросила я испуганно.
— Это образно, когда придется расставаться с парнем. Так что там с Петей? — спросила нетерпеливо соседка.
— Пока ничего. — Сбегав в швабровку, я принесла билет. — Смотри.
Аффа разглядывала его, а потом вскочила, завизжав, и давай прыгать вокруг меня.
— Эвка! — закричала. — Ты ничего не поняла?
— Нет, конечно, — скопировала я рассудительность Пети и ткнула пальцем в направлении билета, с которым скакала девушка. — Меня пригласили сюда.
Аффа, пропрыгавшись, упала рядом на кровать, но не удержалась и затормошила меня:
— Понимаешь, куда тебя позвали?
— В Дом… который правительства, — ответила я сдержанно, не спеша заражаться радостью.
— Волшебно! Потрясающе! Это же один шанс из миллиона! Эвка, ты настоящий счастливчик! — затараторила девушка. — Точно, тогда «Инновация» и сейчас «Лица года»!
— Что-то не испытываю особого счастья, — пробурчала я. — Давай уже, объясняй.
— На другой планете, что ли, живешь? — воскликнула экспрессивно перевозбужденная Аффа. — Совсем оторвалась от жизни. «Лица года» — ежегодный прием, устраиваемый правительством. Там собираются сливки общества. Самые из самых: лучшие, красивые, популярные, богатые, знаменитые, успешные!
— И? — влезла я в восторженный монолог, внутренне холодея.
— Обычно около четырех тысяч избранных. Их фотографируют, берут интервью, снимают, каждому пожимает руку премьер-министр, а потом целый год звезд обсуждают в газетах, журналах, по телевизору. Издаются специальные каталоги, посвященные «Лицам года». Звезд разбирают по косточкам и обсасывают, оценивая костюмы, прически и стиль, — заливалась соловьем Аффа, не замечая, что я помертвела от ужаса. — Не угодишь акулам моды, и твою тушку прополощут в тазике да еще внесут в рейтинг «Пугало года».
— Мамочки, — прошептала я еле слышно. Еще секунда, и сползу в обмороке под кровать.
— Погоди-ка, — бросилась девушка к тумбочке, — у Лизбэт есть закладка в книге. Только не говори ей, что мы лазили без спроса.
Ни-ни, — заверила я с шальными глазами. Сказанное соседкой не укладывалось в голове. Не желало укладываться: ни стопками, ни штабелями, ни навалом, ни россыпью. Никак.
Аффа дала небольшую глянцевую вырезку. На цветной фотографии шел по зеленой ковровой дорожке Альрик собственной персоной в сногсшибательном смокинге, и его придерживала под ручку женщина нереальной красоты в сияющем блестками платье с таким глубоким вырезом, что казалось, через секунду из него вывалится все, что можно. Хотя вываливаться было нечему — поджарая дива смотрелась плоско как доска.
Статья под фото гласила, что профессор Вулфу номинировался на «Лица года» двухлетней давности как ученый, доказавший недоказанную никем теорему о том, что пространство теоретически можно ужать до нуля, и получивший за доказательство грант на исследования в области материальной висорики.
Женщина, придерживающая Альрика под локоток, оказалась скандальной писательницей женских романов, изобилующих откровенными эротическими сценами. Сама по себе блистательная дива с фотографии ничего сенсационного не представляла и являлась дополнением к профессору Вулфу, примерно так же, как я буду являться дополнением к Пете. Зато описание внешних и прочих данных спутницы Альрика занимало аж три абзаца: дескать, она и стройна, и подтянута, и видно, что ездила по курортам (журналюги разглядели под лупой естественный загар, а не приобретенный в солярии), и грудь у нее первого размера, а вис-улучшенное нижнее белье от эксклюзивной торговой марки, и что спутница Альрика выше его на два и семь десятых сантиметра (господи, а это как высчитали и зачем?), и что на мизинчике у нее колечко с брильянтом в одиннадцать карат (чей подарок? — многозначительно вопрошал автор статьи), и что на прическу ушло пять флаконов сверхстойкого лака с мерцающими блестками, и сколько гражданских и прочих мужей сменила дива, и еще много чего написано, но у меня глаза притомились бегать по мелким строчкам.
Об Альрике написали поменьше, но тоже сообщили, захлебываясь слюной: мол, мужчина как мороженко и успевает совмещать научную деятельность с личной жизнью Казановы, а ниже в качестве примера растянулось на целый абзац перечисление известных дам, замеченных в обществе профессора.
Начитавшись, я отвалилась назад с опустошенным взором и с не менее пустой головой. Аффа бережно выудила из моих пальцев вырезку и вложила в книжку, которую почитывала Лизбэт, одновременно разглядывая свою мечту в смокинге с повисшей на локте светской дивой. Внезапно мне стало жаль девушку. Сколько нужно терпения и выдержки, видя, как твой идеал без зазрения совести тащит по ковровой дорожке какую-то блестящую воблу, а не тебя. Профессор не заслужил преданности Лизы! — пришла в голову революционная мысль.
Плевать на Альрика и Лизу, — откликнулось уныло внутреннее «я». Через неделю мне придет конец на зеленой дорожке.
— За какие заслуги получил приглашение твой Петя? — спросила Аффа.
— Он спортсмен. Чемпион, — простонала я с отчаянием.
— Значит, кроме передач, о нем напишут в спортивных разделах и колонках газет и в специальных спортивных журналах.
Всё, умираю.
— По-моему, наша библиотека выписывает свежую прессу. Можешь почитать об ажиотаже вокруг «Лиц года». Народ делает ставки, кто и с кем появится на приеме, кто и во что будет одет, и кого потом обгадят, а кого вознесут.
Уже умерла.
— Эвка, ты придумала, в чем пойдешь?
— В чем пойду? — переспросила я тупо.
— Конечно. Не будет же премьер-министр целовать тебе ручку, а тебя сфотают в твоей вечной юбке. И прическу надо сделать, и макияж. У-ух! — взвизгнула от полноты ощущений Аффа.
— И сколько стоит поцелуй премьер-министра? — промямлила я ошеломленно.
— Точно не скажу, — задумалась Аффа. — Не меньше пяти штукарей по самым скромным прикидкам.
— Штукарей?
— Пяти тысяч, — пояснила девушка для простачков, не видевших банкнот свыше пятидесяти висоров.
Батюшки! — завыло внутреннее «я», выдирая клоки волос. Меня будут фотографировать на зеленой дорожке в юбке и в свитере под цвет дорожки.
— Твой папаня, наверное, сойдет с ума от радости. Похвалит и скажет: «Непутевая дочка, а попала в высшее общество без моей помощи», — поделилась Аффа.
Точно, папа жуть как обрадуется. Так и вижу его счастливое лицо, парализованное неожиданной новостью.
— Получается, мне нечего одеть, — проворочала я одеревеневшим языком.
— А ты попроси денег у отца, он не откажет. Это такая честь! На приеме будет сам премьер-министр.
Премьер-министр, четыре тысячи избранных и среди них Мэл, который наверняка появится не один, — вдруг пришло в голову. И я в своей вечной юбке опозорю Петю на всю страну.
Встав, я как робот двинулась в швабровку.
— Эва, ты куда? — крикнула вслед соседка.
— За деньгами.
Занавес.